Тит Андроник, 2-3

АКТ ВТОРОЙ
СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Лесная глушь.
(Входит Арон с мешком золота.)

АРОН:
Сказал бы умник, что умом страдаю:
Коль злато, не растратив, зарываю.
Мудрец не знает, что Арон затеял,
Какие ягоды под деревом  посеял.
Восходы зла поднимутся из злата,
И будут за страдания нам платой.
(Прячет золото.)
Пусть до поры сокровище хранится,
Покоится здесь месть императрицы.

(Входит Тамора.)

ТАМОРА:
Печали маска на лице твоём,
Сними её, ведь мы сейчас вдвоём.
Послушай, как щебечет птиц семейка,
Как нежится на солнцепёке змейка,
Как лист дрожит, играя с ветерком,
Лаская слух невидимым смычком.
Давай-ка, мой Арон, с тобой присядем
И, на красоты леса ныне глядя,
Послушаем, как эхо дразнит псов
Под их визгливый гомон голосов.
Страдает лес от егерской работы,
Как будто две затеяно охоты.
Мы, как Дидона и скиталец-принц,
Перед судьбой падём с тобою ниц.
Окажет лес любовникам услугу,
Чтоб задушить в объятиях друг друга.
Под звук рожков охотничьих в лесу
Я в рай тебя, любимый, унесу.

АРОН:
Тобой Венера ныне управляет,
Меня Сатурн суровый наставляет.
Я потому, любимая, сердит,
Что бес во мне отмщения сидит.
Не кудри вьются на главе моей –
Клубы и  кольца ядовитых змей.
Они готовы и кусать, и жалить,
Нет в них к врагу ни милости, ни жали.
Венера – в небе,
Ты – в душе моей,
Я отомщу, и станет сладко ей.
Для Бассиана чёрный день грядёт:
Немую Филомелу обретёт.
Твои сыны, лишив девицу чести,
В крови утопят принца из-за мести.
Возьми письмо и цезарю вручи,
В нём от грядущего схоронены ключи.
Конец свиданию, Тамора, наступает.
Расходимся, за  нами наблюдают.
Сама добыча в западню стремится,
Чему уж быть, тому теперь случится.
ТАМОРА:
Мой милый мавр, ты жизни мне дороже!
О, помоги, всемилостивый Боже!

АРОН:
Довольно слов, моя императрица.
Я вижу, Бассиан сюда стремится.
Сынов твоих  я отыщу, и вскоре
Они тебя поддержат в главном споре.

(Уходит.)
(Входят Бассиан и Лавиния.)

БАССИАН:
Императрица ль Рима потерялась,
В лесу без свиты царственной осталась?
А, может, без светил и без охраны
К нам снизошла охотиться Диана?

ТАМОРА:
Ты, кто посмел хулить императрицу,
Осмелился шпионом объявиться.
Будь наравне с Дианой и богами,
Я б наградила юношу рогами.
Не помогла б и цезаря корона,
Порвали б псы тебя, как Актеона.

ЛАВИНИЯ:
Похоже, ты, царица, средство знаешь,
Что всех мужчин рогами награждаешь.
В кустах гулял не ветер – злостный шёпот:
Вы с мавром затевали новый опыт.
Возьми, Юпитер, цезаря под сень,
Затравлен будет псами царь-олень.

БАССИАН:
Тебя твой киммериец очернит,
Он – только тень, а свет ему претит.
Под чёрной кожей – желчь и зло сплошное,
Поверь: ему неведомо иное.
Оставила ты ради мавра свиту,
И спешилась с коня, где ложе свито,
Чтоб похотью с любовником заняться,
И тайно мавру сладко отдаваться.

ЛАВИНИЯ:
Избранник мой врасплох тебя застал,
Потешиться любовникам не дал.
Но мы уйдём, творите грех интимно,
Предательство и подло, и противно.
Пусть ворон чёрный – чёрная любовь
Замесит в логове отравленную кровь.
БАССИАН:
Идём, идём, я, как и ты, спешу.
Секрет сей брату ныне оглашу.

ЛАВИНИЯ:
Не надо быть, по-моему, пророком:
Обманут цезарь подло и жестоко!

ТАМОРА:
Конец, похоже, наступает света.
Ужели можно вытерпеть всё это?

(Входят Деметрий и Хирон.)

ДЕМЕТРИЙ:
Вы так бледны!
Что здесь могло случиться?
Кто омрачил ваш лик, моя царица?

ТАМОРА:
Для бледности причина налицо,
Оскорблена я ныне подлецом.
Поганый принц с подругою своей
В глуши меня хоронят средь ветвей,
Где в день погожий не растёт трава,
Где умирают стоя дерева,
Где мхом седым убежище одето,
Ни воздуха, ни солнечного света.
Лишь вороны да совы обитают,
Их крики душу в клочья раздирают.
Они, загнав меня в канаву эту,
Сказали, что продержат до рассвета.
Ко мне придут в ночи ежи и змеи,
Чудовища из ада, злободеи,
Такой устроят для царицы ад,
Что смерти был бы дьявол даже рад.
Грозились к тису жертву привязать,
Чтоб связанной мне в муках умирать.
Прелюбодейкой обзывали готку,
Похабней слов не изрыгали глотки.
Когда бы опоздали вы к моменту,
Не к  месту были б эти сантименты.
Коль матерью считаете царицу,
Убейте принца на глазах девицы.

ДЕМЕТРИЙ:
Вот доказательство тебе любви моей.
(Закалывает Бассиана.)

ХИРОН:
Тебе нет преданней на свете сыновей
(Добивает Бассиана. Принц падает замертво.)
ЛАВИНИЯ:
И ты теперь ударь, Семирамида!
Пронзи своею варварской обидой.
А, впрочем, ты, ничтожная Тамора,
Без имени, то – кличка для позора.

ТАМОРА:
Змеиное из пасти вырву жало,
Обиду вырежу из гадины кинжалом.

ДЕМЕТРИЙ:
Иную казнь готовим ей и дому:
Сожнём зерно, потом спалим солому.
Щитом ей целомудрие служило,
Она нас унижала и корила,
Когда же мы девицу обесчестим,
Без слёз её схоронят и без чести.

ХИРОН:
Коль этого с девицей не случиться,
Я буду евнухом и откажусь лечиться.
Труп Бассиана в изголовье будет,
Он нашу страсть дремавшую разбудит.

ТАМОРА:
Пчелу доите, дети, до конца,
Пока в ней есть медовая пыльца.
Когда же вы насытитесь сполна,
Убейте, чтоб не жалила она.

ХИРОН:
Пусть пожужжит пчела в последний раз,
Её невинность раззадорит нас.
Вопрос решён!
Довольно ныть и охать!
Идёт на штурм мужская наша похоть.

ЛАВИНИЯ:
Как может женщина и мать
Такую мерзость оправдать?

ТАМОРА:
Меня поймёшь едва ли:
У мести нет морали!

ЛАВИНИЯ:
Ужели, принцы,
Вам неведом принцип:
Как наказанье не было б сурово,
Имеет право узник молвить слово.


ДЕМЕТРИЙ:
Слезам и воплям радуйся, царица,
Ведь от дождя  скала не разорится.

ЛАВИНИЯ:
Котёнка мать-тигрица обучила,
Она его жестокостью вскормила,
Стальные у котёнка коготочки,
Они уже не требуют заточки.
Не все котята у тигрицы звери,
Бывает чудо. Я в такое верю.
(Обращаясь к Хирону):
Ты – исключенье. Мне не показалось.
Так разбуди в тигрице этой жалость.

ХИРОН:
Сказав про когти,  вспомни про усы.
Ты намекаешь – я внебрачный сын?

ЛАВИНИЯ:
Ворона ласточку не высидит в гнезде,
Когда б такое чудилось везде,
То лев, отдавшись радости – ни брани.
Когтями б жертву бедную не ранил.
Спасали вороны от голода детей,
Выходит – воронят они святей.
Вот так и ты, добра мне не желая,
Помилуй лоскуток от урожая.

ТАМОРА:
Твоих намёков я не понимаю,
Ведите! Слушать боле не желаю!

ЛАВИНИЯ:
Позволь тебя терпенью научить.
Не стал отец мой ворога казнить,
И ты помилуй, и очисти душу,
Открыв добру глаза свои и уши.

ТАМОРА:
Да будь ты бессловесной и святошей,
Андроником твой шанс под корень скошен.
Вы помните, сыны, как я страдала.
И лютый Рим слезами орошала,
Но не смягчился кровожадный Тит,
Мой сын сожжён, а мать за сына мстит.
Чем надругаетесь вы более над ней,
Тем для Таморы будете милей.

ЛАВИНИЯ:
Тамору не о жизни умоляла,
А умереть на острие кинжала.
Мои земные кончились дела,
Я с Бассианом вместе умерла.

ТАМОРА:
О чём ты просишь, я не понимаю,
С безумной я общаться не желаю.

ЛАВИНИЯ:
Прошу о смерти, а молю о том,
Чего не можно молвить языком.
Ведь вы же мать, Тамора, и поверьте
Насилие ужасней лютой смерти.
И чтоб понуку ту не лицезреть,
Я с радостью приму любую смерть.
От глаз людских меня в канаву бросьте,
Да упокоятся в сырой могиле кости.

ТАМОРА:
Не вижу в том позора и вины.
Пусть насладятся похотью сыны.

ДЕМЕТРИЙ:
Вперёд! Вперёд!
Мои штаны уже охота рвёт!

ЛАВИНИЯ:
Мир не знавал страшней позора,
Чем мать насильников Тамора!

ХИРОН:
Я рот заткну ей поздно или рано.
Тащи-ка, брат в канаву Бассиана.
Сокроют ветки  труп со всех сторон,
Так приказал нам действовать Арон.

(Деметрий бросает труп Бассиана в канаву. Затем Деметрий и Хирон силой уводят Лавинию.)

ТАМОРА:
Прощай, красавица, прощай.
Проклятьем души не стращай.
Мои сыны в крови по локоть,
Владеет мальчиками похоть.
И целомудрие твоё
Она клыками разорвёт.
Себя освобожу от пут:
Пусть все Андроники умрут!
Пока победы зреют лавры,
Пора отдаться ласкам мавра.

(Уходит.)

(Возвращается Арон с Квинтом и Марцием.)

АРОН:
Сюда! Сюда!
Вершится драма!
Пантера угодила в яму,
И там уснула вечным сном.

КВИНТ:
Как в ясном небе грянул гром.

МАРЦИЙ:
Нехорошо мне стало что-то.
Ни до забав, ни до охоты.
(Падает в яму.)

КВИНТ:
Да ты не просто так упал,
Похоже, в западню попал.
Канава тщательно укрыта,
Кровь на листы росой пролита.
Зловещей мест я не знавал.
Надеюсь, ты не пострадал.

МАРЦИЙ:
Не я, а сердце ранено моё,
Не верят очи, ум не познаёт.

АРОН (в сторону):
Увидит цезарь Марция в канаве,
Признать убийцей брата будет вправе.
(Уходит.)

 МАРЦИЙ:
Что ж не поможешь выбраться из ада?
Я весь в крови. Очиститься мне надо.

КВИНТ:
Владеет мною непонятный ужас,
То в жар бросает, то колотит стужа.
Я сердцем вижу больше, чем очами,
Как будто катастрофа за плечами.

МАРЦИЙ:
Чтоб вы с Ароном ощутили жуть,
Достаточно в канаву заглянуть.
Нельзя без слёз и горечи смотреть,
На то, как расписалась кровью смерть.

КВИНТ:
Арон ушёл, а я взглянуть не смею,
Пред ужасом представленным робею.
Я, как дитя, боюсь, чего не знаю,
На твой рассказ я только уповаю.

МАРЦИЙ:
Принц Бассиан зарезан, как овца,
Не узнаю ни тела, ни лица.
Охватывает душу страх и ужас,
Всё поглотили мрак и крови лужа.

КВИНТ:
Как в темноте ты принца опознал,
Коль ни лица, ни тела не узнал?

МАРЦИЙ:
В канаве перстень принца так сияет,
Что мертвеца и яму освещает.
Как будто ожила в сознанье драма
Любви несчастной Фисби и Пирама.
Мои надежды,  брат, не обмани,
И руку помощи скорее протяни.
Не дай же стать мне жертвой аппетита
Бездонной пасти жуткого Коцита.

КВИНТ:
Протягивай мне руку, помогу,
Перед бедой не должно быть в долгу.
А коль не хватит ловкости и силы,
Не миновать обоим нам могилы

МАРЦИЙ:
Без помощи твоей не поднимусь.

КВИНТ:
Позволь к тебе я ближе подберусь.
Держись!
Не отпускай, товарищ, руку!
Помолимся терпению и трюку,
Тогда-то мы беду и победим,
Иначе оба в яму угодим.

(Падает в яму.)
(Входят Сатурнин и Арон.)

САТУРНИН:
Идём! Хочу на яму подивиться,
Куда изволил кто-то провалиться.
Кто там, в дыре зияющей земной?
Изволь на возглас отозваться мой!

МАРЦИЙ:
Я, Тита сын, в глубокой западне.
Разыграна трагедия на дне:
В аду кромешном и кровавой луже
Я Бассиана мертвым обнаружил.

САТУРНИН:
Мой братец мёртв?
Похоже, ты – шутник.
Не много ль заложил за воротник?
С женою видел их в лесной сторожке,
А времени с того прошло немножко.

МАРЦИЙ:
Живой он был до этой страшной ямы,
Теперь погиб. Свидетельства упрямы.

(Входят Тамора со свитой, Тит Андроник и Люций.)

ТАМОРА:
Желает знать царица-прима:
Где мой супруг, властитель Рима?

САТУРНИН:
Супруг с тобой, Тамора, вместе,
Он ранен в сердце жуткой вестью.

ТАМОРА:
Не вижу брата Бассиана.

САТУРНИН:
Ты теребишь живую рану:
На дне канавы брат лежит,
Он здесь предательски убит.

ТАМОРА:
Да, поздно!
Не могла ведь знать я,
Что смерть сокрыта под печатью.
Как за улыбкою, порой,
Таится случай роковой.

(Передаёт Сатурнину письмо.)

САТУРНИН (читает):
«И даже если с жертвой разминёмся,
Копай могилу, мы сюда вернёмся.
Здесь захороним поздно или рано
Загубленного принца Бассиана.
Под бузиной закопана награда,
Тебе её искать в крапиве надо.
Зияет рядом пасть пещеры скрытой,
Там будет тело юноши зарыто».
Трагедия, Тамора, приключилась!
На голову мою беда свалилась.
Вот яма и крапива с бузиной.
А где ж охотник, кто всему виной?

АРОН:
А вот в мешке под бузиной и злато,
Охотнику-убийце, цезарь, плата.

САТУРНИН (обращаясь к Титу):
Из логова сбежавшие волчата,
Сгубили моего родного брата.
Велю их в подземелье засадить,
Пытать, терзать и голодом морить.
 
ТАМОРА:
Как быстро обнаружены убийцы!
Заточены в канаве кровопийцы.

ТИТ:
Я никогда, мой государь, не плакал.
Сейчас всплакнул. Не верю я, однако,
Что сыновья мои так низко пали,
Коль это так, прощу я их едва ли…

САТУРНИН:
Как можешь ты, Андроник, сомневаться!
Над цезарем решил поиздеваться?
Меня трясёт, как от январской стужи.
Тамора, кто посланье обнаружил?

ТАМОРА:
Его, мой цезарь, обнаружил Тит.
Пред вами на коленях он стоит.

ТИТ:
Через мои прошло посланье руки.
Сдай сыновней мне, цезарь, на поруки.
Клянусь могилой знаменитых предков,
Я  с древа удалю гнилые ветки.

САТУРНИН:
Порукой им не будешь.
Уходи!
За всё у них расплата впереди.
Убитого достаньте и убийц,
Падут они передо мною ниц,
Ни слова не давайте им сказать,
Нельзя словами зверство оправдать.
Пусть будет казнь одной сплошною  раной,
Тогда им смерть покажется желанной.


ТАМОРА:
Я цезаря о милости спрошу,
Быть может, дело миром разрешу.

ТИТ:
Идём же, Люций, их не убедить.
Чему уж суждено, тому и быть.

(Уходят.)