Как подсвинок чуть жизнь не проспал

Опять легкий толчок в плечо, и я уже на ногах. Сегодня не так уже спешили, как вчера. Плотно позавтракав, также в рюкзак положили, стали собираться в свою разнообразную охотничью дорогу. Оделись легко, по словам деда, дорога предстояла далекая, трудная. Закончив все свои собирания, вышли на улицу.

Зимняя ночь была на исходе. Тихо-тихо.  Потухали, тускнели далекие звезды. По всему селу начали свою песню ранние петухи. Постояв на огороде минуты три, двинулись  по огородам через  поле к болоту.

Ночью выпал свежий снежок. Немного, но хватило, чтобы спрятать старые следы. Скорее всего, закончился после полуночи, так что в нашем распоряжении были только свежие следы, писанные зверем часа три-четыре назад.

Когда вышли за село, полностью рассвело, день надвигался хороший, ясный. Обойдя болото вокруг, стало ясно, что делать здесь нечего. Входного следа в болото не было. К следующему болоту пошли напрямик по чистому, белому, как простыня, полю. И странно, в поле мы не повстречали ни одного свежего заячьего следа. В болоте тоже. Лишь лиса перед утром прошла краем болота и ушла в лес. Все это было без труда  прочитано по следам. А не зашла в болото потому, что зайца там нету, значит и нам там делать нечего.

На мой вопрос, куда идти дальше, дед постоял в раздумье  минуты две и ответил: «Видать схитрил заяц, рано залег, чтобы снег следы замел. Остается нам только одно, пройти вдоль столбов к лесу, и  попод лесом – домой. Больше некуда идти, всюду тоже самое.

Линия электростолбов шла через большое поле и уходила в лес. До леса километра два чистого поля. Двинулись мы потихоньку, не спеша, от столба к столбу. Пройдя с километр, так ничего и не увидев, уже решили не подходить к лесу, а идти напрямик домой.   Но вдруг, еле-еле слышно из лесу донесся  лай гона.   Собаки гнали яро, судя по голосам, было их двое.

Дед замер, напряг слух, при этом сняв с головы шапку. Слушал с минуту и говорит: «Загон идет, собаки нашего лесника цахлят, видать начальство с района приехало свиней пострелять. Давай присядем под столбом, перекусим, подождем, может лиса наскочит или заяц. Всегда идут по этой линии.

Сидим молча,  топчем сало с чесноком, и слушаем с радостью в душе охотничий гон. Вот завыла гончая, и умолкли обе. Видать след потеряли. А через несколько секунд гон возобновился, да с такой яростью, что лес  залился сплошным цохом. Догнали неизвестного зверя до края леса, опять повернули вглубь. Голоса собак начали утихать, гон уходил в ельник, который в глубине этого леса. И вот грохнули подряд четыре выстрела, эхо разнесло их по всему лесу, и все стихло. Умолкли и собаки. Да, очень хотелось быть там. Но это была не наша охота.

Посидев еще немного, встали размять ноги. Лиса так и не вышла к нам. Но настроение приподнялось, еще бы – ведь как чудесно, стоять и слушать гон гончих. Это самая лучшая музыка, охотничьей души, а эти гончие пели славно.
«Ну что, пойдем домой, больше здесь делать нечего. Хоть что и было – все  согнано. Сам слышал».

Но мне все-таки удалось уговорить деда дойти до леса, а потом повернуть домой. Пошли опять под столбами  к  умолкшему лесу.
- Дед, а как ты думаешь, кого гоняли гончаки ?
- Свиней, лиса или коза выскочили бы и сюда в поле, немного попетляли по лесу и выскочили бы. А свинья не пойдет в открытую местность. Сам слышал направление гона. Теперь неделю свиней здесь не жди, а то и больше. Но охота удачная, собаки сразу умолкли, значит взяли.

Так, в рассуждении чужой охоты, дошли до леса. Дойдя, свернули направо в сторону села и пошли под лесом. Следы гончих собак кое-где выходили на край леса, и опять поворачивали в лес. Но вот дед остановился, присел на колено и пристально стал осматривать чей-то след,  да еще и пальцами пощупал.

- Пошли домой, дед, спешить надо, скоро стемнеет.
- Тихо, болван, - ответил вполголоса, не переставая осматривать след. Тут и я заметил, что след не собачий. След был молодого подсвинка, свежий, вел из лесу в маленькую ракитку, которая была в метрах семидесяти от леса. Маленькая, соток на пять-семь, заросшая осокой да камышом. 

Забрав у меня одностволку, дед почти шепотом говорит – дойди по следу до ракиты, и обойди ее вокруг, посмотри есть ли выходной след.

Усталость сняло, как рукой. Отдав  рюкзак деду, я рядом с кабаньим следом двинул в сторону ракиты. След по прямой вошел в ракиту, оставив за собой дорожку смятой осоки. Потихоньку я обошел вокруг ракиты. Сердце радостно заколотилось. Выходного следа с ракиты не было - значит здесь. Обратно я уже бежал, а не шел.

- Дед, - говорю, - а свинтус то в раките ! Сказав это, я уже вставлял в патронник картечь.
- Подожди, стрелять нельзя.
- Почему ? Вон он там. Рядом.
- Нельзя, говорю, слышал загон ? Вот они еще здесь, водку пьют, мясо делят. Ведь у них-то лицензия есть. Им можно.  Сейчас выстрели, через 10 минут все здесь будут. Лицензии у нас нету, а они пьяные, заберут ружья, да еще и штраф влупят. 

Зная нрав деда, я не стал с ним спорить. Ему-то виднее. Постояли в раздумье. Дед говорит: «Если хочешь посмотреть на него, то иди, спугни, он опять в лес пойдет. Хоть и молодой, а хитрый, собак сбил со следа, и видишь, куда залег, никогда не подумал бы ! А ружье дай сюда, а то не выдержишь,  пальнешь на мою голову. И близко не подходи !

А дед опять оказался прав как всегда, забрав у меня одностволку. Как раз пальнуть я и собирался. Но пришлось идти порожняком. Подошел к раките, секунду постояв, я потихоньку,  чтобы не спугнуть, пошел по проложенной кабаном дорожке.
 
Несчастные какие-то 20 метров шел минут 10. и не даром. Зайдя таким образом в середину ракиты, я увидел того волохатого хитреца. В середине ракиты  росло немного камыша. Наш свинтус, накопав, натоптав в кучу камыша, залез под нее и лег спать. Я был поражен его находчивости и смелости. Стрельба по его сородичам закончилась часа два назад, а он уже и забыл про смертельный гон, лег и спокойно дрыхнет.
Я любовался им минут пять. Но вспомнив, что скоро стемнеет, решил поторопить события. Набрав воздуху полные легкие, я крикнул что было духу: «Подьееем!!!»  Куча камыша взорвалась и разлетелась в разные стороны. Волохатый прямо таки подпрыгнул из-под кучи и мгновенно  рванул в противоположную от меня сторону, треск поднялся, вроде танк пошел. А я, смеясь кабаньему перепугу, тоже рванул к лесу, где стоял дед.

Наш волохатый, выскочив с ракиты, не пошел в поле, а обогнув ракиту, шел на всех парах в лес, параллельно со мной. Чуть в сторонке, шерсть дыбом, глаза в ужасе. Пронесся мимо деда метрах в тридцати и скрылся в лесу. Лишь иногда треск уходившего хитреца  напоминал о нем.

Вот все стихло. Мы оба смеялись с волохатого. Уж больно шустро он греб с перепугу. Повесив ружья на плечи, взяв рюкзак, пошли вдвоем в ракиту, осмотрели лежбище ради любопытства и двинулись потихоньку домой. Начинало уже темнеть, а до села еще километра три. Но волохатый надолго  поднял нам настроение, так что зимняя темнота не была помехой дошагать домой.

Я и сейчас ясно помню эту картину, особенно запомнились его перепуганные глаза. Да и не забуду, наверное, никогда. Такое, говорят, раз в жизни бывает.

А на завтра у деда был день рождения. Но я уехал в училище, так что, наверное, на столе было мясо свиньи, но домашней. А может и заяц. Во всяком случае, дед собирался  побродить  до обеда по колхозному саду, да по огородам. Хотел на стол гостям зайчатины поставить. Но выходил он зайца или нет, я и сейчас не знаю.
А выходные эти прошли незабываемо – как сами видите. Желаю и вам пройти такими чудесными зимними ночными маршами. И повстречать и волохатых, и пернатых. Удачи !

Низковка.