Болезнь

И в этом аду ты маешься и ворочаешься, пытаясь провалиться хоть дальше и глубже, чем полудрема. Не чувствуешь рук и ног, словно есть лишь горящая голова в пламени и страшные мысли, которые принимаешь за свершившееся, за правду, но никак не за бред. Чьи-то ледяные руки гладят по горячему лбу, словно покрывало снега ложится на раскаленную поверхность, но ты переворачиваешься, мыча от бессилия, и вновь проваливаешься в забытье. Там тебя обнимает вязкая поволока, накрывает и убаюкивает. Сквозь нее вылезают страшные огромные лапы, кажущиеся реальными, они тянут и тянут тебя ниже и ниже, куда-то глубоко под песок, но там нет песка, только кишмя кишат какие-то скользкие твари, и ты застреваешь среди них. Делая попытки выбраться из этого, открываешь глаза, но не видишь ничего, кроме темного падающего потолка. В этих стенах тебе темно, тесно и душно. Ты переворачиваешься на живот, чувствуя ледяные мокрые насквозь простыни, но нет сил даже произнести одно единственное слово, которое спасало всегда в детстве. "Мама". И ты молчишь, проваливаясь вновь в этот червивый чан, из которого не выбраться, припоминая лишь, что прошло всего полтора часа, а тебе кажется, что вечность проводишь в этом кошмаре, время тянется медленно, растягивается, ползет одним из тех мерзких червей по твоему телу и нет конца закручивающейся спирали. Чашка зеленого чая уже остыла, обессилев, шаришь внизу кровати рукой, чтобы глотнуть любой жидкости, потому что во рту пересохло, под скулами что-то давит до невозможности. Находишь чашку, привстаешь, подняв ее, и понимаешь, что уже не хочешь пить, желая лишь одного – чтобы все это закончилось, но минуты предательски не на твоей стороне. Все кажется несоразмерно огромным вокруг тебя, даже небольшая кровать становится огромной. Вибрирующий телефон прерывает бессвязный бред, но ты лишь переворачиваешь его и отключаешь.
Из суток в сутки ты маешься, но ничего не происходит. Ничего, кроме одного слова в голове. "Скорее".
И ты вновь исчезаешь.

24/1/16

Редактор: Настя Шварц

Иллюстрация: Anna Dittmann