Девять жизней драной кошки. Часть I. Глава XI

                Часть I. Глава XI.

        Вот и пришло время прочитать последнюю страничку этой грустной повести. Мы совсем забыли о первой любви фрау Франчески Браун.

         Алексей вернулся в родной город после пятилетней Аргентинской эпопеи холостым и опытным специалистом. Его сразу пригласили в Ленинград, но он отказался. Потом было еще два приглашения, но он ничего не хотел.

        Еще в Аргентине, чтобы как-то убить время, Тауберг занялся научной работой, - что-то, касающееся хирургических проблем в онкологии. Тема была интересной для многих, и круг знакомых Алексея кратно увеличился.

        Появилась в его жизни и женщина, дело дошло почти до брака, но, как говорится, на пороге ЗАГСа Алексей передумал. Женщина закатила продолжительную истерику, желая, видимо, усугубить в душе Алексея чувство вины, но эффект получился обратный. Он с удивлением посмотрел на происходящее, подумав, что совсем не знал, оказывается, эту женщину, и что … Вера никогда так не делала. За годы разлуки с женой у него выработалась маниакальная привычка во всем советоваться с Верой, меряя ею, как эталоном, свои дела и поступки. История с женитьбой подвела черту под попытками Алексея Ильича создать  новую семью.

       В определенный временной период работа над диссертацией зашла в тупик, Алексей маялся несколько месяцев, писал коллегам в Москву и Ленинград, пока однажды не получил заказную бандероль с Ленинградским штемпелем. В ней оказались зарубежные научные журналы по проблеме  его диссертации уже с русским переводом.

          Алексей методично, день за днем изучал присланный материал, даже не озадачив себя вопросом о том, кто же подарил ему все это богатство. Через месяц, совесть его, наконец, проснулась. Он с чувством глубокого признания позвонил коллегам в Ленинград, но с удивлением узнал, что они не причастны к посылке.

       Тогда он с любопытством стал перебирать содержимое почтового отправления и наткнулся на какое-то иллюстрированное издание, не имеющее отношение к его научной работе. Журнал этот лежал на самом верху посылки, но, пролистав, Алексей тогда сразу отложил его, как не представляющий интереса.

          Теперь он с душевным трепетом стал перелистывать страницы. Это был путеводитель по Стокгольму. « Я хочу в Стокгольм», - впервые в его мозгу сформулировалась  законченная мысль, выражающая вполне  человеческое желание. Через несколько дней ему позвонил коллега из Ленинграда:
- Алексей Ильич, вы в прошлый раз звонили, высказали интересную неординарную идею. Я сразу-то не понял. А теперь мне бы хотелось с вами подробнее побеседовать. У вас эти записи в порядке? Вы не хотите выступить на научно – практической конференции в Ленинграде?
- Я об этом не думал.
- Подумайте до четверга и перезвоните.

Два дня спустя Алексей встретил  Леонида Куренного, бывшего партнера по танцам. Леонид, увидев Тауберга, спешно перешел на другую сторону улицы. Алексей догнал его в закоулке за многоэтажками. Леонид его явно поджидал. Разговор получился со шпионским оттенком:
- Я все знаю. Если хочешь видеть ее, не отказывайся от переезда в Ленинград, так до Стокгольма ближе. За тобой следят, делай вид, что ничего не случилось, журнал возьми с собой. Это – пароль.

          Алексей и рта не успел открыть, как Леонид поспешно удалился. Тауберг упаковался в тот же вечер, позвонив коллегам, что выезжает. Всю дорогу в поезде рассматривал журнал. Неожиданно его взгляд упал на фотографию группы ребятишек, победителей скандинавского конкурса «Самый умный».У Алексея в голове промелькнула шальная мысль:«Мой сын тоже должен быть среди них. У него очень умная мама… А о сыне Леонид ничего не сказал. Может, его нет, сына-то?» Тревога ядовитой змеей вползала в сердце мужчины.

           Выступление в Ленинграде прошло на ура, на конференцию в Стокгольм Алексея  пригласили. Полгода тянулись неимоверно медленно, благо дорабатывать в диссертации надо было довольно много. Перед самым отъездом Алексей Николаевич успел работу защитить. Правда, его ничего не радовало.

          Командировка в Стокгольме подходила к концу, а ничего так и не случалось. К тому  же  в соседнем номере жила немка с двумя очень шумными мальчишками, которые бесконечно раздражали Тауберга. Сегодня за завтраком в ресторане дама  с детьми попросила  разрешения сесть с Алексеем . Тауберг обернулся – свободные места были. Он внимательно всмотрелся в женщину: симпатичная, на немку не похожа, скорее испанка или итальянка. Между тем, соседка представила сыновей:
- Знакомьтесь, это Алекс и Пьер, мои сыновья. Именно они досаждают вам по вечерам.
  -  Они мне не мешают.
- Мешают, я вижу, что Вы раздражены.
- У меня свои проблемы.
- А можно в качестве компенсации пригласить вас на ужин?
- Я занят.
- Если передумаете, оставьте записку дежурной по этажу.

            Раздосадованный вконец отсутствием событий, Тауберг принял предложение соседки, испытав жуткую неловкость, когда вручал записку коридорной: имени женщины он не знал. Теперь в голове крутилось:
            « Франческа, Франческа». Ужин прошел, что называется, в теплой дружественной обстановке. Несколько раз они танцевали, Франческа много смеялась, на душе у Алексея потеплело. Расставаться не хотелось, но женщина решительно распрощалась с ним у дверей своего номера. Алексей, рассчитывавший на нечто большее, был приятно удивлен, когда примерно через полчаса соседка постучала в его дверь. На бледном лице женщины - только темные испуганные глаза, она выдохнула:
- Алекс. Доктор, ему плохо, я не знаю, что это.

            Знание немецкого только  позволили Алексею понять, что со старшим сыном фрау Франчески что-то случилось. Мальчик метался по постели, выгибаясь дугой,  потом упал на пол. Алексей схватил ребенка, прижал к себе, лег с ним на кровать. Вскоре приступ прекратился. Алексей вытирая бледное лицо мальчика мокрым полотенцем, неожиданно услышал на спиной взволнованный вопрос матери:
- Леш, что это было?
- Это эпилепсия. У моего отца была. Обычно передается по наследству.

             И только тут он понял, что вопрос был задан по-русски. Леша? Он моментально обернулся. Чужое лицо. Но женщина уже повисла у него на шее, шепча разные милые глупости, о которых он давно забыл, произнося слова, которые он берег в сердце, как неприкосновенный запас. И только поцелуй вселил в него полную уверенность, что это она.

           Двое суток пролетели как во сне. Мальчишки настороженно  отнеслись к русскому дяде, особенно Пьер, не знающий по-русски ни слова. Расставаться очень не хотелось. Они даже толком и не поговорили. Уже прощаясь на вокзале, Алексей сказал:
- Если бы была хоть какая возможность остаться с тобой, я бы ею воспользовался.
- А потом бы скучал о Родине и ненавидел меня.
- Мне не по чему там скучать. Мой сын и моя любовь здесь.
- Оставайся. У меня есть для нас всех документы. Поверь, это было  совсем не просто. Понадобился целый год.
- А отец Пьера?
- Фил погиб. Дон Педро оставил достаточное количество денег, чтобы прожить даже в Америке.

              Прозвучал сигнал к отправлению, Алексей Николаевич вскочил на подножку вагона. Вера отвернулась и пошла к выходу. Она не видела, что Тауберг выпрыгнул на ходу из поезда, волоча большой чемодан. Оставить научные труды нескольких лет он считал недопустимым.

        Когда Алексей зашел в номер к Франческе Браун, она укладывала последний чемодан. На звук открываемой двери женщина подняла заплаканные глаза и плавно опустилась на пол, потеряв сознание, или уйдя в свое коматозное состояние. Санька прижался к плечу Алексея Николаевича, сидящего на кровати возле Веры, и сказал очень тихо по-русски:
- Ты не похож на меня.
- У тебя мои глаза, фигура, походка.
- Мама мне рассказывала о тебе.
- Ругала?
- Сказала, что ты ее сначала любил, а потом нет.
- Я ее всегда любил.
- Ты ее сейчас не трогай. Она сама проснется через день или два. Пойдем в ресторан ужинать. А у тебя виза не просрочена?
- Еще четыре дня.
- Успеем уехать. Только в ресторане я буду сам заказывать.

         Алексей заплатил за свой бывший номер, но ночевать остался с детьми. Его не покидала тревога за сделанный выбор, он боялся последствий своего шага. Ночью, обнимая Веру, почувствовал, что она очнулась, но молчит. Тогда разговор он начал сам:
- Я боюсь. Я боюсь оставаться здесь, еще больше боюсь тебя потерять. Ты в бегах по чужому паспорту, еще и я в бегах. Я хочу вполне легально жить здесь с тобой и детьми. Есть ли такой путь?
- Есть, но очень долгий. Может год или два.
- Что нужно сделать?
- Сначала пожениться. Потом просить у королевского парламента вид на жительство. По приезде в Москву подашь заявление в Шведское консульство. Тебе помогут, я дам адрес. Хорошо, что ты в отставке, меньше волокиты. В Томск больше не возвращайся. А я пока буду искать тебе работу. Кстати, я твою фамилию взять не могу. У меня будут проблемы с получением денег Дона Педро.
- Я согласен на все.

       Церемония бракосочетания много времени не заняла. Дольше просидели у нотариуса, составляя текст прошения и еще какие-то документы. Нотариус составил и документы для шведского консульства в Москве.

         Алексей уехал с легким сердцем. Он знал, что эта разлука будет гораздо короче той, аргентинской. Тауберг  был полон самых радужных надежд и чаяний. Он считал, что он честно выстрадал свое право на счастье. И если есть на земле справедливость, то свою жизнь он проживет рядом с любимой женщиной и сыновьями. Дай-то бог!»