На распутье

Распутье. Вышли на опушку.
Идти к реке иль вдоль тропы?
Сомат свой дротик как игрушку
Подкинул на руке: "дары судьбы".
Амерд (Ему) кивнул на чащу —
Повел носом, выдохнул.
Земля текла в тумане утреннем как сок...
С губ Майры, что голодной немощью
Вгрызалась в оленину. Сомат взмахнул
Рукой свободной от оружия, чуток
Еще лишь выждал и дал знак идти.
Тропа звериная... им с ней ли по пути.
Пойми же этот лес и вот туман еще...
И сны о сытом стойбище и плясках
Возле костра дымящего от жира сока.
А голод впился в недра жизней их клещем.
И их победа в том, что им не ведом страх.
А так же им не ведомы истории века.
Вот лишь тропа; и голод тащит вглубь
Одной единственной как будто мысли,
Что вместе с рыком изрыгает зуб
Зверь ополошенный как чадо в ясли.
Прижатый до земли коленом мощно,
Разбитый во нутрях дубиной-ветром,
Которая вгрызается так точно,
Что будто сплошь накрыло землю небом.

Опушка им молчала о добыче.
И об опасности молчала также молча.
Охотники млады и опытны. Да, очень.
И вот Сомат Амерду знаком тычет...

Везенье кончилось.
Их сны о разном — пусть туман поглотит.
Из камня саблезубый тигр вышел. Кость
Времени вогнав в их чувство плоти.

Надтреснутое небо им сказало,
Что племена живут добычей разной,
Туманом будто небо им упало,
Стелясь к ногам, что силы спазмом
Твердели и прочнее в землю вжали
Подошвами их чувство мнимой дали,
В тумане этом что от глаз сокрылась.
Охотники друг к другу ближе стали;
Они разделят тяжесть ветхой доли.
Которая им тигром тем казалась.
И обретая поступь мощной воли,
Шаг сделал к хищнику Амерд, сжимая
Дубину ладную рукою крепкой.
Животное пригнулось, в смерть играя,
Да исподлобья въелось тенью цепкой
Сверлящего нутро голодно взгляда.
Шерсть вздыбилась; клыки скользнули
По пасти жадной, обнажая рядом
Заточенные зубы, глаза блеснули,
А лапа правая пошла вперед... решая
В молчаньи этом мощном, что пора.
Сомат, смерть тяжко презирая,
Упал на тушу зверя как гора,
Что обрушается водою водопада.

Амерд взмахнул дубиной; выдохнул.
Зверь, скупо рокотом обдав их, прыгнул.


Таща из чрева дротик, Сомат сопел.
— Залыбная зубаста, кровь чужая в ней.
Амерд на руку порванную посмотрел:
Зверь полоснул когтем, руке теплей
От жизни вытекающей немного стало.
Дубина скользко в пальцах заскрипела.
— Я даже не ударил, дротик твой великий.
Тут у Сомата в горле песней заиграло
Рычание зубасты, что свой страх терпела:
Охотник так смеялся, он, безликий
Пред сим утопленным во тени лесом.
Амерд зажал где рана, осклабил рот.
Им надо идти дальше под навесом
Звезд молчащих тишине. Туман
Сойдет уж скоро — ночь близка и ждет
Охотников с своим прохладным покрывалом.
Рука прошлась по шее: не до ран.
Оставив красные следы под волосами.
Другой рукой дубину взяв, капкан
Души поставив мысленно на зверя,
Мужчина двинул медленно губами:
— Идем. Там за рекой ждет нас заря.
Сомат взял тушу нетерпеливыми руками,
Повернул, откинул лапы. Самка.
— Найдем детенышей. Возьмем. Не зря.
Амерда же терзала иная думка.
О том, что стойбище без мяса, уныло говоря.

Туман сошел почти. Лес был берлогой
Таящегося от шагов их зверя...
Они пошли опять звериною тропой.
Во благо сырой плоти чутко веря.