Возмездье стратега или в когтях у ведьмы. 25 глава

25

     Может показаться удивительным и странным, что выходец из аристократической среды, наш герой, верно служил демократическому Коринфу. Причина этому была в том, что он по-настоящему любил свое отечество и считал долгом для себя самоотверженно защищать его независимо от того, какое в нем государственное устройство.
     Для коринфян наступили годы мира и благоденствия, даже еще большего, чем в период стратегии Евкратиса, поскольку добыча, захваченная Пифодором, не только позволила быстро преодолеть послевоенные материальные трудности, но и дала толчок для экономического подъема.
     Жизнь, которой жил теперь наш герой, вполне отвечала его нынешним желаниям, представлениям о счастливой жизни. Более семи лет назад, узнав сколь ужасна реальность смертельного боя, он, как мы помним, решил отказаться от карьеры военного человека. Но слишком велика была в нем мечта стать прославленным полководцем. Она приглушила даже чувство страха. Еще смелее сделало Пифодора воодушевление от первых боевых успехов. Достигнуты они были благодаря егог незаурядным стратегическим способностям, но Пифодор верил в то, что они посланы свыше, что какое-то божество помогает ему. Это, как ни что другое, придавало нашему герою отвагу и мужество. И все же изменить свое отношение к войне, хотя она так и услаждала его честолюбие, он никак не мог. Во время боевых действий он часто думал: «Скорее бы все это кончилось благополучно. Когда же наконец ты насытишься, кровожадный Арес?! Все тебе мало, мало жертв человеческих!» Нынешний продолжительный мир радовал Пифодора особенно, так как он не только был свободен от обязанности воевать, но в то же время продолжал занимать столь желанную ему должность, имел возможность пользоваться всеми теми преимуществами, которые предоставляло ему чрезвычайно почетное и влиятельное положение стратега.
     Какие же это были преимущества? Если говорить о материальных, то почти никаких: коринфская демократия, как демократии многих других эллинских полисов, не допускала большого вознаграждения для главнокомандующего – оно лишь в четыре раза превышало жалование рядового солдата, которое было отнюдь невелико. Неудивительно, что знаменитый фиванский полководец Эпоминонд, сокрушитель мощи Спарты и ее владычества в Греции, имел всего один шерстяной плащ, и, если тот находился в починке, не мог выйти из дома в холодную погоду.
     Никак не обогащала Пифодора и военная добыча, поскольку он считал невозможным для себя пользоваться награбленным добром, даже если и носило оно гордое название боевого трофея: таковы были убеждения нашего героя, навеянные увлечением философией.
     Что же касается преимуществ, заключающихся в почестях, то этого он имел предостаточно и первое время не отказывал себе в удовольствии их получать, даже, напротив, любил ублажать ими свое честолюбие.
     На театральных представлениях, выступлениях певцов, поэтов, музыкантов, а также на народных собраниях он сидел на самом почетном месте. Его речи вызывали у публики самое большое внимание и самые громкие аплодисменты. Одно из наиболее почетных мест отводилось ему среди зрителей и на религиозных празднествах, включая спортивные и мусические игры, то есть конкурсы поэтов, певцов, музыкантов, представителей других видов искусства, посвященные богам. Впрочем, на многих таких празднествах Пифодор присутствовал не только как зритель, но и как один из главных участников. Так, жрецы нередко удостаивали его права возжечь жертвенный огонь, а на атлетических соревнованиях он часто становился победителем в состязаниях.
     Особенно благоприятную возможность для удовлетворения честолюбивого чувства давало ему проведение разного рода учений и смотров войска. Когда он скакал на коне перед стройными рядами воинов, стоящих в полном вооружении, видел, как они  послушно по его команде перестраиваются, выполняют маневрирование и другие тренировочные упражнения, то снова в полной мере ощущал себя стратегом.
     Очень льстило самолюбию Пифодора то, что все ссотечественники, даже пожилые люди, спешат первыми приветствовать его, причем многие восторженно, с подчеркнутым почтением, а иные и со словами восхищения.
     Известные, уважаемые люди искали дружбы Пентакиона: политические деятели, военачальники, врачи, судейские риторы, поэты, грамматики, художники, скульпторы, архитекторы, жрецы.
     Пифодор часто получал приглашения на пиры и охотно участвовал в них. Правда, лишь до некоторого времени. Однажды, сильно подвыпив, наш герой проговорился одному сотрапезнику, что он сын Аристея и находится в Коринфе с целью отомстить убийцам его семьи. Можно представить какой ужас он испытал на другой день похмельным утром, когда вдруг вспомнил, что открыл свою тайну. Первым желанием его было скорее бежать из Коринфа. Тем не менее он все же удержался от такого поступка, полагаясь на свой незыблемый авторитет здесь и возможность ссылаться на склонность пьяных людей говорить всякие небылицы. Пифодор совершенно успокоился, когда друг, с которым разоткровенничался спьяну, сказал, что совершенно не помнит что было на том пире (явление, как мы знаем, весьма распространенное). После этого Пифодор всячески избегал пиры. Однако не всегда удавалось уклониться от участия в жертвенных пиршествах, то есть трапезах, посвященных божеству, которому совершалось заклание. Присутствуя из благочестивых побуждений на них, он не велел наливать ему ничего, кроме воды или молока и всегда по мере возможности старался скорее уйти, но так, чтобы не причинить своим уходом обиды сотрапезникам. Вскоре он совершенно исключил вино и из своего домашнего рациона, поняв, что сможет противостоять соблазну выпить коварный напиток, оказавшись в обществе его любителей, только если не будет поддерживать в себе привычку к нему.   
     Трезвый образ жизни повлиял на нашего героя весьма благотворно. Особенно он это почувствовал на атлетических тренировках и соревнованиях: усталость стала приходить гораздо позже, противников одолевал уже с меньшим трудом, чем раньше, а нередко вообще легко, даже как бы играючи.
     Пифодор жил теперь иной жизнью, в которой было немного праздного времяпрепровождения и много серьезных умственных занятий – изучения разных наук, бесед с мудрецами, преимущественно философами. Он и до этого уже был очень образованным для своего времени человеком. Сейчас же приобрел еще больше знаний и своим интеллектуальным уровнем вполне мог сравниться с настоящим ученым.
     Но отказ от вина и усердные занятия систематическим умственным трудом ничуть не склонили его к аскетизму, как иных философов. Он по-прежнему охотно часто посещал гетер, особенно Круматилион.