Про упавшего

В тот день, когда забрали мои крылья, я был самым несчастным. По крайней мере, так казалось тогда.

Сейчас это кажется сном, но тогда я брел по огромному тронному залу и не понимал, что дальше.

Никто не объяснял, что и почему, как и зачем. Мои крылья просто почернели разом, а потом рассыпались в прах. Эти места до сих пор саднили иногда. Но уже реже. Часто я сгибал плечи, словно пытаясь пошевелить несуществующими крыльями.

Первое время я просто сидел и смотрел на воду. Никто меня не трогал, поэтому была возможность многое обдумать. Я вспоминал прошлые жизни, например, когда увлеченно творил в Инквизицию. Возможно, с моей подачи все и началось. Хотя, может, и нет, сложно было узнать наверняка. Мой друг Рафаил намекнул, что тогда крылья стали потихоньку чернеть.

Как это вообще бывает? Ты вроде там и одновременно здесь. Играешь сам с собой в какую-то придуманную игру, часто увлекаешься и не ведаешь, что все взаимосвязано. Они ведь тогда не сказали ни слова. Просто отправили дальше, где я был розовощеким младенцем из весьма благородной семьи. Юношей, который подавал отличные надежды и был вхож в королевский двор. Я сидел сотни времен и до сих пор не понял, как случилось, что после посещения родных я уже не вернулся в отряд, где был всего лишь пешкой в руках герцога Ивонна. Мне кажется, сама мысль о том, что я должен был слушать приказы, превращала меня в демона.

Рафаил сказал, что несколько раз пытался удержать мою руку, но это было невозможно. Мои крылья медленно теряли свой цвет, словно после белоснежной зимы наступал черный март.

Когда я немного окреп и почти смирился быть бескрылым, то пришел на землю в виде мальчика из бедной семьи. Первое свое благо я сделал, когда родители продали меня в храм. Хотя сомнительное такое благо, если задуматься. Но меня это спасло. Жизнь тогда не слишком отличалась от безвременья, когда я, не отрывая глаз, смотрел на воду. С толпой таких же растущих и стареющих мальчиков мы беспрестанно молились и жгли огонь. Тогда следы от крыльев вдруг перестали саднить и кровить. Я вдруг смог дышать чуточку глубже.

Но мои плечи по-прежнему оставались согнутыми. Когда я с криком просыпался ото сна, мне всегда снилось одно и то же. Я падаю с горы и не могу себе помочь, потому что мои крылья сгорели.

Я принимал это сотни жизней. Каждый раз, когда разум начинал мне помогать, включалась и боль. Она каждый раз несла одно и то же. В современных книгах многие зовут это чувство тоской по раю.

Иногда, когда ты вдруг замираешь и смотришь в окно на закат или же желтые листья, это чувство бывает особенно сильным. Ты словно понимаешь, что когда-то мог спрятаться в свои крылья и уснуть сладким сном безвременья, слыша лишь только звук волн океана ушедших надежд.

Каждый раз я оборачивался, услышав за собой шорох летящего ангела, но видел лишь дымку. Рафаил обнимал меня при долгожданной встрече и говорил, что я всегда буду слышать лишь звуки. Но помочь себе смогу только сам. Каждый раз я просыпался ночью и не мог заснуть, вспоминая прервавшийся сон, и не понимая, что это за странное чувство в груди.

Они говорили, что бессмысленно думать о том, чего нет. Они говорили, что счастье заключается в самом моменте. Они говорили, рожденный ползать летать не смеет. Каждый раз одно и то же.

Но однажды наступит тот день, когда я взмахну новыми свежими крыльями белоснежно белого цвета и сделаю круг души. Мне кажется, эта новая боль несет только перемены. И если изначально я страдал, когда их отрубили, то сейчас место чуть выше лопаток саднит уже по другой причине. Мне кажется, там рождается новая жизнь.