Профессор и чудовища. О Толкиене

Четверть века прошло с тех пор, как весной 1991-го года младший брат подарил мне первые два тома "Властелина колец" в переводе Кистяковского и Муравьёва (Кистемур).

Мне было 28, училась в заочной аспирантуре университета в Петербурге, работала научным сотрудником в археографической лаборатории  и на лето собиралась в Воронцовку, воронежскую деревню, с четырёхлетней дочкой и ньюфаундлендом Лорой.

В Воронцовке родители мужа купили старый дом на берегу тихой маленькой речки, и этот старый дом с широкими дубовыми половицами и русской печью, старый сад, мостки над речкой в конце огорода, с которых можно было полоскать бельё или нырнуть, велосипед, на котором я ездила в центр деревни в магазин за провизией, усадив дочь на багажник, погреб, в который по шаткой лестнице спускала на руках в самую жару Лору - всё это соединилось у меня с двумя разноцветными томиками.

Хотя в деревне читать их было некогда. Но в середине лета вопрос о Лоре встал ребром: в деревне в ней проснулись инстинкты, и соседи грозились пристрелить её, если ещё застанут за ловлей утят на реке, а посадить её на привязь было выше моих сил, пришлось везти её в обратно город.

В жару на лесовозе за пару тысяч километров дорога безконечной показалась. Но наконец начались вместо выжженой жёлтой травы и полей леса и зелень по обочинам, и каким же милым и прекрасным показался мне север в июле месяце: травы в человеческий рост и белые ночи.

И никаких деревенских проблем и хозяйственных соседей. В ожидании обратного отъезда, точнее, отлёта в деревню (лесовозом пришлось воспользоваться, потому что в деревне негде было справку Лоре взять, а без неё не улетишь), мы с Лорой гуляли по городу и ездили на дачу, вот тут я и открыла подаренного братом Толкиена.

Не оторвалась, пока не дочитала, читала всю ночь, днём заснула, и когда под вечер встала, чтобы идти гулять с собакой,  было чувство, что проснулась в каком-то другом мире.

МИР ИЗМЕНИЛСЯ. Его изменили два маленьких хоббита, несущих к Роковой горе кольцо Саурона. Помню, вечер был холодным и ветреным, по окрашенному закатом в тона от золотисто-розового до лилового небу неслись растрёпанные облака, и эти вечерние облака, и этот ветер были какими-то особенными, никогда таких раньше не замечала.

Теперь понимаю, что это было. Читать мир как книгу умели средневековые люди, знавшие, что всё в природе - символично. Это понимание присуще каждому нормальному человеку, крестьянину.

Но я родилась в городе, и хотя занималась средневековой литературой, переписывала с рукописей многовековой давности жития русских святых и общалась в экспедициях со староверами, но при этом была заражена вредоносными микробами "культуры" своего времени, слушала на стадионах рок, смотрела ужастики, читала всё подряд.

А в Толкиене было нечто такое живое и настоящее, что словно тоннель во времени пробило, и я вдруг поняла, что и тысячу лет назад, и пятьсот или триста - настоящее, главное в жизни остаётся неизменным, нужно только увидеть это главное и настоящее.

Поэтому мне никогда не хотелось - может, просто уже не тот был возраст - присоединиться к толкинистам и прочим реконструкторам, наряжаться и играть. Что из Толкиена понравилось и вошло в жизнь - так это нелюбовь к технике.

Никаких машин и прочих пылесосов и комбайнов. Велосипед, ручная стирка, готовка и уборка. Держалась долго и до сих пор в чём-то устояла, езжу только на велосипеде, хотя со временем кухонный комбайн и стиральную машину мне подарили.

И любовь к деревьям. Мысль о том, что у деревьев есть пастухи, что деревья живые и могут проснуться, встать и пойти на помощь сражающимся за правое дело, когда больше некому будет им помочь.

Каждую весну пыталась спорить со страшными людьми с бензопилами, которые казнят и увечат городские деревья.

   - Покажите своё предписание. Видите, тут написано "обрезка ветвей". Это означает, что вы должны стричь, а не брить, не пень после себя оставлять, а формировать крону.

Не помогало, эти люди тупо смотрели в бумагу и на меня, а стоило мне уйти - принимались за прежнее. Но одно дерево я спасла, большой старый клён в бабушкином саду, который помнит нас с братом детьми.

Растёт он у самой ограды, и когда нынешняя хозяйка меняла забор - собралась его спилить, иначе невозможно было прямо поставить новую ограду, старая была ниже и клён прямо над забором изогнулся.

Сначала её уговаривала, а потом перестала, поняла, что сказала всё, что могла, и говорила только с клёном и его Творцом.

   - Потерпи, не бойся, я про тебя всё время помню.

   - Услышь, помоги!

И у людей с бензопилами сломалось что-то, на этом участке сначала осталась старая ограда, а потом нашёлся способ, как переделать новую так, чтобы клён остался на своём вековечном месте.

Старый огромный тополь во дворе нашей многоэтажки полностью спасти не удалось, отпилили одно из трёх
разветвлений, пока увидела в окно и добежала, но хотя бы всё остальное, так и стоит теперь покалеченный, но живой.

Профессор Толкиен был старомодным чудаком: в 16 лет встретил свою любовь, пять лет ждал совершеннолетия, чтобы сделать предложение, женился и прожил всю жизнь с Эдит Толкиен, матерью своих четверых детей.

Для которых и написал свои сказки. "Они жили долго и счастливо и умерли в один день". Не совсем так, но точно похоронены в одной могиле.

Его сын Кристофер возмущается экранизациями. Ещё один старомодный чудак, не понимает, что кино - это деньги, деньги и ещё раз деньги.

Я не настолько старомодна, начало мне понравилось. Потом, правда, чем дальше, тем хуже, и третий фильм "Хоббита" смотреть целиком уже не стала, так, вполглаза, перемотала в основном.

В плюсе то, что поняла: Новая Зеландия очень красива, там есть и горы, и равнины, это прекрасный остров.

И если благодаря Питеру Джексону, его экранизации Толкиена, там удастся сохранить хотя бы часть первозданных пейзажей - это прекрасно.

Пусть лучше стада туристов бродят по Хоббитании, чем люди с бензопилой.

Это называется эскапизм. И отлично, какая разница, каким словом называется прекрасная сказка. Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок.

Какой урок? Это каждый сам усваивает - насколько способен. Если кратко: рыцарь ничто без оруженосца (Дон Кихот без Санчо Пансы, Фродо без Сэма).

У каждого рыцаря рано или поздно появится не только истинный слуга, но и коварный, втёршийся в доверие. Отношения между Фродо, Сэмом и Горлумом - это история про то, что зло не всесильно, потому что на каждого Горлума найдётся свой Сэм, простой садовник.

Тут смычка между двумя широкими, как полноводные реки, темами Толкиена: о живых деревьях и слугах Саурона, Властелина колец.

Если бы не садовник Сэм - Властелин колец победил бы всех рыцарей, вместе взятых. Но на его пути встал мирный хоббит, маленький крестьянин, который, когда у Фродо истощились все силы - понёс его вместе с кольцом на своих плечах. 

Вот такая история. Обожаю её и автора. В очередной раз читала, когда долго лежала в больнице на сохранении, и нужно было во что бы то ни стало спрятаться от реальности, от унылых больничных стен и будней.

Тогда взяла себе за правило часть дня вышивать, часть читать "Властелина колец", понемногу, чтобы хватило на весь срок. И поскольку с моим английским быстро и тогда уже не получалось (сейчас, наверное, совсем не получилось бы) - вот так потихоньку и выкарабкалась.

Правда, ещё часть дня читала другую Книгу: Новый Завет. Но никакого противоречия между моими занятиями  не возникало, одно плавно перетекало в другое: с утра Евангелие, потом капельница, потом вышивание, снова капельница, и вечером, на ночь - сказка.

Это ещё до планшетов со смартфонами было, и сейчас выглядит старомодно. Вот и хорошо. Приятно сознавать, что имеешь нечто общее со старомодным профессором: общее прошлое. Вплоть до того, что иногда кажется, что это он сам рассказал мне свою любимую сказку.

Неважно, что сначала скользило по бумаге его перо, потом рукопись попала в типографию, а уже потом ко мне в отпечатанном виде. Важно, что я поняла, о чём эта сказка - а теперь и другим смогла рассказать.