***

Душа моя, представляешь, мне снилось, что я – маленькое желтое Солнце, свет, ставший настолько густым, что его можно взять в ладони. И молочно-белый туман прятал до поры эту нежную сердцевину.
Нежность мою скрывал золотой доспех, сиявший в лучах небесного пламени так, что слепило глаза. Я помню тепло широких мозолистых ладоней, что приняли меня, как колыбель. И лица, что склонились надо мной, были полны внезапной радостью познания чуда.
Я помню, как обрушился первый натиск ударов, не оставлявших после себя ничего, кроме восторженного ликования неукротимой силы, твердости, что никому не дано поколебать. Как сменялись на морщинистом, усталом лице, обрамленном белесыми волосами, удивление, досада и покорность. И он отступил…
Ее натиск был иным: в нем затаенное лукавство, хитрость и опыт. Но все так же сиял мой золотой доспех, не тревожа солнечной сердцевины, в глубине которой, отзвуки ударов колебались словно мягкие волны. И та же смена чувств, и вновь наступивший покой.
А после, душа моя, пришла беда. Веришь ли, никто, кроме меня не воспринял ее всерьез…
Серыми были ее одежды, и глаза – как болотные огни, что заманиваю в трясину несмышленых путников, как ледяная вода топей. И тонкий звонкий хлыст был за ее спиной… Одного удара достало мне, большего не потребовалось. Несколько мгновений невесомости, падения сквозь уплотнявшийся мрак, и золотая моя броня распалась мелким крошевом, обнажая беззащитную сердцевину. И тишина, полная звездного небытия, и привкуса нового рождения…

Душа моя, мне приснился удивительный сон. Только, проснувшись, я не знаю теперь, кто из нас кому снился…