Голубые города. Автобиографическая повесть Гл. 14

Село Маньковка – возвращение в прошлое

І

За три десятка лет проживания в Беловодске он стал для меня дорогим и любимым. Здесь родились мои дочери, здесь появились на свет внуки – Владик, Кирилл, Вика.* Если быть точным, Вика родилась в Луганске. Однако чем дальше уходила молодость, тем острее проступали чувства и к малой родине. И хотя я никогда не терял связь с людьми своего села, тем не менее захотелось вникнуть в не столь отдаленное его прошлое более глубже. Первая специально предпринятая с этой целью поездка была совершена в мае 2010 года. По возвращению оттуда некоторые ее детали я себе пометил и сейчас хочу поделиться этим с читателями.
Попал я в село во второй половине дня. Могилки родителей мы с женой проведали на Пасху, и я планировал пообщаться со своими старыми товарищами, с ветеранами. Имел при себе пишущие принадлежности, фотоаппарат. Но вскоре потянуло на родительскую усадьбу, благо время в запасе для этого имелось.
…Колодец с журавлем, расположенный у нашего дома – средний из трех основных колодцев улицы, оказался в порядке, правда, тополя вокруг почти все были спилены. Я направился к калитке. И хотя от нее давно уж ничего не осталось, часть штакетника да абрикоса, прикрывавшая когда-то лавочку, точно указывали направление, куда надо входить. Вошел… Со всех сторон – предвечерние тени. Пробираясь сквозь щетинящийся сухими стеблями прошлогодний бурьян и густой кустарник, все больше впадал в печаль. Даже подумалось: «Наверное, к оставленной родительской усадьбе, так же как и к когда-то любимой девушке, лучше больше не возвращаться». Когда умер отец и маму перевез к себе в Лисичанск Паша, усадьбу приобрела семья Горбачевых, для своей дочери. Они взялись пристраивать к ней новую веранду, но затем, очевидно, что-то у них не заладилось (да и у них ли одних?), и стройка замерла.
…На двери висел замок. Все окна, кроме одного, на скорую руку забитого старыми досками, оставались целы. Вспоминая прошлое, постоял у того, через которое когда-то, будучи уже сильно больной, смотрел отец, как мы с Иваном Федоровичем разделываем во дворе порося. Потрогал ладошкой шероховатые, немного прохладные кирпичи дома. Дом начинал обкладывать муж моей двоюродной сестры Зои Дейнеко Василий. Он показал искусство кладки, вывел примерно на две третьих высоты все углы, а дальше мы продолжили с отцом. Но какой из отца каменщик?.. Я тогда учился в девятом классе и видел, что кладка у него получается не совсем ровная и «грязная». Поэтому старался хитрить, чтобы, не затрагивая чувства отца, самому завершить начатое дело. И все же последний остававшийся пролет между углами дома, выходящими внутрь усадьбы, отец поторопился положить один. В том месте кирпич почти весь оказался облеплен раствором. Позже я его пытался как-то затереть, да ничего не получилось. Тогда это представлялось таким важным, я был так расстроен...
Среди густой четырехметровой поросли клена стояла, не совсем еще завалившаяся, кухня. Почти впритык к ней, согласно классическому закону Дарвина, завоевывая право на жизнь, тянулась ввысь одичавшая яблонька. Кухню возводили мы с отцом. Юра тогда учился в Москве, Паша служил в армии, сестренка тоже где-то училась, а я зимой, оформив в совхозе отпуск, отправился на несколько дней в Малоалександровку к дедушке Кириллу – решил нарубить у него вербы. Может, и жалко было дедушке отдавать свою вербу, но для чего бы мог он ее использовать?.. Он сам ходил и показывал, какой ствол следует валить. И так получилось, только я доставил ее к себе, как у них ту часть огорода, где росла верба, отрезали. Вероятно, кто-то поспешил доложить местным властям о моем деянии. И хотя верба не очень годится для строительства, но за неимением лучшего с нее мы и построили нашу кухню. Каркас и «пазовку» производили с отцом вдвоем, а ставил стропила и укрывал шифером отец уже вместе со своими друзьями-пенсионерами. Обмазать стены да накидать потолок помогли женщины.
…Но слезы на моих глазах проступили, когда я увидел в конце усадьбы высокую, крепкую, начинающую обретать величие своей шарообразной кроной райку. Ей уж ничто не мешало красоваться под солнцем. Сразу подумалось: «Если б еще очистить поросль клена да терна, что так портят своим нагромождением вид». Захотелось тут же взять топор и навести порядок. Сколько раз, и пока я проживал с родителями, и позже, в краткие часы посещения усадьбы уже со своей семьей, мне приходилось заниматься этим привычным для любого сельского жителя делом. Вспомнились мама... Она всегда отстаивала райку, чтоб мы ее случайно не спилили, отдавая предпочтение культурным деревьям да малине с крыжовником. Несомненно, эта райка была взята отростком от той, которая когда-то красовалась в дедушкином саду в Малоалександровке; ни у кого на отделении такого растения я не видел. В душе возникло острое желание уберечь это священное дерево от безжалостного топора нового хозяина усадьбы. В который раз подумалось: «А может, выкупить ее обратно?»

ІІ

Другое незабываемое событие тех дней оказалось несколько иного характера. Таковым стала встреча с первой учительницей. Мыслимо ли это: после более чем сорокалетнего перерыва вновь увидеть и посидеть рядом с дорогим для тебя человеком; услышать знакомый голос; будто сердцем ощутить тепло и ласку, сравнимые, может, только с прикосновением материнской руки.
О том, что Ефросинья Яковлевна в настоящее время находится в селе Плахо-Петровка, мы узнали, когда позвонили к ее родственникам от Минчука Дмитрия Николаевича, в семье которого я ночевал. На следующее утро его я и попросил свозить меня в то село. И хотя у хозяина старенького «Запорожца» недоставало каких-то документов на машину, были проблемы с бензином, тем не менее два литра он слил откуда-то у себя в гараже, полтора оставались находиться как «нз» у нас в багажнике, и мы поехали.
Встретила меня у калитки дочь Ефросиньи Яковлевны моя бывшая одноклассница Татьяна Шавернева. Когда-то, давным-давно, она навещала меня в воинской части, где я проходил срочную службу. Для меня то ее посещение стало огромным сюрпризом. Оказывается, Татьяна, окончив среднюю школу города Енакиево, решила поступать в Калининградский университет, где проживали две ее тетки. Однако на экзаменах, как сама она при этой уже встрече выразилась, с треском провалилась. Там же в городе она выучивается на водителя трамваев и троллейбусов, и когда приезжала ко мне в Советск – это в километрах шестидесяти от Калининграда, – то уже работала по специальности. Думаю, для сельской девушки водить трамваи в таком крупном городе – это что-то...
Ефросинья Яковлевна вышла во двор небыстрой походкой, опрятно одетая и с совершенно седой головой; тем не менее выглядела она как для своего возраста, и здесь я не покривлю душой, совсем не старой (она 1934 года рождения). Последний раз я ее видел еще до призыва в армию. Как-то мы с группой механизаторов 3-го отделения направлялись грузовой машиной в Белокуракино. Неожиданно в Плахо-Петровке в кузов подсела моя первая учительница. В пути кто-то из рабочих поинтересовался, имею ли я невесту. Но откуда у меня в те годы могла взяться невеста?.. Я промолчал. «Что вы, он из тех, которые не сами невест ищут, а кого невесты находят», – включилась в разговор Ефросинья Яковлевна. Конечно, обидно было слушать такие слова, но еще горче становилось от того, что они, и вправду, были близки к реальности.
На этот раз встреча получилась теплой и трогательной. Ефросинья Яковлевна, как родного, обняла меня, поцеловала, всплакнула о своей и моей молодости. Пред ней ведь тоже стоял уж не десятилетний мальчишка. Затем вашего покорного слугу пригласили в дом. И здесь у меня случился досадный конфуз, причиной чего как раз и явился возраст. Подвело сильно подсевшее зрение. Еще в Беловодске, планируя такое посещение, я решил преподнести в подарок своей первой учительнице пусть не что-то особенное, но написанные в сердечных муках любви и страданий стихи: единственный мой поэтический сборник «Живых стихов таинственная суть», изданный в 2001 году. Достав со шкафа с оставшейся небольшой стопки книг на всякий случай парочку экземпляров (как душа чувствовала), я положил их в свою сумку. Когда же при встрече подал в руки Ефросиньи Яковлевны один из них, а затем взглянул на ее реакцию, – воистину чуть не обомлел! Она с недоумением рассматривала чужой сборник стихов. Понял я это даже не по самой книге – в той комнате, где мы поначалу разместились, было довольно пасмурно, я бы с трудом различил даже заглавие, а именно по затянувшейся на время паузе: такой же формат книги, такой же цвет обложки, такая же толщина, но это был подаренный мне Медведевым Николаем Ивановичем, нашим уважаемым заместителем редактора Беловодской районной газеты «Вісті Біловодщини», его сборник стихов «Мне слышится дыхание природы». Пусть уж Николай Иванович великодушно простит… Разумеется, я был шокирован таким поворотом событий, и когда потянулся в сумку за вторым экземпляром, – сердце трепетало... Однако на этот раз книгу достал ту, которую собирался вручить.
У Ефросиньи Яковлевны оказалась спокойная, с нотками доброты речь, и она была простой женщиной. Когда начали вспоминать всех ребят, кого ей довелось обучать грамоте на 3-м отделении, то это – почти половина жителей села. Вспомнила она и первые годы своей деятельности. Оказывается, сначала школа находилась в том доме, о котором я ранее писал, что там во времена моего детства располагалась контора, только с обратной стороны. Была она такая же, как и контра, маленькая и состояла из двух комнат. Работать педагогом на 3-м отделении Ефросинья Яковлевна начала в 1955 году.
Рассказала она и один интересный случай, происшедший с нею и ее первыми учениками. Дело было так. По окончании четвертого класса выпускники начальной школы обязаны были сдавать экзамены. Принимались они в Плахо-Петровской неполной средней школе. Был май месяц, и классный руководитель с пятью учениками отправились в соседнее село пешком. Из ребят это – Леонтьев Иван, Демьян Ева, Ващенко Василий со своей будущей женой Ляховой Марией и кто-то еще. Экзамены все сдали без проблем и с приподнятым настроением двинулись обратно. Кто-то похвастался, что знает дорогу прямее, и группа последовала за ним. За рекой путешественники неожиданно наткнулись на совхозное огородничество с поспевшей редиской. Дети начали ее рвать. Ефросинья Яковлевна просила не трогать редиску, стала ругать мальчишек, но те были голодны и ее не слушали. Вдруг, откуда ни возьмись, появляется бригадир. Все выстроились в шеренгу, и кое-кто продолжал держать в руках пучки редиски. Ефросинья Яковлевна вспоминает: «Я стояла вместе со всеми, роста я маленького, некоторые из ребят были переростки, выше меня, и бригадир ничего не понял. Он начал кричать, мол, как вам не стыдно, школьники, а воруете, я вот сообщу на 3-е отделение вашим учителям. Я стою, мне так стыдно, я даже побоялась признаться, что я и есть учительница».
…А когда бригадир ребят отпустил – все шли и смеялись. А чего им было бояться, когда учительница – с ними?
Заканчивая рассказ о Ефросинье Яковлевне, добавим: как педагог она в 1970 году в ознаменование 100-летия со дня рождения В.И.Ленина была награждена медалью «За доблестный труд».

Напоследок хотелось бы пожелать как жителям бывшего 3-го отделения, так и всем остальным своим соотечественникам огромного счастья, мирного неба и искренней любви к родному краю и его истории. Только изучив и подхватив опыт старших поколений, пришедшее ему на смену новое поколение сможет с минимальными потерями двигаться по пути социального прогресса. Ни в коем случае нельзя допустить разрыва этой так часто хрупкой и беззащитной нити.

                Беловодск – Маньковка,  2010-2013 гг.






           
       
 




   

               


                Беловодск – Маньковка,  2010-2013 гг.