Интернет литература -гей Чайковский

В викиПЕДИЮ
Несмотря на факт (неудачной) женитьбы, Чайковский был ярко выраженным гомосексуалом (как и его брат Модест). В семье Чайковского считали, что первый гомосексуальный опыт Чайковский пережил в училище, в 13-летнем возрасте со своим однокашником, будущим поэтом А. Н. Апухтиным (сам Апухтин тогда уже был в связи с классным наставником)[67].
Гомосексуальные эфебофилические[68] наклонности Чайковского были хорошо известны современникам. Ещё в 1862 году Чайковский в компании друзей-правоведов, включая Апухтина, попал в гомосексуальный скандал в петербургском ресторане «Шотан», в результате которого они, по выражению Модеста Чайковского, «были ославлены на весь город в качестве бугров <гомосексуалистов>»[68].
В письме брату Модесту от 29 августа 1878 года он отмечает соответствующий намек в фельетоне о нравах Консерватории, появившемся в «Новом Времени», и с сокрушением пишет: «Моя бугрская репутация падает на всю Консерваторию, и оттого мне ещё стыднее, ещё тяжелее»[69].
Впоследствии А. В. Амфитеатров, пытавшийся разобраться в этом вопросе, опрашивая близких к Чайковскому людей, пришел выводу, что Чайковскому был свойственен «гомосексуализм духовный, идеальный, платонический эфебизм. <…> Вечно окруженный молодыми друзьями, он вечно же нежно возился с ними, привязываясь к ним и привязывая их к себе любовью, более страстною, чем дружеская или родственная. Один из таких платонических эфебов Чайковского в Тифлисе даже застрелился с горя, когда друг-композитор покинул город. Друзей-юношей и отроков мы при Чайковском можем насчитать много, любовницы — ни одной»[70]. Письма Чайковского, прежде всего Модесту, содержат откровенные признания. Так, в письме брату от 4 мая 1877 года он признается в жгучей ревности к своему ученику, 22-летнему скрипачу Иосифу (Эдуарду-Иосифу) Котеку, из-за того что у последнего разгорелся роман с певицей Зинаидой Эйбоженко[71]. При этом, в письме Модесту от 19.01.1877 Чайковский, исповедуясь в своей влюбленности в Котека, вместе с тем подчеркивает, что не хочет выходить за пределы чисто платонических отношений[72].
Чайковский и «Боб» Давыдов
Сильной гомосексуальной привязанностью последних лет Чайковского считается его племянник Владимир (Боб) Давыдов, которому Чайковский посвятил Шестую симфонию, которого он сделал сонаследником и которому передал право на отчисления доходов за сценическое исполнение своих сочинений. В последние годы жизни Чайковского он сам, Модест, Боб и молодой Владимир Аргутинский-Долгоруков («Арго») составляли тесный кружок, в шутку прозвавший себя «четвертой сюитой». Однако Чайковский не ограничивался людьми своего круга: как явствует из дневника, на протяжении всего 1886 года он состоял в связи с извозчиком по имени Иван[73]. Ряд исследователей считает гомосексуальными также отношения Чайковского со своими слугами, братьями Михаилом и Алексеем («Ленькой») Софроновыми, которым он также писал нежные письма. В дневниках Чайковского за время его пребывания в Клину можно найти многочисленные записи эротического характера о крестьянских детях, которых он, по выражению Александра Познанского «развращал подарками», однако, по мнению Познанского, гомосексуализм Чайковского в отношении их носил платонический, «эстетически-умозрительный» характер и был далек от желания физического обладания[73].
Исследовавший письма Чайковского В. С. Соколов отмечает, что в 70-е годы Чайковский страдал от своих сексуальных наклонностей и пытался бороться с ними («Если есть малейшая возможность, старайся не быть бугром. Это весьма грустно» — пишет он например Модесту в 1870 году; «Бугроманство и педагогия не могут ужиться» — констатирует в 1876-м); однако в последнее десятилетие его жизни, как отмечает В. С. Соколов, «было найдено счастливое душевное равновесие — после бесплодных попыток борьбы со своей природой». «…после истории с женитьбой, я наконец начинаю понимать, что ничего нет бесплоднее, как хотеть быть не тем, чем я есть по своей природе» — пишет Чайковский брату Анатолию 13/25 февраля 1878 г.[74]

Н. Н. Берберова отмечает, что «тайна» Чайковского стала широко известна после 1923 года, когда был опубликован дневник композитора конца 80-х годов, переведенный на еврейские языки; это совпало с пересмотром взглядов на гомосексуальность в иудейском обществе