Ратушная улица

      Мимо лип и каштанов, обратно через мост, мимо цветочных клумб, кустов сирени и жасмина, подруги волшебницы пришли к одинокому дому на набережной. Инира стояла напротив парадного входа в свой дом. А дом стонал от одиночества без жильцов и даже без соседних домов, с которыми можно было бы обсудить свои домо;вые дела. Пора ли уже затапливать камины в комнатах, сколько воды и света тратит тот или другой дом-сосед на свои внутренние нужды и насколько прочная крыша у каждого. Дома могут болтать не только об этой прозе жизни типа наличия насекомых и грызунов в подвалах. Настоящие старинные дома частенько вспоминают свою молодость, ушедших уже в мир иной жильцов, истории, которые происходили на улице или во дворах, события общей истории.

      — А помнишь, — мог бы сказать такой дом, — во время революции около моих дверей граф Трегубов своей саблей обезглавил сразу двоих революционеров? Сколько было крови! Дворник Тимофей потом неделю отмывал брусчатку.

      — Помню-помню, — ответил бы сосед по улице, — тогда ещё около меня поручик Введенский получил пулю прямо в сердце, закрыв собой генерала Карнаухова. Эх! Да, всё зря! Генерала застрелили следующим выстрелом из винтовки какие-то матросы…

      А у дома велисты на данный момент даже соседей не было. Дом грустил и даже уже собрался пустить по фасаду трещину от тоски, но увидел свою велисту и решил подождать в надежде, что она исправит ситуацию наилучшим образом для своего мира. Дом верил Инире, дом её любил всей своей большой и уютной каменной душой.

      — Какая все же красота, воскликнула Ирис. Ты великолепно все устроила, — она разглядывала украшения в виде медальонов и мысленно что-то прикидывала, придумывала, разглядывая дом. Так модница рассматривает журнал с новыми фасонами, примеряя платья в своём воображении.

      — Инира, миленькая, — всплеснула руками Ирис, — позволь мне чуть-чуть украсить твой великолепный дом. Вот увидишь, он станет еще лучше!

      — Ну, что с тобой сделаешь, давай, попробуй. Посмотрим, что получится, — согласилась велиста, ей было приятно внимание подруги и радостно от того, что Ирис так наслаждалась творчеством.

      Ирис вынула из кармашка красивую хрустальную палочку с раскрытым цветком на кончике, направила ее на дом и что-то пошептала, водя палочкой в воздухе, будто это не палочка, а волшебная кисть художника.

      Под каждым окном на карнизе появились керамические горшочки с ярко красной пеларгонией, цветущей так обильно, что почти не было видно сочной зелени листьев. Полуколонны кремового цвета увились лианами с гроздьями красных трубчатых цветов, похожих на огромные колокольчики. Изумрудная зелень и насыщенный красный цвет стен необычайно подходили к внешнему убранству дома, делая его более нарядным и веселым.

      — Это Камсис, — обернулась Ирис к подруге, — необычайно сильная и мощная многолетняя лиана. Не требует особого ухода. Ну как, нравится тебе?

      — Да, дом точно повеселел! Очень красиво. Спасибо, дорогая!

      Над цветами порхали бабочки, в небе над крышей щебетали ласточки, дом ожил и весело улыбался всеми своими окнами, радуясь такому наряду.

      — Сейчас еще подправим клумбы, и совсем хорошо будет! Вот смотри, я добавляю в них красные Канны, и тогда у нас получится законченный цветочно-ландшафтный дизайн.

      Действительно мощные и высокие кусты ярко красных канн с огромными овальными листьями очень украсили клумбы и составили единый ансамбль с оформлением дома.

      Инира полюбовалась на красоту, и вместе с Ирис они поднялись в Красную комнату. Велиста постояла на пороге комнаты и поняла, что нужна уборная и ванная комната, спальни и кухня, а ещё столовая и, например, рабочий кабинет с библиотекой.

      А на кухне нужна кухарка, в доме горничная и управдом… И у всех этих людей должны быть свои судьбы и личная жизнь, семьи, увлечения и интересы. Они тоже должны где-то жить, что-то есть, с кем-то общаться, обсуждать происшествия. А происшествия, следовательно, должны происходить.

      Мда… В городе, состоящем из одного дома, моста и парка много чего не было.

      Приведя себя в порядок в созданных на скорую руку туалетных помещениях (потом можно всё переделать), подруги уселись в Красной гостиной на мягкие кресла перед камином, налили себе по чашечке кофе и задумались.

      — Знаешь, Ирис, я думаю, что одной улицей я не обойдусь. Такими темпами я буду строить свой город многие века, а жизнь так и будет в нем перекособочиваться то в одну, то в другую сторону. То садовника нет, то булочника, то школьных учителей не хватит, то врачей, то дворников, то полицейских. Да мало ли в чем я просчитаюсь! Я же не профессионал в градостроительных искусствах.

      — Ты права, Инира, только я не представляю себе, что можно сделать, чтобы стало всё правильно, и чтобы никто не страдал, — Ирис пожала плечами, наслаждаясь вкусным напитком и теплом камина, где огонь танцевал своё страстное танго.

      — Зато я знаю, — улыбнулась велиста. — Надо повелеть городу сотвориться целиком и полностью. Конечно, надо оговорить для него свои правила. Без правил не бывает городов! Да ничего не бывает без правил.

      — А что для твоего города будет самым важным?

      — Во-первых, имя, — сказала велиста и задумалась.

      Ей совсем не хотелось, чтобы её город назывался каким-то повторяющимся именем, даже с приставкой Новый или Нью. Это должно быть только его имя, собственное, уникальное, единственное, отражающее душу города. Города, в котором возможно всё. Всё возможное и всё невозможное. Что бывает, и чего быть не может, ещё не придуманное, то, что она ещё только когда-нибудь может захотеть. Иррациональное. Невероятное. Волшебное. Незримое. Неизмеримое… Error… Эрметрис.

      — Его зовут Эрметрис — Неизмеримый, — торжественно объявила велиста. — Да! Так и есть!

      На то она и была велистой, чтобы все её веления тот час выполнялись. Повелела — и за окнами раскинулся целый город с улицами, площадями, набережными, переулочками, домами и бульварами. А в центре города Эрметрис теперь была ратуша, откуда, как и положено, мэр города руководил всеми его делами. И получил Эрметрис от велисты иррациональную способность меняться время от времени по собственному желанию, перестраивать улицы и площади, как заблагорассудится городу. Но то он и Неизмеримый! Пойди, измерь его, когда он постоянно изменяется!

      — Красивое имя, — ободрила Ирис, согласно кивая. — А как называется страна, где стоит твой Эрметрис?

      Инира снова задумалась. Страна. Сторона. Однобокость. Нет, ей совсем не хотелось, чтобы в её мире было много сторон, каждая из которых заводила свою политику, потом шла войной на соседа просто так, потому что делать-то всё равно нечего, а война хоть какое-никакое развлечение.

      — Нет, я не стану делить свой мир на страны. Пусть всё будет единым миром!

      — Ну, а как ты назовёшь свой мир? Должно же быть у мира имя.

      Велиста снова задумалась. Мир её ещё почти не существовал, но если будет имя, то он выстроится сам собой под воздействием этого имени. Поэтому как раз имя нужно подбирать тщательно и с умом, а не просто так первое приличное сочетание звуков.

      В том мире, где Инира родилась и выросла, где она была обычной женщиной, обременённой семьёй и работой, бытом и мелкими неурядицами, все люди делились на расы по цвету кожи, на народы и народности. Корни этих народностей то ли сильно переплелись в прошлом, то ли безвозвратно запутались в будущем, а ветки и листья вообще перемешались. Но каждый народ имел какого-то своего общего предка.

      Одни утверждали, что их народ избран создателем, а произошли они от одной единственной женщины. Другие считали, что их прародитель был большим и умным тюленем, третьи чтили орла, четвертые — волка, пятые — дракона. Ещё встречались разные версии от внеземных богов и инопланетян до змееящеров, живущих в центре планеты около ядра.

      Была легенда, что народ, к которому принадлежали далёкие предки Иниры и Ирис, произошли от медведя. Только звали его тогда грозным и уважительным именем Бер. Страшный и свирепый в бою, когда защищал свою территорию, своих детей. В мирное время Бер был мягок и пушист, умён и справедлив.

      Жил Бер со своей женой, Бер-женщиной, Бере-Гиней. Берегиня оберегала своих детей, и наравне с мужем Бером защищала реки и леса своего народа. А любила она свободу и мёд лесных пчёл. Мёд добывал Бер, потому его называли Ведающим, где мёд есть, а потом просто медведем (но это имя велисте не нравилось).

      Не нужны были Беру и Берегине чужие леса и поля, но и своих земель они врагам не уступали никогда. Потому и народ беров, берберы или варвары, как их стали звать чужеземцы, были справедливы, миролюбивы, но в честном бою бесстрашно защищали свою землю и своих сородичей.

      Вспомнила велиста эту историю и решила:

      — Пусть мир мой носит имя Бертерра — земля Бера и Берегини. Пусть они населяют леса моего мира и творят в них справедливый суд среди зверей и птиц, рыб и жучков разных. А в морях пусть будут их сородичи дельфины главными. Да! Так и есть! — повелела велиста, и стало по велению её.

      — Достойное имя для целого мира. А какие народы населяют твой мир?

      — Ой, да я теперь и сама не знаю, я, ведь, даже на улицу ещё не выходила с тех пор, как мир создала. Пойдём, подруга, проверим, что у меня получилось. Аж самой интересно стало! Да и тебе я обещала целую улицу показать. Пусть эта улица ведёт к центральной площади, где стоит ратуша. Пойдём с мэром познакомимся.

      Теперь вдоль всей набережной стояли разные красивые дома, они были в чем-то неуловимо похожи, как бывают схожи во внешности дальние родственники, которые встретились на свадьбе у младшей племянницы и, быть может, только тут и перезнакомились со своей роднёй. Но, как и положено, родственникам, дома были разными.

      Были высокие дома по семь этажей, с гордо поднятой надо всеми голубоватой в тон весеннего неба жестяной крышей. По этим крышам ходили вороны, воровато оглядывая окрестности с вопросом, где лежит интересное, то, что можно стащить и спрятать в свой тайник. Велисте казалось, что вороны являются потомками древних драконов, если судить по тяге к блестящим несъедобным и в сущности бесполезным для ворон изделиям, которые хранились в вороньих гнездах и схронах.

      На чердаках гнездились голуби, думая про дома, что это такие забавные разноцветные скалы с очень удобными и теплыми пещерами, созданными специально для удобства голубей. Дома радовались такому соседству, им было весело наблюдать, как по их крышам по ночам пробираются коты полюбоваться на свет звёзд, спеть пару песен про любовь и, если повезёт, то и пожениться прямо тут. А чего далеко ходить-то, если пассия согласна?

      Другие дома были пониже, а крыши имели плоские, зато у них там кудрявились сады и цветники. Это были дома-дамы, они кокетливо улыбались витринами магазинчиков и придирчиво смотрели на крыши-шляпки подруг-соседок, не сглупили ли они, украсив свою крышу настурциями, которые вышли из моды еще в прошлое лето. Вьющийся по стенам дикий виноград скрывал часть стен, выгодно подчеркивая стройность белых колонн и строгость лепнины между окон, подоконники которых были украшены цветами так же, как и дом самой велисты. Получалось, как будто Ирис украсила сразу всю улицу, а не только один дом. Ох, уж эта мода! Ни одна красотка не может её игнорировать, чтобы не отстать от времени.

      Впрочем, здесь о нём можно было не переживать — времени тут не существовало, поэтому все времена года мирно уживались рядом, и можно было при желании летом поиграть в снежки из настоящего снега, а зимой любоваться на цветение васильков и ромашек. Стоило только пожелать.

      Камни, которыми замостили набережную, радовали глаз разноцветными орнаментами, а идти по ним было приятно и мягко из-за пробивающегося между булыжниками зелёного мха. Женщины, точнее милады (милада — так Инира решила вежливо называть в своём мире всех представительниц прекрасного пола в честь богини Лады и потому, что все женщины всегда милые, даже когда это выглядит иначе) весело дошли до угла дома и свернули на широкую и строгую улицу.

      — Вот это и есть Ратушная улица, — сказала Инира подруге, указывая рукой вперёд.

      И, действительно, на стене дома сразу на повороте висела красивая надпись, сделанная строгими готическими буквами чёрного цвета на белом резном медальоне. Улица от реки поднималась немного вверх, поэтому Инира захотела, чтобы появился какой-нибудь транспорт, на котором можно было бы доехать до площади.

      — Ой, смотри, рельсы! — удивилась Ирис. — Наверное, тут ходит трамвай?

      — Давай поищем остановку, — предложила велиста, ей становилось всё интереснее играть в эту игру, — там будет табличка с расписанием и номером маршрута.

      Создавать мир было приятно, когда ты точно знаешь, что и какое конкретно ты хочешь получить. Но многократно интересней оказалось не получать задуманное, а открывать новое, непредсказуемым образом возникающее прямо перед твоим появлением, а иногда даже уже после. В мире, где тебе ничего не угрожает, все открытия являются увлекательными приключениями.

      Мостовая на Ратушной улице была строгой, одинаково бурые камни здесь имели равный размер и выложены были по линейке прямоугольненько, как клеточки в тетрадке первоклассника. Рельсы трамвая поворачивали с набережной и убегали вверх по улице к площади с фонтаном и зданием Ратуши, куда и стремились теперь подруги-волшебницы.

      Остановка отыскалась буквально через два небольших дома. Там в ожидании стояли люди. Две женщины: одна постарше, видимо, мать, и молодая ладушка с длинной косой соломенного цвета, уложенной в замысловатую прическу. Ирис понравилась девушка, и она украдкой провела своей волшебной палочкой, чтобы украсить прическу еще и крохотным букетиком незабудок. Инира заметила шалость подруги и улыбнулась, ей тоже понравилась девушка-ладушка.

      На дальнем краю скамейки под фонарём и табличкой с расписанием трамвая сидел пожилой мужчина в куртке и шляпе с полями, его узкое морщинистое лицо было спокойным и немного печальным, как будто он смотрел сквозь мир куда-то в себя, в своё прошлое, вспоминая его с лёгкой грустью. А, быть может, он просто устал или не очень хорошо себя чувствовал. Инира пригляделась к его мыслям. Ну, точно, у него щемило сердце из-за прошедшего над его домом дождя. Велиста мысленно провела рукой по его руке, лежащей на колене и сжатой в кулак, рука расслабилась, и боль в сердце отпустила. Это давно замечено, что сердце болит у тех, кто все трагедии мира запихивает к себе в душу и потом переживает на досуге как свои собственные. Удовольствие от этого, скажем прямо, ниже среднего, но раз люди так делают, значит, думают, что так нужно, или не знают, как правильно.

      Инира знала правильный путь — надо копить в сердце не скорби мира, а его радости. Собирать их как драгоценные украшения и перебирать на досуге, любуясь отсветом когда-то увиденного заката или вдыхая ароматную свежесть первого майского ливня, запомнившегося из-за счастливых прыжков по лужам без забытого дома зонтика.

      Именно эту способность она и подарила попутчику. Просто так подарила, потому что посчитала, что грусть в её мире должна стремиться к исчезающе малой величине. Без грусти совсем, конечно, не обойтись, даже страхи и горе иногда могут встречаться в этом мире, уже встречались и ещё встретятся. Но пусть все истории заканчиваются хорошо. Для всех. Всегда. Даже если кто-то умирает, пусть он тогда попадает в рай. Ну, или пусть в аду, если уж райские кущи категорически не заслужил, его не слишком сильно жарят на сковородке, пусть лучше там его искушают вкусной едой и любовными ласками до полного изнеможения.

      Трамвай подошел совсем быстро, задорно позвякивая, и распахнул свои двери для посадки и высадки пассажиров. Платить за проезд было не нужно, все-таки это был волшебный мир, поэтому денег тут не придумывали сознательно. Люди трудились для получения удовольствия от результата, это удовольствие учитывалось, как бы сказали подруги из старого мира Иниры, в карме каждого человека. А необходимые материалы для своего труда и вещи для жизни люди просто брали, где положено. А положено было во многих местах и в изобилии, потому что когда работа идет в удовольствие, то и результатов много, и всего у всех в изобилии, все радуются, когда их продукция пользуется спросом, нужна кому-то. Ведь так приятно, когда твоей вещью, ну, которую ты сам сделал, пользуется твой друг, сосед, друзья знакомых и знакомые друзей. И даже совсем незнакомые люди. Так даже ещё приятней, мне кажется.

      Желто-красный трамвайчик бодро катился мимо невысоких добротных строений. Дома на Ратушной улице старались соответствовать своему важному статусу и не ударить в грязь лицом, то есть фасадом. Они были аккуратны и сдержаны, вежливы и подчеркнуто основательны. Высотой не больше пяти этажей, все их крыши были покрыты красной или коричневой черепицей, а окна дома старались держать по одной линеечке друг с другом, чтобы был порядок. Инира с удовольствием глядела по сторонам — за любой дверью, за каждым окошком скрывались разные истории, весёлые и грустные, страшные и прекрасные, только подставляй своё любопытство и смотри и слушай.

      На Ратушной площади трамвайчик делал круг и ехал обратно, но подруги сошли у фонтана и направились к ратуше. Огромные часы на башне ратуши пробили полдень — самое время для визита к мэру.