Возмездье стратега или в когтях у ведьмы. 33 глава

 33

     Орхамен и Мантинея были наконец взяты. Появилась возможность доложить в Коринф об окончательном завоевании Аркадии и получить разрешение на продолжение запланированной военной экспедиции.
     Пентакион с войском вторгся в Мессению. Здесь ему пришлось столкнуться с объединенными армиями мессенцев и спартанцев. Пифодор ожидал этого, хотя и знал, что те злейшие враги друг друга. Перед угрозой вторжения страшного непобедимого Пентакиона объединились даже они.
     В описываемое нами время спартанцы были далеко уже не такими, какими были хотя бы лет сто до этого, когда еще действовали знаменитые суровые законы легендарного Ликурга, сделавшие из лакедомонского общества могучую несокрушимую военную машину. Теперь Спарта ничем не отличалась от обычных греческих городов-государств и не обладала самой боеспособной эллинской армией.
     Войско Пифодора разгромило противников, более чем вдвое превосходящих его по численности, после чего те уже не помышляли не о чем другом, кроме как об обороне собственных городов. Пентакион, несколько посрамленный слишком долгим топтанием под стенами некоторых аркадских городов, снова доказал всем, что не утратил способности одерживать блестящие победы. Воодушевленные его новым большим успехом многие коринфяне вновь пожелали принять участие в грабительском походе, и Пифодор получил значительное подкрепление.
     Победоносные военные действия и большие территориальные приобретения заявили о значительно возросшей мощи Коринфа, что позволило наконец покончить с продолжительной изоляцией его по отношению к окружающим полисам. Один из них, Аргос, пожелал заключить с ним союз. Правда, своих представителей для выполнения этого поручения аргивяне отправили не в столицу соседней державы, а к Пентакиону, полагая, что тот сделался на столько могущественным, что теперь не Совету, а ему принадлежит реальная власть в Коринфе. Впрочем, так поступили они главным образом потому, что старались ускорить свое вступление в войну и участие в разграблении богатой Мессении.
     Пифодору сообщили о прибытии посольства, когда он находился в своей новой палатке, ничуть не уступающей настоящему царскому шатру, захваченной вместе с другой добычей в последнем сражении. Узнав откуда гости, он пришел в такое смятение, в какое не пришел бы даже при неожиданном вражеском нападении. Пифодор испугался, что кто-нибудь из аргивян узнает его. Поэтому он не сразу принял послов, а какое-то время психологически настраивался к неприятной встрече, готовясь сделать вид, что совершенно никого из них не знает.
     Наконец стратег разрешил впустить послов. Их было трое. Двое оказались действительно вовсе незнакомы нашему герою, но третьего Пифодор видел не раз на улицах Аргоса. Он запомнился ему своеобразной походкой – ходил широким шагом, грузно припадая на выставляемую вперед ногу, а также тем, что удивлял сходством лица с изображением какого-то древнего героя на мегарской золотой монете, бывшей в обращении и в Аргосе. Узнанный аргивянин всегда при встрече, как помнилось нашему герою, проходил мимо с угрюмым видом, поглощенный мыслями, и, глядя себе под ноги, и вряд ли замечал Пифодора, а потому вряд ли мог его запомнить. Стратег подумал об этом и сразу успокоился.
     Аргивяне предлагали прислать в помощь тысячу воинов.
     «Вот оно что, – подумал Пифодор. – Когда я с таким трудом завоевывал Аркадию, они выжидали. Теперь же, когда пришло время собирать урожай на ниве моих побед, они тут-то как раз и объявились. Как это называется у нас? «Чужими руками каштаны из огня вынимать», – не так ли. Вообще-то могли бы мне помочь мессенские города брать. Такому сильному союзнику я, конечно, был бы рад. Все-таки это не какой-то там Флиунт, букашечный. Но,.. но я вынужден отказать им, как ни трудно мне это будет сделать. Ведь из этих тысячи их воинов, по крайней мере, человек двести меня хорошо знают – с кем в эфебах служил, с кем в гимнасии и палестре занимался. Да среди них могут быть Полиэвкт и Аристон. А их уж точно я не смогу обмануть – они же мне как братья. Как хорошо, что аргивяне прислали послов ко мне, а не в Коринф. Только поэтому именно я и могу решить этот вопрос, решить так, как мне выгодно. Впрочем, думаю, что Совет тоже отказал бы им, учитывая то, что война-то заканчивается уже. А если ответил бы согласием, то это для меня было бы смерти подобно. Как бы мне отказать им так, чтоб это не имело плохих последствий для Коринфа?»
     Отказывая аргивянам, Пифодор испытывал чувство опасения, зная о случаях, когда отвергнутое предложение помощи приводило к войне между государством, предложившим ее, и государством, отказавшим. Чтобы смягчить обиду, нанесенную отказом, он разрешил аргивянам занять те спорные пограничные аркадские территории, которые они считали своими. Причиной такого решения коринфского стратега являлось не только опасение приобрести сильного врага, но и желание как-то отблагодарить Аргос за то, что он когда-то его приютил.
      По окончании переговоров Пифодор пригласил послов на пир, который собирался задать в честь их приезда. Однако они отказались, сославшись на то, что намерены немедленно отправиться в обратный путь.
     «Обиделись все-таки», – с огорчением подумал стратег. Но, словно угадывая его мысли, один из послов сказал:
     – Клянусь Дионисом, мы отклоняем приглашение не потому, что желаем таким образом выразить свою неудовлетворенность переговорами, – напротив, мы считаем их очень даже успешными, ведь ты вернул нам наши территории, – а потому, что действительно хотим поскорее двинуться обратно, чтобы успеть проделать больший путь сейчас, когда спала жара.
     Пифодор вышел из палатки проводить гостей. Он успел отойти лишь на несколько шагов от нее, как вдруг услышал сбоку очень знакомый удивленный и восторженный голос:
     – Пифодор! Пифодор! Вот это да! Да никак это ты?! Вот это встреча! Эк тебя занесло куда! Так вот теперь ты где!
     Нашего героя выручила реакция, а, возможно, и то, что подсознательно  он был готов к таком моменту, так как, наверное, не зря психологически настраивался перед приемом послов. Он не только не обернулся на восклицание, но даже не вздрогнул и внешне спокойно продолжал идти рядом с послами навстречу к подводившим коней их слугам.
     Окликнувший его голос принадлежал Полиэвкту. Едва он прозвучал, как за спиной Пифодора раздался дружный хохот. Пифодор понял, что смеются его телохранители. Один из них сказал:
     – Какой же это тебе Пифодор?! Это Пентакион, наш стратег.
     – Кто?! Он – Пентакион?!.. Пентакион?! Да вы что?!.. Нет! Не может быть! – еще более изумился Полиэвкт.
      Опять раздался хохот.
      Пифодор продолжал обмениваться с послами любезными фразами, какими должно обмениваться высоким представителям дружественных государств, но все существо его было поглощено ощущением присутствия Полиэвкта. Как ни боялся он этого присутствия, как ни старался показать, что совершенно не знает окликнувшего его аргивянина, он испытывал непреодолимое желание взглянуть на него хотя бы, как говорится, краешком глаза. Наконец не выдержал и повернул голову так, словно желал просто посмотреть в сторону, на самом же деле, чтобы угловым зрением постараться увидеть Полиэвкта, голос которого слышал сзади себя. Но он увидел там только своих телохранителей. Когда же снова поглядел на послов, те уже сидели на конях и их кавалерийская охрана пристраивалась за ними.
     Один из аргосских всадников, словно нарочито подъехал слишком близко к нему. В первый момент Пифодор обратил внимание на мощного мускулистого скакуна в богатом нарядном снаряжении, на красивые дорогостоющие доспехи воина и лишь потом между нащечниками бронзового шлема с высоким гребнем узнал лицо Полиэвкта. Произошло то, что на языке театралов называется «немая сцена». Оба смотрели друг на друга так, как могут смотреть друг на друга только давно не видевшиеся родные люди, которые необычайно рады неожиданной встрече. Казалось, они вот-вот бросятся обниматься. Полиэвкт даже уже приподнял ногу, собираясь соскочить с коня. Но Пифодор вовремя отвел взор от него, старательно изобразив, что незнаком с ним и лишь случайно задержал взгляд на нем.
     Полиэвкт не один раз оглянулся, пока вместе с послами, их охраной ехал через площадь для войсковых сходок и не скрылся с ними среди палаток, двигаясь к выходу из лагеря.