Семь жен хана Лукума

Когда маленькое восточное государство Терция было захвачено европейцами, никто из жителей особенно не пострадал: завоеватели оказались людьми вполне цивилизованными, к традициям инородцев отнеслись с пониманием, силой ни к чему не принуждали, а старались мягко и постепенно переиначить все на свой лад. И надо сказать, что местные жители довольно быстро и без особого сопротивления приняли все нововведения, и даже находили в них много приятного и полезного. Единственным человеком, который никак не хотел расставаться с тяжелым наследием прошлого, оказался свергнутый правитель Терции – хан Лукум-ибн-Гасан-Сахир-второй. Он по-прежнему занимал огромный дворец в живописном саду, который охраняли преданные ему воины. И хотя европейцы  давно уже хотели приспособить  дворец под культурно-развлекательный центр, но силой действовать не спешили. Дело в том, что шах сделал официальное заявление: в случае применения к нему насилия в любой форме он примет яд сам, а заодно отравит семь своих жен, а также всех детей и внуков, что в совокупности составляло половину населения Терции. Это уже пахло международным скандалом, на который никто, разумеется, не решался.

И тогда к Лукуму был отправлен для ведения переговоров самый умный из оказавшихся в Терции европейцев, лорд Томас Сэндвич, много лет бывший послом в ряде африканских и ближневосточных государств. Он считался авторитетным специалистом по юго-восточным проблемам, и на него возлагались большие надежды. Лорд Сэндвич подготовился к визиту со знанием дела –  оделся в смокинг, прихватил с собой ящик дорогих сигар, дюжину бутылок джина для бывшего хана и корзину фиников для семи ханских жен. Он явился во дворец с поднятыми руками, показывая, что безоружен, и был допущен в покои Лукума после тщательной проверки содержимого ящика, бутылок и корзины.  Свергнутый правитель восседал на ковре в позе глубокой задумчивости.
 
– Мир дому твоему, сиятельный хан Лукум-ибн-Гасан-Сахир-второй! – торжественно произнес с порога Сэндвич, подавая сопровождавшим его слугам знак  внести дары.
– Приветствую тебя, иноземец! – с достоинством ответил хан. –  Что это принесли твои люди? Подарки бывшему хану? Не слишком ли большая честь для старого Лукума?
– Хорошая сигара и стаканчик джина никогда не помешают разговору двух джентльменов,– сказал лорд, радушно улыбаясь. – А в этой корзине  финики для твоих жен, чтобы жизнь их была еще слаще.
– Ты, верно, смеешься надо мной, иноземец, – печально проговорил хан, – ведь ты пришел для того, чтобы лишить меня последнего, что у меня осталось, моих женщин.
– Ну зачем же так сразу – лишить? Мы сейчас с вами все спокойно обсудим, сиятельный хан. И, возможно, мне удастся убедить вас в том, что семь жен – это уж слишком.  Я бы еще понял, если бы поочередно, а тут все сразу. Между нами, джентльменами, говоря – это же столько забот! Признайтесь, достопочтенный Лукум, ведь хлопотно в ваши-то годы?

Вместо ответа хан посмотрел на лорда, как на малое дитя, которое никак не хочет понять самые простые вещи. «Как вот такому объяснишь? Да, Запад – дело гиблое», – подумал он и, чтобы выиграть время, хлопнул в ладоши. Явился слуга, хан приказал ему что-то. Тот вышел и вскоре вернулся с семью позолоченными подносами, которые поставил полукругом у ног хана. Лукум велел подвинуть к себе корзину с финиками и стал раскладывать их по подносам, тщательно следя за тем, чтобы везде было поровну. Он так увлекся этим занятием, что, казалось, забыл о лорде, сигаре и джине. «Да, Восток – дело темное», – заметил про себя Томас Сэндвич, а вслух произнес:
– Вот я и говорю, ваше ханское величество, хлопот много с семью-то женами… А зачем вы финики на семь подносов раскладываете? Велели бы им всем разом явиться сюда, и пусть бы себе угощались.
– Во-первых, женам не положено видеть других мужчин, во-вторых, они никогда нигде не бывают вместе, в-третьих, ни одна не должна знать, какие милости от хана получают другие жены.
– Но почему?
– Потому что благодаря таким простым мерам каждая их считает себя любимой женой хана. А в этом случае всякая женщина будет мягче шелка и слаще халвы.
– Но мое правительство не в состоянии содержать ваш гарем! Это же нас всех разорит! Ну, согласитесь, умоляю вас, сократить его хотя бы наполовину! Оставим вам трех жен – по рукам?

– Никак нельзя.
– Но почему?
– О, силы небесные, да как же объяснить это вам, европейцам? Посмотрите на вашу руку, господин. Вот пять пальцев: все похожие и все разные. И каждый для своей надобности служит. Скажите, лорд, вы бы согласились, если бы вам предложили отрубить хотя бы один из них? А если два? Ведь еще много останется!
– Да что же это за рука – без двух пальцев?
– А что же это за хан – без семи жен? Вот вы послушайте меня, но не перебивайте, наберитесь терпения, и, возможно, вы поймете.
Лорд Сэндвич опасливо посмотрел на свою руку, пошевелил поочередно пальцами и почему-то спрятал ее за спину.
– Хорошо, я выслушаю вас, обещаю.

– Старшая моя жена, Селима,  уже немолода и собой не так хороша, но она напоминает мне о годах беспечной юности. Она стала ворчлива, и характер у нее вздорный, но мы уж полвека вместе, а это что-то значит. Вторая жена, Земфира, появилась тогда, когда я получил в наследство от отца моего власть. И для нее я – навечно хан, что бы там не случилось, как бы судьба не повернула нашу жизнь, хан – и точка. В ее глазах я видел себя властителем всего мира, а не только нашей маленькой Терции. Она и по сей день считает меня единственным законным правителем страны. И какая разница, умна она или не очень, раз она предана мне, и этого довольно. Третья жена, Таифа, почитает меня как великого мудреца. Она ловит каждое мое слово и с восторгом повторяет все, что я говорю. Скажите, только честно, лорд, вы смогли бы отказаться от женщины, которая считает вам умнее всех на свете?


– Пожалуй, нет. Ну вот, давайте мы этих трех жен и оставим… Действительно они вам очень нужны, без них не обойтись, это и лорду понятно…
– Вы обещали дослушать до конца!
– Слово дано, слушаю вас дальше.
– Четвертая моя жена, Лали, считает меня  самым красивым мужчиной на свете, самым ласковым и умелым в любовных делах. Когда будете в моих годах, поймете сами, что это дорогого стоит. Пятая жена, Амалия, непутевая вертихвостка и болтушка, обязана мне жизнью – это я выкупил ее из тюрьмы, куда она попала за кражу драгоценностей у своей хозяйки. Скажите, вы бы отпустили от себя женщину, которая почитает вас, как отца родного, и век вам будет за это благодарна?
– Ах, ваше ханское величество! Как я вас понимаю! Но мое правительство…
– Слушайте дальше, лорд!
– Простите, больше ни слова.

– Моя шестая жена, Моника, закончила два европейских университета, знает три языка, она вела мои дела, переписку, составляла указы и прочее. Она записывала мои умные изречения в специальную книгу, благодаря чему я прослыл мудрейшим из ханов. Скажу вам по секрету, что я давно уже ничего не пишу сам, годы, знаете ли, зрение и все такое. Да и очень скучно. А ей все равно, что писать – хоть  письмо английской королеве, хоть водевиль, хоть мои мемуары – чирикает как птичка. И потом она всегда знает, что мне нужно, даже лучше меня самого…

Дверь в покои тихонько растворилась и вошла довольно полная простоволосая женщина, одетая по-восточному, но без паранджи. Лицо ее было миловидно, но взгляд небольших и почти прозрачных глаз при всем желании нельзя было назвать осмысленным. Она вертела в руках пестрый платок, то завязывая, то развязывая на нем узелки.
– А вот и моя седьмая жена… Иди сюда, милая, не бойся. Этот господин тебя не обидит.
Женщина подошла к Лукуму, приласкалась к нему, как кошка, и он погладил ее по голове. Она промурлыкала что-то невнятное и стала быстро-быстро завязывать узлы на платке, стараясь затягивать их покрепче. А потом предала это пестрое подобие каната хану. Он опять погладил ее по голове и стал терпеливо развязывать узлы. Когда он наконец-то закончил это утомительное занятие, она выхватила платок и опять превратила его в пеструю веревку с узлами. Это бессмысленное для постороннего глаза состязание продолжалось довольно долго. Все присутствующие при этом не произнесли ни слова.

– Высокочтимый хан Лукум, – прервал молчание лорд Сэндвич, – я понял, что шесть жен вам действительно необходимы. Но эта, седьмая… Тут какая-то непостижимая загадка.
– Даже если представить невозможное – что шесть жен покинули меня (чего, конечно, быть не может), то и тут я не останусь один. Седьмая никогда не оставит меня, потому что ей нужен человек, который безропотно развязывает узелки на платке. А кроме меня это вряд ли кто-нибудь станет делать. Возможно, она даже не знает, что я хан,  это для нее не имеет значения, важно, что кто-то  ей подчиняется. Я нужен этому несчастному созданию. Вы могли бы оставить того, кто в вас так нуждается, лорд?

Лорд Томас Сэндвич, опытный дипломат, бывший послом во всех Гвинеях и  Конго, не нашелся, что сказать. Он молча поклонился и вышел вон. Вернувшись в свой кабинет, он записал дословно все, что сказал ему хан Лукум, и в тот же день представил доклад своему правительству. Парламент собрался на экстренное заседание. Оно длилось, против ожидания присутствующих, недолго. Вскоре огласили решение: 1) ханский дворец объявить национальным заповедником и присвоить ему статус объекта, охраняемого государством; 2) на базе гарема организовать музей семьи и быта стран востока, директором его назначить пожизненно г-на Лукума-ибн-Гасана-Сахира-второго, а всех его жен – научными сотрудниками; 3) содержать национальный заповедник за счет средств, получаемых от европейских туристов.

Эту историю, хранившуюся  в строжайшей тайне, рассказала одному журналисту пятая жена хана, вертихвостка Амалия, которая, как  выяснилось, проводила много времени за пределами ханского дворца, выступала певичкой в местном кабаре и вообще постоянно водила за нос  бедного Лукума. А что известно одному общительному человеку, то известно всему свету.