Возмездье стратега или в когтях у ведьмы. 21 глава

 21

     Они пришли в богатый дом. Его хозяином был Евстахий, владелец нескольких мастерских и видный государственный деятель. При входе слуги омыли ноги вошедшим теплой водой. Затем те, надев на головы поданные им венки, прошли вглубь внутреннего двора дома к алтарю. Здесь был принесен в жертву богам большой, упитанный баран и после обычной в таких случаях молитвы хозяин провел гостей в ванную комнату, а тушу барана отнесли на кухню. Оттуда по глиняной трубе подавалась подогретая вода в помещение, где находились терракотовая ванна, тазы и обножившиеся для мытья участники пира. После омовения они перешли в соседнюю комнату. Там умелые рабы массировали и умощали их маслами и благовониями.
     Потом Евстахий и гости отправились в андрон и возлегли там на мягкие усыпанные лепестками роз ложа около маленьких столиков, на которых находилось то, что уже было готово к пиру – разные плоды, пшеничный хлеб, жареная рыба, латук, сельдерей. Участников трапезы ждало еще не мало вкусных кушаний, в том числе жаркое из принесенного в жертву барана. Поскольку пир не был заранее подготовлен, блюда подавались по мере их приготовления.
     Этот пир ничуть не походил на те древнегреческие трапезы, которые выливались нередко в разнузданную оргию. Евстахий и его гости не переступали через ту грань, за которой начинались вакханалия, разврат, потому что не хотели лишать себя удовольствия, получаемого от интересной, изысканной, ученой беседы, в основном ради которой и пришли сюда. Вино пилось в меру и толко разбавленное водой или молоком. Роль приглашенных флейтисток ограничивалась исключительно созданием приятного звукового фона для беседы. Такие пиры тоже не являлись тогда редкостью в греческом обществе.
     Пифодор с удовольствием общался с сотрапезниками, по их разговору догадывался, что они высокообразованные, богатые люди, занимающие весьма значительное положение в Коринфе, и радовался, что свел с ними знакомство.
     Желая произвести на собеседников как можно лучшее впечатление, он напрягал память, припоминая выдержки из заученных еще в школе произведений великих поэтов, чтобы эффектно цитировать их, когда для этого представлялся подходящий случай в разговоре, что считалось у древних греков, как мы упоминали выше, чуть ли не главным показателем учености. Удалось ему проявить и познания в философских науках. Через часа два общения со своими новыми друзьями наш герой почувствовал, по крайней мере, так ему показалось, что теперь его уважают не только как хорошего воина, но и как ученого мужа.
     Некоторые участники трапезы незадолго до ее окончания, оказавшиеся наиболее слабыми к искушениям Вакха и Афродиты все же потеряли интерес к изысканной беседе и начали приставть к флейтисткам. Те, хотя и были гетерами, решительно отталкивали их, говоря, что Евстахий обещал заплатить им только за музыкальные услуги, но приглашают их к себе домой после пира или в другое время.
     Одна из флейтисток так понравилась Пифодору, что он то и дело посматривал на нее, и чем сильнее хмелел, тем больше она ему нравилась. Эту гетеру, как стало позже ему известно, звали Круматилион. Она обладала броской красотой: у нее были прямые длиные черные волосы, обрамлявшие несколько вытянутое напудренное лицо, огромные черные выразительные глаза, пухлые выпяченные губы. Пока Круматилион играла на флейте, щеки ее сильно раздувались, делая лицо смешным и некрасивым, но, когда отнимала от губ инструмент, чтобы перевести дыхание или передохнуть, лицо гетеры снова становилось красивым. Однако куда больше, чем оно, волновали Пифодора ее крупные, округлые, крутые формы, выделяющиеся под тонкой тканью хитона.
     Любуясь ею, он видел насколько она превосходит Гирпеллиду тем, что ему особенно понравилось в ней: наш герой приобретал все больше опыта, у него складывался собственный эротический вкус, такой, какой, надобно заметить, среди мужчин весьма распространен.
     Боясь, что его опередят, Пифодор подозвал Круматилион и сказал, что хочет после пира отправиться к ней в гости, а чтобы у нее не появилось желания предпочесть ему кого-то другого, предложил очень большую плату. Впрочем, и тогда боялся услышать отказ. Но гетера с радостью согласилась.
     Это ее радостное согласие вызвало в нашем герое поразительный подъем настроения, внутренней энергии. Теперь он с нетерпением ожидал окончания пира, поддерживал разговор с собеседниками нехотя с отвлеченным вниманием, уже ничуть не заботясь о том, какое произведет на них впечатление. В воображении наш герой уже обнимал и ласкал Круматилион. Его кидало в жар при мысли, что такая восхитительная, с соблазнительными объемистыми прелестями женщина доступна ему и скоро он овладеет ею.
     Наконец был пущен по кругу кубок, посвященный Дионису. Пиршество закончилось. Гости стали расходиться. Пифодор и Круматилион одними из первых покинули дом Евстахия. Расставаясь, сотрапезники договорились между собой о новой такой же встрече у одного из них.
     Выйдя, Пифодор увидел, что уже вечереет. Он впервые пожалел, что поселил у себя Гирпеллиду. Если б не это, он совсем скоро мог бы быть наедине со своей новой возлюбленной, поскольку дом его находился близко отсюда. Теперь же в сгущающихся сумерках предстояло идти в незнакомое место, возможно, далеко находящееся. Благо, идти не пришлось долго: коринфские гетеры жили не на большом расстоянии от богатых кварталов.
     Пока  наш герой и Круматилион шли, гетера искусно развлекала его разговором. Но Пифодор отвечал ей односложно, как-то машинально, не понимая большей части того, что она говорила. Совсем другое поглощало внимание молодого человека. От ощущения близости этой женщины у него перехватывало дыхание и появлялось сладостное, мутящее сознание чувство. Огромного труда стоило ему  удержать себя от того, чтобы начать лапать и тискать Круматилион прямо здесь, на улице, на глазах у прохожих. Он сдерживал себя по причине своей природной скромности и правильного воспитания, полученного в доме Агесилая.
     Зато, когда они пришли в дом Круматилион и остались наедине друг с другом, Пифодор дал волю накопившейся страсти.
     Он провел у своей новой возлюбленной двое суток в дивных наслаждениях и приятных беседах. Ушел от нее только потому, что Круматилион больше не желала довольствоваться содержимым его пояса в качестве зададтка обещанной суммы и послала за остальными деньгами.
     Когда Пифодор вернулся домой, Гирпеллида, бросившись ему навстречу, воскликнула:
     – Наконц-то! Как тебя долго не было, милый! Что ты делаешь со мной?! Я с ума схожу! Уже хотела идти искать тебя!
     – Разве тебя не предупредил мой посыльный где я?
     – Предупредил, но все равно,.. все равно я очень переживала! У нас здесь чего только не случается!
     Понимая, что может надолго задержаться у Круматилион, наш герой послал предупредить Гирпеллиду, что неотложные дела вынуждают его срочно отбыть из Коринфа и отсутствовать, возможно, не один день. Это сообщение охотно согласился за небольшую плату передать слуга Евстахия, знавший, где находится купленный Пифодором дом. Наш герой велел ему сохранить в тайне от Гирпеллиды то, куда он на смаом деле направляется. Но сейчас почувствовал, что она знает, что он ей изменил. Пифодор подумал, что посыльный недобросовестно выполнил поручение, проболтался, и жалел, что мало заплатил ему. Но тот был не виноват – просто гетера хорошо знала куда очень любят мужчины отправляться с пиршества.
     Она продолжала упрекать Пифодора в жестокосердии, стараясь показать, что необычайно любит его, убедить в том, что именно потому так беспокоилась за него. Но он ощущал фальш в этих словах, понимал, что все беспокойство гетеры заключается лишь в опасении потерять выгодного любовника. Он снова видел проявление ее жадности. Раньше Пифодор относился к таким проявлениям очень снисходительно. Правда, они вызывали у него легкую досаду, но в то же время, как ни странно, и чувство похожее на умиление. Сейчас же испытал возмущение и торжество в душе. Торжество потому, что теперь не зависел от ее жадности и не собирался платить столько, сколько она требовала.
     Наш герой словно прозрел – стал видеть недостатки в Гирпеллиде, что способствовало зарождениею чувства неприязни. Идя домой от Круматилион, Пифодор удивлялся, думая о том, что уже разлюбил женщину, которую совсем недавно боготворил.
     Первым делом Гирпеллида его хорошо накормила и увела затем в спальню. Здесь она использовала все свое немалое искусство гетеры. Весь этот день наш герой снова находился в полной ее власти.
     Под вечер он подозвал к себе Трофия, дал ему свой меч, двести драхм и сказал:
     – Вот тебе меч, чтобы дом охранял, а деньги, чтобы служанку Гирпеллиды на рынок посылал. Назначаю тебя моим экономом. На дня два-три опять уйду. А потом куплю кухарку и раба для черных работ. Так что у тебя и подчиненные будут.
     – О, владыка, благодарю тебя! Как ты умен и добр! Как ты прекрасен в своих поступках! Клянусь Артемидой, ты не пожалеешь, что оказал мне такое доверие! Я не подведу тебя! Иди спокойно куда тебе надо. Не сомне-вайся – все будет в порядке. Дом твой в надежных руках остается.
     Пифодор хотел уйти к Круматилион незаметно для Гирпеллиды, так как опасался, что она захочет ему помешать. Но та была на чеку. Она велела своей служанке следить за Пентакионом. Как только он направился к выходу из дома, служанка громко разбила дешевый глиняный сосуд. Это привлекло внимание Пифодора и заставило его невольно приостановиться. Моментально во внутренний дворик из комнаты выбежала Гирпеллида и начала притворно бранить служанку за порчу имущества, но почти тут же бросилась на грудь Пифодору, стала целовать и ласкать его. Любвеобильный молодой человек вновь ощутил страстное желание. Он взял ее на руки и отнес в спальню. Через некоторое время Пифодор заснул крепким сном и проспал до утра.
     После завтрака он собирался все же уйти к Круматилион, но прибыл посыльный из Пританея и сообщил, что сегодня привезут Пифодору деньги в размере пяти талантов, полученные от владельца отбитого у пиратов судна. Пришлось ждать. Пифодор так стремился к Круматилион, что ожидания для него были слишком тягостны. Даже мысль, что разбогатеет еще больше не намного уменьшала его переживания. Наконец лишь в середине дня деньги привезли.
     Заперев их в кладовой, Пифодор вскоре отправился к Круматилион. Его не остановили ни ухищрения Гирпеллиды, ни мольбы ее остаться, ни даже напоминание о сегодняшнем пире, устроитель которого прислал слугу, чтобы тот указал путь к его дому. Пифодор сказал посыльному, что вынужден отказаться от приглашения, так как болен. Не желай он очень сильно поскорее встретиться с Круматилион, то непременно поспешил бы в общество людей, только что завязавшейся дружбой с которыми очень дорожил.
     Наш герой так быстро покинул дом, что даже забыл взять то, ради чего возвращался – деньги для Круматилион. Он вспомнил о них лишь когда уже приближался к улице, где жили гетеры. От досады молодой человек хлопнул ладонью по своему лбу и как только мысленно не бранил себя за забывчивость, но возвращаться не стал, опасаясь, что гетера вместо него примет другого, решив, что обманута, – истекало время, на которое она отпустила его.
     Вошел он в дом возлюбленной с надеждой, что сумеет найти в ней понимание того, что человек действительно может забыть принести обещанное. Но как только Круматилион узнала, что он вернулся без денег, она пришла в неописуемое возмущение, не захотела даже слушать его объяснений и воскликнула: «Так я и думала, что ты лгун! Тоже захотел на дармовщину!» Гетера разразилась яростной площадной бранью. В ее поток сквернословий Пифодор не мог и слова вставить в свое оправдание.
     Вскоре поняв, что дальнейшее его пребывание здесь совершенно бессмысленно, что не имеет никакой надежды на обладание этой женщиной, он поврнулся и взялся за дверную ручку.
     – Стой, ты куда? – вдруг услышал за спиною ее голос, зазвучавший примирительно, встревоженно и даже немного ласково. – Ну ладно уж, оставайся. Что с тобой делать? Какие вы все таки жадные, мужчины.
     Пифодор жил у нее еще три дня. На четвертый он сходил домой и принес обещанные деньги, чем не мало удивил Круматилион, решившую, что он из тех мужчин, которые пользуются бесплатными услугами влюбившихся в них гетер.
     Пифодор стал жить поочередно: то у Круматилион – два-три дня, то один-два – дома. Гирпеллида всячески старалась удержать нашего героя каждый раз, как он отправлялся к другой любовнице, но удержать его было невозможно.
     Когда Круматилион узнала, что он сделал хозяйкой в своем доме гетеру, то удивилась.
     – Кто это? Как зовут эту твою милашку? – спросила она и в голосе ее послышалась интонация ревнивой настороженности.
     – Гирпеллида, – ответил Пифодор.   
     – Какая Гирпеллида? А,.. да уж не та ли, что в Лехее живет?
     – Да, она из Лехея.
     Круматилион принялась зычно, вульгарно хохотать, затем сказала:
     – Как же ты мог так опуститься, что связался с ней?
     – А что? – растерянно и смущенно спросил Пифодор. 
     – Да знаю я эту твою Гирпеллиду! Она же в два раза старше тебя. Да нет у нас здесь в Коринфе, Гирее, Лехе и Кенхрее другой такой же ничтожной, жалкой, позорной, дешевой, замызганной, нелюбимой мужчинами гетеры! Она вышла из портовых шлюх. Была рабыней, жалкой рабыней. Выкупилась. С ней кто только не переспал – все гребцы, все матросы, все солдаты, рабы даже! Как же ты мог связаться с нею? Какой ты неопытный! Вот она и ловит таких на крючок. К тому же у нее, говорят, болезнь какая-то… ужасная, смертельная. Она любовникам передается. Многие, говорят, уже умерли.
     Круматилион действительно знала Гирпеллиду – они встречались на общих для гетер празднествах, посвященных Афродите, Эроту, Харитам,  были званы порой на одни и те же пиры, но говорила о ней полнейшую неправду, прибегая к обычному у женщин ее профессии способу устранения соперниц. Однако не обладающий достаточным жизненным опытом наш герой, хоть не всему, но многому из ее лжи поверил. Он и так, как мы знаем, уже не любил Гирпеллиду. Теперь же проникся к ней неприязнью.
     – Выгоняй ее – сказала Круматилион, – и, если ты меня любишь то,.. то захочешь, чтобы я там жила с тобой. Тогда, представляешь, мы будем каждый день видеть друг друга! Я буду прекрасной хозяйкой в твоем доме. Я буду тебе как жена. Да что там жена – никакая супруга не любит так своего мужа, как я тебя. 
     Пифодор в ответ только неопределенно улыбнулся, и его улыбка была похожа на усмешку. Он уже не один день думал как избавиться  от Гирпеллиды, но у него и в мыслях не было вводить в дом какую-либо другую женщину, тем более гетеру (о невесте он еще и не думал, так как по понятиям древних греков был еще слишком молод для брака). Обдумывал же каким образом выпроводить сожительницу Пифодор потому, что для него это было отнюдь не простой задачей: он не мог решиться сказать Гирпеллиде, что разлюбил ее, и что она должна покинуть его дом.
     Наконец решил прибегнуть к помощи Трофия. Тот с радостью взялся избавить хозяина от Гирпеллиды. Он не мог не радоваться возложенному на него поручению, так как она уже надоела ему своими придирками, поучениями, понуканиями.
     Когда Пифодор в очередной раз вернулся от Круматилион, Трофий встретил его с довольным видом и сообщил, что гетеры и духу в их доме не осталось. При этом он сказал: «Но какова стерва! Ох, и наглая, эх и наглая. Она ведь, ты знаешь, владыка, неустойку стала требовать, да столько денег!..». Пифодор схватился за голову. Он представил как грубо и злорадно Трофий разговаривал с гетерой, выпроваживая ее. Нашему герою стало очень стыдно и жалко Гирпеллиду. Он бросился в свою сокровищницу, зачерпнул золотых монет в пригоршню, пересчитал, положил их в мешочек и дал его изумленному Трофию, сказав: «Давай, живее беги к ней – отдашь. Да смотри, я проверю – отдал ли и все ли отдал, понял?!»
     Но Пифодор так и не спросил Гирпеллиду об этом: ему было совестно встречаться с нею, да и не хотелось идти в Лехей. Впрочем, Трофий всегда в точности выполнял его любые поручения.
     Как многие богачи, наш герой познал не мало женщин: вступал в связь то с одной, то с другой гетерой, порой покупал понравившихся ему рабынь, чтоб сделать наложницами, но ни к одной не мог по-настоящему привязаться, за исключением Круматилион. Ей досталось его любви гораздо больше, чем остальным женщинам. Нередко он жил у нее по нескольку месяцев. Она же любила Пифодора так, что не раз ради него отказывалась от мужчин, готовых заплатить ей по-царски. Наш герой, хотя и не скупился в одаривании гетер, но был уже далеко не таким щедрым, каким сделала его по началу  Гирпеллида, пользуясь неопытностью и безумием первой любви юноши.
     Не только своим отношением к женщинам Пифодор походил на других богатых греков, но и в остальном. Он уже не вспоминал о том, как, возвращаясь из Делф, решил жить скромно. Тяга к роскоши овладела им. Он окружил себя множеством слуг, дорогих вещей, имел дорогой стол, дорогие удовольствия, что обычно осуждалось большинством эллинов.
     День его проходил, как правило, следующим образом. Проснувшись поздним утром и позавтракав, он отправлялся в гимнасий или палестру, где занимался телесными упражнениями в окружении мужчин и юношей, достаточно богатых, чтобы позволить себе предаваться распространенному у греков развлечению – занятием спортом – в то время, когда все работают. Именно из числа этих людей и состояла компания, в которой наш герой теперь любил проводить время. По окончании тренировки он с друзьями отправлялся на пир, даваемый то одним, то другим из них. Нередко устраивал пиры и сам.
     Такая жизнь, конечно, требовала больших расходов. Состояние Пифодора быстро расточалось. Он не имел мастерских, загородных поместий, торговых кораблей, которые обогащали его друзей. Желая тоже получать крупные доходы, Пифодор обратил значительную часть своего имущества в векселя, но две третих вложенных денег пропало, остальные же приносили слишком скудные дивиденты. Тогда молодой человек решился купить хороший  корабль, искусной, добротной постройки, много товаров и нанять команду опытных матросов. В этом был большой риск, так как в случае неудачной торговой деятельности или  потери судна в результате стихийного бедствия или нападения пиратов, он мог лишиться почти всего своего состояния. Но риск оправдал себя: наш герой стал-таки получать большие доходы. Особенная роль в достижении успеха принадлежала Трофию, которому Пифодор поручил заниматься торговыми операциями: он имел не малый опыт в этом деле будучи раньше долго рабом то у одного, то у другого купца. В знак особой благодарности Пифодор дал ему вольную. Получив свободу, тот, однако, не покинул своего бывшего хозяина, а остался служить ему за деньги.
     Со временем наш герой купил загородную усадьбу, что еще более укрепило его материальное положение.
     Регулярные занятия телесными упражнениями необычайно развили Пифодора физически. Еще живя в Аргосе, он, как мы знаем, стал очень сильным атлетом. Теперь же добился еще большего, находясь в самом благоприятном для достижения высоких спортивных результатов возрасте.
     К двадцати четырем годам наш герой стал первым борцом Коринфа, одолев многих атлетов, значительно превосходивших его ростом и весом, в том числе даже чемпиона олимпийских, истмийских и немейских игр Харисия. (Примечание: Истмийские игры проводились в Коринфе, Немейские – в Аргосе и едва ли уступали по популярности Олимпийским).  Коринфяне уговаривали Пифодора тоже принять в них участие, предсказывали ему победы и недоумевали, почему тот упорно отказывается. Они не могли догадаться, конечно, что он опасался встречи со знакомыми аргивянами, которые могли узнать его в присутствии коринфян и невольно изобличить в разговоре с ним. Такая вероятность была очень велика, так как эти состязания собирали очень много участников и зрителей со всех городов и областей Эллады и остального греческого мира. Когда же проходили Истмийские игры, а проходили они в Коринфе, то Пифодор, притворяясь больным, безвыходно просиживал дома до самого окончания состязаний или скрывался в своем загородном имении.
     Еще большего, чем в спорте, добился наш герой в искусстве владения оружием. Время, которое древнегреческим городам-государствам удавалось прожить в мире, бывало, как правило, непродолжительным. В случае войны в ополчение призывалась значительная часть мужского населения полиса. Каждый мужчина, как уже говорилось выше, проходил обязательную ратную подготовку, служа эфебом. Но и после этого от него требовалось время от времени выполнять как индивидуальные, так и коллективные воинские упражнения. Многих людей страх быть убитым на войне заставлял усердно заниматься боевой подготовкой. Таким был и Пифодор. Он старался не только поддерживать свое виртуозное умение обращаться с оружием, но и еще более развить его.
     Каждый раз оказывалось, что нанимаемые им учителя фехтованияя, уступают ему в мастерстве. Не было Пифодору равных и в той кавалеристской сотне, в которую его зачислили. Когда за городом проводились совместные учения всех резервистов Коринфа, лучшие воины от каждой сотни принимали участие в состязаниях между собою. Каждый раз Пифодор одерживал убедительную победу, доказавая, что не только в борьбе является первым атлетом Коринфа.
     Занятия спортом, что уже упоминалось выше, дали ему много как воину – сделали его выносливее, сильнее. Он скоро почувствовал, что легче двигается в тяжелых бронзовых доспехах, меньше устает, сражаясь, а удары его стали такие, что Пифодор нередко ломал или выбивал из рук противника учебный деревянный меч.
     Нашего героя зачислили в отряд личной охраны стратега. Это было и почетно, и выгодно. Все знали, что телохранителями главнокомандующего являются самые лучшие воины. Кроме того, им выплачивалось хорошее жалование за участие в боевых действиях.