Сладкий абрикос

Нина с ранних лет отличалась активным характером. Ей до всего было дело, на все имела свое мнение. Чем часто зверски раздражала интеллигентную маму. Помимо того старший ребенок в семье, она с малых лет приглядывала за тихой робкой сестрой, и позже они  вдвоем смотрели за братом. Разница в возрасте между всеми по два-три года. Ничего примечательного. Среднестатистическая многодетная семья. Отец военный. Мать инженер в затянувшемся декрете.

Одним из первых воспоминаний, после красно-желтой картинки перехода через канаву по доске, для Нины была ссора с матерью.

Север. Лето, двери открыты настежь. Причина ссоры не запала в память. Возраст года четыре.

-Иди в угол! - рычала мать.

-Нет! - самоуверенно орал в ответ ребенок.

-В угол!

Где-то в глубине детского сердца навсегда запечатлелась обида, закипевшая на негодовании, разожженном несправедливостью. Теперь не узнать, кто был прав в той ссоре и были ли вообще правые и виноватые в скандале уже взрослой матери и малолетнего дитя, но...
-В угол! - это был приказ, которого нельзя ослушаться.
-Нет! - продолжала кричать девочка.- Ты дура! Дура! - и не сходила с места.

Она всегда была такая, эта Нина, при своем мнении, с понятным только ей обостренным чувством справедливости и вымуштрованной, врожденной по праву старшего ребенка ответственностью. Обычная девочка, редкие темные волосы, постриженные под горшок, карие глаза, левый чуть косит, смуглая, в отца.

А еще, и почему-то это не нравилось матери, Нина пела. Дома водился аккордеон, отец с удовольствием часто играл. Старшая дочь, самая похожая на него, всегда тянулась к музыке. Этакий дуэт. Может быть, с возрастом она и заиграла бы, не на гармошке — всё же увесистый инструмент — так на гитаре, но отец умер.

Нине было двенадцать. Что-то в душе переломилось. Появилось дело, которое никогда, никогда не будет исполнено. Далеко за огородом, ближе к железнодорожным путям, в слепящем солнечном свете росли ярко-желтые цветы. Ходить за калитку была нельзя, и Нина несколько раз, отвлекаясь, собиралась нарвать букет с отцом. Она вспоминала о своей затее днем, ненароком оглянувшись на пути, когда отец был на работе. Наступал вечер, отец принимался за постройку сарая, дети кружили гурьбой, интересуясь, что и для чего, и желтые цветы вновь были забыты до завтра.

Отец умер. У путей продолжал расти этот львиный зев или что еще там могло быть. Жизнь как будто передавила вену и рука перестала функционировать, но сознание продолжало сопротивляться действительности, отрицая, что есть вещи, которые никогда не произойдут.

Мебель, посуда, кролики ушли с молотка по бросовой цене соседям. После похорон предстоял отъезд к дедушке с бабушкой. На юг, в волшебные места, где прежде приходилось бывать только летом. У путей на ветру колыхалась широкая полоса желтых цветов.

-Мам, можно я пойду нарвать цветов? - спросила Нина, без лишних комментариев. Ей было больно, эту прогулку она много раз планировала сделать с отцом. А сейчас девочка просто не могла смириться с тем, что задуманное никогда не произойдет.
-Какие цветы? - рявкнула мать. - В доме покойник.
Всё.

Дедушка забрал дочь и внуков. Чудесная бабушка наварила к приезду картошки. К ногам Нины прижался бело-серый кот и лизнул палец. Кажется, север и поезд остался далеко позади. Но нет.

Прежде поющая Нина стала всё больше молчать. Краски внешнего мира будто застревали  в каком-то очень мелком сите, эмоции приходили с запозданием и потому все больше равнодушные, словно последние отголоски большой волны. Печали не омрачали настроение, а радости не вызывали улыбку, девочка просто делала то, что должна, спокойно и уверенно. А мать, видя в ее лице напоминание об умершем муже, постепенно переложила на дочь большинство своих обязанностей, в первую очередь  по воспитанию брата и сестры и присмотру за ними.

Нина с легкостью училась на пять. Это еще сильней способствовало ее хозяйской хватке по отношении к младшим плюс дополнительное свободное время. И вроде бы не муж и не старший брат, но почему-то обязана тянуть за собой мать и сестру с братом. Воспитание...

Было лето, когда семья переехала к родственникам на юг. Природа здесь отличалась многообразием. Из прошлых приездов на каникулы Нина отлично знала все деревья и цветы, растущие в этом саду. Первыми созревали абрикосы.

Огромное раскидистое дерево, расходящееся на уровне метра на два ствола, росло в палисаднике справа от ворот. Оно закрывало своей кроной большую площадь, выглядывая ветками за штакетник на улицу. Добраться до верхушки не представлялось возможным, дерево было гораздо выше дома. Два тяжелых ствола стягивала толстая проволока, на которую спокойно можно было становиться ногой, настолько надежной и устойчивой была эта конструкция, не позволяющая половине абрикоса отломиться под собственной тяжестью.

В те несколько прошлых раз, когда Нина бывала здесь летом, она восхищалась огромным деревом и очень любила его оранжевые плоды, даже разбитые  всмятку.
В углу у забора росло несколько кустов малины. А ближе к дому девочка нашла непривычно большой, словно налитый медом абрикос. Она начала искать в кроне такие же, и взгляд неожиданно попал на прежде неприметное дерево, метра три высотой, по всем признаком тоже абрикос. Часть дерева засохла, другая смешалась с кроной растущего неподалеку громадного соседа. Но именно на ветках этого хилого абрикоса висело с десяток наливающихся солнцем крупных плодов.

Летний кран с чуть ржавой водой стоял тут же в палисаднике. Сполоснув абрикос, Нина откусила прозрачную жопку и потянула, высасывая, густой желтый сок с волокнами, оставляя в кожице крупную косточку. Глаза округлились. Невероятно сладкий. Доев, девочка вернулась к дереву. Нельзя трясти и разбивать в лепешку это вкуснейшее чудо. Держась за ствол, Нина залезла на перекладину мощного шиферного забора, отделяющего соседей, не любящих лишних глаз, и сорвала несколько спелых абрикосов. Она не сказала сестре, где нашла их, а та не догадалась, что слишком крупные полупрозрачные абрикосы вовсе не с того большого дерева, откуда была целая миска оранжевой теперь уже мелочи.

А Нина пошла по саду, внимательно разглядывая деревья и полагая, что подобный фрукт наверняка посажен где-то еще. Но сад позади гаража составляли две громадные яблони и груша размером с трехэтажный дом. А прочая мелочь -  вишни, смородина и крыжовник. Всё по несколько штук, ковер клубники у калитки на огород и ни одного абрикоса. Досадно, особенно учитывая, что сладкое дерево совсем мало и плодов на нем, таких сладких, сочных и крупных, наверняка не больше двадцати. Увы.

Дети росли. Мать не ладила с родителями. Всё её недовольство жизнью впитывалось в соответствующее негативное отношение к дедушке и бабушке. Хотя ссор у молодежи со стариками не было —  и те и другие были слишком неразговорчивы. Сёстры и брат продолжали вариться в общем котле — выходить на улицу не разрешалось, да и не хотелось, пребывание во дворе уже стало привычкой, втроем не было скучно. А дедушка с бабушкой по старинке каждый божий день вставали в шесть утра, а то и раньше, и поехало: куры, утки, огород, кот, готовка, телевизор. Как островок блаженства час послеобеденного сна летом в самое пекло. А зимой: куры, снег, лед, телевизор, кот, доковылять до магазина. Валенки, одетые в галоши, фуфайки.

А Нина по-прежнему была больше всех должна матери, оставаясь самой неблагодарной дочерью. Потому что на все имела собственное мнение и была слишком спокойной в сравнении с постоянно нервозной матерью. А еще она любила кота, которого мать не могла терпеть, потому что тот блохастый и грязный, хотя в действительности зверь был среднестатистический с красивой густой шерсткой, регулярно нализываемой шершавым языком. И вдобавок Нина повадилась сажать цветы. Мать органически не переваривала подобное бестолковое занятие, опять же связанное с грязью. Но дочери без лишних эмоций было наплевать на мнение матери по этому вопросу, она просто брала лопату и грабли и делала. Нина глазом размечала грядку и начинала копать. В голове разворачивался план посадки, цвета астр на грядках, границы с клубникой и местом под поливку вишни, угроза от тяжелых шлангов, идущих на огород. В эти минуты Нина чувствовала жизнь сейчас, она ощущала радость и предвкушение успеха и красоты. Выискивая очередные сантиметры под посадку, девочка разглядела у соседей за рабицей круг колодца, кирпичный под тяжелой деревянной крышкой. Как будто бы просто люк. Любопытно.

-А почему, когда выключают воду, мы ходим к тетке Надьке, почему баба Алла не разрешает набирать у нее? - не задержалась с вопросом Нина. Бабушка нарезала капусту на борщ.

-То колодец негожий. Мы когда с дедом только дом началы строить, копали на двоих с баб Аллой. Там вода рудая. Так вин и остался. Может, и воды вже давно нэма.
Нине захотелось открыть люк и заглянуть, есть ли вода, ржавая ли она, ведь прошло много, очень много лет с тех пор... Но колодец за рабицей, у соседей, туда нельзя.

-Может заглянуть? - предложила девочка. Бабушка лишь отрицательно мотнула головой.

-Негожий.

Конечно, стало немного жаль, что даже пусть и никудышний, колодец находился в саду соседей, хотя копали его на двоих. Нина прошла вдоль забора, неспешно, разглядывая, что находится за сеткой, прежде ее не интересовали эти подробности. Летом видимость закрывали заросли малины, зимой было просто неинтересно лазить в сугробах, изучая засыпанный снегом соседский сад. Забор закончился, уперевшись в угол дома. Нина огляделась, никто не заметил, как она заглядывала к соседям.

В продолжение девочка через двор обошла старый дом и оказалась в палисаднике, том самом, что слева от ворот. Здесь были бабушкины угодья: многолетние пионы, георгины, тюльпаны и тигровые лилии. А еще феноменальный гладиолус — три штуки.
Ставни были открыты. Нина взглянула на палисад бабы Аллы за забором — здесь не было рабицы, обычный штакетник. Соседка, будучи уже совсем старой, не занималась цветами. В ее палисаде росла молодая красивая груша, метра три в высоту, с симметричной раскидистой кроной. Летом под ней лежал пушистый зеленый ковер травы. В полуметре от штакетника, разделяющего участки, рос большой молодой абрикос. Уже отцвел, как и большинство деревьев в саду.

Летом, в очередной день оказавшись в бабушкином палисаднике с лейкой — тигровые лилии призывали к восторгу — Нина неожиданно заметила перед домом у штакетника большой желтый абрикос. Тот самый. На дереве с соседской стороны висело с полсотни таких, еще с десяток лежало на земле. И судя по всему, никто не собирался ими лакомиться.

Ставни были закрыты. Нина подошла к забору, взглянула на соседскую сторону — никого — и быстро подняла абрикос. Он упал на отмостку дома и чуть примялся, но не лопнул, крупный, медовый, косточка видна. Оставив лейку, девочка пошла во второй палисад, под крону огромного раскидистого дерева. У шиферного забора, полуживой, стоял чудесный единственный  абрикос. По стволу кое-где выступила смола, заклеивая трещины. Ветки, по большей части сухие, прятались в крону соседа. Нина пригляделась. Плодов не было. Тогда она опустила голову. Ближе к забору за сладким абрикосом из травы тянулось маленькое самостоятельное деревце, какие-то полметра, тонкая веточка. Бабушка всегда выпалывала такие, в саду их появлялось пруд пруди. И под большим абрикосом росло несколько штук разного роста и толщины, хоть и всё одно — поначалу просто веточки. Но у маленького деревца у забора были большие темны листочки, как у сладкого абрикоса, они отличались от тех, которыми шелестела крона огромного соседа.

«Вырастет такой же, - сделала вывод Нина, глядя на мягкий плод в своей ладони. - Осенью пересажу его в сад.

После так же быстро и незаметно девочка подобрала еще несколько медовых абрикосов, упавших в палисад с соседского дерева. Оно росло до того близко к забору, что, протяни руку, и легко можно было бы нарвать целую кастрюлю сладких плодов, но. Чужое.

Было обидно, что столь редкие и вкусные плоды — рождало такое дерево далеко не каждый год — сгнивают на земле в траве, никем так и не собранные. Но недолго. Абрикосы скоро отошли. Осенью Нина выкопала уснувший саженец и начала готовить под него яму — светлое место, но защищенное с одной стороны сараем. «Самое оно», - считала девочка. - Крупный, сладкий, значит, южный, боится холода. Тут не будет задувать.»

-Шо ты робэшь? - подошла бабушка.

-Сажаю абрикос, - девочка воткнула лопату и указала на веточку с комом земли, прислоненную к стене сарая.

-На шо вин тут нужен?! - отмахнулась бабушка.

-Это из палисадника. Рос под сладким абрикосом. Тот ведь уже почти засох, - начала объяснять Нина. - Вырастет сладкий, такой же, как старый. Крупные абрикосы, медовые.

-Брось. Вин нэ родэ да вымэрзае.

-Пусть. Он тут никому не мешает, - девочка взяла саженец и пристроила в яму.
-Мы тут будэмо ходыть, а вин...

-Я тут колышки забью. Нечего тут ходить, - спокойно ответила Нина. И вправду, тропинка к груше шла в метре левее, а дорожка у сарая, ведущая к сетке курятника, в двух метрах правее. Идеальное место для небольшого дерева.

За следующие несколько лет саженец значительно вырос и превратился в небольшой абрикос, два стволика от высоты около полуметра, темные крупные листья. По всем признакам сладкий. И уже рослый, а плодов нет. Обязательно сладкий.

-Шось твий абрикос нияк нэ родэ. Я ж тоби говорила, шо нэ будэ толку, - подошла бабушка к внучке. Девушка внимательно рассматривала крону, ища плоды.

-Было несколько цветков, - ответила Нина. - На следующий год обязательно будут абрикосы.

Бабушка только разочарованно махнула рукой.

Но абрикосы были уже в этом году. Три. Размером с мяч для большого тенниса. Желтые, бархатные, прозрачные, словно налитые медом, ароматные и сладкие. Сладкие.

Зима пришла малоснежная. В этот год Нина поступила в институт и осенью уехала на учебу, далеко в другой город. В феврале ударили жестокие морозы, по замерзшей земле стелился свистящий ветер, словно пыль, разметая мелкие редкие снежинки.
Весной один из двух стволов молодого абрикоса не распустил листья. Замерз.

Нина стояла под яблоней и с грустью смотрела на полусухое дерево. Левый ствол, голый, с колкими веточками, пустынно молчал на ветерке, на правом шелестели яркие листья. К осени от дерева осталась половина — сухое спилили — выглядела она действительно сиротливо.

Через год сладкий абрикос снова дал плоды. На одной толковой ветке, том самом правом стволе, было их штук десять. И то удивительно, что в зиму подмерзла еще одна веточка снизу, а абрикос продолжал жить.

Баба Алла уехала к детям в Подмосковье, стала совсем старенькая. Дочери с взрослыми детьми и внуками приезжали к ней в деревню каждое лето, но, старость не радость. Её половину дома продали. Новая соседка мигом принялась за ремонт. Для Нины было хорошей новостью, что полдома купила ее закадычная подружка, бывшая одноклассница Марина. Пока Нина получала высшее, Марина окончила училище, вышла замуж и родила сыночка. Приехав на летние каникулы перед финальным пятым курсом, девушка обнаружила газосиликатный гараж в самом начале соседского огорода, штакетник на улицу превратился в хиленькие воротца, а на траве у дороги появился выезд из двора на асфальт. Молодые, и жизнь активная. Не то, что баба Алла, охая, собирала опавшие яблоки.

Но бывшая одноклассница не стала водить дружбу с соседями. Она стремилась взять от жизни всё: работа, ребенок, машина, стройка, загнанный муж, субсидии, недовольное лицо. Отчего бы? Ведь всё удавалось.

И однажды, в очередной раз глядя, как муж ставит машину, правым колесом проезжая почти что по отмостке соседского дома, а левым впритык к цветам, посаженным вплотную к их собственной стене, Марина поймала себя на мысли, что нужно проверить план участка, по фасаду у соседей хоть стометровку беги, а у нее всего ничего — две комнатки да проезд под машину. Ребенок дергал её за руку, глядя, как папа глушит мотор.

Нина сидела в старом доме и читала. Подальше от глаз родственников, чтоб никто не донимал, особенно мать, которая, наконец-то, решила устроиться на работу. Ставни и форточки в палисад были открыты. До слуха девушки дошел неразборчивый разговор: голоса бабушки и Марины, у штакетника между участками.

-Дед, дед, вставай, - раздался уже из двери громкий встревоженный голос бабушки. Дед был глуховат. Он, похрапывая, продолжал спать на диване, справа от кресла, где тихо сидела Нина. - Просыпайся, дед, - начала тормошить его бабушка.
-А? Чего ты? - спросонья забормотал тот.

-Маринка план смотрела. Говорит, мы на ее участке!

-Шо? - дед медленно сел.

-Шо робыть будэмо?

-Шо ты балакаешь, Машка? - переспросил бабушку дед.

-Маринка каже, по плану мы на йии участки, каже, занялы йии зэмлю. Шо наш дом на йии участок зализ. Сносыть!

-Як це так?! - грозно буркнул дед. Он всегда отличался внешней непробиваемостью в любой ситуации: дети войны видели многое, их не удивляют нынешние неурядицы, разве только неуважение к тем, кто отстоял тогда Родину, к их памяти.

-Каже, из-за нас у нэй машина чуть тилько проходэ. Шо вина нас засудэ и оцю, - бабушка показала направо, в дверной проем комнаты, - стину снэсуть?

-Шо ты балакаешь, Машка! - дед был серьезен, как всегда. - Мы як забор ставылы? До нашего дома уплотную. А як вин стоять должен по плану? - Нина молча сидела в этой же комнате, в легком шоке от того, что услышала. - По сэрЭдыну колоця! Ще полмэтра до сосидэй!

-Ну да,- присела на диван, успокаиваясь, бабушка.

-Оце и да. Хватэ. Вино нам нэ надо, а забор пора як положено поставыть.

-Так и е, - выдохнула бабушка, у нее то и дело подскакивало давление, старость, худоба. - По сэрэдыну колоця в огород межа йдэ и по абрикос с цей стороны. Вин як раз на граныце.

-Зрубыты ёго и забор пэрэставыть, - подвел черту дед.

-Какой абрикос? - подала голос ещё более удивленная Нина. - Этот, сладкий? Это наш абрикос?

-А який же? - ответила уже спокойная бабушка. Их було два. Одын шо у втором палисаднике, шо вымерз, а второй вот этот, шо со стороны бабы Аллы.
-Так это наш абрикос! - отложила книгу Нина. - Но зачем его рубить? Это же сладкий!!! Зачем дерево рубить?! Оно столько лет росло! А сорт какой! А красивое какое, нигде не засохло, стройное!

-Нэ рэпэтуй, - коротко махнул рукой дед. - Бэз тэбэ обойдэмся.

Нина аж вздрогнула. Что делать? Нельзя дать дерево срубить. Дед встал и медленно поковылял через комнату. Пару секунд посидев, бабушка подскочила и следом за ним.

-Он что,  пошел дерево рубить? - недовольно громыхнула Нина, поднявшись из кресла.

-Погоди ты рубить, - отмахнулась бабушка.

История с забором получила продолжение в виде официальных землемеров, хотя и без них уже было понятно, что Марина поспешила с претензиями и межа отойдет на полметра в ее сторону. Сладкий абрикос, оказавшийся на границе столкновения двух человеческих мнений, вряд ли мог знать, что его жизнь, мирная и радующая глаз, сегодня стала зависеть от людской жадности, злобы или неумения договориться и уважать труд.

Нина, собравшаяся к отъезду на учебу к двадцать девятому августа, чтобы разобрать и разложить вещи в съемной квартире, к тому же в тот же день приезжала ее соседка, в очередной раз спросила бабушку:
-Ну так что с забором? Не надо рубить абрикос! - понимая, что отъезд не даст ей спасти дерево, если дед всё же решит его срубить. - Не надо! Он там никому не мешает!

Назавтра Нина уехала. В редких письмах домой, которые сводились к отчету об учебе и словам «всё хорошо», она не стала спрашивать про абрикос, не хотела узнать, что его больше нет.

Нина вернулась домой поздним вечером. Чемодан, сумка, за плечами студенческая жизнь, среди вещей в пакетик завернут красный диплом. Бабушка наварила молодой картошки с малосольным огурчиком, как тогда, в детстве, когда Нина с малышней и матерью приехали с севера. Вот только котик ушел из дома пару лет назад, а мать не разрешила старикам взять маленького. И дед уже спал, он стал ложиться рано, суставы болят, старость сгорбила его. Измученная дорогой девушка поела и тоже легла спать.

Первое утро дома, как положено, романтичное и уютное, разлилось по телу негой отдыха. Умывшись, Нина вышла во двор. Лето в самом разгаре. Последнее по-детски свободное лето,  впереди — работа в школе.

-А где дед? - бабушка с ситом под мышкой встретилась ей как раз к месту.

-На огород пишел.

Нина направилась в сад, центральная цементная дорожка вела мимо сараев, переходя в тропинку к огороду. Дед впереди медленно ковылял, но свернул вправо, к сетке курятника или груше. Нина замедлила шаг. Плохо слышащий дед не обернулся. Девушка хотела напугать и обрадовать его. Угрюмый, он, хоть редко, но очень по-доброму улыбался, и ей нравилась эта улыбка. Нина подкралась к углу сарая и выглянула, шаркающие шаги деда к этому моменту затихли. Что он делает там, у стены, предположений не появилось.

Дед стоял у абрикоса. К этому лету от дерева осталась центральная часть правого ствола, нижние ветки на нем, видимо, снова вымерзли и были отпилены. Но, несмотря ни на что, макушка, яркая и густая, кустилась новыми ветками, этакая птица Феникс, восстающая из пепла. Дед стоял рядом с деревом, вполоборота к Нине, жилистый и сутулый. Он пришел сюда не просто так. Дед стоял, вытянув худую небритую шею и прищурив слабые глаза. Он искал в листве сладкий абрикос.