Моё сокровище! главы 3, 4

   
     -----Глава 3.----      

     С неохотой Настя открыла глаза, и первым на что наткнулся её окутанный дымкой взгляд, была большая скомканная тряпка, валявшаяся на полу.
     Стоп! Это не тряпка! Это… – она постаралась приглядеться. – Это же плед! – Настя бросила взгляд на соседнюю кровать, на которой спал Гриша. Его плед был по-прежнему замотан вокруг его пояса. – Значит…- от собственной догадки Настя пришла в неописуемый ужас. Это был её плед! Видимо во сне ей стало так нестерпимо жарко, что она сбросила его с себя, а значит…. Значит, на кровати она лежит совсем голая.
 
     - Мамочка! - вскрикнула она и, подскочив с кровати со всей дури саданулась спиной о бревёнчатую стену. Плохо обтёсанные сучки, которые она уже имела честь пересчитать (правда, тогда её спину защищал плед), на сей раз, впились в распаренную кожу как тонкие иголки.   
     - Не шуми, ты его разбудишь! – приглушённо сказала Адэлина. Она сидела за столом спиной к ним и, перебирая высушенные травы, раскладывала их на кучки.   
     - А он давно уснул?
     - Он уснул до того как ты стянула с себя покрывало. – успокоила её Адэлина.
     - Слава Богу! – звучно выдохнула Настя и отлипла от стены.

     Подобрав с пола плед, она закуталась в него и осторожно на цыпочках подошла к столу, усыпанному сухими травами.
     - Садись! – велела ей Адэлина, указав рукой на лавку. - Спрашивай, что хотела спросить!
     - Гриша говорил, что вы колдунья! – произнесла Настя, внимательно всматриваясь в лицо пожилой женщины - Погадайте мне, пожалуйста! Мне очень надо узнать ответ на один вопрос.
     - Гришка, тебе глупость сказал. Я не колдунья. Всё моё волшебство вот! – и она кивнула на стол, заваленный травами – В них! Я знахарка!
     - А про проклятие он тоже придумал?
     Тонкие губы Адэлины передёрнула усмешка:
     - Вот болтун! Нет, деточка, про проклятие - это истинная правда! Проклято наше поле! – она скосила на Настю взгляд и произнесла заговорщицким тоном - Ежели желаешь - расскажу! История это давняя. ...
 
     В ту пору на месте М*-ки стояла огромная усадьба, а владела ею богатая помещица. Лютая она была аж жуть! Чуть что не по её тут же за порог гнала или бить плетьми велела. Жила при ней молодая цыганка по имени Рада развлекала она барыню гаданиями да предсказаниями. И всё что та цыганка пророчила, всегда сбывалось. Был у старой княгини племянник – Павлуша. Пустой человечишка! Кутила, игрок, да бабник. К тётке он наведывался редко только когда проигрывался в пух и прах. И вот в один из таких приездов увидал он Раду - красивую, гордую. И решил, во что бы то ни стало её заполучить. Как только Павлуша её не обхаживал и деньгами сманивал и даже жениться обещал, но всё впустую. И вот дойдя до отчаянья, молодой князь совершил страшное... – тут Адэлина прервала свой рассказ, так как среди трав, которые она перебирала, попался сорняк и она, пробормотав - А этот как здесь очутился? – сбросила его со стола на пол.
 
     - Что он сделал? – в нетерпении спросила Настя.            
     - А что мужик делает, когда не может с желанной бабой поладить? – задала наводящий вопрос пожилая знахарка и сама на него ответила - Он её снасильничал! 
     - Боже! – содрогнулась Настя, и её лицо преисполнилось сочувствием - И что же было дальше?   
     - Об том злодеянии узнала старая княгиня. – продолжила своё повествование Адэлина - Но за Раду не вступилась. Кто ей та цыганка?! А Павлуша хоть и подлец, зато родная кровь. Обвинила она Раду в колдовстве, мол, та опоила Павлушу, чтобы к себе приворожить и прогнала её. А следующей ночью разразилась жуткая гроза…
 
     Ветер бушевал такой силищи, что аж деревья с корнем вырывало. Всех в усадьбе  разбудил дикий вопль Павлуши. Ему в кошмарном сне привиделось, будто бы его любимый конь, мечется по полю. Но это не было сном. И когда все выбежали из дому то увидали, что конь взаправду выбрался из запертой конюшни и напуганный грозой мечется по полю. Павлуша бросился к нему и в этот миг все увидали Раду. Она стояла посреди поля, в свете грозовых раскатов. Её чёрные волосы развивались на ветру, а зелёные глаза горели дьявольским огнём. Зрелище было жуткое! Слуги, глядя на нее, стали неистово креститься. А Рада вскинула руку, указав пальцем на Павла и громко, так что небеса и земля содрогнулись, прокричала: «Убей!» В ту же секунду молния прорезала небо и ударила прямиком в молодого князя.
 
     - Вот с тех пор, - тяжело вздохнула Адэлина - та молния как голодный зверь рыщет по нашему полю в поисках жертвы. Многих мужиков она сгубила. И спасу от неё нет! Да ты и сама сегодня, небось, видала. Когда со двора шла солнышко светило, а как Гришка на поле ступил, тучки мигом набежали. Это всё из-за проклятия. По нашему полю без страха могут только женщины ходить. Их молния не тронет.
     - Жуть! – поёжилась Настя - А я-то думала тут у вас тишь да гладь да Божья благодать!
     Губы Адэлины опять передёрнула лукавая усмешка:
     - Понравилось тебе у нас?
     Настя кивнула:
     - Честно говоря, я, когда сюда ехала, думала, что тут царит разруха, а здесь просто рай земной!
     - Так этот рай-то рукотворный! Всё ж от людей зависит. Ежели не пить, а работать с утра, до ночи спины не разгибая, то и благодать вокруг тебя наступит. 
     - А что у вас здесь совсем никто не пьёт? – не поверила Настя.
     - Почему же? Пьют. Но в меру. Вусмерть пить, как в других деревнях поле наше не позволяет.
     Настя посмотрела на неё с недоумением и Адэлина пояснила:
     - Наши мужики боятся, что жёны их в пьяном беспамятстве на поле отволокут. Ну а уж  молнии-то долго ждать не придётся. Вот этот страх местных мужиков в узде и держит. – пожилая знахарка горько усмехнулась – Одно время дурни городские даже деньги с пришлых брали чтобы наше поле показать. Ну а с тех пор как добрые люди дорогу перекопали охочих смерти в глаза заглянуть, поубавилось.
     - А кто перекопал?
     - Да такие же дурни и перекопали. Сокровища княжеские всё ищут.
     - Ах, да! – припомнила Настя. – Ольга Ивановна говорила, что у вас здесь был клад закопан.
     - Почему «был»? – Адэлина опять перевела на Настю лукавый взгляд - Он и сейчас здесь. Сколько охочих его сыскать не было, все с пустыми руками уезжали. Не даются никому княжеские сокровища. Всю округу вдоль и поперёк перекопали, ничегошеньки не нашли.   
     - Да не найдут эти сокровища никогда! – усмехнулся Гриша.
     Услышав его голос, Настя испуганно вскрикнула и едва не свалилась с лавки.
 
     О Боже! – она почувствовала, как её щёки становятся пунцовыми от стыда – Он, что же всё это время притворялся спящим? А раз так, то значит, он видел её… голой! Боже! Какой стыд! - Настя попыталась подтянуть повыше до самых ключиц повязанный на груди плед.   
     Это движение вызвало на губах Гриши усмешку. Ещё минуту назад, когда Настя не подозревала о том, что он проснулся и наблюдает за ней, она вела себя так естественно, раскованно. А сейчас снова начала съёживаться, точно боясь, что он ненароком разглядит то, что она с таким усердием прятала под этим дурацким пледом.   
     - Он видел? – беззвучно одними губами спросила Настя, устремляя на Адэлину взгляд полный тревоги.   
     Пожилая знахарка мягко улыбнулась и, отрицательно покачав головой, обратилась к Грише, желая отвлечь его от разглядывания Настиных форм:
     - То, что ты, Гришенька, те сокровища не сыскал, ещё не означает, что никто другой их не сыщет.
     - Нет! – продолжал упорствовать Гриша – Вот как раз именно это, оно и означает. Если я их не нашёл, то это никому не под силу.
 
     Адэлина усмехнулась, и внимательно посмотрев на Настю так будто слова, которые она собиралась произнести, адресовались ей, сказала:
     - Ой, Гришенька, не позавидую я дивчине, на которой ты свой выбор остановишь. Взвоет она от твоего характера, света божьего невзвидит.
     - И это ты мне будешь говорить про характер?! – усмехнулся он – Да если б не твой характер те сокровища давно бы уже нашли. Ты ж одна знаешь, где они припрятаны. (Адэлина сдержанно улыбнулась и кивнула в знак согласья) Вот видишь! Ни себе, ни людям!
     - Так вы знаете, где спрятаны сокровища?! – опешила Настя.
     Пожилая знахарка утвердительно кивнула.
     Ничего себе! – мысленно поразилась её легкомысленной откровенностью Настя и свой следующий вопрос задала не просто шёпотом, а, перегнувшись через стол, и поставив ладонь так, чтобы Гриша не смог догадаться по её мимике и движению губ, о чём она говорит:
     - И вы не боитесь об этом вот так запросто говорить?! 
     - А чего мне бояться? Про то окромя Гришки теперь только ты знаешь.
     - И что же Гриша не пытался выяснить у вас, где эти сокровища находятся?
     - Ну отчего же?! – лукаво улыбнулась Адэлина, и её взгляд на секунду задержался поверх Настиной головы. – Пытался!
     Сама Настя этого не заметила. Более того, она настолько увлеклась конспирацией, что не заметила, как Гриша встал с кровати и подошёл к столу.
     Он с минуту полюбовался на её выгнутую спинку а, в особенности на ту её (нижнюю) часть, обтянутую пледом, которая сейчас была приподнята с лавки и будоражила его кровь своими округлыми формами.

     - А как он пытался это выяснить? – спросила Настя.
     - Настойчиво, но безрезультатно! – внезапно раздался ответ у самого её уха, причём озвучил его сам Гриша.
     От неожиданности Настя вздрогнула и, инстинктивно распрямившись, прижалась спиной к его обнажённой груди.
     В одно мгновение её щеки окрасились в пунцовый цвет смущения, сердце забилось со скоростью отбойного молотка, а глаза приобрели виноватое выражение, словно она совершила какое-то ужасающее преступление. Сама не зная зачем, она повернула голову, и её нос едва не коснулся его носа.
     Ой, мамочка! – мысленно взвизгнула Настя и тут же почувствовала, как её сердце замерло, словно в ожидание чего-то... Чего собственно ждало её глупое сердце, она не знала, но ждало оно долго, как показалось Насте целую вечность. По крайней мере, именно эту вечность она тонула в глубинах двух искрящихся необычайным сапфировым блеском океанов.

     Разумеется, ни о какой вечности не могло идти и речи. Продолжался этот зрительный контакт не более минуты. Но Грише хватило и тех первых нескольких секунд, когда её перепуганные и как ему показалось, огромные серые глаза уставились на него. Такого дикого возбуждения он ещё никогда не испытывал. На мгновение у него даже перехватило дыхание, а когда оно, наконец, вернулось, то стало более глубоким и каким-то прерывистым, точно замирающим. От неожиданно накрывшей его с головой волны вожделения его глаза потемнели, цвет их стал ещё более насыщенным и глубоким.
     За долю секунды он представил, как срывает с Насти это идиотское покрывало, опрокидывает её на стол, подавляет её сопротивление и.… Эх, если бы здесь не было Адэлины, он бы точно так и поступил.

     Словно почуяв его мысли, пожилая знахарка строго протянула:
     - Гри-ша! – и постучала указательным пальцем по краю стола.
     Первым его побуждением было рявкнуть: «Не лезь ни в своё дело!», но уже в следующую секунду он мысленно поблагодарил Адэлину за то, что смогла вырвать его сознание из опасного плена порочных мыслей.
     - Кажется дождь заканчивается. – заметила Адэлина - Вас до деревни-то довести?
     Та скорость, а главное синхронность, с которой Гриша и Настя выпалили: «Да!» вызвала на её губах лукавую усмешку.   


     *****

     На протяжении всего пути они не обменялись ни единым словом, ни единым взглядом.  Насте мешало смущение за какую-то (как она думала) неправильную реакцию на его случайное прикосновение, Грише - стыд от воспоминаний о том, что он хотел да и хочет до сих пор с ней сделать.
     Адэлина шла впереди и тоже ничего не говорила. Но если оба её спутника были на сто процентов погружены в свои собственные мысли, то Адэлина как раз на свои размышления предпочитала не отвлекаться. Её гораздо больше занимало то смятение чувств, которое царило за её спиной.

     Лес начал редеть, очертания поля и пригорка в вечернем сумраке стали всё отчётливее.  Адэлина замедлила свою поступь, всё медленнее и медленнее, пока не остановилась вовсе.
     - Дальше мне хода нет. - произнесла она обернувшись к идущим следом за ней -  Простимся здесь.
     - Как?!! – испугалась Настя – А вы разве не пойдёте в деревню? Вы же обещали проводить нас.
     Услышав эти слова, да ещё произнесённые с такой дрожью Гриша разозлился ещё больше. Но если всю дорогу от дома Адэлины он злился на себя, то сейчас он разозлился на Настю.
     - Я пойду вперёд. – бросил он мрачно и быстро зашагал через поле. – Так! Всё! Надо брать себя в руки! – говорил он себе мысленно – Нет ничего страшного в том чего я хотел! Главное что ничего не сделал! Хотя…! Если б не Адэлина…! Чё-ёрт! – простонало его сознание. Ну, вот и какого лешего он об этом вспомнил? Ведь почти уже успокоился. – Так! Ладно! Сейчас главное как можно быстрее добраться до дома. Там мама получше ушата с ледяной водой в чувства приведёт! 
     Но тут его словно под дых ударило. Он вспомнил, что обещал Насте отвести её к дому Никифоровны.
     Всё! Финиш! Там самые, что ни на есть располагающие условия: тишина, темнота и какая никакая кровать под боком. Хотя нет! Всю мебель после похорон вроде бы соседи растащили. Чёрт! Да какая разница есть там кровать, нет там кровати?! Главное что там будет она со своими огромными перепуганными глазищами. Нет, нет, нет! Идти с ней сейчас нельзя. Вначале надо снять напряжение. Нюрка или Танька? Лучше Нюрка до Танькиного дома идти дальше. 
     Подойдя к калитке, Гриша, не оборачиваясь, бросил Насте:
     - Иди в дом! – и направился вверх по улице.
     Увидев в окошко, что сын опять куда-то направился, Ольга Ивановна выскочила на крыльцо и встревожено прокричала:
     - Ты куда?
     - Воздухом подышать. – отмахнулся он.
     - Ну да! – обречённо вздохнула Ольга Ивановна – За весь день-то не надышался.


     ****

     Перемахнув через невысокий забор соседского дома, Гриша осторожно прошмыгнул мимо настежь раскрытого окна, из которого доносился  весьма эмоциональный разговор Нюркиных родителей.
     - Ей двадцать пять лет скоро стукнет, - орал отец – А ума с гулькин нос. Ни работать не хочет, ни замуж идти.
     - Ишь чего захотел, - ехидно усмехнулась мать – Замуж! Какой «замуж», когда у ней Гришка-кобель под боком?
     - Не хочет замуж, пусть в город едет, работу ищет! – никак не унимался отец – Мы её до старости на своём горбу тянуть не сможем.
     - Работать! В город! Да куда она отсюда уедет, если этот кобелище здесь ошивается?!
 
     Окошко в Нюркиной комнате было закрыто и даже занавешено, но свет ещё горел. Должно быть, готовилась ко сну.
     Гриша тихонько постучал костяшкой пальца в стекло.
     Спустя минуту шторки отдёрнулись, окно отворилось, и через подоконник перегнулась Нюра.
     - Ух, ты! – усмехнулась она – Какие люди! Что так поздно? Или твоя московская фифа только-только с тебя слезла? Смотри, как бы она тебя совсем не укатала.
     - Нюра, откуда в такой хорошенькой головке такие порочные мысли?!!
     - Знаю, знаю какие они там в Москве шустрые да быстрые.
     Если бы! – подумал Гриша – Твоими бы устами…! Только вот мне, похоже, досталась москвичка с брачком.
     - Ну и чо ты ко мне припёрся? – прервала его горькие думы Нюрка.
     - Да я на речку хотел прогуляться. Пойдёшь?
     - Так уж темно. – лукаво улыбнулась она стреляя глазками.
     - Ну, я же тебя не купаться зову.
     Пухлые губки Нюры растянулись в порочной улыбке, а глаза вспыхнули похотливым блеском:
     - Через пять минут выйду. 

     Поспешно нацепив мини-юбку и топик, она выскочила из комнаты.
     Оба спорящих родителя синхронно обернулись на звук распахнувшейся двери.   
     - Ты куда собралась? – нарушил воцарившееся молчание строгий голос матери.
     - До Таньки добегу. – ответила дочь на ходу надевая туфли.
     - Какая Танька?! – возмутился отец – Глянь на часы. Танька спит давно.
     - А чо это ей спать в такое детское время? – усмехнулась Нюра.
     - Завтра зайдёшь. – стукнул по столу ладонью отец.
     - Мне сегодня надо.
     - Я знаю чо те надо. – он опять стукнул ладонью по столу. – Я тебе ремня давно не давал. Мать, тащи ремень!
     - Пап, давай ремень попозже! – улыбнулась Нюра и, послав родителям воздушный поцелуй, выбежала за дверь.
     - Ну, вот дождались! – опять хлопнул по столу ладонью отец – Воспитали дочку! Это всё твоё влияние. 
     - С чего это «моё влияние»?! – взвилась мать, и их скандал возобновился с новой силой.


     *****

     На улице уже совсем стемнело, когда Гриша, наконец, вернулся домой.
     Ольга Ивановна сидела на кухне и перебирала гречку.
     - Ну что? – недовольно спросила она, даже не поднимая глаз на сына. - Надышался воздухом?
     - Ага! – кивнул он - А ты чего это, на ночь, глядя, занялась?
     Ответа не последовало. Вместо этого Ольга Ивановна звучно цокнула по столу алюминиевой миской, в которую сбрасывала попадавшиеся в гречке чёрные крупинки и, строго произнесла:
     - Ты когда, ирод, меня позорить перестанешь?! Ты зачем Настю сюда притащил?! Или ты думаешь, мне здесь позора мало?! Ты решил нашу фамилию на всю Москву ославить?!
     - Мам, при чём тут…?
     - Я знаю «при чём»! – вскричала Ольга Ивановна и, взяв со стола миску начала резкими движениями скидывать в неё чёрные крупицы, попадавшиеся в гречке - Ты думаешь, я не понимаю, на что ты кобель нацелился?! На тебе ж пробы ставить негде! Гриша, не крути мне мозги. Прямо скажи. Было уже чего или…?
     - Ма-ам!
     - Что «мам»?!! – и она опять театрально схватилась за сердце – Ой, загонишь ты меня, ирод, в могилу раньше времени, ой загонишь.
     - Мам, не раздувай угли. Скажи лучше, Настя уже спит?
     - Какой там! – тяжело вздохнула Ольга Ивановна – Попросила ей дом Никифоровны указать и ушла.
     - И ты её одну отпустила? – подскочил Гриша.
     - А что с ней сделается? У нас тут тихо. Это не их Москва, где и днём-то на улицу выйти страшно.
     - Давно она ушла?
     - Минут десять. – ответила Ольга Ивановна и подскочив с табурета прокричала вслед выскочившему из кухни сыну - Гриша, ты куда? – ответа не последовало, лишь хлопнула входная дверь.


     ****

     Проникнуть в дом Никифоровны оказалось труднее, чем Настя себе представляла. И если с забором ей можно сказать повезло (какие-то «добрые люди» разобрали его на доски), то сам деревянный дом оказался забаррикадирован насмерть: ставни наглухо заколочены, на двери огромный амбарный замок.
     - Ну и чего ты меня не дождалась? – внезапно, откуда не возьмись, раздался голос Гриши. 
     От неожиданности Настя вздрогнула. Так отреагировать на его появление у неё были все основания ведь после её ужасного поведения сегодня днём, она была абсолютно уверена, что Гриша не захочет не только ей помогать, но и вообще с ней разговаривать. 
     Надо было что-то ответить, но сказать правду: «Я думала, ты на меня сердишься!» она боялась, ведь он наверняка бы подтвердил её опасения: «Да сержусь. Я трачу на тебя своё время, а ты ведёшь себя как неблагодарная истеричка».

     Так и не дождавшись от Насти никакого ответа, Гриша подошёл к окну и начал осматривать приколоченные к ставням доски.
     - Нужны какие-нибудь инструменты. – робко предположила Настя.
     - Ага! – кивнул он – Отойди-ка подальше. 
     Когда Настя исполнила его просьбу, он рванул одну из досок с такой силой, что та  отлетела в сторону, следом за ней полетела и вторая. От увиденного у Насти перехватило дыхание. Нет ну она, конечно, уже поняла, что руки у него сильные, но чтобы настолько….

     - Прошу! – сказал Гриша, распахнув ставни. Он забрался сам, затем помог залезть Насте и, вглядываясь в темноту, заметил - Надо было фонарик захватить. Стой, где стоишь. – после чего шагнул вперёд и растворился в темноте.
     Лишь по скрипу половиц Настя определяла, где он находится. Сначала половицы скрипели где-то рядом, затем дальше, ещё дальше,…но вскоре дом наполнила тишина.       
     Минуты тянулись мучительно долго, а в доме по-прежнему было тихо, и от этой тишины Настю охватил дикий страх. Нет, за себя она совершенно не боялась. Чего ей бояться? Она стоит рядом с окном и в случае чего всегда может выбраться из дома, а вот Гриша… Его слишком долго не было (по крайней мере, ей так показалось) скрипа половиц она не слышала, на её оклики он тоже не отвечал. Чувствуя, что больше не выдержит этой неизвестности, Настя сделала робкий шаг вперёд, затем ещё один...
     - Я тебе, где сказал меня ждать? – неожиданно раздался из темноты голос Гриши. Он чиркнул спичкой и зажёг найденную в доме старую парафиновую свечку.
     Теперь передвигаться стало гораздо удобнее, а главное значительно безопаснее.
 
     Мебели в комнате, где жил квартирант старухи Никифоровны, сохранилось не много: кровать с продавленной сеткой и полуразвалившейся письменный стол.
     - Посмотри-ка! – Гриша вытащил из верхнего ящика стола тетрадку - И как же это наш глазастый участковый её проглядел? – пошарив ладонью под столешницей, он оторвал от неё остатки точно такого же скотча, какой Настя обнаружила на краях тетрадки. – А ну тогда понятно! Твой отец, должно быть, приклеил её под столешницу, а наш бравый участковый, когда осматривал комнату туда, конечно же, не заглянул. Скотч от времени отклеился, и тетрадь упала на дно ящика. Ну что? Там есть что-нибудь полезное? – он присел рядом с Настей на край стола и заглянул через её плечо в исписанные страницы. – Ух, ты! – присвистнул он, увидев иностранные буквы – Твой отец часом не шпион?
     Настя перевела на него растерянный взгляд и на полном серьёзе ответила:
     - Нет! 
     - Да я пошутил! – улыбнулся Гриша, переворачивая лист в тетрадке – Посмотри, может там дальше что-нибудь на родном языке есть.
     Но Настю точно парализовало, когда она увидела кровь на его ладони. Должно быть, он поранил ее, когда отдирал доски.
     От вида этих кровавых ссадин лицо Насти в одну секунду стало белым как полотно. Нет, вида крови она не боялась, просто в это мгновение она вдруг ясно осознала какая она непроходимая идиотка и как ей нереально повезло.
 
     Первый раз в жизни ей повезло, когда она познакомилась с Санькой. Без её железной руки и светлой головы Настя просто потерялась бы в этой жизни. Санька стала для неё настоящим земным ангелом хранителем, её поводырем, её наставником. Но Санька осталась в Москве! А здесь! Судьба подарила ей второго земного ангела хранителя с изумительными сапфировыми глазами и улыбкой, от которой на душе пели райские птички.            
     - О! – улыбнулся Гриша наконец обнаружив знакомые буквы – А вот и кое что на великом и могучем. – он обернулся к Насте и в тоже мгновение улыбка испарилась с его лица - Что с тобой? – встревожился он – Тебе плохо? Не молчи, скажи что-нибудь.
     Бледное личико Насти, а в особенности, ее широко распахнутые серые глаза, из которых катились слезы, выражали такую безграничную признательность и восхищение что слова были не нужны.
     Я тебя люблю! - хотела сказать она, и это была чистая правда.
     Она действительно его любила. И это уже не была мимолётная влюблённость в его неописуемо прекрасные сапфировые глаза и в его изумительную улыбку такую доброжелательную, открытую, но вместе с тем лукавую и насмешливую. Её сердце уже не замирало, не неслось галопом, оно подпрыгивало до небес и медленно, словно пёрышко опускалось вниз, затем вновь взмывало в полное солнечных лучей и мягких пушистых облаков небо и парило, парило над землёй. Ей было хорошо, спокойно, страх исчез, точно его и не было никогда. Ей уже не хотелось спрятаться от его взгляда как улитка в свою раковину. Наоборот теперь ей хотелось чувствовать его взгляд, он согревал её сердце, так же как солнечные лучи согревают кожу.
     - Спасибо тебе! – прошептала она, крепко обнимая его за шею - Прости меня! Я не знала, какой ты. Я думала, что ты как все, что тебе от меня только одно нужно. А ты другой, ты хороший, ты настоящий! Прости меня!   
     Она снова и снова шептала «прости меня, прости». За что она так отчаянно просила у него прощения, Гриша не понимал, да это было и не важно. Важно было чувствовать её горячее дыхание на своей шее, чувствовать лёгкое прикосновение её мягких влажных губ к своей коже, и её руки…. Она держалась за него так, словно от этого зависела её жизнь. Пожалуй, точно так же не умеющий плавать, оказавшись в воде, хватается за спасательный круг.
 
     Сейчас она такая мягкая и трепетная с такой силой льнула к нему, а он не мог её даже обнять. Его словно парализовало, причём не только физически. Его разум тоже прибывал в каком-то оцепенении. До этого мгновения он и представить себе не мог что всего несколько фраз произнесённых какой-то девчонкой, которая, по сути, и человеком-то для него не была, (так! всего лишь очередное тело с аппетитными формами и миленькой мордашкой), возымеют над ним такое сокрушительное действие. Надо было пользоваться представившимся моментом, пока Настя не опомнилась. Но он не решался. Ведь если он так поступит, значит, она в нём ошиблась. Значит он вовсе не хороший, не настоящий. Он такой же, как все!
     Странно! А ведь раньше его совершенно не волновало что он «как все». Да и что в этом дурного? Он обычный мужик и желания у него вполне обычные и абсолютно естественные. В них нет ничего предосудительного. Но тогда почему же ему сейчас так неприятно от мысли, что Настя может решить что он «такой же, как все»? Почему для неё он хочет быть «особенным»?
 
     - Настя! - он с нежностью взял её лицо в свои широкие ладони и заглянул в её полные слёз глаза.
     Никогда в жизни он не видел ничего прекраснее и чище. От мысли, что ещё несколько часов назад он хотел причинить боль столь хрупкому и беззащитному созданию, у него защемило сердце. Откуда-то из самого дальнего ящичка памяти внезапно вырвалось детское воспоминание о рассказе, прочитанном то ли в первом, то ли во втором классе …. 
     Пожилая учительница с одухотворённым видом читала историю о дружбе льва и маленькой собачки, а ученики тихонько занимались каждый своим делом и совершенно её не слушали.
     Разумеется, и Гриша тоже не запомнил бы этот рассказ, если бы пожилая учительница на протяжении всего этого времени не стояла рядом с его «камчаткой». Это вынудило самого хулиганистого мальчишку в классе сидеть смирно и слушать эту как ему показалось тогда «чушь».
     Учительница читала о том, как льву в клетку бросили маленькую собачку, чтобы он её съел, но «глупый» (как тогда решил Гриша) лев не разорвал на куски свой ужин, вместо этого он подружился с этой собачкой. Он стал её опекать, защищать, заботиться о ней, а потом когда собачка умерла (что такого? умерла и умерла!) «глупый» лев так затосковал по ней, что тоже умер. На последних строчках пожилая учительница прослезилась, а  Гриша мысленно поблагодарил автора за краткость.
     Тогда в детстве он не понимал глубочайшего смысла этого рассказа. (Да что там в детстве!) Ещё час назад он бы посмеялся над «глупым» львом, но это было бы час назад! А сейчас…. Сейчас он твёрдо знал одно! Он – лев, а Настя его маленькая собачка! И он перегрызёт горло любому, кто только подумает причинить ей вред. Он будет заботиться о ней, защищать её, оберегать ото всех вокруг, а главное от самого себя и своей неудержимой тяги к её мягкому, трепетному телу.
 
     - Насть, не надо плакать. – он стёр пальцами слёзы тонкими ручейками скользящие по её щекам – Всё же хорошо. И всё будет хорошо, я тебе обещаю. Ты только меня не бойся! Ладно?!! Я тебе ничего плохого не сделаю. Ты мне веришь?
     Ослепшие от слёз глаза, наконец, прозрели, и Настя посмотрела в его изумительные сапфировые очи. Они больше не сияли лукавым блеском, сейчас они искрились такой теплотой и нежностью, что не поверить в его искренность было невозможно. Она кивнула в знак согласья, и его губы растянулись в мягкой и доброй улыбке.


     *****

     Когда они вернулись домой, Ольга Ивановна увидев их, содрогнулась:
     - Господи Боже! Ты что с ней сделал, ирод?
     Видок у Насти и впрямь был живописный. Раскрасневшиеся от слёз глаза и кровавые следы на щеке.
     - Мама, спокойно. – прервал её причитания Гриша и продемонстрировал свою правую ладонь – Это моя кровь. 
     - А тебя-то где так угораздило? – опять театрально схватилась за сердце Ольга Ивановна. Сын пожал плечами. - Ладно, потом разберёмся. (она дёрнула его за рукав) Садись за стол, давай руку, будем лечиться. А ты, - она подтолкнула Настю в плечо – Иди, умойся, а то уж больно жутко выглядишь. Ну, рассказывай, - «насела» она на сына, когда за Настей закрылась входная дверь – Что там у вас приключилось?
     - А что у нас приключилось?
     - Я не знаю. – нервно усмехнулась Ольга Ивановна обрабатывая раны на его ладони – Меня там не было. Хотела у вас спросить. У тебя вон рука содрана, у неё лицо в твоей крови. Говори, как дело было, ирод! (но Гриша лишь улыбнулся) Ну вот и что ты сияешь как начищенный до блеску самовар? У самого ладонь аж по мясо стёсана, а морда довольная как у кота, добравшегося до сметаны. Или…?!! - и она опять театрально схватилась за сердце – Или было чего? Говори, ирод! Было? Ну, всё! – обречённо изрекла Ольга Ивановна, опуская руки – Теперь нашу фамилию аж в самой Москве склонять станут. Гриша, Гриша, креста на тебе нет!   
     - Мама, не раздувай угли! Не было ничего!
     Но мать не поверила. Так что когда Настя вернулась в дом она, первым же делом решила проверить, где ещё её непутёвый сынок успел наследить своей окровавленной лапой.   
     - Деточка, пойди-ка сюда, - и Ольга Ивановна начала поворачивать Настю на одном месте внимательно разглядывая её одежду. Кровавых отпечатков больше обнаружено не было. – Ну тогда я вообще ничего не понимаю. – развела она руками. 


     ****

     Уснуть этой ночью Насте так и не удалось. До самого рассвета она изучала исписанные отцовской рукой тетрадные листы. Текст на страницах однозначно являлся чьей-то перепиской. Причём односторонней. Всего было четыре письма. Последнее прочитать возможности не представлялось, так как написано оно было на французском, а вот остальные…
     Два первых начинались одинаково: «Любезная моя супруга Надежда Владимировна!» Далее текст совпадал лишь отчасти. Автор интересовался, здорова ли она и всё ли у неё благополучно. Следом шёл рассказ о его собственном скверном самочувствии и упадке жизненных сил. Подпись в этих двух письмах так же была одна и та же: «Ваш преданный супруг князь Константин Б*». А вот третье письмо поразило Настю настолько, что она перечла его несколько раз.    
      «Ангел мой, - писал автор - с тех пор как я был лишён проведением, возможности видеть тебя, вся моя жизнь обратилась в каторгу. Всё моё существование лишено всякого смысла. Я не живу теперь, а лишь смиренно жду, когда судьба, наконец, позволит нашим сердцам воссоединиться.
     Смею ли я надеяться, что ты простила своего несчастного возлюбленного за ту подлость, что я когда-то допустил?
     Поверь мне, счастье моё, я не желал этого, но видно уж так уготовано судьбой. Ты вправе меня упрекнуть в слабости духа. Да, я был, слаб тогда, и не смог удержать в руках то счастье, которое было подарено мне небесами.
     Я знаю, что причинил тебе невыносимые страданья своим чудовищным поступком. Я знаю, что поведение моё было низким и бесчестным.
     Я должен был объясниться с тобой, на коленях вымаливать прощение, но не успел. Теперь уж поздно, время безвозвратно упущено. И сейчас всё чаще оглядываясь назад, я с прискорбием понимаю, что вся моя жизнь была чередой ужасных ошибок, о которых сейчас по прошествии стольких лет я отчаянно сожалею. Не сожалею я лишь об одном. О том, что в моей глупой и бесцельной жизни была ты, душа моя. Поверь, что никого и никогда ни одну из тех женщин, что были в моей жизни, я не любил. Лишь ты всегда царила в моём сердце. Ты одна! Мой ангел, моя душа, моя единственная любовь!
     Лишенный тогда, твоим жестоким решением, возможности вымолить твоё прощение я молю о нём сейчас.
     Все те безделицы, что когда-то разлучили нас, я приношу в жертву тебе моему единственному, моему бесценному сокровищу.
     Молю тебя, душа моя, прими эту жертву и позволь мне склонить пред тобой мою повинную голову.
     Сие письмо пишу в надежде о скорой встрече. И всем сердцем верую в дарованное мне тобой, мой ангел, прощение.      

                Твой несчастный возлюбленный Константин».



     -----Глава 4.----

     Поприветствовав, Ольгу Ивановну, (несмотря на ранний час уже вовсю суетившуюся на кухне) Настя поспешила к умывальнику, и быстро сбежав с крыльца, в буквальном смысле налетела на Гришу, который с утра пораньше мудрил над мотоциклом. 
     - Ой! – смутилась она – Доброе утро!
     - Привет! – кивнул Гриша и вернулся к своей работе. Впрочем, сделать это оказалось не так-то просто, поскольку его непокорный взгляд то и дело сползал с требующего ремонта «железного коня» и устремлялся в сторону склонившейся к умывальнику Насти.
     - Гришаня! – раздался за его спиной ласковый женский голосок.
     Нюрка, как же ты вовремя! – облегчённо выдохнул он и, нацепив на лицо улыбку, направился к ней.
     Девушка выглядела как всегда соблазнительно. На узких бёдрах висела мини-юбка больше походившая на широкий пояс, а пышная грудь, словно сбежавшее тесто вываливалась из глубокого выреза майки. 
     Как раз то, что надо чтобы переключить внимание! – решил Гриша, а вслух спросил:
     - Ты куда это такая красивая направляешься?
     - Хочу до речки дойти. – ответила Нюрка стреляя глазками – Я там вчера впотьмах серёжку обронила. Не поможешь поискать?
     - Я бы рад. – улыбнулся Гриша – Да занят.
     - Опять? – ухмыльнулась Нюрка, глянув в сторону Насти. Та как раз обернулась, и взгляды девушек на мгновение пересеклись.
     Такого случая утереть нос московской выскочке Нюра упустить не могла. Так что, не медля ни секунды, она подпрыгнула и, повиснув на шее любовника, впилась в его губы страстным поцелуем. 

     Гигантская волна досады и разочарования накрыла Настю с головой. Её залитое нежным румянцем личико в один миг вытянулось и стало серым. А глаза ещё мгновение назад искрившиеся счастьем сейчас стали похожи на глаза безобидной добродушной собаки, которую ни за что ни про что поколотил её же собственный хозяин.
     - Нюра, Нюра! – засмеялся Гриша, с трудом отдирая её руки со своей шеи – Откуда столько пыла?
     - Осталось после вчерашнего. – нарочито громко произнесла девица рассчитывая что Настя это услышит - Ты же знаешь я после тебя долго остываю. А вчера ты так горел, что можно было прикуривать.
     Эти слова словно острый нож вонзились в сердце Насти. Теперь ей стало понятно, куда Гриша так торопился вчера ночью. Он спешил на свидание к ней! Вот куда он так поспешно ушел, возвратившись от Адэлины. 
     В один миг слёзы плотной пеленой заволокли глаза Насти и она, сдерживаясь из последних сил, бросилась в дом. 
     Три ступеньки дались ей на удивление легко, да и в дверной косяк она к счастью не врезалась, хотя и бежала, совершенно не разбирая пути. Ураганом она пронеслась по дому, чем привлекла внимание Ольги Ивановны и, забежав в комнату, как подкошенная рухнула в разобранную постель.
     Внутри у неё всё ныло и тряслось, голову, словно сдавили железными тисками, ноги и руки обратились в ледышки, ...      
     Она подтянула колени к груди и сжала онемевшими от холода пальцами угол перьевой подушки. В голове снова и снова звучали слова этой Нюры, а перед глазами повторялась сцена их страстного поцелуя.


     *****

     Избавиться от изнывающей от желания Нюрки оказалось не так-то просто. Красотка вцепилась в него железной хваткой и если бы не забор, который их разделял, то она бы запрыгнула на любовника прямо сейчас. Но на сегодня у Гриши были другие планы. Так что, клятвенно пообещав навестить её в самое ближайшее время, он вернулся в дом.
 
     Поначалу когда Нюрка устроила весь этот концерт с афишированием их вчерашней близости, Гриша всерьёз напрягся. Ему не особенно хотелось, чтобы Настя об этом узнала, хотя с другой стороны этой ревнивой выходкой Нюрка сама того, не ведая, сделала ему прекрасную рекламу. Так как подобные отзывы от сестры по разуму должны были если не впечатлить Настю, то уж, по крайней мере, заинтересовать.
     Вот пусть теперь призадумается, - рассудил он - чего сама себя лишает, играя с ним в недотрогу.

     Его размышления прервал строгий голос матери:
     - Ты куда?
     Гриша указал рукой на дверь своей комнаты:
     - Туда!
     - Рубашку надень! 
     - Мам, - усмехнулся Гриша – Она меня уже видела.
     - Всё равно надень. 
     Ольга Ивановна сходила в свою комнату, куда ещё позапрошлым вечером перенесла одежду сына и вернулась уже с рубашкой в руках.
     - Живо, живо! – сказала она строго – Нечего по дому с голой грудью расхаживать. 
     Гриша не стал спорить и, надев рубашку, направился к своей комнате.
     - Постучи прежде. – бросила ему в спину мать и Гриша демонстративно трижды стукнул в дверь – То-то же! – одобрительно кивнула она и вернулась на кухню.

     За дверью было тихо. Это показалось Грише странным и он, предупредив что, заходит, толкнул дверь.
     Настя лежала на кровати, закутавшись в одеяло точно в кокон. И этот кокон дрожал.   
     - Насть, что с тобой? – спросил он, но так и не получив ответа подошёл к постели и перевернул девушку к себе лицом.
     Когда её затуманенный взгляд коснулся его прекрасных сапфировых глаз с бледных, дрожащих губ Насти сорвался стон и она, сомкнув веки, отвернулась. Смотреть на него было невыносимо, но вывернуться из его крепких рук сил у неё (увы!) не было. Её трясло как в лихорадке, кости ломило точно при высокой температуре, голова пылала…   
     - Мам! – крикнул Гриша, после того как пощупал её горячий лоб и ледяные пальцы.
     - Что случилось? – устало спросила Ольга Ивановна с порога, но, увидев корчившуюся в руках сына девушку, бросилась к ним – Что с ней? – воскликнула она но, так и не услышав никакого вразумительного ответа, сама пощупала лоб Насти, затем её пульс, после чего выбежала из комнаты.

     Бережно словно Настя была сделана из тончайшего стекла, Гриша положил её обратно на кровать и склонился к её лицу.
     - Настенька, милая, что с тобой? – прошептал он, и осторожно боясь, что его прикосновение, причинит ей боль, провёл пальцами по её пылающей щеке. Кожа девушки была точно шёлк, и этот шёлк был охвачен пламенем. На секунду ему показалось, что Настя не дышит, и он отчётливо почувствовал, как сердце в его груди остановилось, в ушах зазвенело, перед глазами всё поплыло. Это продолжалось всего несколько секунд, но ему показалось, что прошла вечность. За эту «вечность», что он только не пообещал создателю за один её вздох и небеса его услышали. Грудь Насти судорожно приподнялась, и Гриша почувствовал, как его замершее «вечность» назад сердце вновь забилось.
 
     Через несколько минут в комнату вбежала Ольга Ивановна с аптечкой в руках. Отыскав в ней склянку с нашатырём, она оттолкнула сына и поднесла откупоренный пузырёк к носу Насти.
     Девушка застонала и поморщилась. Её ресницы дрогнули и веки приоткрылись.
     - Ну вот уже лучше. – пробормотала себе под нос Ольга Ивановна и обернулась к сыну - А ты-то чего такой белый? Иди-ка на воздух.
     Но сын не подчинился. Он хотел подойти к кровати, но тут же услышал от матери:
      - Нечего тут стоять! Ей воздух нужен. Отойди подальше. – отыскав в аптечке градусник она склонилась к девушке.
     - Не надо, - зашептала Настя – Я не больна…. Пусть он уйдёт…. Умоляю, пусть уйдёт.   
     В её затуманенных глазах было столько страдания и муки, что ответ на вопрос «что с бедняжкой приключилось?», для умудрённой житейским опытом Ольги Ивановны стал очевиден.
 
     Ох, Гриша, Гриша! - вздохнула она про себя – Видать, не отмолить мне все твои грехи!
     Почувствовав, что сын собирается подойти ближе, Ольга Ивановна резко и громко приказала:
     - Выйди вон! И дверь за собой закрой! – впервые в жизни она пришла в такую ярость, и даже сама испугалась внезапно нахлынувшего на себя чувства.
     На сей раз, Гриша подчинился. И когда за его спиной затворилась дверь, Ольга Ивановна тихо, почти шёпотом обратилась к Насте:
     - Он ушёл. Не волнуйся. Я его сюда не пущу. Ты отдохни, полежи. Тебе поспать надо. Не думай о нём, не надо, он того не стоит. 

   
     ****

     Такого мучительного ожидания в его жизни ещё не было. За дверью было тихо, и эта тишина его изводила. В голове роились самые разнообразные мысли, и все до единой о Насте.
     Он совершенно искренне не понимал, что за странная болезнь могла всего за десять минут превратить искрящуюся, словно молодое вино девушку в едва тлеющую свечку.
 
     Когда, наконец, Ольга Ивановна вышла в коридор, он выпалил с горячностью:
     - Что с ней? – и, не дожидаясь ответа, бросился в комнату, а когда мать встала в дверях, пытаясь его не пустить, едва не внёс её обратно.   
     - Нельзя к ней, нельзя! – принялась выталкивать сына за порог комнаты Ольга Ивановна, но он подчинился лишь, после того как увидел Настю.
     Она лежала, отвернувшись к окну, её плечи больше не вздрагивали, маленькие пальчики не сжимали край одеяла.
     - Спит, она, спит! – бормотала Ольга Ивановна, выпроваживая сына – Нельзя её сейчас будить.
     - Что с ней? – спросил шепотом Гриша, когда мать закрыла за собой дверь.
     - Заболела. – неопределённо ответила она направляясь на кухню.   
     - Чем?
     - К сожалению для тебя, сыночка, это не заразно. – тяжело вздохнула Ольга Ивановна.
     - Ты мне нормально можешь объяснить?
     - Эх, Гриша! - с горечью вздохнула мать - Ирод ты и есть ирод! Что с тебя взять?!! - но, поймав на своём лице его испытующий взгляд, решила не распространяться по поводу истиной причины Настиного недомогания – Приболела она немного. Ей поспать надо, сил набраться. Даст Бог к утру ей полегчает.
     Про утро Ольга Ивановна сказала лишь, для того чтобы сын её больше не донимал расспросами.
     На самом деле она даже предположить не могла насколько всё это может затянуться, а главное, в какие последствия для бедной девочки выльется.

     - А если не полегчает? – спросил Гриша, поднимая на мать тяжёлый взгляд – Давай я её к Адэлине отнесу?
     - Не надо её никуда нести. И вообще нечего тебе тут тереться. У тебя, что дел своих мало? Займись вон мотоциклом или дров наколи. 
     Мать явно на него из-за чего-то взъелась: ворчала, не пускала его к Насте. Но выяснять причину, по которой она на сей раз, была им недовольна, Гриша не стал. Потому как сейчас все его мысли крутились вокруг той, что лежала в его комнате, в его постели сражённая внезапным недугом.

     К вечеру состояние Насти не улучшилось. Мать по-прежнему говорила, что ей нужно хорошенько отдохнуть, что её нельзя тревожить и грудью заслоняла от сына дверь в комнату.
     - Я не собираюсь её будить. – тщетно пытался убедить её Гриша – Я просто хочу на неё посмотреть. Хотя бы минуту.
     - Зачем?
     Ну и как он должен был объяснить матери то, что и сам понять не мог? Действительно, зачем ему туда идти? Ну, увидит он спящую Настю и что изменится? Он же не врач диагноз ей не поставит, лечения не пропишет! Ну и зачем он так упорно к ней рвётся?
     Ответа на этот вопрос он не знал, зато он твёрдо знал, что именно хотел увидеть, переступив порог своей комнаты.
     Он хотел увидеть мирно спящую Настю, хотел убедиться в том, что мать его не обманывает, и Насте не стало хуже. Что её охваченные огнём щёки сейчас окрасились нежно-розовым, что бледным, пересохшим губам вернулся их прежний медово-алый цвет, что её прерывистое дыхание стало ровным, что её маленькие пальчики, показавшиеся ему тогда такими холодными и твёрдыми опять стали тёплыми и мягкими.
     Ну, неужели такие очевидные вещи надо было объяснять? Он и так уже достаточно извёлся за этот безумно длинный, изнуряющий день…

     С того момента как мать выпроводила его из дома он ни на минуту не смог расслабиться. Час за часом он тупо смотрел на требующий ремонта мотоцикл, но заставить себя вспомнить, с какой стороны к нему следует подступиться, не мог.
     В сторону дома он старался не смотреть, зато слух его был напряжён до предела. И каждый раз, когда мать в доме роняла ложку или резко отодвигала стул, у него замирало сердце от страха, что сейчас она выбежит на крыльцо и скажет, что Настя умерла.
     Проходила мучительно долгая лишённая не только звуков, но и даже воздуха минута, входная дверь по-прежнему оставалась закрытой, и вместе со звуками и дуновением лёгкого нежного ветерка к Грише возвращалось сердцебиение.
 
     - Почему ты меня к ней не пускаешь?   
     - А зачем тебе к ней? – напустилась на него мать – Что ты хочешь там делать?
     Просто хочу взять её за руку. – уже готово было сорваться с его губ, но он вовремя сообразил насколько нелепо и смешно это прозвучит из его уст.
     Ну, уж, нет! Надо держать марку! Да и что это он, в конце концов, так рассиропился из-за какой-то девчонки? Таких как она пруд пруди, одной больше одной меньше…! - От этой жуткой мысли Гришу передёрнуло. Расписываться в собственной слабости было безумно неприятно, но всё же приходилось признать, что уже от одной только мысли что сегодня «таких как она» и вправду может стать на одну меньше, ему самому жить не хотелось.
 
     - Гриш, иди спать. – сказала устало Ольга Ивановна.
     За этот пролетевший как один миг день она порядком притомилась. Ещё бы! Каждые десять минут оставлять свои дела и проверять всё ли с Настей в порядке и не пора ли ей воспользоваться предложением сына, а именно отнести её к Адэлине. Но к счастью Настя после успокоительных капелек, спала крепко и спокойно. Такого же крепкого сна Ольга Ивановна хотела бы пожелать и себе, но та настойчивость, с которой её сын рвался к Насте, ясно дала ей понять, что уснуть сегодня она не сможет, придётся всю ночь сидеть как караульный у двери.
 
     - Всё, всё! – говорила Ольга Ивановна, выпроваживая сына на крыльцо – Иди спать! Иди, иди!
     - Какой «спать»?!! – возмутился Гриша – Я не усну.
     - Тогда пойди, проветрись. К Нюрке сходи, а то она бедная уже вся соком изошла. Весь день вокруг нашего дома круги нарезает как голодная акула. Пойди, пойди, отвлекись.
     Эти слова матери подействовали на него как мощная и очень звонкая пощёчина.
     Ну да, Гришаня! – сказал он мысленно себе и от злости на мать, да и на самого себя  до крови прокусил губу – Действительно иди, развлекись. Что тебе тут киснуть под дверью мучимой непонятным недугом девушки?! (перед глазами почему-то опять встало  воспоминание о рассказе «Лев и собачка», прочитанном на уроке пожилой учительницей) Что тебе до Насти? Эта собачка издохнет, найдёшь себе другую. Баб вокруг много так что умереть от тоски как тому «глупому» льву тебе к счастью не грозит. У тебя же нет ни сердца, ни души…
     - Спасибо, мама! – горько улыбнулся он.
     - Не за что, сыночка! – ответила ему язвительной улыбкой мать и захлопнула перед его носом дверь. 
     Так тебе и надо, ирод! – подумала она и тут же ужаснулась собственной жестокости – Прости меня Господи грех так думать, грех так про сына говорить. Но ты Господи свидетель, он заслужил такое отношение!


     *****

     Когда Настя, наконец, проснулась, в комнате было тихо и темно. Она легонько приподняла край занавески, за окном царила ночь. 
     Ничего себе! Это что же с ней было?
     Откинув в сторону одеяло, она села в постели и спустила ноги на пол.
     Голова ещё немного кружилась, но разум был ясен и о той дикой боли, что ещё недавно выедала её изнутри, сейчас остались лишь обрывочные воспоминания, от которых ей становилось не по себе.   
     Боже, как стыдно! – прошептала она, закрывая лицо руками.
     Как ей теперь Ольге Ивановне в глаза смотреть? Ведь она её так перепугала. Как ей теперь объяснить своё поведение, если она сама не понимает, что это было? Ну да, у Гриши есть девушка и если вспомнить ту администраторшу из городской гостиницы то, очевидно, что ни одна, их у него много.
     Боже! – на глаза опять навернулись слёзы.
     Ну, вот и что она плачет? Да - обидно, да - больно, но сердиться на Гришу из-за этого она не имеет никакого права. Он же не виноват, что она в него влюбилась. Это только её проблема, её беда и справляться с ней надо самой! Зачем привлекать к себе внимание? Она же не хочет, чтобы Гриша всё понял и посмеялся над ней! Хотя нет, он наверно смеяться не будет. По крайней мере, не в лицо… Вот уж он позабавит местных девиц рассказом о том, как в него влюбилась «московская фифа». – подумав об этом Настя  вспомнила ту, которая так её окрестила, вспомнила её утреннее воркование с Гришей, их страстный поцелуй и её слова о том, что она всё ещё «не остыла от него». От этих воспоминаний ей опять стало нехорошо.
     - Надо выйти на воздух и мне станет легче. – уговаривала себя Настя с трудом (хватаясь сначала за спинку кровати потом за стену) продвигаясь к двери.    


     ****

     Несмотря на поздний час, Ольга Ивановна сидела на кухне.
     - Слава Богу, ожила! – воскликнула она, увидев «ползущую» по стене Настю и подхватив её под руки, усадила на табуретку - Как ты себя чувствуешь?
     - Всё хорошо. – виновато пролепетала Настя – Мне так стыдно что я доставила вам столько беспокойства. Я хотела, попросить у вас прощения за то, что было утром, мне так стыдно…
     - Деточка, милая, - Ольга Ивановна посмотрела на неё с сочувствием – Это я должна просить у тебя прощения за этого ирода. Надо было сразу тебе на него глаза раскрыть, а не дожидаться вон каких последствий. Но и ты меня тоже пойми. Каким бы непутёвым он не был, он же всё одно мне сын. – она пытливо посмотрела в лицо Насти – Милая, ты мне прямо скажи у тебя с моим охламоном уже что-то было? 
     Настя отрицательно мотнула головой.
     - Вот и хорошо! – облегчённо выдохнула Ольга Ивановна - И не надо! Вижу я, ты девушка серьёзная, положительная ни то, что все эти его финтифлюшки. Так что я тебе прямо скажу, не буду ходить кругами. Пусть хоть Гришка мне и сын, но Бог мне, не простит, если он с моего молчаливого потворства, невинную душу загубит. А он загубит, обязательно загубит. Потому как для него чувства – пустой звук! Он любить-то не умеет. Любовь для него просто слово, что там под ним подразумевается ему не ведомо. Поразмысли хорошенько, ты ведь Гришку совсем не знаешь. Нет, нет, ты только не подумай чего. Он парень хороший, добрый, дельный, безотказный, но вот тут… - она постучала пальцем по груди в области сердца - У него ветер! Я бы его поняла и простила, если бы он каждый раз искренне влюблялся, но ведь он ничего к своим девицам не чувствует.
 
     - Я не понимаю зачем вы мне всё это говорите. – с трудом выдавила из себя Настя.
     - Да потому что я не хочу тебя, потом с «Таисиного дуба» снимать! – воскликнула в отчаянье Ольга Ивановна. 
     - Что?!!
     Но вдаваться в излишние подробности она не стала.
     - Ты пойми. Я же за тебя волнуюсь. Гришке-то, по сути, всё равно, а ты потом переживать станешь. Ведь станешь же?!
     Настя ничего не сказала, но Ольга Ивановна и так знала ответ.
     - Пожалей ты и себя и меня, да и этого ирода. Это он сейчас ничегошеньки не понимает, а ты-то должна понимать, что ему там - и она указала пальцем на потолок, хотя имела в виду, конечно же, небо - всё воздастся. И если все эти его финтифлюшки что сами на нём как виноградные гроздья повисают, ему дай Бог, простятся, то ты уже совсем по другому тарифу оцениваться будешь.
   
     - Я всё понимаю. – подавленно пробормотала Настя – Я завтра уеду.
     - Деточка, милая, так я ж тебя не гоню. Живи, сколько хочешь. Только с Гришкой ухо востро держи и посулам его не верь. Ты девочка умненькая должна понимать, на что он ирод нацелился.
     - Я уеду завтра. Я хочу уехать. Я здесь не смогу дольше оставаться. Да и смысла уже нет. … Скажите, а у кого-нибудь кроме Гриши здесь ещё есть транспорт?   
     - Есть. – кивнула Ольга Ивановна и тут же сама себе возразила - Только семейные тебя не повезут.
     - Почему?
     - Деточка! Да какая жена, находясь в своём уме, разрешит мужу с такой красавицей куда-то ехать?
     Понятно! – тяжело вздохнула Настя – Я стала заложницей женской ревности! - и следом спросила:
     - А не у семейных...?
     - У Серёги есть мотоцикл! – кивнула Ольга Ивановна и вновь сама себе возразила - Но он тебя тоже не повезёт. Гришка уже третий день не может до ума довести его таратайку.
     - Так этот мотоцикл во дворе не Гришин?! – догадалась Настя.
     - Конечно, нет. Гришкин в гараже.
     Услышав это, Настя совсем сникла.
 
     - Можно попробовать поговорить с Петровичем. – неожиданно предложила Ольга Ивановна - Это наш участковый. Он конечно тоже женатый, но всё ж при исполнении. Должен согласиться.
     Ну, а если не согласится, пешком уйду! – решила для себя Настя, а вслух произнесла:
     - Подскажите, где он живёт!
     - Да ты что милая! – усмехнулась Ольга Ивановна – Ещё же даже не светает. Он спит. Да и если Тамарка тебя увидит, ни за что мужа с тобой не отпустит. Так что ты лучше иди, полежи ещё, а то вон вся зелёная как бы в обморок не хлопнулась. А я поутру, сама до них добегу и обо всём договорюсь. Давай-ка я тебя до комнаты провожу.
     - Не надо. Я уже хорошо себя чувствую. Я хотела выйти, воздухом подышать.
     Ольга Ивановна опять подскочила, собираясь сопроводить Настю, но та отказалась от её помощи:
     - У меня, правда, всё хорошо.

     Впервые ей удалось соврать, так что ей поверили. Ну, или просто Ольга Ивановна решила не навязываться в нежелательные спутники. Насте и вправду сейчас менее всего хотелось кого-то видеть и делать над собой усилие, поддерживая какую-либо беседу.
     Но, едва поставив ногу за порог, Настя уже хотела бежать обратно, так как первым на что натолкнулся её взгляд, был Он.
 
     Вначале Насте показалось, что Гриша просто сидит на крыльце у двери, но потом она поняла, что он спит. Спит сидя у стены, согнув свои длинные ноги в коленях. 
     Бедненький! – подумала она с умилением - Это что же он так утомился за день, что не смог пройти два метра до бани? Надо сказать Ольге Ивановне… 
     Настя уже собиралась вернуться в дом, но в последний момент передумала.
     Нет, разумеется, она позовёт Ольгу Ивановну, но не сейчас, а чуть попозже. От пяти минут промедления ведь ничего страшного не произойдёт? А этих пяти минут ей будет достаточно, чтобы попрощаться с ним. Так как завтра такой возможности ей уже не предоставится.
     Она твёрдо знала, что не решится рассказать ему всё то, что хочет. Самое большее, что она сможет позволить себе завтра это сухое прощание с пожатием руки. Она даже взглянуть ему в глаза не посмеет…
     Но сейчас, когда он спит, когда не видит и не слышит её, она, может, не боясь оказаться в глупом положении, рассказать ему обо всём что разрывает её сердце. И ей не придется, потом сгорать от стыда за те слова, что она сейчас произнесёт. Она не будет корить себя за несдержанность, изводя мыслями о том что «не стоило всего этого говорить». Это нужно было сказать, выплеснуть из переполненного сердца сию же минуту и больше никогда и никому… даже Саньке под большим секретом.   
 
     Настя прикрыла дверь и уселась на колени рядом с ним. Некоторое время она просто смотрела на него, но потом всё же решилась обратиться. Правда сделала она это мысленно, потому как боялась, что Гриша может не так уж и крепко спать.
     Я тебя люблю! – мысленно произнесла Настя и удивилась тому, как легко и естественно для неё прозвучала эта фраза - Я понимаю, что эти простые три слова ты уже слышал и не раз. Что их тебе говорили женщины до меня, и будут говорить, после того как я исчезну из твоей жизни. Хотя…– губы Насти передёрнула горькая улыбка – Я никогда и не была в твоей жизни. Я просто проходила мимо и имела неосторожность попасть в плен твоего очарования. С моей стороны это было огромной глупостью, но если бы можно было прожить заново эти дни, я бы всё равно ничего не изменила. Ну, разве что последний день. Я бы постаралась ни так остро отреагировать на тебя и ту девушку... Ты даже представить себе не сможешь, как мне было больно услышать то, что она сказала и увидеть ваш поцелуй. Я раньше не понимала, как это можно умереть от неразделённой любви. А сейчас я понимаю. Я и сама немножечко умерла тогда, вернее, у меня в душе что-то умерло и наверно уже никогда не воскреснет. Нет, нет, ты только не подумай, что я тебя в чём-то обвиняю или упрекаю. Это ни так. Ты не виноват, что я в тебя влюбилась. Ты не обязан любить меня. Хотя мне бы этого очень хотелось. Пусть не так же сильно как я тебя, но хотя бы чуть-чуть мне бы и этого хватило. Ольга Ивановна сказала, что ты любить не можешь, но я в это не верю. Просто твоё время ещё не пришло. Я тоже раньше не знала, что такое любовь, но вот пришло моё время, и я впервые в жизни влюбилась.
Мама говорила, что первая любовь - это всегда несчастная любовь. Она оставляет на сердце сожаления, горечь и обиду. В моём случае это ни совсем так. Да моя первая любовь тоже несчастная, но я не жалею о том, что моя первая любовь это Ты. И я не обижаюсь на тебя, мне не за что на тебя обижаться. Завтра, вернее уже сегодня я уеду и мы больше никогда не… - от этой мысли в глазах Насти заблестели слёзы и уже через секунду тонкие ручейки заскользили по её щекам – Я не хочу уезжать от тебя, - призналась она - Но остаться здесь я не могу. Видеть тебя с «другой», понимать кто она тебе и что те поцелуи и объятья, которые хочу ощущать я, ты даришь ей…. Я этого просто не выдержу. Я больше не хочу чувствовать того, что почувствовала утром, поэтому прощай! - последнее слово «прощай» она произнесла вслух, но очень тихо почти одними губами.
     Теперь, когда всё то, что словно железный пресс давило ей на грудь было пусть мысленно, но всё же проговорено Настя почувствовала значительное облегчение.
     Она встала с колен, и тихонько приоткрыв дверь, зашла в дом.

     Через несколько минут на крыльцо вышла Ольга Ивановна. Услышав от Насти о том, где решил заночевать её непутёвый сын, она вначале не поверила, но теперь сомнений не осталось, он действительно устроил себе привал у двери. 
     - Ну и что это за сидячая забастовка?! – напуская на себя максимальную суровость, спросила Ольга Ивановна, толкнув сына в плечо. – Ты кого здесь выжидаешь?      
     - А где Настя? – сонно спросил Гриша, обводя ещё не до конца отошедшим ото сна взглядом крыльцо.
     - Настя?!! – усмехнулась Ольга Ивановна – Откуда здесь взяться Насте? Она в доме!
     - Значит приснилось. – сказал будто самому себе Гриша и с трудом разогнув затёкшую от неудобного положения спину встал на ноги. – Как она?
     - Нормально. Но ты не ответил. Что всё это означает?
     Гриша удивлённо посмотрел на неё мол «Мама, вы о чём?!»
     - Вот только не надо делать вид, что ты не понял. Всё ты прекрасно понял! Ты зачем на крыльце улёгся? Тебе что бани мало? Или тут доски удобнее? Так сказал бы раньше, я бы тебе здесь постелила.
     - Мам, не раздувай угли! – сказал он и шагнул через порог, но мать схватила его за рукав.
     - Ты куда собрался?
     - Мам, я на одну минуту. Я её не потревожу.
     - Забудь об этом. – Ольга Ивановна вытащила сына на крыльцо и, зайдя в дом, встала на пороге. – Не трогай девочку, пусть отдыхает.

     - Мам, я вообще-то тоже в этом доме живу. – напомнил Гриша – И я хочу всего на одну минуту зайти в собственную комнату.
     - Завтра! – пообещала мать – Завтра не только зайдешь, но и заночуешь там. А сейчас иди в баню! – сказав это, она попыталась захлопнуть дверь перед его носом, но Гриша не позволил.
     - Я что-то спросонья не понял. – уточнил он – Что значит «заночую»? Насти что там уже не будет? – от этой мысли у него похолодело внутри. Ещё бы! Ведь освободить его комнату мучимая непонятным недугом девушка, могла только в одном случае, если бы она…. Нет, нет, нет, он даже думать об этом боялся. – Мама, не ври мне. Что с ней?
     - С ней всё хорошо. Она уже встала, говорила со мной….

     Ещё секунду назад побелевшие от страха губы сына растянулись в широченной улыбке:
     - Точно? – на всякий случай ещё раз спросил он.
     - Да точно, точно! Иди уже спать. Нечего под дверью тереться. 
     - Погоди. – опять удержал дверь Гриша – Тогда почему ты сказала что завтра я смогу ТАМ заночевать?
     - Потому что Настя оттуда съедет, и ты сможешь опять перебраться в свою комнату.
     - Мам, ты чего ей наболтала? – вновь побелел как полотно Гриша.
     - Ничего я ей не говорила. Она сама решила уехать.
     - Вот так внезапно?!! Ещё вчера она не хотела уезжать, а сегодня отчего-то надумала?!!
     - Представь себе. И не надо сверлить меня взглядом. Я её не выгоняла.
 
     Понимая, что добиться от матери прямого ответа ему так и не удастся, Гриша решил зайти с другой стороны:
     - Кто её повезёт?
     - Не знаю. Я пока ещё не договорилась.
     - Вот и не надо договариваться. Мам, я тебя прошу!
     - Гриша, пусть она уедет. Так всем будет лучше и тебе и мне, а главное ей. – сказав это Ольга Ивановна дёрнула на себя «ручку» и дверь наконец захлопнулась.
     Ой, мама, мамочка! Что ж тебе неймётся?! – задумался Гриша, наклоняясь к перилам. Ну и с кем она может договориться? Женатики Настю однозначно не повезут. … Не, не, не, мать так уверенно говорила, что сомнений не возникает - транспорт есть! Вопрос только кто? Кто из женатиков подпишется на разборки с благоверной? Стоп! – его губы растянулись в усмешке. - Как же это он сразу не сообразил?! Петрович! Больше некому. - Ладно, мамочка, мамуля не хочешь по-хорошему, будет как всегда.   


     *****

     Уже через пять минут он добежал до дома участкового, которого все без исключения даже его собственная жена звали Петровичем.
     Калитка как впрочем, и всегда была заперта, но для Гриши перемахнуть через забор сложности не составило.
     Проблемы начались после. Когда дремавшая в будке овчарка, почуяв незваного гостя начала истошно лаять.
 
     - Слышишь? – толкнула мужа Тамара, но Петрович лишь сладко причмокнул и перевернулся на другой бок. – Мой герой!!! – обречённо вздохнула она, и нехотя встав с кровати, направилась в чулан за ружьём.
     Через пару минут, вооружившись дробовиком, она вышла на крыльцо. Но картина, которая ей там открылась, разом выдворила из её головы страшные мысли о ворах, от которых придётся с оружием в руках защищать своё добро. 
     Тонкие губы Тамары передёрнула кривая ухмылка.
     Даже в этой темноте она смогла распознать незваного гостя и в этом ей очень помогла реакция собаки. Так как ещё недавно истошно лаявшая псина сейчас лежала на спине и разве что только не постанывала от удовольствия, позволяя чужаку себя гладить. Обычно такую реакцию злющая и рычащая даже на собственного хозяина сучка по кличке Динка выдавала только на одного «кобеля» в округе, никого другого к себе ближе, чем на метр не подпускала, и лишь в его руках становилась «мягкой и пушистой». Впрочем, тоже касалось и двуногих сук, к коим Тамара с прискорбием относила и себя. Даже она (на что уж сильная и волевая баба!) и та становилась в ЕГО объятьях мягкой как пластилин.
      
     - Динка, фас! – в сердцах скомандовала Тамара, но овчарка лишь прищурила глаза и запрокинула морду намекая, чтобы её почесали под горлышком. - Ну не сволочь а?! – усмехнулась Тамара. И эту фразу она относила к обоим. И к мерзавке Динке блаженствующей на зависть собственной хозяйке и к этому паразиту, что продолжал ласкать глупую псину, вместо того чтобы уже, наконец, приласкать саму Тамару.
     Спустившись с крыльца, она подошла к Грише и приставила к его затылку дуло дробовика.       
     - Хорошенькая встреча! – усмехнулся он, продолжая ласкать ластившуюся собаку.
     - А ты другой не заслужил. – заметила Тамара – Почему так давно не заходил?
     - Неделя это разве давно?
     - Две недели, Гришенька, целых две! – с укором произнесла Тамара, а про себя подумала: «Ещё одна такая неделя и меня можно было бы в эту самую будку вместо этой дуры Динки сажать».
     Она хорошенько прицелилась, хотя промазать и так было нереально, и задумчиво произнесла:
     - Пристрелить, что ль тебя паразита, чтоб больше жизнь мне не портил?
     - А скучать не будешь?
     - Это единственное что меня всякий раз удерживает от твоего убийства. – призналась Тамара и прислонив дробовик к забору сказала с издёвкой - Я так понимаю ты сегодня не ко мне. Ты к Динке. Вижу теперь тебя не женщины, а собаки интересуют!
 
     - Ах, Тома, Томочка! – усмехнулся Гриша – Твой бы язык да в мирных целях.
     - А я разве против?! Да вот только кто б его направил?!
     Чёрт возьми! Да поцелуешь ты меня сегодня или нет?! – уже была готова вскричать она, но ей не пришлось этого делать, так как Гриша, наконец, оставил свою возню с собакой и, заключив Тамару в крепкие объятья, страстно её поцеловал. 
     Увидав такую несправедливость Динка, вскочила на лапы и начала тереться мордой о ноги чужака. Но, получив, пинка от хозяйки явно не желавшей делить чужака ни с кем другим, несчастная Динка взвизгнула и отлетела в сторону. Обиженно скуля, она, поджала хвост и вернулась к своей будке, где улеглась на землю и устремила свой тоскливый взгляд на обнимающуюся парочку. 


     ****

     Прозвеневший будильник заставил рыхлое тело участкового (пусть не с первого раза) но всё же сесть в кровати. С трудом, разлепив веки, он долго всматривался в пространство, попросту не веря своим глазам.
     Картина, которую он увидел, была настолько диковиной, что он уже собирался списать её на сон и хорошенько себя ущипнуть для пробуждения. Хотя, пожалуй, от такого сна и пробуждаться-то не хотелось.
     Ещё бы! Ведь впервые за последние две недели жена встречала его сияющими глазами и лучезарной улыбкой, а не пинком в спину и словами: «Пора вставать!»
 
     - Доброе утро, любимый! – пропела Тамара, подходя к постели с подносом, на котором стоял бокал с горячим кофе и тарелка бутербродов – Тебе завтрак в постель или на столе накрыть?
     Петрович перевёл обалдевший взгляд со счастливой жены на не менее счастливую собаку, которая сидела у кровати, зажав его тапки в зубах, а её хвост весело вилял по полу.
     - Девочки, а что происходит? – на всякий случай спросил он.








                Продолжение следует………


Рецензии