Трафарет

Яркая вспышка. Потолок в трещинах. Снова вспышка. Звук незнакомого голоса. Я медленно открыл глаза. Тело пронзила острая боль, и я не мог понять, откуда она взялась. Осмотрев себя, я увидел ползущие по моей руке тонкие трубки капельницы. Отодрав их от запястья, я немного приподнялся и стал оглядываться по сторонам. Белые стены этой квадратной комнаты окружили меня тихим безмолвием, надеясь, что я смогу спасти их от навалившегося одиночества. Кроме меня и моей кровати здесь ничего больше не было. Сверху на меня смотрела давно выгоревшая лампочка. Она висела на обшарпанном проводе, который уже давно перестал дышать электричеством и лишь изредка покачивался от гуляющего в этих стенах ветра. И снова послышался грубый голос.
- Черт бы тебя побрал, Скотт! – орал кто - то.- Я же просил тебя присмотреть за этими сумасшедшими, а они снова оставили тебя в дураках, идиот!
Послышались беспорядочные шаги, звяканье ключей и тяжелая необъятная дверь отворилась. За ней стоял невысокий,хорошо сколоченный мужчина в белом халате лет тридцати и вертел в руках толстенную папку, которая, казалось, вот – вот разойдется по швам. Он брезгливо осмотрел комнату, в которой я находился и, вздохнув, переступил порог.
- Ну, здравствуй, Джей. Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? – насмешливо произнес он. – Я – то уже думал, что ты не скоро придешь в себя после вчерашнего.
Я стал лихорадочно восстанавливать в памяти картины прошлого вечера, но никак не мог вспомнить ни единого фрагмента. И меня это так разгневало, что я хотел было отпустить какую – то колкость этому несносному высокомерному врачишке, но что – то меня удержало от этого выпада в его сторону.
- Надеюсь, что капельница привела тебя в чувство,- безмятежно продолжал молодой Гиппократ.– Ты вчера заставил нас понервничать. При этих словах он многозначительно посмотрел на меня, как будто именно после этих слов я все должен был вспомнить. – Ну, ничего, придешь в себя, и мы поговорим,- сказал он и, все тем же брезгливым взглядом окинув, теперь уже, и меня, развернулся и торопливо вышел, со всего размаху хлопнув дверью.
Где я нахожусь? О чем идет речь? Что со мной вчера приключилось, спросите вы. Время есть, я все расскажу, не торопитесь. Мне двадцать девять лет, зовут меня Джей Морган. Работал я брокером в одной очень успешной и известной компании. Семьи у меня нет, жил я отшельников в однокомнатной квартире на краю города. Все было довольно сносно до тех пор, пока я жестоко не избил своего начальника в приступе гнева, который внезапно на меня обрушился. Все это произошло на глазах у большинства сотрудников, которые, естественно, сочли меня за сумасшедшего и отправили в больницу для психически нездоровых  людей, которая славилась во всей округе беспределом, царившим в ее стенах. И самое интересное, что я смиренно принял эту меру и в состоянии абсолютного спокойствия ждал, пока оформят все бумаги, и я окажусь в этом царстве искаженных человеческих душ. Во мне как будто все вымерло, выцвело, опустело.  Я не видел перед собой ничего, кроме кромешной тьмы, которая поглощала меня с каждой секундой все больше и больше в свои объятия. С подачи моего начальника все провернули довольно быстро, и вот я уже сижу за стеклянной дверью этой больницы в ожидании своей участи. Я взял сюда старый потрепанный блокнот, теплый свитер и несколько рубашек. Все это уместилось в потертый цветастый рюкзак. Странно, но вид этой угрюмой серой больницы вызвал у меня живой интерес и я хотел поскорее узнать, что же она скрывает. Вы скажете, что я действительно сумасшедший, раз так просто согласился с тем, как распорядились моей жизнью, но не все так просто, мой друг, не все так просто. Я так устал от своей однообразной жизни, однообразных людей, даже от любимой работы, которая, как мне казалось, поможет мне забыться. А тут жизнь преподнесла мне такой шанс что – то изменить, взглянуть на все с другого ракурса и  я даже не стал сопротивляться, потому что чувствовал, что так нужно. Зачем я тогда избил своего начальника? Все так просто. Я увидел как он поднял руку на мою сотрудницу, которая была мне хорошим другом, и я не смог промолчать. У меня помутнел разум, я бросился что есть мочи, удар за ударом украшать его несносную физиономию кровоподтеками разной степени сложности. Я бил его до тех пор, пока не появились охранники, и мне казалось, что еще несколько секунд и я бы просто убил его. Это ненормально. Но у меня есть оправдание. Я просто вспомнил фрагмент из детства, когда мой отец, заядлый алкоголик, избивал мою несчастную мать до смерти, а я смотрел на все это из своей комнаты и ничего не мог поделать, ничего. С тех пор я не могу смотреть на то, как бьют женщин, это сводит меня с ума. А теперь я сижу в психушке и понимаю, что даже дышать легче стало. Тьма отступает. Мне давно нужен был толчок, сумасшедший толчок. Вот и вся моя история. Несуразная, пустая, бесцветная, но история. И теперь я должен очень постараться вспомнить, что же вчера произошло.


Меня выпустили из «комнаты – одиночки» (так ее называли тамошние больные),на следующее утро и что странно, никакой агрессии со стороны медицинского персонала, всего лишь жалостливые взгляды и покачивания головой. Все в порядке. Я дошел до своей палаты и неуверенно дернул за ручку, которая еле держалась. И я застыл. На моей кровати сидел мужчина непонятного возраста в ярко – красном свитере крупной вязки. Он смотрел куда – то поодаль и почесывал свою короткую густую бороду, которая ему очень шла. Я простоял в дверях минут пять и, сделав вдох, вошел, не спуская глаз с незваного гостя. Он, словно не замечая меня, все так же продолжал сидеть, мотыля ногами из стороны в сторону.
- Добрый день,- медленно произнес я, чем, видимо, напугал незнакомца. – Я что – то пропустил? Или, быть может, вы ждете кого – то и не нашли лучшего места для этого? – сказал я с раздражением.
Он резко встал, отряхнул свои черные штаны, которые были ему велики, и уставился на меня отсутствующим взглядом. И так мы стояли достаточно долго, изучая друг друга, пока он не очнулся и не предпринял отчаянные попытки завести разговор.
- Я Алекс, Алекс Брукс,- он смущенно протянул мне руку, и я пожал ее. – Мне сказали, что теперь я буду жить с вами. Клянусь, что я не знаю, чем были вызваны такие меры,- сказал он извиняющимся тоном.
- Меня зовут Джей и, кажется, я знаю, в чем дело, - сказал я и вспомнил наглое лицо врача, который приходил меня навещать.  – Мне жаль, но здесь всего одна койка и я не стану делить ее с посторонним человеком. Быть может медсестры смогут дать вам спальник или раскладушку.
- Да я и не планировал дышать вам ночью в спину, - произнес Алекс, чувствуя, что контакт налажен.
После этих слов он вприпрыжку выбежал из палаты и понесся по коридору, задевая по дороге медсестер и блуждающих пациентов со стеклянными глазами. Странно, но этот персонаж мне понравился с самой первой минуты. Веяло от него чем – то мне незнакомым и должен был узнать, что это. Я принялся заправлять кровать и вдруг услышал звук бьющегося стекла и обернулся. Посреди коридора стоял Алекс с окровавленными руками, в которых, видимо были остатки бутылка или стакана. Он стоял как вкопанный и с ужасом смотрел себе под ноги, возле которых уже образовалась довольно приличная лужица крови. Непонятно откуда выбежали две молоденькие медсестры и принялись собирать осколки, которые разлетелись на несколько метров. Потом появилась третья, невысокая и громогласная медсестра, которая тут же начала неистово орать на Алекса, который тут же расплылся в улыбке, к моему огромному удивлению.
- Мисс Марлоу, а вы все так же потрясающе выглядите, если не брать во внимание ужасные морщины, которые одолели ваше милое личико, - надменно сказал Алекс и устремил свой взгляд на меня.
И он едва заметно подмигнул мне, и я прочитал в его глазах еле уловимую насмешку. Он был пропитан ею, боже, да, именно пропитан.
Мисс Марлоу славилась своей мерзкой натурой еще задолго до того, как я попал сюда и я клянусь вам, такое наглое, но, изысканное в то же время  замечание Алекса, привело меня в неистовый восторг. Я так долго думал, как же высказать ей свою антипатию и недовольство, а тут этот озорной бородач все сделал за меня. Мисс Марлоу возмущенно глотала воздух и смотрела на нас во все глаза, пока шустрые медсестры перевязывали пораненную руку Алекса. Видимо, она не нашла, что сказать, поэтому круто развернулась и почти бегом устремилась в свой кабинет, демонстративно хлопнув дверью. Воцарилось молчание. Закончив перевязку, медсестры с укором бросили взгляд на Алекса и вновь вернулись к своим обязанностям.
- Невыносимая женщина, просто невыносимая, - сказал Алекс и направился в нашу палату, что есть силы шаркая. Я направился за ним. Мы сели за маленький стол, который стоял у единственного, на этой стороне, окна и неловко замолчали.
- Господи, Джей, ну у тебя и рожа, - неожиданно громко произнес Алекс и засмеялся. – У покойников и то лица повеселее будут, уж поверь, я тут их столько видел, что и не пересчитать. При этих словах он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Блаженная, даже немного глупая улыбка не сходила с его уст, и я даже не пытался ее развеять.
- Ал, ты же не против, чтобы я тебя так называл? – сказал я таким же веселым голосом. – Как ты здесь оказался, расскажи, я хочу  что – то знать об этом, все – таки вместе жить будем.
- Никогда не смей меня называть сочетанием этих двух жалких букв, -сказал он, распахнув глаза. – Только один человек меня так называл, но только вот в чем вещь – я здесь, сижу, слушаю этот бесполезный треп, а он там, за гранями этих бетонных коробок проживает нормальную жизнь и даже не вспоминает обо мне. Хотя, это наверное взаимно у нас.
Его голос дышал еле уловимой яростью, которую я, почему – то, запомнил на всю жизнь.
- Прости,- еле слышным голосом проговорил я, чувствуя вину.
- Да расслабься, старина,- сказал Алекс и залился беззвучным смехом.
Я обескуражено уставился на него, пытаясь понять, очередная шутка это или что – то сказанное всерьез. Он похлопал меня по плечу и отвел руку в сторону, в которой непонятно откуда взялась серебряная монетка. Он вложил мне ее в руку и направился к двери.
- У всех влюбленных, как у сумасшедших, кипят мозги: воображенье их всегда сильней холодного рассудка, - спокойно произнес он. - Старина Шекспир, «Сон в летнюю ночь». Любопытная пьеса.
После этих слов он вышел, аккуратно прикрыв дверь. И тут я понял, что в этом человеке кроется нечто поистине необъятно великое. Что же это? Я узнал об этом очень скоро.

Я стал Алексу лучшим другом. Ну как, мне так казалось. Мы везде ходили вместе, сидели за одним столом, играли в настольный теннис на заднем дворе и невыносимо бесились, если нас ставили в пары с другими. По вечерам он рассказывал мне абсурдные истории из своей жизни, а я смеялся что есть мочи, умоляя, чтобы он прекратил это безобразие. Еще он пролил свет на тот самый вечер, о котором мне все время говорил доктор. Оказывается, я непонятно откуда выдрал целую бутылку спирта и выпил ее в одиночку. Естественно, все я выпить не смог и заснул на некоторое время, а когда проснулся среди ночи, пошел шататься по двору и найдя камень поувесистее, что есть мочи запустил его в окно главного доктора. Разумеется, я разбудил всю больницу. Охранники еле дотащили меня до «комнаты – одиночки», но я не упустил шанса сделал им пакость: помочился на одного из них, когда они открывали мне дверь в эту комнату. Мне не было стыдно, я смеялся, как никогда в жизни, потому что Алекс это так смешно показал, что ради этого я бы еще раз с удовольствием устроил маленькое восстание. Я узнал, что в прошлом он был актером, вот откуда эта страсть к цитированию мировых классиков. Наконец – то я все понял. Я ждал вечер с трепетом, потому что знал, что он приготовил очередную умопомрачительно смешную историю. С его появлением моя жизнь обрела смысл. Я чувствовал это, я знал это. Однажды он даже устроил в холле что – то похожее на театральную сцену и, нарядив не соображающих  тяжелобольных пациентов в духе прошлых лет и разыграв с ними непонятный, сумасшедший, не поддающийся никакой логике спектакль. Это было лучшее театральное действо за всю мою жизнь, и он знал это. Медперсонал даже не препятствовал его хобби, а лишь время от времени выходил из кабинетов, чтобы узнать, все ли в порядке. Но в один  прекрасный день все рухнуло.
Мы сидели во дворе на лавочках и обсуждали новую прическу мисс Марлоу,  как вдруг к нам подошла медсестра и сказала, чтобы Алекс прошел с ней.
- Пойду, только если этот оболтус пойдет со мной,- сказал Алекс и по старой привычке подмигнул мне.
- Это не имеет никакого значения,- сухо оборвала его девушка. – Можете созвать хоть всю больницу.
Алекс смиренно пожал плечами и мы направились за медсестрой.
- Кажется я знаю, кто придет на смену мисс Марлоу,- насмешливо сказал Алекс и мы, хихикая, продолжили свой путь.
Медсестра привела нас в непонятную комнату с высокими щербатыми стенами. Пока мы оглядывались по сторонам, она куда – то исчезла. Мы молча сидели, не говоря друг другу ни слова. И тут в комнату вошла женщина, она была очень хороша собой. Ее густые короткие волосы были уложены в безупречную прическу, которая была ей очень к лицу. Она так и осталась стоять в дверях, как будто не знала, можно ли ей входить или нет. Я посмотрел на Алекса. Он смотрел на нее с широко распахнутыми глазами и молчал.
- Здравствуй, Ал, - еле слышно, но уверенно произнесла она. – Меня наконец – то пустили к тебе. Прошло уже целых семь лет с момента нашей последней встречи.
- Не подходи ко мне, - сдавленно прошептал Алекс. – Не подходи, слышишь!
Он попятился в конец комнаты, попутно задев меня. Впервые в жизни я хотел стать невидимкой. Но все, что я мог сделать – это слиться со стеной и не произносить ни единого звука.
- Не отталкивай меня, я столько лет терпела это. А ты жил, ты спокойно себе жил и словно не замечал меня, хотя знал, что я всегда рядом. Я помню твои спектакли, помню их от начала до конца, как я сидела с замиранием сердце на пьесе «Сон в летнюю ночь» и внимала каждому твоему слову, каждому взгляду. Весь мир замирал, когда ты выходил на сцену. Замирала и я. И каждый раз я молила Бога, чтобы ты бросил хоть один взгляд в мою сторону, хоть один, ничтожный мимолетный взгляд. Мне казалось, что ты, будучи Лизандром на сцене, шепчешь слова любви не Гермии, а мне и в те моменты я была счастлива, бесконечно счастлива, – с жаром произнесла она и с мольбой посмотрела на Алекса.
Он стоял к ней спиной и тяжело дышал, не произнося ни слова.
- Ал, посмотри на меня, - тихо прошептала она.
Но он не слышал. Она с мольбой повернулась ко мне и устремила свой взгляд на меня, как будто я мог что – то изменить. И тут Алекс сорвался с места и, бросился к двери, бешено колотя по ней кулаками.
- Выпустите меня! Откройте! – орал он.
На его крик сбежались медсестры и, схватив его под руки, увели в неизвестном направлении.
Я стоял и потрясенно смотрел на все это. А эта женщина вдруг взорвалась бессильными рыданиями, бросившись мне на шею. Я слушал ее рыдания, и мое сердце разлеталось на куски.
- Он меня не помнит, - сквозь рыдания произнесла она. – Уже семь лет он не может вспомнить меня, не может вспомнить мою любовь, о которой я так и не смогла сказать ему вслух. Все было зря, да я живу зря, - сказала она и отстранилась от меня. – Он помнит лишь то, что он находится здесь, а я там, в другом, чужом мире. И то, что я называла его в кругу друзей Алом, а он не переносил этого.
При этих словах она медленным шагом направилась к выходу, оставив меня наедине с моим разбитым сердцем.
- Постойте, эй, куда же вы! – я бросился за ней. – Он болен, верно? А я не понял этого сразу. Вот почему его истории повторялись, вот почему он переспрашивал мое имя, хоть мы давно знакомы. Я действительно олух, чертов олух! – повторял я.
- Я потеряла себя сразу же, когда узнала об этом и вы примите это. Только мне еще нужно смириться со своей нерастраченной любовью к нему, любовью, которую он никогда не почувствует, любовью, о которой он никогда не узнает, - сказала она и вышла из больницы.
А я стоял в дверях и больше ничего не мог сказать. Она обернулась и помахала мне рукой, своей белой точеной рукой, которая скрылась за высокими воротами. Мой мир рухнул, разлетелся. Я пошел в свою комнату и увидел там Алекса, который, как и в первый день нашего знакомства сидел на моей кровати и смотрел в одну точку. Ни единого следа недавнего приступа. Спокойствие умиротворенность.
- Кажется, нам понадобится еще одна кровать,- сказал он и протянул руку. – Я Алекс, Алекс Брукс.