Монастырский пляж

Одесса.1999г
У  моря  есть  места ,  где  невероятно  легко  размышляется.  К  этим  местам  нас  приписывают  с  раннего  детства  не  штампом  в  паспорте ,  а  какими  то  нитями  души. Моя  прописка  это  мыс  маяка  и  монастырский  пляж. По  сути  это  одно  место,  но  у  них   настолько  разная  специфика  ,  что    объединить необъединимое  невозможно. 
Поздняя  осень, зима  и  весна – это  время  монастырского  пляжа. Вы  бы  видели ,  как  прямо на  глазах  какие  то  немыслимые  объёмы  морской  воды  многими  потоками  ревниво  мешая  друг  другу,  бесцеремонно  отталкивая  и  смещаясь  в  конкуренции,  торопятся  в  гневе  обрушить  всю  немыслимую  мощь  для  решающего  удара, планируя  нивелируя    разрушить  не  только  берег ,  но  и  сам  склон  .  И  как  злобно  шипят,  грязно  пенясь  эти  потоки. Эта  вода  возвращается ,  сталкиваясь  лоб  в  лоб  со  свежими  силами,  полными  оптимизма  и  наступательного  задора . Жуткий  ветер   так  пугает  чаек,  что  их  куриные  размеры  не  внушают  чувство  уверенности  и  хозяйки  надводного   моря   укрывшись  наблюдают  происходящее  с  удивительным  азартом.  Ещё  бы! Сотни  тонн  воды,  в  бешенном  гневе  перемешиваются  с  песком  дна ,  водорослями,  рыбой ,  креветками  и  иной  флорой.  Бешенство  пройдёт  и  море  смириться  с  поражением ,  набирая  силы  для  новой  атаки,  но   погибшая  и  оглушённая  рыба  дна,  креветки  и  иные составляющие  праздничного  пирога для  чаек  будут  плавать  на  поверхности  успокоившейся  воды  и  покоится  на     сухом  песке,  отброшенные  далеко  за  черту  прибоя.  Вот  это  действо  нельзя  наблюдать  без  сердечной  тревоги. Я  сидел  здесь  и  утром  и  ночью  и  вечером,  встречал  рассвет  и  закат,-  ведь  неизвестно  время   «  головного  регистра» ,-  именно  так  в  музыке  обозначают    наивысший  регистр  человеческого  голоса ,  где  именно  черепная  коробка  служит   резонатором.  Именно  наблюдение  этой  ,  наивысшей  фазы -  суть  происходящего.  Эту  фазу  нужно  выждать,  сопереживая  происходящее  и  готовясь  к  главному.   К  сути.
Суть -  как  бриллиант  без  обрамления. Не  осколок,  стоимость  его  крайне  низка  без  огранки  ювелира,  а  сам  бриллиант  как  самоценность. Но  в  темноте  его  красота  нема. Чтобы  бриллиант  «  запел»  ему  нужен  свет  и  подсветка. В  разном  фоновом  обрамлении  он  по  разному  непредсказуемо  величественно  покажет  свою  красоту  в  преломлении  света. Так  и  шторм  на  монастырском-   невозможно  его   рассматривать  без  учёта времени  суток, а  значит   и  неба  в  его  непредсказуемом  сочетании  мрачных  красок.  Луна,  угадываемая ,  но  не  видимая;  её  свет,  окрашивающий  в  свинцовую  таинственность  «затянутое»  небо -   чередуется  с  этапами  ясности,  когда  гневный  союзник  шторма -  ветер,  впопыхах ,  по  глупости неправильно  распределив  тучи , обнажает  Луну   и  свет,  загадочный,  волшебный  ,  до  сказочности  нереальный  ночной  лунный  свет ,  озаряет  происходящее -  даря  надежду  наблюдающим. Что  шторм  без  неба? Неотделимы. 
Днём  картина  совсем  иная. Ночь  дарит  надежду  уже  в  потенциале  утра,  а  безрадостное  утро  депрессивно. Впереди  полуночь,  которую  почему  по  ошибке  называют  днём.  Разве  бывает  день  без  Солнца ?  Без  тепла ?  Без  птиц?  А  что  ждёт  нас  в ближайшем    будущем ?  Ночь!  Жуткая  ночь  шторма  с ревущим    усиливающимся  ветром,  с  морским  туманом,  когда  атмосфера  копирует  шторм , обдавая  капельками    тумана  всё  вокруг.  «Вода  висит»   в  воздухе,  плотной  слизью , облепив  вас,  наблюдающим  за  гневом  Неба!   Стонет  протяжно,  по  волчьи,  маяк   предупреждая  всё  живое.  Я  сижу  под  небольшим  летним  навесом  и  наблюдаю  происходящее.  Здесь  можно  провести  жизнь,  так  разнообразен  монастырский  пляж  в  это  время  года.  Умышленно,  не  описываю  молнии  и  громы,  потому  как  страсти  настолько  велики,  что  эти  радикальные  усилители  впечатления  настолько  убедительно  показывают  ничтожность  твоего  существования,  суетных  целей  и  пустых  ожиданий,  что  мысли  о  вечном,  о  долге,  определённом  для  тебя  свыше  -  полностью  овладевают  твоим  существом.  Придя  домой  я  не  могу  разговаривать  весьма  длительное  время  настолько  глобальны ,  сильны  впечатления  обрушившиеся  на  мою   неокрепшую  душу.

Другое  дело  мыс.
Мыс  это  масштаб  кругозора,  мыс  это  необъятные  просторы  летнего  моря,  мыс  это  парусник,  баркасы  и  шаланды… Мыс  это  рыбаки  на  камнях  и стоящие   по  пояс  в  воде;  мыс  это  бакены  чётко  просматриваемые  ,  как  даты  пятилеток  и  партийных  съездов;  мыс  это  жесть,  под  которой  пылает  в  такую  жару  костёр  из  собранного    пересохшего  бурьяна  и  выброшенных  а  берег  щепок  и  досточек,  а  над  ним,  над   огнём  лежит  лист  металла  на  котором   затейливо  выложенные,  пока  ещё  стыдливо  закрытые ,  поросшие  мелкими  ракушками  и  водорослями  лежат  мидии;  мыс  это  мы   берущие   руками  готовые  раскрытые  мидии  и    поглощающие  их ;  мыс  это  Мишка  прыгающий  на  раскалённой  гальке  и  держась  за  мочку  обожжёнными  пальцами.  Всё  это  мыс.  И  не  только  это!  Это  стратегический  наблюдательный  пункт  за  происходящим; это  обрыв  с  десятками  неизвестно  кем  проложенными  практически  вертикальными  тропинками. Мыс. Монастырский  пляж  летом,  это ясли  в  сравнении   с  мысом ,  подобному   глобальности   замыслов  старшеклассников. Тихий,  спокойный  монастырский  пляж  с  отмелью. Дети  беззаботно  играют  в  песке  и  мелководье. Почти  лужа,  как  то  связанная  с  морем. Но  только  летом. Гигант  не  безобиден,  он  просто  спит.
Это  моё  восприятие    пункта    прописки. Другие  прописаны  в других  местах  побережья  и  им  думается  хорошо  именно  там.
Мои  думы  зависят  от  многих   непредсказуемых    факторов.