Дом из Тригорского, Олеся

1. Вещевая исторка на Ангаре
Артель около Ангары была старая. Большой деревянный из обтесанных дубовых срубов дом был мрачный и седой, как сама старина. Никак не чаяли Олеся с мамой увидеть его здесь, в таежной Сибирской глуши, где так ценятся кедровые орехи и смола, и такая знатная земляника - Оренбуржская дева. Лидия Васильевна покружилась по комнате, довольная такой возможностью, проникнуть в этот Старинный дом.
- Большая зала, - сказала она в высохшую зелень сновленных перегородкой стен. Просто можно балы давать. А что там за фанерой?
- Еще одна такая же огромная зала, - Олеся подхватила её через талии и сделали круг вальсами.
Дочь огляделась вокруг.
Комната действительно поражала своими размерами. Длинная, но праздничная, она была достаточно широка, хотя и занимала только половину этого огромного рубленого дома, что могла бы использоваться для балов. Под странными желтоватыми обоями прорисовались деревянные дощатые стены, вверху под потолком было видно, что комнату украшала когда-то настенная резьба, которая помнит самого Лесного церика. На балках были заклеены резные "Фонари". Странно, как одно, правда, раскрытое и расшторенное окно по фасаду могло давать столько света этому фортовелию. Мать с дочерью переступили деревянные порожки и прошли в то помещение, которое возможно имело предназначение сеней, но использовалось как прихожая.
Стала видна вторая половина дома. Из дверного проема они увидели квадратную светлую комнату с двумя окнами, четверть оставшейся половины камероны. Спальня была также оклеена обоями, но уже приятными голубенькими, на окнах развевались от теплого ветра светлые в мелкий цветок ситцевые занавески. Стояли две старинные железные довольно узкие кровати, они были разобраны, и пуховые перины облачно белели гостям из сумрака прихожей. Олесе стало неловко, и она отвернулась, словно случайно подглядела чью-то частную жизнь.
Из комнаты, с той разобранной постели, что была у окон, раздался плач грудного младенца. Хозяйка дома, молодая худощавая сибирячка, возможно даже родственница и наследница еще тех прежних владельцев, быстро вбежала в комнату к ребенку и прикрыла за собой такую же тканевую дверную штору.
Это означало, что там, в спаленке, их не ждали, и что за ней, в передней части дома, они не узнают. Гостьи прошли дальше через коридор в более низкую приземленную пристройку. По старинным архитектурным замыслам тут, должно быть, планировался хлев или конюшня. Здесь и располагалась собственно артель. Она как на ладони была видна из большого беленого окна. Трое мужчин и мальчик сидели спинами к окну за длинным деревянным столом и что-то мастерили-клеили.
"Переплетный цех?" - подумалось Олесе.
Их с мамой интерес к дому не иссяк, и по трем крутым ступеням они спустились внутрь артели. Это была большая квадратная полутемная комната. Маленькие оконца в противоположной стене давали мало света. Рабочие не интересовали гостей, Олеся любовалась старинными балками с фонарями, рельефно проступавшими сквозь бумагу. Комната тоже была оклеена обоями еще проще.
Невольно подумалось: а как бы эта старинная роскошь выглядела в прошлом...
Но их уже звала к себе из распахнутой двери дневная обыденность.
Выходя, Олеся оглянулась и еще раз посмотрела на странную синюю в белых цветах футболку на одном из работающих мужчин. Она да ещё гладкие с желтизной обои выпадали из общего ореола таинственности, как и неприбранная комната хозяйки до этого.
Лидия Васильевна стояла на высоком крыльце, откуда с поляны, на которой примостился дом, открывался вид на хвойный лес, дорогу и деревню вдалеке.
- Это же дом из Тригорского? - проговорила она.
Олеся ничего не ответила. Ей оставалось не понятно, как он здесь оказался, кто такая хозяйка, впустившая их осмотреть его, что это за артель, и чем так сосредоточенно были заняты работники.
-... Да это особняк Тригорских, - молвила дочь спустя минут этак 20 простояв на крыльце что к лесу. - Помнишь, мы были в похожем под Псковом...
Не трудно было узнать в той летней веранде из штакетника старинный дом их предков. Они вернулись в артель к рабочим и внимательно осмотрели книжки. Работники были знатные - только что с картины Репина "Тройка", но на одном дико и чудесно гляделась лазоревая с ромашками футболка.
- Обои надо бы зеленоватые, - вслух подумалось Олесе. - Но и с голубыми было наглядно.
- Нет, голубые, определённо, и графины с цветами.
Цветная наклейка на стекло - очень сейчас занимало в моде Лидию Васильевну.
- Ну, что? Будем покупать?
- Я думаю, да.
Они не сказали ни слова хозяевам, делимо оставили бытовое как и было. Но обратной дорогой, ожидая поезда и лесными путями, тихо переговорили об увиденном. Остожевы расположились в купейное и наелись чаю с пышками, а к тому сельди с картофелем и маслом. Конфеты были - дорога долгая.
- Книги памфлетные какие-то, - заметила Олеся, безразлично разглядывая природу дорогой в окно поезда.
- Да это же листовки бунтарские, - ответила науменная мать.
Об этом дочь ничего не понимала, но приятно отлегло от души, и окно повеяло ветрами ранней пашни.
В проходном бюро Мариинополя (Никуловска) ими нашёлся добытчивый клеркий, что взялся оформить недорогую купчию на домик в Озёрском посёлке. Медвежья сочная ельневая глушь.
Еловые запахи бередили сердечко Олеси, и при виде такого же уголка Причерноземья она вся вздрагивала и веселела, вспоминая поездку в Озёрское. Сама мысль об этом доме вселяла в неё радость. Теперь владея там полями и лесом Остожева мысленно оглядывала каждый ягодный куст и грибную шитоству для своих домашних загодей, удобный спуск на Ангару и мольберты для акварелей. Одежда для прогулок домашних дам была не последней заботой усатого отца, станционного хозяина Никитинского уезда. Микешинские рабочии были им знакомые и взялись устроить им усадьбу с лошадным. Анистоней Остожев был на отдыхе там, спал и напивался, не мешая своим "владействовать".  Оттуда доезжали до Петербурга и там "кланялись царю в ноги" за дом и отгульное.
Они поили лошадей в Ангаре, в доме пахло мятой и синенькими цветочками мёдов. Чаёвничать усаживались в вечеру в фронтиерах ракитника, загадав здесь белую качу. Утром принося молоко прямо с дойки, разлив по глубоким кружкам из мазутного бельца фарфора быстро пив шли на огороды, решив - Остожеву не справиться без них. Хозяин опробал кония ездой -  в корали и там купил добротную телегу, что можно и дров и сена и дев привозить, без заусенец. Коний взял её легко и добрым мерином беловатой масти согласно топал к задворам хором.
- Надо б крышу переделать, покрыть литым оловом, - проговорила мужу Лидия Васильевна.
- Да-ага, - отвечал ей Остожев. - Найму работных на станции.
- Тогда я найду себе, что поделать, - отвечала она, усаживаясь сшить белую шелковистую занавесу в хоромину, потому что Анистоней фанеру-то всю оторвал.
На сухом и выметеном Подонике уже стали две кровати матери и доче в полной убрани, а сам хозяйничал в артельной: обои были сняты на аленький штоф, диван дорогой, люстра, портьеры две по конту Половины и в холодное - водка мылний штоф и фужерье намылёные. Лидия Васильевна переживала за гостиную сама.
Наступила зима. Красными гроздьями украсила ветви над сугробами. К Ангаре шла-вилась тропина для воды, белая кача сплошь покрылась снегами и овальный белый стол в морозных проталинах украшали разбросанные ягоды для птиц.
Гостевая вилась ажурной занавесью, абажура сияла новым крытом, и кресло хозяйки белело оборчатой глыбой у зимнего окна. Пуховая приступочка - для Олеси вышивальня ставилась поотдаль. И довольно дорогой с ламбрикеном высился вдалеке темно поблёскивая древом книгный шкаф. Дорогие сафьяновые книги были в малом количестве, а стоял фасеточный фарфор. Олеся ходила на ярмарку и купила продуктов к чаю, апельсины и коробочек конфетной фрут-ликёры. Олеся получила от отца с матерью комнатку в мезоне с маленькой кухней над крутой ступенемкой, и чутила себя во роскоши.
Она украшала её отделию по-свойски. Мягкий тёмно-сиреневый диван с круглой спинкой она убирала тщательно и смотрела, чтоб не продавило. Пол мела мягким веником и с влагой протирала лёгкой бархотой, а в оконце принесла цветок манстурции из магазинов. На кухне батя свёл ея кручёный столик и бинетку, и вот зеркало в овале. На одном из старых дворов Олеся взяла кошку, подкормила и пушистая лежала та, греясь на диванике в мезонинах. Так настало лето. Из паровозного депо Олесе Анистоней и работные притащили пианину-шоколад, установили в предсеке и дверь отворя двудубовую в гостинну заставляли дочку музицировать для гостей.
Гостила помещеца Меркулова, головы их всеуезда супружница, у той дочка хворала мокротой горла, и Олеся с Лидией вылечили ей горла настойками трав на своём спиртовом. Галкирия Авсевна Меркулова помогла весною им садить участок ландшафтной капуциною, что цвела бы, но умеренно. Лидия Васильевна ставили шезлонги в кущи от дома и там в жару летнюю принимали отдыхи. Остожевы имели аптечную лавку и привезли доктора, малый с Санктпетербургской военно-медицинской академии стал в Леиновке своим врачём, и гостил у семейства Базариновым братом золовки Лидии Васильваны. Он ходь и доктур был в ковке справен и сладили ворота и двор песками покрыли.
Летняя дорога краем области смотрелась в рыжите песочного постлатия и множества мать-мачех, чей пуш носимый ветром в воздухах с Ангары, шла коралем дальше к церковным особнякам. Церковь прославленного времени с регалиями и таблицами геройских во мраморе с позолотой надписей и самотканой серебром утварью манила женщин Остожевых батюшкиными благоустроями и вестями с Москвы и Петербургов.
Анистотей, оседлав мерина, быстром ездил погляд, что-за дома ести вокруг до таёжного и кого-чьи усадьбв. Олеся любовалась пароходиками на реке, што шли прогулочным трактом, и ходила на пристани за покупкой мило-радовой.

2. Окохоньёво
Сибирских было несколько семейств, и название старинной усадебки носило старецкое звучание - Окохоньёво Володимирского уезда. Анистоней Остожев нашёл себе там отдельный домик пасецкий однокомнатный с цветочным крыльцом. Которое Лидия Васильевна обставила тут гордензиями. Назвали его Летний дом. Там отец их ходил удить рыбу в запрудах, и они жарили на бужуе карпов и кушали всласть. Вся усадьба была очень большая в каретном "минут два-дцать через это", утверждал Анистоней. Усадьбы, хоть и запылённые, приняли постоятелей миром и любовью. Лидия Васильевна сразу приняла себе барскую кровать и переустлав всю почивала-де там. И они на Управе себе дело перевели.
Анистоней нашёл себе фартуки кожаные и ходил в них шелестя штанинами словно заправский ковбой. Олеся любовала беседу с лебедями, что усадебным крыльцом смотрела в парк. Артель оказала им холодновата, но для загодей и засухов на зиму - лучше нет. Что и летами купаться бегать там было справно. Однако ходить за малиной можно было только с разрешения тяти, когда тот сгонял медведя к батогам, и только с подружкою. Тем временем Лидия Васильевна намыли окна в горницах фасадских и простирнули шторки, что сдёрнули ей Анистоней Иванович. Олеся застала мать за глажкой как капитана на парусном судене, и они уже вешали их вдвоём через утро.
Обойдя горницы, жена с дочкой наметили половые изъяны в паркетах и натёрли то мастиками, тщательно выметя пыли. За то время Анистоней съездил в лудильню купить краски и штукатуры, защётил выемы на рамах и стене и покрыл ущербины растворами. Двери входа перекрасили, и станционный смотритель давал, поглядя работы, 180 рублей золотом за расход. Велел так же мебеля проверить и прикупить исходного. Трудов семейства Остожевых работное не было непосильным, они достали сборные кровати, отобрав лом в сторону, и справных было втрое менее. Их расставили сообразно местностям и отсуда устроили домашнюю меблировку. Нашлось ковровое и осмотрено-очищено упокоилось там же. Возу лома вывезли немалого, но мерин справно ступал крепкими копытами. Смотритель приехал снова и с оценщиком. Сухой пожилой поручный, с прежнего быв у господ, оценил уроны краж, лом он учёл, и составил ведомость в розыски. Позднее Остожевым бывало привозили мебели и фурнитьёры, что розданы были аукционными. Мнеско с петровых времён со складских привезди мебелей, что расставили проходя года в клериальных, те были закрыты и на новомодные манеры переоборудованы. Анистоней взять да и отшкурить их, и лаком заново покрыли. Вещицы милейшие с резьбой на красном дереве. Так обустройство приобрело кабинетные черты.
Лидия Васильевна и Олеся сходили в церковь с печатной бумагою и оттуда принесли две корзины мило-радовых монбудильеров, что осмотрев, расставили каждый в своих класторах. Картины были в малых количествах, но Анистоней с Олесей нашли в мансардах коробы с фотографией, и было принято решить их вместо картин на стенах вывешивать. Туалетные промыли, сменили гарнитуры, и стало тепло и уютно жить на усадебке. Отец выбелил кухни, проверил плиту, газ подключил, и Лидия Васильевна заняла наконец и эти территории своими домашними заботами. Порядок был выцветающим и мерклым, так что новые гардении сменили блёклый и тусклый левкой. Тишина и сухость прежней усадьбы с мерным тиканьем часов и беловатыми сумерками дня или белой ночи позволяли спокойно мечтать или бродить по залам, осматривая вновь и вновь каждую деталь и даже складку портьеры. А более всего картины в рамах золотом, словно спрашивали о том, кто мы этими заботами. И кроме этого по хорошей погоде качались в гамаке и лавке качелиев. Смотря как тятя приобретя золотную белилу в церковной лавке с подиумов накрасил колорайдиумы - потолочные бордюры и кое-что лепное в усадебных комнатах.
Дом изнутри так-что и снаружи приобрёл лоск и аккуратности прежнего бытия. Солнечные зайчики засветили по комнатам в летние полудни благоденственной жизни. И всё он такой белый да с позолотой внутри, то хороши чаепития с пастилой "белых клавишей" и марципаном.  Олеся взялась за мольберты, зарисовав что за чудо усадебка и ландшафта. Картиночки её правил свой художник с церковной паперти, их по спаленкам и будуарам развесили. Новые ноты свежей природной зарисовки вернули музыку в старинный дом-усадьбу. Олеся, приходя с прогулок, садились за фортепьяно малое в своей комнате и этого слышилось вдосталь. Приехал управный, привели ещё лошадей и люди ковали их в кузнях. Анистоней увёл их в кораль и там напился. А по утру водил на поля ходьбиться гульбищем. Олеся его навещала и отец учил её верховодию. Отец залез в егоры и нанял оттуда коньяку и запечёных колбасиев, конфеты Олесе и матери апельсины и винограды. Дамы угощались то и дело фруктом с конфетою и пили ликёры.
Синие горы над выходом из тунеля полотна железной дороги манили таёжными сухими лесами, нагретыми солнцем Моодзума. Дальше путь шёл в Китай и золотые пагоды Тянь-шаня. Семейство Остожевых по вечерам в каминном обсуждали поездки Рерихов, картины отца их они видели однажды в салоне на Арбате. Покупки в Никуловске, где составлялась вторая купчая, принесли в Озёрское свежую ноту петербургского шика. Остожевы приоделись по европейской моде, Анистоней даже начал задумываться о Парижах. Но Шанхай манил близким летним отдыхом. Проведя месяц в Шанхае, семейство Остожевых узнали там о пребывании Рерихов в Китае подробнее. Мечта Олеси купить несколько картин для усадебного дома в Окохоньёве сбылась. Анистоней привёз заказы почтовой службой. Крытый фургон разгружали рабочие фермы. Встреча с Рерихами произошла в Сущёвской подельной мануфактуре, где Остожевы выбирали пуховье для усадебки. Анистоней во фраках представился Николаю Егоровичу как посельный Окохоньёв. Они поговорили о Симбирских пажитях, упомянули приказы в Никульевске и Рерихи были приглашены в домовладение Озёрного. Тригорский особняк артельный, что украшала белёная кача, стал Олесе приютом уединенённого отдыха и прогулок по дороге, они казались ей "тёмными аллеями". Ангара на разливе вся сверкала рыбьей чешуёй и плескались волами о пристани празднично и волнующе. Рерихов в усадьбе ждали, их рассказы о путешествиях манили семью Остожевых новыми дорогами и заграницей.

3. Париж - Мадагаскар
Поезд Париж-Мадагаскар высадил Остожевых на пыльном перроне Сен-Жермона, городок близ Парижа. Они сели на дилижанс, который шёл по Версальской дороге. В Париже у Лидии Васильевны жила кузина Софи, которая приняла их у себя, пока московичи подыскивали себе дом. На что ушло два месяца, которые Олеся провела с кузиной в штудиях французского. Анистоней заработал в Тибете с Николаем Григорьевичем деловое. Рерихи имели пути к россыпям, и они подняли на двоих "золотую штуку", которую и продали в Никуловых. Деньги удалось перевести через токийскую биржу, и трудовых накоплений дорожного разъеду, что заработал Анистоней с Никитского депо, хватило на "софийскую пережиданку". Дом в Париже нашла для них Софи, чей дядюшка работал при министерстве дорожного хозяйства Паризьенны и там нашлось место для их отца Анистонея Остожева.
Брали ту невижимость с Вильерами "коромыслом". Софи ле Вильер подыскивала им французскую семейную фамилию, но Анистоней требуемо порядок завёл жить в Париже русским домом. Это был капитолийский отдельный особняк богадельни Сент-Люсиль де Нотр-Базилик. Здесь проживали лейб-медики Наполеоновского интернационала после своей практики в госпитале Артиллерийского полка. Во времена мушкетёров - дом господина де Жуссака каптана гвардии полка его святейшества кардинала Мазарини.
Рерихи, подумав, сравнили его столовым монплезиром. Немного прохладный, он требовал капитального ремонта парового котла, что Анистоней и начал первое работное. Это его отрасли и связи ле Вильера помогли с оборудованием. В Людовиканстве отсюда чуть не отправился на эшафот граф Люсьен де Витт, что и дало название богадельни, когда счастливым избавлением он пожертвовал своё пристанище ассасинской обители. Остожевы о том прознав вскользь, занавесили оконца "очесветами" на русский государственный манер и приписали домовладение комиссии дорожного хозяйства. Получив русский колорит, дом ожил и наполнился особенным воздухом праздной годности. Пока шли ремонты котлов, Лидия Васильевна с Олесей осторожно выходили за покупками через кухни, парадное было занято ремонтными бригадами. Мальчишка - сынок ле Вильера лет 6-9 переехал к ним с нянюшкой и там в комнате для завтраков возле внутреннего двора образовалось их милое хозяйство. Сынишко Эдуард ле Вильер прозвал дом Ассасин, так и повелось. В Петербургской нови семейство Остожевых впоследствии знавалось-то Осиновы.
Во дворике быстро нашёлся рукомойник, что именовался в семье фонтан. И усилия в основном пришлись, чтобы сделать его годным. Это удалось не сразу, так стоило немало облицовка и посеребрёный жёлтым кларнет. Но здание сразу стало чувствоваться жилым для небольшого семейства. Прихожию оборудовали великанским зеркалом - она стала светлее и бальзаковским креслом. У зеркала хорошо смотрелись цветы только местных садовников. Вход в Ассасин стал напоминать грот или пещеру дракона. Гербовые тщеславности имели драконографию, да и в ковке. Весь этаж заняла столовая, к которой были две кухни, справа и слева, одна использовалась для приготовления завтраков, а второй отводилась роль закусочного стола. Так питались кардинал и де Жуссак? Не может быть. Это была столовая Людовика XIV, в детстве. Дорога от Сен-Сюльпи Гарден-сквер занимала четверть часа. Спартанское воспитание королевича-дофина включало долгие маршруты.
Сухая и светлая столовая особняка Сен-Жермен напоминала садовую веранду весной в нелучезарные дни равноденствия. Ассасин словно возрождался после долгой ночи с того самого момента, когда граф де Витт решил покинуть его домашние стены. Муть революций не докатилась к его подножию, в тихом госпитальном районе солнце вставало также, как при капитане гвардии кардинала. Колёсная дорога из Версаля и раньше уже была шоссейной. Шляпник ля Шиньон появился в доме и всё преобразилось. Олеся и Лидия Васильевна приоделись в домашнее платье ещё времён Ришелье, то есть в кухонное и удобное с кружевным шитьём. Испекли булочки, и Анистоней наконец-то поел нормально, как дома. Солянки и чай помогли от французской мигрени - русские не склонны к меланхолии. И вот-те на! Пирожные к вину. Женщины вино сильно разбавляли шипучкой, ибо местные вина очень тёмные. Пастернак и люцерна (шалоты и сельдерей) пришлись по вкусу русским приезжим, но готовили их по-симбирски с яйцом и рыбой, испробовав майонезу.
Весение паводки физического раствора электролитов местного шельфового пласта поднимались в котлы нагревательных установок, дом осел и упрочнился на основе осипового асбеста словно хлеб. Антонио Гауди проектировал посёлки на квасных сланцах. Асасин смотрелся пока лучше вширь, чем ввысь. Прогрев верхних этажей водяным отплением позволял начинать украшать его. Фурнетьёры брассовых коллеров, принты на золоте создали возможность ковров и росписи по стенам. В кухнях появился лудильщик и паркеты расцвели новой шлифовкой. Порядок с белыми салфетками завели здесь масоны, Анистоней перебрал с них деповского шику, вернув порядки в доме, но рабочие ещё спали в зале на верстках, куда принесли хлопковые одеялки.
Рабочая бригада вернулась со своих колертов для фанерной отделки. Сияла свежая краска, политые дорожки берегли от масляных капель цветов бронзы. Мраморные наличники требовали хорошей промывки. Добротное хозяйство Ассасина приходило в свой первоначальный вид, когда шёлковые накидки и плащи скользили по этим каменным площадям. В утвари произошли дополнимости, привезены были медные таны и сковороды - Аристоней заказал-де горшечное к печи. "Домиканская выпечная" - прозвал он её.
Мальчёнка Ле Вильеров выказал способное к созданию изразцового камня и печати на глазуриях, за что Анистоней выписал ему в благодарность Ле Вильерам книгу драгоценной росписи в два квантина и учителя рисования. Приехавший художественный научник мало нашёл истока гладиевой живописи в наследнике французского аристократизма, но увешал стены своими пейзажами и получил там комнаты для работы и личную келию. Да ещё наёмничали кухаркой его родственницей.

4. Старое Мещерское
Родовое гнездо Остожевых-Осиновых. Олеся провела там лучшие годы своей недолгой жизни в России. Это Твеское Садоводство известно своими конюшнями. Иное название Ганибалы Петровские, или Ежевичный Дом по-англицки Торнфилдхолл. Там Олесю звали Ольга Мещерская. И Александр Сергеевич про нежи эти писал Онегинской строкой. Это горная равнина, и овражий пересек бывает очень кряжист и крут, что привлекает молодых спортсменов и альпийские луговья создают альпенистские станции или турлагери. Мужчины-альпенисты все очень хороши собой и поклонников у Оленьки бывало там хоть отбавляй. Синие распрекрасные Горки эти славились нехорошо гулявшими там изредка снежными людьми. Ещё там бывают псарьки - снежные барсы. Случай на охоте был загадочен по всем этим причинам. Но Олеся вылечилась в Асосине, нашлись терпкие снадобья де Виттов. Пока Олеся металась в горячке, то вспомнила и происхождение рода Мещерских от Одина, и молилась ему с помощью и вынул её из рук Смерти, ибо то сестра Одина Мора. Привлекают йети озёра, полные рыбы, и осетрово поле. Если в деревне йети завёлся, то мор выбивает всех жителей одного за другим. Бывало йети да и обернется очень красивым молодцом, и не устоять дивчине. И так пригож, статен - что идёт она за ним, словно во сне очарованная, говорят так сгинула сама Хозяйка Медных гор. И неводь та зовется Очарованный странник.

Лента в загрузке...