Встреча

"You were once my one companion, you were all that matters, you were once a friend and father then my world was shattered..."
из либретто "Призрак Оперы"

Утром, когда в холодном петербургском воздухе особенно чувствовалась сырость, и еще царил сероватый туман, Лиза Запольская стояла на крыльце своего дома в ожидании экипажа. Одетая в черное траурное платье и такого же цвета накидку с капюшоном, девушка мало чем напоминала воспитанницу выпускного класса института, сейчас она казалась значительно старше своих семнадцати лет. Крепко сжимая в руках скромный букет из белых роз, которые, как известно, принято носить на могилу, Елизавета почти полностью отрешилась от действительности и смотрела невидящим взглядом куда-то в пустоту. Только услышав "Барышня, все готово, извольте садиться!", она вздрогнула, точно очнувшись от сна, и поспешно устроилась в коляске. По дороге на кладбище Лиза вновь предавалась воспоминаниям, связанных с отцом, когда тот еще был жив.
Евгений Александрович Запольский умер семь лет назад, причем сама Лиза узнала об этом только спустя три недели, поскольку была больна, и мать не решалась поначалу ее сильно волновать. На похоронах девочка, разумеется, не присутствовала, да и посещала могилу отца только один-два раза в год, и то в самом начале.
На самом деле сейчас Лиза даже не могла сказать, любила ли вообще своего отца. Она помнила, что он всегда был с ней добр и ласков, однако... Он почти не бывал дома, не считая выходных дней и праздников и практически не уделял дочери время, откупаясь чаще всего подарками. Девушка с трудом смогла вспомнить их последнюю елку, проведенную вместе, когда отец действительно веселился на празднике и не был отстраненным участником событий.
Лиза внезапно поняла, что, как ни странно, не испытывает особой скорби и тоски по усопшему, но тут же жестоко укорила себя, мысленно назвав бесчувственной эгоисткой. Однако правду не скроешь: поездка на кладбище была лишь предлогом чтобы избавиться хотя бы на время от постоянных расспросов матери и попытаться заглушить в сердце тоску о совсем ином человеке...

Кладбище, где находилась могила отца Лизы, было построено в европейском стиле, поэтому его каменная ограда невольно вызывала ассоциации с романами, действие которых происходило где-то в Англии или Франции. Выйдя из экипажа и попросив кучера подождать ее около получаса, Запольская медленно вошла в старинные ворота, некогда величественные, но теперь проржавевшие под дождями, и направилась вперед по дорожке, осыпанной густой листвой.
Октябрь уже вступил в свои права: больше половины листьев с деревьев облетело, и теперь их оголенные ветви шевелились на ветру, переплетаясь друг с другом, что добавляло еще больше мрачности этой обители вечной скорби и тоски. Но трава и ползучие растения все еще сохраняли свою зелень, делась таким образом украшением для некоторых заброшенных могил.
Помимо крестов, здесь встречались и надгробные плиты, и небольшие памятники, можно было даже попробовать отыскать где-то в глубине остатки старинного склепа, в котором по легендам был похоронен один иностранец, завещавший навеки успокоиться именно в этом месте. Однако Лизе такие истории не внушали особого интереса: могильные статуи казались ей холодными и бездушными, тогда как под ними покоились останки тех, кто, возможно, при жизни был исполнен нежности и тепла...
"Боже, зачем вообще хоронить людей таким образом? - думала девушка. - Неужели нельзя поступать как-то иначе, чтобы не пришлось устраивать в каждом городе или деревне подобные места? Нет, нет, я не должна была... это грех, я знаю. Просто... Что же мне теперь делать?"
Погруженная в свои раздумья, Лиза не заметила, что уже давно пришла к могиле отца. Спохватившись, девушка опустилась на колени, положив на мраморную плиту цветы, после чего встала и, прислонившись к надгробию рукой, тихо заговорила:
- Папа, если ты меня слышишь, то... Прости. Я почти забыла о тебе, у меня не осталось даже сколько-нибудь значимых воспоминаний о том времени, когда ты был жив... Знаю, я грешна, и Бог может меня покарать прямо здесь и сейчас за такой эгоизм и уныние. И все же... Я пришла, чтобы просить не за себя, а за другого. Видишь ли, в нашем институте появился новый учитель, Валентин Басланов, и... Он очень несчастный человек, я чувствую это, а также у него какие-то проблемы со здоровьем, с нервами. Я не знаю точно, из-за чего все это, но не сомневаюсь в том, что происходящее сейчас как-то связано с его прошлым, часть которого мне удалось случайно обнаружить. Нет, нет, я не хочу каким-то образом навредить ему, просто пытаюсь понять причину его состояния и чрезвычайно загадочного и противоречивого характера... Вообще, он удивительный человек: поначалу кажется таким жестким и холодным, как лед, но этот лед в его душе можно растопить... Я бы так хотела это сделать! Прошу, помоги мне, дай совет. Я знаю, что это неправильно и даже ужасно - проникнуться чувством к преподавателю. будучи его ученицей, но... Я ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, что я его люблю.

Закончив просьбу, Лиза уже молча опустила голову и почти беззвучно начала шептать слова молитвы, как вдруг услышала тихие шаги за спиной. Обернувшись, девушка никого не увидела, однако ей показалось, что между деревьев мелькнул какой-то силуэт. Не понимая собственных действий, девушка крикнула: "Подождите! Стойте!", бросившись туда. Однако на соседней дорожке тоже никого не оказалось, а из звуков был только шелест опадающих листьев.
"Вряд ли это могло быть привидение. И все же я не верю, что нахожусь здесь одна, там точно кто-то был, но, видимо, испугался. Или не хотел меня испугать."
Направившись в дальний угол кладбища, Лиза вновь спросила вслух: "Здесь кто-нибудь есть? Я видела вас, покажитесь." Но ответом по-прежнему была тишина осеннего утра.
Тяжело вздохнув, Елизавета уже собиралась возвращаться к экипажу, как вдруг увидела руины того самого склепа, о котором ходило столько слухов. Снедаемая любопытством, она подошла ближе к нему. На потрескавшейся мраморной стене еще можно было различить какие-то надписи, только они были сделаны на латыни, а этого языка Лиза не знала.
"Так, здесь точно целое слово, а там только кусочек остался и еще один..."
Внезапно девушка четко уловила совсем рядом какое-то движение и резко метнулась в сторону. Через секунду она непроизвольно вскрикнула, столкнувшись с человеком, одетым в траурный плащ и шляпу. Неожиданность такой встречи почти мгновенно сменилось и новым потрясением: взглянув в лицо человека, Лиза поняла, что это был Басланов.

* * *

- Вы? Это правда вы? Но что вы... здесь делаете? - совершенно растерянно спросила девушка, вновь обретя дар речи. - Вы тоже навещаете кого-то из ваших родственников?
- Нет, mademoiselle, совсем нет, ведь я родом не отсюда, и моя семья похоронена совсем в другом месте. Здесь же я просто провожу свободное время, позволяющее обрести возможность отдаться размышлениям. А мой внешний вид связан всего лишь с уважением к покойным, я считаю неприличным приходить на кладбище в обычной одежде.
Все это Басланов говорил совершенно спокойно, но уже несколько иным тоном, нежели во время занятий. Понимая, что ее испуг был, в сущности, беспочвенным, Запольская все-таки продолжая смотреть на учителя так, словно он сам только что восстал из мертвых. И в какой-то степени, все так и было: он восстал из ее почти похороненных мыслей.
Глядя на девушку уже с некоторым смятением, Валентин Григорьевич пояснил:
- Уверен, Ольга Сергеевна сообщила вам о моем временном отсутствии в институте, и кроме того, я наконец-то смог получить временное жилье, поэтому больше не буду пугать словно призрак в темных коридорах бодрствующих по ночам воспитанниц...
Лиза почувствовала, что в последней фразе мужчины промелькнула прежняя саркастичность. Смутившись, она опустила голову.
- Извините меня еще раз, я правда тогда не хотела... не думала, что, рассказав о вас, все обернется таким образом.
- Вы ни в чем не виноваты, госпожа Запольская. - Басланов смягчился. - Рано или поздно, мое чересчур странное поведение все равно стало бы известно всем, и я так или иначе бы не избежал пересудов в свой адрес. Мне уже давно известно, что младшие ученицы окрестили меня упырем, пьющим кровь, а старшие называют последователем римских императоров и Атоса с Ипполитом. Однако история моей реальной жизни еще больше нелепа и трагична, нежели все эти романчики...

Басланов тяжело вздохнул и после небольшой паузы предложил Елизавете присесть на скамью, находящуюся чуть поодаль. Уже там мужчина стянул со своих рук кожаные перчатки и, глядя в бесконечность, продолжил рассказ:
- Я ведь не всегда был "Печориным не с Кавказа", разочарованным в жизни. Да, да, не думайте, что я презираю литературу вообще, я люблю Лермонтова, особенно такие стихотворения как это:

Редеют бледные туманы
Над бездной смерти роковой,
И вновь стоят передо мной
Веков протекших великаны.
Они зовут, они манят,

Поют, и я пою за ними
И, полный чувствами живыми,
Страшуся поглядеть назад, --
Чтоб бытия земного звуки
Не замешались в песнь мою,
Чтоб лучшей жизни на краю
Не вспомнил я людей и муки,
Чтоб я не вспомнил этот свет,
Где носит все печать проклятья,
Где полны ядом все объятья,
Где счастья без обмана нет.

Закончив декламировать стихи, Басланов прикрыл глаза и уже тише произнес: "Вот уже девять лет я везде вижу этот обман и лицемерие, на каждом шагу... А здесь, на кладбище я отдыхаю от мирской суеты, в этой тишине, среди крестов и каменных плит мне делается спокойнее, ведь я сам уже мог лежать в подобном месте..."
Мужчина снова умолк. Выждав некоторое время, Лиза слегка прикоснулась к его плечу и спросила: "А кто такая Наташа?"
Услышав это имя, Басланов вздрогнул. Лиза пояснила:
- Так получилось, что мы... что я случайно увидела в ваших вещах книгу...
- Ах, ту самую, значит. Ее давно нужно было выбросить или сжечь, но я не смог... Эти воспоминания оказались сильнее.
Заметив, что девушка продолжает внимательно слушать, Валентин Григорьевич добавил:
- Хорошо же, я готов вам все рассказать, если у вас еще есть время. Высказав вам свою исповедь, я, быть может, избавлюсь от того ужасного камня на душе, который мучает меня вот уже столько лет.