К новому

Рис теперь вызывает отвращение. Вместо тарелки я постоянно представляю брюки своего неродивого попутчика в качестве обителя белой крупы. А когда-то продолговатые крупинки долго были закреплены за другой геолокацией. Домиком, на берегу озера, название которого я сейчас вряд ли вспомню без своих блокнотов или вечного помощника в виде поисковой строки. В стенах этого дома я знакомилась с другой культурой и училась есть липкие комочки каши с помощью бамбуковых палочек, которые вовсе не были похожи на те, что дают нам в местах с восточной кухней, ничего общего.
Стол в доме был заставлен зеленью, лежащей в деревянных чашках, по которым, как на пейзажах в любимых учебниках по художественной культуре, стекали капли. Вокруг пахло новым и необъятным. Капли на чашке для меня замерли: осталась только эта ещё не познанная культура, незнакомый язык и люди, чьи улыбки и гостепреимство очаровывали и согревали.
Одно мне среди этого тихого восхищения не давало покоя - спокойствие папы. Он вел себя словно был в абсолютно привычной и понятной для него обстановке, уставшие карие глаза не пытались охватить все незнакомое пространство сразу, он смотрел только на меня и маму, широко улыбался, видя наши попытки упростить себе прием пищи, время от времени перехватывая овощи руками.
Многое в тот вечер открылось мне. Дело даже не в той новизне мира, к которому я прикоснулась, а в том, что удалось увидеть в близком человеке. Я так любила папин запах, который он сам связал для меня с автомобилем, что не сумела различить в нем ноты далекой от меня реальности.
Он дружил с людьми, у которых никогда не вились волосы, как у меня, даже во время дождя оставаясь идеально прямыми. Их глаза были намного меньше, тогда маленькая и наивная, во-первых, даже не знала, как называется такая форма, во-вторых, упрямо верила, что люди с таким типом глаз видят пиратскую картинку, за что их бесконечно жалела. Но Они смеялись так же громко, так же остроумно шутили, а главное - не видели никаких отличий между нами, потому что рядом был папа, который был для них своим.
Мне захотелось чаще бывать в новых местах, во время выходных и каникул пассажирское сиденье нашей машины все чаще было занято. Так я училась впитывать в себя запахи новых мест, сохранять в памяти пейзажи и бесконечное количество номеров в телефонной книге. Во мне стали храниться истории других людей, их чувства и эмоции, их тайны, открытые мной найденными в дороге ключами.
Из детства мы берем пусть не самое значимое, но самое впечатляющее. И я рада, что за мной из детства переехала любознательность и бесконечная радость всему новому. Не будь бы той пейзажной чаши с овощами и риса с ненавистными палочками, не было бы пяти лет изучения китайского языка, путешествия на поезде через всю эту преркасную страну. Я бы в возрасте шестнадцати лет не оказалась одна во Владивостоке.  Не увидела бы Петербург в четырнадцать. Не попробовала бы жить самостоятельно в одиннадцать. Не знала бы вкуса мяса змеи и жареных личинок. Не начала бы все записывать, боясь упустить важное, а значит, в погоне за совершенствованием, не углубилась бы ещё больше в литературу, к которой и без того обращалась постоянно в поисках новых открытий.
Я знаю, что многого не успею для себя открыть, узнать, почувствовать, увидеть. Но пока перед нами весь мир, этим стоит пользоваться ежедневно.