Призрачный дом. 1

        Диванчик был жесткий, пыльный, какого-то дикого желтого цвета, да еще и с металлическими поручнями по обеим сторонам, но главное, он был свободный. К слову говоря, выбирать-то было не из чего, а торчать в ожидании поезда целых три с половиной часа на ногах, не хотелось, вот Алексей и занял ближайший, свободный…

        Уселся, достал папиросу, тщательно размял ее в пальцах. Закурил, выдохнул, осмотрелся…. Оказалось, что диванчик так, ничего себе, к тому же и стоит удобно. С одной стороны его загораживало здание вокзала, а с другой – старые высокие деревья и неровно подстриженный кустарник. Они создавали необходимую тень, и в тоже время, защищали от ветра, который несет по улице пыль, какие-то бумажки и прочий мусор. Алексей похлопал себя по карману пиджака, в который раз проверяя, на месте ли документы. Убедившись, что все на месте, он и откинулся на спинку диванчика. Три с лишним часа были в его полном распоряжении, читать газеты он не любил, особенно в последнее время, желудок был полон какой-то бурды из неопрятного привокзального буфета. Бутылка минеральной воды выглядывала из цветастого пакета, который стоял прямо на платформе рядом с чемоданом, но открывать ее было рано. Тут к месту был бы стаканчик проклятой…, но Алексей дал себе зарок, что во время поездки пить не будет, а уж чего-чего, а слово свое держать он умел.

        Дежурная по вокзалу невнятно сообщила, что прибывает очередной поезд, и еще более невнятно сообщила порядок нумерации вагонов. Повторить свое сообщение она только попыталась, но на середине сообщения вдруг замолкла. Несколько человек поднялись с других таких же скамеечек, еще несколько вышли из здания вокзала и рассредоточились по платформе – поезд был проходящий, стоянка короткая. Всего-навсего, три минуты. Алексей с брезгливым любопытством человека, вполне привыкшего к подобной людской бестолковости, посматривал на суетящихся людей, которые подхватывали сумки и быстренько бежали вдоль платформы, одни навстречу, другие по ходу поезда, словно пытаясь угадать место нужного вагона. Смехота, да и только. Хотя…

        Поезд быстро обменял одних пассажиров на других и уполз по блестящим рельсам куда-то вдаль – на перроне опять наступило затишье. Мужчина прикрыл глаза. Медленно, словно на цыпочках, к нему подползали воспоминания…

        Все началось пятнадцать лет назад. Мать жила рядом, он тогда еще был женат, а годовалая Алина, на четвереньках, бормоча что-то непонятное на своем детском, тарабарском языке, ползала по дому и пускала слюни. Забавная и трогательная…, хотя, все-таки, больше, забавная…

        Или нет…, конечно, нет. Все началось еще раньше. Теперь уже, совсем давно. Тогда он еще не был женат, лишь успел отслужить в армии, окончить сельскохозяйственный техникум и вернуться в родную деревню. Его, как молодого и почти не пьющего специалиста сразу сделали заведующим МТС, а брат, Андрей, как раз заканчивал девятый класс. Да, именно тогда все и началось, в то самое время.

        Стояла какая-то дурная погода, месяц без малого жара, зерновые шелестели, как мигрирующая саранча и буквально молили о воде, а дождя все не было и не было. Посохли колхозные сады. Это, правда, из-за того, что Ванька Одноухий, в совершенно невменяемом состоянии, после солидной дозы домашнего зелья Колдунихи – первой деревенской самогонщицы – снес на своем гусеничном ДТ-75 водонапорную башню. Без воды оставил всю деревню, да и сам ужасно покалечился…

        То лето вообще было богато на глупые несчастные случаи. Потому, наверное, все и началось именно с несчастного случая…, ну и еще и совершенно необъяснимого каприза природы. А все дело было в месте. Ведь с каких пор про это место по деревне ходили разные слухи. Раньше, как говорили старожилы, стоял на этом месте поповский дом. Здоровый, красного кирпича, со стенами, больше метра толщиной. С потолками высотой метра по четыре и с восемью полноценными комнатами.

        Не просто так стоял, разумеется, буквально мозолил глаза, поэтому в свое время, на общем собрании комбеда, как раз после революции, когда попа со всем семейством забрали в ЧК, решено было дом этот уничтожить, ну как наследие проклятого, рабского прошлого. Написали письмо в город, с просьбой прислать специалиста с запасом динамита – область ответила, что на данный момент все специалисты заняты и предложили уничтожить проклятое наследие своими собственными силами. Началась трудная и многодневная эпопея, закончившаяся победой дома. У него только побили стекла, откололи несколько кирпичей, и поломали деревянные части. Ушло на это более недели, после чего сражение прекратили, потому что надо было заниматься разоренным домашним хозяйством.

        Потом пришли люди поумнее, попытались приспособить домину эту под какие-нибудь общественные нужды, но для этого, как минимум надо было восстановить крышу, вставить стекла и произвести множественный, мелкий ремонт – на это у общества не было ни денег, ни материалов, ни людей. Еще дважды его пытались разваливать, и снова безуспешно, только технику покорежили, да людей едва не покалечили. В конце концов, дом оставили в покое, на это раз, до войны. Великой Отечественной, разумеется…

        И кто бы мог подумать, что это был единственный правильный поступок по отношению к дому. Между прочим, деревня оказалась практически на линии огня. Несколько раз она переходила из рук в руки, и каждый раз, поповский дом служил жителям добрую службу, в его восьми комнатах, защищенных этим толстенными стенами прятались бабы, старики да дети от снарядов и пуль, что от своих, что от фашистских. А во время последнего, решающего наступления, во время которого фашистская нечисть была отброшена далеко и безвозвратно, немцы сами попытались использовать дом, как блиндаж. Но стоило им переместить туда штаб, во главе с несколькими офицерами и занять оборону, шальной снаряд из Т-34 залетел в окно и взорвался там…. Знатно тогда рвануло! Дом рухнул и похоронил под обломками около двадцати фашистов, в том числе весь офицерский состав, во главе с каким-то полковником аж, из самого Берлина.

        Помниться, что стрелку того танка дали медаль «За отвагу», но он ее не носил, а когда его однополчане пытались разговаривать с ним на эту тему, он обычно зло ругался и рассказывал одну и ту же историю. Историю про то, как совершенно случайно, по неаккуратности, на что-то там нажал или дернул за что-то, заставив пушку выстрелить. Испугался он страшно, потому что решил, что снаряд пошел в нашу сторону и приготовился уже сам идти под трибунал, но перед этим выглянул из танка и увидел, клубы пыли над каким-то домом в деревне. Перекрестился по-тихому, а тут началась артподготовка, и стало не до чего. А потом, уже после боя, выяснилось, что поповский дом, в конце концов, был очень даже вовремя и к месту уничтожен.

        После такого рассказа солдаты хохотали над незадачливым стрелком, быстро переделали эту историю в байку, изменив предварительно, имя незадачливого стрела и номер подразделения, байку, которая ходила по нашим частям аж до самой победы, а может и еще дольше. А вот собравшиеся около воронки сельчане молчали, и только переглядывались между собой, у многих на памяти была известная эпопея. Так, ничего не говоря, сельчане и разошлись. О чем каждый думал в тот момент, было неизвестно, но большинство постаралось как можно быстрее забыть эту историю.

        Возможно, это ничего и не значит, бывают же в жизни случайности, от которых даже ученые открещиваются, но все-таки, как ни крути, события начались именно с дома. Только уже не с поповского, а со второго, хотя, его, второго-то дома не было, потому что был он мираж, самая настоящая фикция.

        В тот день, известный своим безудержным пьянством и непрекращающимися бракоразводным процессом со своей сожительницей, Михаил Березин, в народе просто – дубина, решил, что пора делить имущество. Начать решил непосредственно с дома. Для чего выпросил у Косого, за две бутылки самогона трактор «Беларусь», завел его и поехал к дому сожительницы, путь его как раз проходил по тому месту, где когда-то стоял поповский дом. Ехал Мишка, смотрел мутными глазами через лобовое, заляпанное тушками комаров и насекомых покрупнее, стекло и думал о чем-то своем, пьяном. А потом вдруг понял, что вломился в какой-то дом, а под колесами у него детская кроватка и зашедшаяся в крике женщина… Этого страшного видения дубине хватило, чтобы раз и навсегда прекратить пить, а через полгода, и вовсе сойти с ума и утопиться в старом колодце, предварительно…, хотя, ладно, это дело личное.

        А тогда, дубина ошалев от ужаса, выскочил из трактора прямо на ходу, и опрометью бросился в сторону деревню, оря страшным, писклявым голосом, что задавил двух человек и развалил чей-то дом. Большинство, которое знало Мишку, как запойного, просто решили, что он в очередной раз допился до «белочки» и не обратили внимание. А вот участковый, который был один на четыре ближайших деревни, но родом местный, тот почему-то забеспокоился, увидел, как какой-то трактор медленно, рывками катится с горки в сторону реки и намеревается, по всей видимости, нырнуть в воду. Водителя в кабине, участковый не разглядел, поэтому вскочил на служебный «Днепр» и рванул к месту событий. В уме у него уже бумаги пролистывались, которые ему придется заполнять и от этого, совсем становилось тоскливо…, но судьба решила пособить участковому.

        Рухнуть в воду бесхозный трактор не успел – заглох – прямо метрах в пяти от воды. Тракториста в нем действительно не было, но в тот момент участкового это перестало интересовать. Потому, как и он увидел часть стены дома. Но не обыкновенной, кирпичной, или скажем там блочной, нет, стена была прозрачной, а материал только угадывался, да и то, не особенно четко.
- Матерь Божья, - пробормотал ошалевший участковый, и чуть было не перекрестился.
       
        Тут особо следует отметить, что участковый тот был непьющим…, ну, то есть не запойный. Поэтом, он первым делом, кулаками протер глаза, но стена не исчезла, и более, она, как показалось участковому, стала еще более четкой. А вот потом, участковый поступил совершенно неожиданно и для самого себя, и для начальства, узнай оно об этом поступке. Милиционер воровато оглянулся, развернул свою технику и очень быстро скрылся с места, так и не случившегося происшествия. Наверное, он был неправ. Может быть, ему следовало быть первым и быть смелым. Может быть, ему следовало поступить, как поступают герои кинофильмов. Только участковому было всего два года до пенсии, у него была семья и трое замечательных деток, которым, было еще, расти и расти, а отцу, соответственно, еще заботиться и заботиться, о них. Кормить, одевать, воспитывать. Скорее всего, именно о них он и думал в первую очередь, когда, не оглядываясь, пронесся по деревне в сторону родного дома.

        Конечно, он подумал о них, а вовсе не о соседке Людмиле, к которой иногда захаживал, да и то, только потому, что был он добрым человеком и немного падким на женскую ласку, особенно, если это ему ничего не стоило. Естественно, первым делом он рванул домой, вот только дома никого не было, и только поэтому, он бледный, с липким холодным потом на челе оказался у Людмилы. Буквально ввалился к ней в дом, даже не обратил внимания, что соседка его ходила по дому в неглиже. Единственное, что он успел, так попросить у хозяйки стакан самогона, чтобы прийти в чувство, и пока ошалевшая хозяйка искала бутыль, потом стакан – она тоже было в шоке от такого появления участкового, да еще и белым днем, при всех. Людка даже не сразу сообразила, что ходит, а не лежит, под мужиком, в чем родилась.

        Она уже спешила к милиционеру со стаканом в трясущейся руке, когда участковый вдруг покачнулся, схватился за сердце и стал сползать вдоль стены. Людмила бросил стакан на пол, а сама поспешила на помощь, но участковый был тяжеленный мужик, и хрупкой Людмиле, было его просто не удержать, хорошо, что диван был рядом. Так они вместе и упали. Людмила попыталась освободить дыхание участковому, расстегнула рубашку, положила голову на грудь, пытаясь расслышать сердце…

        И именно в этот трагический момент в доме соседки и появилась жена участкового, да еще вместе со старшей дочерью Тамарой, превратив этот трагический случай, во что-то совершенно неописуемое. Буквально уже через час, вся деревня знала, что участковый, этот кабель и стервец, умер от сердечного приступа в тот момент, когда пытался оседлать эту шалаву, эту охотницу до чужих мужей, эту потаскушку Людку. И это странно, но вся деревня предпочла правдивому рассказу Людмилы Михайловны Орловой рассказ двух бестолково орущих и перебивающих друг друга женщин.

        Дело житейское, мало ли что бывает с людьми. Милиционера, конечно, жаль, как жаль и слегка пострадавшую репутацию Людмилы Михайловны Орловой, только самое главное, чем должен был этот день войти в память деревенских жителей, прошло незамеченным. А следующий день был мрачным и холодным, потому что часов в пять утра, температура упала, и начался затяжной дождь. Полевые работы, которые кое-как шли из-за засухи, из-за дождя вовсе остановились. Жители сидели по домам и обсуждали последние новости – перемену погоды и смерть участкового.

        А второго дня, большая часть, хотя, вернее будет сказать, практически все население деревни, собралось около дома милиционерши, чтобы принять участи в похоронах, и в следующих за этим поминках. И снова, никому и в голову не пришло посмотреть, а что же там, на месте старого поповского дома. Хотя, отсутствие любопытства, наверное, не самая худшая человеческая черта. Прошли похороны, потом прошли поминки. Не в меру загоревавших присутствующих развели по домам, закончив тот день…

        Это надо понять и прочувствовать, вот, если бы, к следующему дню мираж дома исчез, то никто в деревне так и не узнал, что он вообще был. Вот только мираж не исчез. Более того, его стало больше. Имеется в виду, что к уже имевшейся стене, прибавились еще две, крыльцо с колоннами и несколькими ступенями, сделанными большим полукругом. А к этому прибавьте балкон, какой-то слишком уж большой – вдоль стен на уровне второго этажа, да еще и по всему периметру, это его выступающую часть поддерживали те колонны…

        Справедливости ради стоит отметить, что дом тот призрачный, словно создан был стоять именно на этом месте. Чуть в стороне от деревни и от дороги. На небольшом возвышении, с которого, открывался отличный вид и на реку, и на лес, и на поля, засеянные гречихой. Одним словом, они подходили друг к другу…

        Андрей, в отличие от старшего брата, на поминки участкового не пошел, остался дома при матери, с которой в тот день приключилась какая-то возрастная болезнь. Она слегла, было ей совсем невмоготу, от чего стала она какая-то нервная и крикливая. Требовала то водички, то чая, а потом вдруг чего-нибудь солененького и совершенно без перехода и без передыху, сладенького. Капризничала старуха, одним словом. Алексею смотреть на все это было тошно, вот он и воспользовался предлогом, чтобы уйти от дома подальше. А, кроме того, был он уже в том возрасте, когда и курево, и спиртное отпускали ему на вполне законных основаниях. Вот он и пошел на поминки по участковому, где так набрался домашнего жидкого продукта, что до дома уже не смог дойти самостоятельно – остался ночевать прямо под столом в доме вдовой милиционерши, рядом с еще двумя односельчанами. Утром вдова, как положено, опохмелила болезных, и отпустила с Господцем по домам.

        Домой он пришел уже ближе к обеду, посмотрел на брата, который просто уснул около постели матери на лавке. Потом посмотрел на мать, ей видимо стало лучше, и она тоже заснула. Алексей прошел во вторую комнату, завалился на сундук и проспал часов до пяти вечера. Разбудил его голос соседки, бабы Маши, которая пришла проведать больную, а заодно и принесла ей местные новости. Алексей прислушался, но понять со сна ничего не мог. Говорила тетя Маша, по-видимому, про какой-то новый сериал. Они только входили в моду, но большинство женщин уже успели нареветься, а потом и нарадоваться над судьбой бедной рабыни, а теперь уже тренировали глаза в унисон с рыдающими богатеями. Только объяснялась тетя Маша хоть и громко, но как-то невнятно, получалось из ее слов, что сериал начали снимать у нас в деревне. Алексей повернулся на другой бок, собирая еще поспать, но сама мысль о том, что кино приехало в их деревню, почему-то заинтересовала его. Сон пропал. Поворочавшись еще несколько минут, он не выдержал и вышел в соседнюю комнату.

- Здравствуй, баб Маша, - приветствовал он соседку.
- Ой, Алеша, здравствуй, а ты что кино не смотришь-то?
- Так спал. А что за кино-то?
- Президент наш, видишь, пошел навстречу деревенскому народу-то. Сериал теперь на улице показывают, - скороговоркой попыталась ввести в курс дела Алексея тетя Маша.
- Не понял, - признался Алексей, - какой президент, какое кино?
- Эх, ты непонятливый, - вздохнула соседка и начала объяснять медленно и с подробностями, - мы с Клавой Авдеевой, женой Сашки Авдеева, писали письмо, президенту нашему. Жаловались, что нет у нас возможности смотреть телевизор, по той причине, что у Клавы он сломался, а у меня так и вовсе никогда его не было. А нам хочется быть в курсе того, что происходит…
- Ну и, - Алексей, слегка ошалев, от таких новостей, смотрел на соседку чисто как на сумасшедшую.
- Что ну?! Не нукай, не запряг. Так вот, теперь кино крутят прямо на улице. Жаль только без звука, а может, просто еще не настроили. Главное, что хоть видно, а то вон у Ивановых, так у них звук есть, а самого кино не видно. А нам слова-то зачем, мы и так знаем, что может сказать баба, когда ее мужик бросил, - она повернулась к матери Алексей, - правда я ведь говорю?
- Правда, Маша, правда, - кивнула мать.
- Ну, так пойдем, посмотрим, пока солнце не зашло.
- Пойдем, - кивнула мать, которая была горячей поклонницей Вероники Кастро, и начала собираться.

        Алексей проводил взглядом женщин до двери. Честно говоря, он так и не понял, что ему пыталась объяснить баба Маша. Некоторое время он еще размышлял, но ни к какому определенному выводу прийти не смог.

- Что-то она там такое загнула, что и втроем не разогнуть, - пробормотал себе под нос Алексей, обвинял тетю Маша вполне справедливо - не каждое ее слово правда. Алексей прошелся по комнате, посмотрел на спящего брата, который благополучно проспал последние новости, а потом махнул на что-то рукой и сказал, опять-таки сам себе, - пойду, посмотрю, что там за кино…

        Он сдернул с вешалки спортивную куртку и вышел на улицу. До сумерек еще было время. На улице было немного прохладно, дождь хоть и унялся, но ходили по небу тяжелые тучи, намекая на то, что так просто сельчане от небесной влаги не избавятся. Алексей задрал голову и посмотрел на небо. Потом прикинул в уме, что завтра, наверняка в поле не выходить, а, следовательно, можно посидеть и допоздна. Идти не особенно хотелось, но присмотревшись, он заметил, что на улице существует некоторое движение, при чем только в одну сторону. Любопытство овладело Алексеем. Однако и быть в числе одураченных не хотелось, он этого не любил, поэтому Леша запахнул куртку и на порядок медленней всех, тоже пошел по улице. С одной стороны, он двигался в одном направлении с односельчанами, а с другой стороны, можно было подумать, что он идет сам по себе. Просто, вышел прогуляться перед сном человек, а что – имеет право.

        Однако, оставлять в дураках его никто и не собирался. Действительно, на холме, как раз там, где стоял поповский дом, имело место скопление народа. То есть, практически всего населения деревни. В скобках хочется заметить, что даже на похоронах их было меньше. По мере приближения к ним, Алексей заметил, что некоторые даже устроились с определенным комфортом. Кое-кто даже не поленились принести табуреты, и теперь устроившись, щелкали семечки или курили, в зависимости от пола и привычек. Те же, кто решил ограничиться минимальными удобствами, просто устроились на спиленных бревнах и найденных чурбаках.

        Алексей сначала рассматривал людей, но ничего любопытного не увидел, это все были соседи и односельчане, которых он и так знал с молодых ногтей. Он уже готов был пожать плечами, сказать что-нибудь обидное в адрес жителей деревни, да и уйти восвояси, когда сам увидел тот дом на холме. И это было неожиданное, потому что еще неделю назад здесь были только развалины, оставшиеся от старого поповского дома. А теперь на этом же место стояло вот это…, это даже и домом назвать было трудно, такое строение больше подошло бы для клуба, магазина, на худой конец, для школы. И все-таки…, все-таки, что-то с этим здание было не так.

        Он даже не сразу понял…, потребовалось подойти ближе, и вот тогда…, в общем, этот странный дом был полупрозрачный. Однако, это были не все странности, например, если научится правильно смотреть, то есть, концентрироваться на определенной точке видения, тогда стены переставали мешать, зато четко проступала обстановка внутри дома и фигуры людей, которые там двигались. Это было самое странное зрелище, которое доводилось видеть Алексею. Черт, ему даже стало не по себе, и не только от этого странного дома, но еще больше от той тишины, которая царила в этом месте…
    
        Он повернулся к Гришке Рогозину, хотел спросить, но тот только отмахнулся и прошептал:
- Сам смотри, пока вроде все понятно…, - и тут же на него зашикали со всех сторон.
- Ладно, как скажешь…

        Алексей присел на спиленное бревно рядом с Гришкой и попытался понять, что же происходит. Ему потребовалось некоторое время, чтобы разобраться, что к чему…

        Первым, кого ему удалось рассмотреть, был полноватый, пожилой мужчина, одетый…, как и полагается богатому джентльмену из иностранного фильма. По-видимому, он был хозяином этого дома. По крайней мере, по тому, как к нему обращались другие, было ясно, что он важная птица. А, кроме того, он ходил с сигарой. И следом за ним постоянно следовал маленький мальчик, в руках которого была какая-то странная посудина, которую он использовал для сбора пепла. При чем делал это так проворно, что стоило хозяину задумчиво вынуть сигару изо рта и щелкнуть по ней указательным пальцем, мальчишка с пепельницей был уже на своем посту. Это некоторое время забавляло Алексей, пока он не понял, что помимо этой пары, в доме происходят настоящие, серьезные события, и даже можно сказать, кипят страсти. А жителей этого дома, ну никак не меньше десяти человек, не считая слуг…

        Так прошел час, сгустившиеся сумерки сделали дальнейший просмотр невозможным. Какой-то остроумец попытался приспособить для просмотра фонарь, но эксперимент потерпел фиаско – в свете фонаря изображение исчезало. Народ, погоревав, потянулся домой. Алексей был…, в общем, он был ошарашен, то есть, с одной стороны это было интересно, хотя он так и не успел разобраться в сюжете и его перипетиях, а заинтересовавшись, с интересом прислушивался к тому, что говорили односельчане:
- …я так думаю, что больная старуха – это его мать.
- А может это ее, а он просто хороший человек и заботиться о старухе.
- Вот еще. Это его мать, они даже похожи…

- …конечно, все дело в деньгах. Наверняка у старухи их куры не клюют, а она никому не говорит, про завещание.
- Какое завещание?
- Так ты не сначала пришла?
- Нет.
- Тогда слушай. Все началось, что к хозяину в дом пришел адвокат, хозяин проводил его к больной старухе…

- …приемная дочь или какая-нибудь дальняя родственница?
- Это которая?
- Ну, какая, все время с книгой. Темненька. Она все время одна…

- А тот молодой мужик, с бородкой. Он наверняка, плантатор какой-нибудь. У него еще здоровый такой перстень на пальце. Он на балконе с хозяином разговаривал.
- А, помню-помню, я тоже обратил на него внимание.
- Так вот, у него здесь жена, а может любовница, бес ее знает, звука-то нет. Она еще старухе воды приносила, или может вина.
- А я подумал, что она служанка.
- Скажешь тоже, ты на ее манеры посмотри, на то, как она одета.
- Так они там все нормально одеты. Даже этот мелкий, с пепельницей…

        Кто-то хлопнул его по плечу, Алексей обернулся. Оказалось, что его догнал младший брат, Андрей.

- Ну и как кино? – поинтересовался он.
- Я пока ничего не понял, пришел поздно.
- Я тоже…, то есть, я вообще только подошел…
- Слушай, Андрюха, ты у нас человек начитанный, как они это делают?
- Кто они?
- Ну, эти…, киношники, мать их.

        Андрей поскреб в затылке, а потом сказал:

- Честно говоря, я про такое не читал. Но у нас ведь и книжки в библиотеке не очень-то свежие, наверняка изобрели что-нибудь новое за последнее время. Единственное, на что это похоже, так это на стереокино.
- На что?
- Ну, приходишь в кинотеатр, а там специальный экран и очки каждому дают. Надеваешь их, и такое ощущение, что все предметы и люди объемные, а ты словно среди них находишься…
- Так здесь очков-то нет, - возразил Алексей.
- Так ведь и стереокино изобрели давно, а это, наверное, какое-то новое изобретение, - резонно предположил Андрей.
- Ага, и сразу к нам в деревню, - усомнился старший брат.
- Но ты же видел, оно без звука, да и изображение, какое-то полупрозрачное, наверное, его только еще дорабатывают, экспериментируют. Чтобы в столицу пустить уже нормально…
- Ну, если так, в виде пробы, тогда…, конечно. А ты этих, киношников, видел? Хотелось бы с ними поговорить, пусть бы разъяснили. Интересно ведь.
- Так все дело в том, что киношников-то и нет, - рассмеялся Андрей.
- Как нет? - не понял Алексей.
- А так, трансляция идет прямо со спутника.
- Из космоса что ли?
- Ну. Кино будущего! Представляешь?!
- Иди ты, - не поверил Алексей.
- Я тебе точно говорю. Помнишь, пару месяце назад, ну, еще до того, как у нас телевизор перегорел, в новостях показывали про новый спутник. Ну, который, специально для телевиденья запускали. Помнишь?

        Алексей пробормотал что-то и мотнул головой.

- Ну, вспомни! Диктор тогда еще рассказывал, что наши запустили новый спутник…, специально для тех телевизионных приемников, которые слишком далеко от передающих приемников…
- Ну что пристал, не помню? - отмахнулся Алексей и даже ускорил шаг…, откровенно говоря, разговаривать с младшим братом, который считал себя, чуть ли не самым умным, так вот, общаться с ним было просто невозможно.

        Вот если сказать просто, что между братьями Быстровыми существовала взаимная неприязнь, это будет не совсем верно. Градус их взаимоотношений достаточно долгое время метался от плюса до минуса. От «не разлей вода» до драк, жестоких, от которых страдали не только они, но их мать. Нет, конечно, они никогда не трогали мать, но детская вражда, да еще такая, ранит намного сильнее физической боли. Со временем их отношения перестали метаться, а плавно остановились на холодном ноле. Если Алексей требовалось помочь на огороде, то Андрей спокойно шел на огород, если требовалось подправить крышу материного дома, где до поры, до времени жил Андрей, то и Алексей никогда не отказывался…

        Подошел очередной поезд, и снова повторилась уже известная картина. Спешка, пробежки по перрону, кто-то садился в поезд, кто-то выходил. Алексей поерзал, тело устало сидеть на жесткой скамейке, но подниматься и ходить по перрону хотелось еще меньше. Он наклонился, достал минеральную воду и сделал пару глотков. Потом достал очередную папиросу и закурил. Пожалуй, такое было впервые с Алексеем, ему вдруг захотелось вспомнить то время…, что и говорить, по сравнению со всем, что с ним происходило, пожалуй, это было самое лучшее время в его жизни…

        Но стоило начать вспоминать, всколыхнулись в нем и прежние обиды, совсем давнишние, которые он считал давно-давно забытыми. Алексей-то обращался за помощью, а вот, чтобы обратился Андрей – такого, никогда не было. Так получалось, что если Алексей шел помогать, то всегда это была помощь матери, а вот Андрею его помощь никогда не требовалась. И уже в который раз задал он самому себе вопрос – как так могло получиться, что они с братом были такими разными. Мать одна, отец один, а получились братья, как и не родные вовсе. Куда не поглядишь в деревне, везде семьи многодетные, и везде нормальные отношения. Где лучше, где хуже, но нормальные, человеческие отношения, а вот у них такого не было…

        И все-таки, очередная полоса ухудшения началась именно с того момента, когда в деревне, появился этот чертов дом. Правда, изменилась не только жизнь братьев, изменилась жизнь всей деревни. Из-за совершенно разболтавшейся погоды, работать в поле было невозможно. Народ слонялся по деревне, мужики осаждали магазин, набирали вина и шли на холм, смотреть кино, которое крутили весь день. Бабы торопливо варили обеды, кое-как кормили скотину и часам к десяти стягивались все к тому же холму. Во всей деревне было всего человек десять, таких, которым это техническое новшество было не по вкусу, среди них был и Алексей. Но деваться-то было некуда, поэтому, помотавшись по деревне, к полудню, он все равно оказывался в толпе зрителей…

        А еще, была у этого кино одна интересная особенность, он получался как бы объемный. Поэтому деревня сама собой разделилась на группы, которые предпочитали смотреть это немое кино от речки, кто-то от остатков поповского сада, кто-то от дороги. А были и такие, которые предпочитали перемещаться за приглянувшимися артистами или персонажами. Со стороны, картина эта напоминала затяжное, тихое и массовое помешательство. А может, так оно и было?

        Алексей обычно пристраивался около мужиков, которые смотрели события от реки. Первое время он пытался разговаривать со своими соседями, но на него начинали шикать, и он вынужден был молчать. Это раздражало, точнее, просто бесило его, но так уж выходило, что молчать в компании, все равно приятнее, нежели чем говорить самому с собой.

        Андрей тоже ходил смотреть это странное кино, но за все время, ему только пару раз удалось увидеть брата на этом безумном сеансе. Да и то, только потому, что Андрею требовался кто-то из сельчан. Обычно, это была заведующая библиотекой – тетя Паня. Худая, смуглая женщина, проживавшая в этих местах с шестидесятых годов. Одинокая, образованная, но какая-то некрасивая. Хотя, определить, что же именно было в ней некрасивым, нельзя. Просто, ее некрасивость, была всего лишь результатом неместного происхождения, высшего образования и какого-то своеобразного выговора, который со временем, хоть и стал меньше, но все равно был заметным, а наименее терпеливым, так и вовсе резал слух.

        Тетя Паня заведовала колхозной библиотекой, и по совместительству, еще и школьной, тем более, что обе они располагались в одном здании. В обычное время ее не было видно. Могло даже показаться, что она и вовсе не живет здесь, а только приезжает в деревню на работу, но, тем не менее, ее домик – тот который правление сочло возможным, предоставить одинокой женщине, располагался на краю села. Вокруг него был разбит совершенно заброшенный и неухоженный сад. Хозяйство тетя Паня имела маленькое, какое-то несерьезное, по крайней мере, с точки зрения других местных жителей. Именно отсутствие нормального хозяйства долгое время поддерживало о ней злой слух, что она большая любительница вина. Но при этом, никто и никогда не видел тетю Паню пьяной, или хотя бы выпившей. Интересовались у продавщиц в сельском магазине – те в один голос подтвердили, что вина она никогда не покупала. Вывод напрашивался сам собой – пила она только то, что готовила сама…

        Кроме этой, ходили о ней и другие легенды, как впрочем, о каждом деревенском жителе, который хоть чуть-чуть отличался от остальных. Ее любила рассказывать Анна Егоровна Демидова – известная деревенская выдумщица и матершинница. Однажды, по ее словам, она задержалась в бане, то есть, пришла последней, по какой-то там невразумительной причине. Сходила она в парную, побыла там, около получаса, но настоящего удовольствия не получила – баня начала уже остывать, да и к тому же воздух был переполнен влажным паром. Одним словом, вышла она из парилки недовольная, и привычно ругаясь, направилась под душ. А там, купалась известная тетя Паня. Но, наверное, из-за шумевшей воды, женщина не слышала, что в помещении она не одна, поэтому спокойно продолжала свое занятие, а при этом еще и напевала что-то на языке, который Анна Егоровна не знала. Но это было не главное, что вынесла Демидова из бани, а потом растрезвонила по всей деревни. Так вот, по словам Анны Егоровны, во-первых, у сельской библиотекарши не было правой груди, точнее, когда-то она была, но потом ее удалили хирургическим путем, от чего остался страшный, лилово-коричневый шрам. Но это, конечно, был повод несчастную женщину пожалеть, а вот огромная, разноцветная татуировка, которая тянулась от левого плеча вниз к правой ягодице, и со временем, в зависимости от количества выпитого Анной Егоровной, постоянно увеличивалась. Так вот, эта самая татуировка, помещала тетю Паню в какие-то неизвестные слои и группы человечества.

        Долгое время, этот рассказ, и домашние подначивания родителей, побуждал подростков к подсматриванию, точнее к попытке выяснить, брешет ли старуха Демидова или нет, но единственный человек, который мог ответить на этот вопрос – молчал. И этот человек был Андрей Быстров. Из-за своей любви к литературе, он был вхож в дом тети Пани, а со временем, она даже доверяла ему распоряжаться библиотекой, в те, чаще, зимние периоды, когда болела. Так вот, однажды, местные подростки остановили младшего брата и попытались по-хорошему выяснить у него ответы на интересующие все население деревни вопросы. Он внимательно выслушал их, крутанул у виска пальцем и сообщил им, что они все идиоты, после чего совершенно спокойно отправился домой. Точнее, хотел отправиться, но обиженные подростки, общим числом пять, решили, что им нанесено оскорбление, которые следует смыть кровью, из носа, например, или хотя бы царапинами.

        Деревенские драки – страшная вещь, нет, не те, что вписаны в историю, учебники и художественную литературу, которые, к тому же имели определенные правила, а возможно даже и свои оправдания. Драки, когда один против всех, когда от махания руками и ногами, от жаркого, сбивающегося дыхания, разума в голове становиться все меньше и меньше, а адреналина так много, что он мешает дышать…

        …можно считать, что для такой потасовки Андрей отделался легко. Разбитый нос, заплывший глаз и сине-черные, страшные синяки на теле, которые сходили практически месяц. Мать свозила младшего в область, в больницу. Там Андрею сделали рентген, потом еще что-то, осмотрели со всех сторон и сказали, что все нормально, не считая, треснувшего ребра. Врач, который осматривал брата, настоятельно рекомендовал матери обратиться в милицию, но женщина отказалась – судиться с односельчанами – дурной тон. Через неделю Андрей уже ходил в школу, через три, отловил одного за другим обидчиков и устроил им хорошую трепку. Это моментально перевело Андрея из категории затюканных отличников в разряд своих пацанов, немного странного, но с которым, если ладить, можно классно проводить время. С этого момента, сами по себе утихли и разговоры о тете Пани. Грудь ее вернулась на место, а татуировка исчезла. И только Анна Егоровна, когда перебирала местного самогона, божась на иконы, клялась в правдивости своего рассказа. Но сельчане предпочитали верить молодому пареньку, которого, правда, тут же обвинили в интимной связи с библиотекаршей. Да и как не быть такой связи, если Андрей общался с этой тетей Паней чуть ли не ежедневно, а некоторые утверждали, что сами видели, как паренек уходил от женщины далеко затемно…. Вот такая еще была история.

        Алексея это вроде как не касалось, да и не беспокоило, если честно. Он лишь иногда видел, как брат выпрашивал у библиотекарши ключи от библиотеки и неизменно получал их. Алексей даже думал, что брата это немая ерунда вовсе и не интересует, но он ошибался, хотя, выяснилось это намного позднее, просто интерес Андрея, как это случалось достаточно часто, был несколько иного свойства…

        А еще, Алексей заметил, что Андрей начал частенько уединяться со своей одноклассницей – Ольгой. Деваха она была очень даже из себя, а по местным меркам, так и вообще красавица, как-то за поздним столом, когда семейство Быстровых ужинало, Алексей шуткой порекомендовал брату обращаться с девушкой аккуратно, потому что недолго и папашей стать. Мать на это никак не отреагировала, потому, что контроль над сыновьями давно был ей утерян, да и сами они были уже не маленькие и вполне могли обойтись своей головой. А Андрей оторвал взгляд от книги – была у него такая дурная привычка, читать во время еды и посоветовал брату повнимательнее следить за своим причинным местом, и не совать его куда попало. А вот это уже была не шутка, Алексей попытался съездить младшему брату по уху, но тот увернулся, окинул старшего брата презрительным взглядом и ушел из-за стола, не сказав больше не слова. Алексей попробовал его догнать, но мать остановила его:

- О чем он это? - поинтересовалась мать, мельком глядя на Алексея.
- Да сплетни бабские повторяет, - буркнул Алексей, но сразу как-то остыл и вернулся к ужину.

        Мать больше ничего не стала спрашивать, она спокойно относилась к тем сплетням, которые кружили вокруг ее сыновей, точнее, она их просто игнорировала. Вот только объяснить это было не так то уж и просто, то ли она считала своих сыновей настолько взрослыми, то ли махнула рукой на их воспитание от отчаянья, то ли предчувствовала своей материнской интуицией дальнейшее. Но, так или иначе, был момент, когда она ни словом, ни жестом не вмешивалась в их жизнь.

        А деревенское безумие тем временем продолжалось. Время, которые проводили селяне около дома, все более и более увеличивалось. За все время только один раз новый участковый, которого прислали взамен безвременно погибшего, попытался двинуть мысль о том, что неплохо было бы обратиться к специалистам, чтобы те, доступным языком объяснили суть происходящего. Его предложение было встречено такими выражениями, что участковый убрался по-тихому, и больше своих разумных предложений не высказывал. Даже больше, он и в деревне появлялся не часто – только по крайней необходимости.

        А жизнь шла. И так уж получилось, что за просмотром этого странного сериала, селяне пропустили много интересного, да и существенного, происходившего вокруг них. Так, например, приватизацию, эти самые приватизационные чеки пришлось специально везти в деревню, а потом, чуть ли не насильно впихивать в руки людей. Те отмахивались, как могли, объяснений выгоды своей не слушали, торопливо брали, торопливо расписывались в каких-то ведомостях и спешили выпроводить из своих домов казенных людей. А потом уходили из этих домов сами. Казенные люди были в совершеннейшем недоумении, особенно когда видели, как селяне равнодушно бросали эти бумажки на стол, а кто поаккуратней, совали в самодельные буфеты и уходили по своим, неотложным делам…

        Так же мимо них прошло история превращения их колхоза в какое-то ООО. Их это даже вполне устраивало, теперь и на работу ходить не надо было, правда, перестали платить деньги, но ведь вполне можно было прожить и на скудное домашнее хозяйство, тем более, что не такие уж это были большие деньги. А за хлеб, который выпекался в деревенской пекарне, они вполне могли расплатиться и натуральным продуктом. К тому времени, селяне с грехом пополам понимали, о чем идет речь в доме. А события в доме развивались нешуточные…