Глава I

Яр был опушен  боярышником, акацией и цепким, словно паучьи тенеты, колючим шиповником – он в кровь рассадил ей колени и икры ног, разодрал рукав, пока она продиралась сквозь плотные заросли.  Далее был крутой спуск, поросший раскидистыми зонтиками папоротников. Она с мягким шуршанием сбежала по нему, оказавшись на дне оврага, перелезла через поваленный, темный от моховых лишаев ствол  и пошла вдоль высохшей поймы ручья.
Приближалась полночь, пора приведений. Луна над верхушками осин, дубов, буков и остролистов, тусклая, как плохо начищенный медяк, не разгоняла тьму. Но это мало волновало Скидди. В темноте она видела сносно. Лес, днем переливающийся цветным калейдоскопом,  теперь пятнел множественными оттенками серого. Она без особых проблем продвигалась вперед, обходила заполненные водой бочаги, огибала валежины. Перескакивала через вздыбленные змеями корни деревьев. Замечала быстрые звериные тени, спешащие убраться с ее пути. В глуши звенели высокие трели козодоев, ухала неясыть. «Кек-ке-кек-кек-ке» доносился с затона жалобный плач болотной курочки.
Скидди, добравшись до отвесного откоса балки, стала карабкаться вверх, хватаясь за торчащие из земли метелки трав. Оказавшись наверху, под кроной старого тиса, уселась у самого ствола, на узловатых корнях, подоткнув под себя замызганный подол. Стала ждать. Поляна, на окраине которой рос тис, была у нее как на ладони – обугленный кривой пень от сгоревшего дерева посередине, навал каменных глыб у западной стороны.
- Нет, - шепнула сама себе Скидди, вглядываясь в неподвижный диск луны, - я не опоздала. Еще слишком рано. Если он и придет, то позже. Им обоим нужно дождаться… когда в доме у нее все уснут…

- Ты, Ролло сын Асбьёрна, слова такого, как приличие, небось, отродясь не слыхивал, Это ж надо, явился на ночь глядя, когда вся семья утомилась после работы и сидит за столом, - хёвдинг Торгримм передвинул толстую, сальную свечу, чтобы пламя ее не заслоняло появившегося в дверях рослого парня.  –  Ну, раз пришел, говори, с чем. И подойди ближе, чтобы мне не прислушиваться.
Ролло сделал вперед два шага по хорошо утрамбованному, присыпанному соломой полу, разогнал лезущих под ноги квочек. Встал, комкая в руках вязанный шерстяной подшлемник. О том, что пришел он еще засветло и прождал во дворе не менее двух часов, прежде чем хозяин соизволил его пригласить в дом, решил промолчать.
- Мне бы с глазу на глаз побеседовать с тобой, хёвдинг, - он обсмотрел длинный, уставленный блюдами с едой стол, за которым ужинали Торгримм и его домочадцы.  Чуть дольше задержал взгляд на изящной девушке, сидящей слева от своей матери Гуннхильд, жены хёвдинга. Девушка ответила ему пламенным взором и покрылась дивным румянцем.
Кроме хозяина, его жены и дочери в вечерней трапезе участие принимал Снорри,  единственный сын – его худая, как жердь фигура торчала по правую от отца руку. Еще за столом восседала троица викингов  – Арнур Косой, его старший брат Лесной Финн, заросший кудлатой волосней, как пугало, и молодой, взъерошенный, словно петух, Гуци Карасик. Все трое были капитаны, плавали под началом Торгримма, в составе его флота. Ролло, который был дружинником непосредственно самого хёвдинга, они знали хорошо. Братья поприветствовали юношу кивками. Карасик жадно хлебал густую мясную похлебку, ничего и никого вокруг не замечая. Он облизал деревянную ложку, схватил миску и с хлюпаньем выпил из нее жижу. Смачно отрыгнул, сграбастал кубок.
- Неси еще пива, Виви, - потребовал хёвдинг, грохнув по столу кулаком.
Из боковой комнатки показалась миловидная молодуха с небольшим бочонком в крепеньких руках.  Вильнув крутым, как у молодой кобылы, задком, обогнула очаг посередине залы и застывшего перед ним Ролло. Бухнула бочонок на стол.
- С глазу на глаз побеседовать, говоришь, -  хёвдинг высморкался, вытер пальцы о курчавую бороду, - хочешь, чтобы я всех из-за стола выпер? Немного ли хочешь, малец?      
- Мы можем выйти с тобой наружу, - предложил Ролло. Внезапно в желудке у него громко, предательски заурчало.
Виви, которая наливала мужчинам пиво, прыснула. Хёвдинг осклабился, открыв желтые конские зубы. Ролло, игнорируя хохотки, сделал бесстрастную мину.
- Наглости – хоть ковшом черпай, - заключил хёвдинг, - ишь выискался, наружу зовет! Не пойду я никуда, тут говори. Налей гостю пива, Виви, и дай чего пожрать, а то он у нас, по обычаю, с пустым брюхом.      
Торгримм незаметно ущипнул деваху за зад. Ролло это заметил.
- Благодарю, хёвдинг, я не голоден,  - вежливо ответил он, - а пива, пожалуй, выпью – горло перед беседой промочить.
Он принял поднесенный Виви ковшичек с пенистым, ароматным пивом, и чуть не поперхнулся, когда молодая женщина ему игриво подмигнула.
- Будешь тянуть козла за бороду, Ролло, он разозлится и боднет тебя куда не след, – протянул Торгримм, придирчиво выбирая из своей тарелки куски вареной оленины и отправляя их в рот, - я спать хочу, мочи нет. Чем быстрее разродишься, тем больше вероятность, что я отвечу благосклонно. Ну!
 Ролло вытер подбородок, вернул пустой ковш Виви, та отошла к столу, уселась рядом со Снорри, которому приходилась женой. Снорри лениво зевнул и продолжил сосредоточенно обгрызать ноготь на мизинце.   
- Хёвдинг Торгримм, - Ролло постарался придать голосу максимальную серьезность и вес, - я вот к тебе с чем. Отдай мне в жены дочь твою Астрид, коя здесь присутствует.
Хёвдинг перестал выбирать из миски мясо и чавкать. Снорри оставил в покое мизинец, поднял плешивую голову и обалдело уставился на Ролло. Гуннхильд, хоть изрядно поседевшая и потускневшая, но все еще привлекательная женщина в расшитом бисером платье, возмущенно забубнила. Астрид, спрятав в ладони мордашку, кажется, молилась. Уши ее пылали. 
- Ха! – выдал Гуци Карасик и продолжил лакать свое пиво.
Хёвдинг обменялся хмурыми взглядами с братьями-капитанами.
- С чего бы мне тебе ее отдавать?
- С того, что я люблю ее, а она любит меня, - ответил Ролло, - боги дали нам это чувство, неужели пойдешь против их воли, хёвдинг?
 - Весь ты в этом, - Торгримм бросил обглоданный мосол под стол собакам, - зад голый, зато амбиции королевские. Твоя нахрапистость, Ролло, сын Асбьёрна, хороша на драккаре и в битве, почему я тебя и принял в хирд. Но здесь, в моем доме советую не борзеть… Куда ты намерен тащить ее после свадьбы? В халупу к матери-рыбачке? Или сам приволочишься к нам со всем своим вшивым выводком? Мне на шею залезешь?
Ролло побелел от бешенства.
- Отец! – вскричала вдруг Астрид, вскакивая, - за что ты унижаешь его? Разве сам ты не был беден, когда женился на матери?! 
- Держи язык за зубами, маленькая дрянь, - взорвался хёвдинг, - на кого посмела орать? Еще раз крикнешь, прижму к ногтю и раздавлю! Жена! Изволь увести отсюда свою дуру дочь, пока не стряслась беда!
Гуннхильд торопливо выкарабкалась из-за стола, схватила Астрид за локоть и потянула.
- Ролло! – девушка уперлась.
- Вон, сказал! – крикнул хёвдинг, во весь рост поднимаясь со своего тяжелого, обитого кованым железом кресла, похожего на трон. Макушкой головы почти достиг закопченного потолка, с хрустом расправил могучий хребет.  Стать у него была истинно турья. – Вон все бабы! Немедленно!
Едва за женщинами со стуком закрылась дверь, Торгримм оборотил к Ролло окаменевший в свирепой гримасе лик. Темные глаза его под нависающими веками принялись метать молнии.
-  Я давно заметил, ты на мою девочку бельма лупишь – верно всё, есть на что посмотреть! – загрохотал он, - много вас умников глазастых в Кнаупангр! Да только Астрид не про одного из вас! Уразумел, парень?
- Точно, хёвдинг! Так и есть! – поддакнул Гуци Карасик, на секунду отрываясь от пива.
 - Про кого же она? – без тени испуга спросил Ролло. Торгриммовы вопли и то, как хёвдинг сотрясал спертый воздух смахивающими на булавы кулачищами, произвело на него обратное страху впечатление. Ролло, чувствовал, что начинает закипать от гнева, но все-таки сохранял видимое спокойствие. Одно лишь слово, взгляд, неверное действие могли окончательно испоганить и без того дурацкую ситуацию.   
- Про того, кого я выберу! – Торгримм загудел, словно ветер в жестяной трубе, - Тебе тут нечего искать, вынюхивать, выспрашивать! Муха эта, смотрю, тоже к тебе воспылала! Даже не вздумай подобраться и пометить ее!  Мокрого места не оставлю от тебя и всей  твоей семейки! И не вспомню, что твой папаша Асбьёрн Секач был мне другом!
- Семье моей угрожаешь?
- Пшел вон, щенок, бесстыжая харя, недоросль, сопляк! Снорри, вышвырни за дверь своего дружка. Сейчас собак натравлю!
- Выбирай выражения, хёвдинг!
- Нет, вы гляньте на него! Снорри!
Псы, ирландские волкодавы, разворчались, выставляя из-под столешницы лохматые, лобастые головы, увенчанные огромными ушами. Тощий брат Астрид вскочил, поспешно вылез из-за стола, запнувшись о снующую под ногами курицу, едва не врубился башкой в резной столб, подпирающий стреху. Ролло успел его поймать и поддержал.
- Двигаем, братишка! -  пробормотал Снорри, повисая на нем, - двигаем, пока старик не начал кидаться тяжелыми предметами. Довел ты его, однако.
- Нет, я сперва хочу…
- Уходим, пусть охолонёт, потом хотеть будешь. Шевели лопатками.
Подталкиваемый Снорри, Ролло перестал пятиться, развернулся и скрылся в дверях. Снорри вышел следом. Шаги парней продуднили по доскам в сенях, тяжелые входные створки бухнули так, что с потолков в блюда с едой посыпалась труха. С улицы полетели горячо спорящие, а через минуту бранящиеся голоса.
Хёвдинг обеими лапами ухватил бочонок и начал солидными глотками пить, щедро орошая пивом выпяченный живот, обтянутый синей тканью туники.  Гуци Карасик полным разочарования взглядом проследил за быстро поднимающимся к верху днищем бочонка.
- Ролло у нас гордец, - промолвил Лесной Финн, - зря ты его обозвал. Зря, а главное, не по делу.
Торгримм хакнул, швырнул пустой бочонок в притолоку, тот с треском разлетелся в щепы. Хёвдинг рухнул на свой трон и развалился в нем. Закрутил пальцами мельницу.
- Я думал, он явился просить большей доли от добычи. А тут…
- Долю он, кстати говоря, заслужил, - Арнур Косой посмотрел одним глазом на брата, а другим на хёвдинга, - хорош и в бою, и в море. Дивлюсь тебе, Торгримм, чего ты уперся, как баран лбом? Дураку ясно, из парня выйдет толк.  Любой был бы рад такому сыну как он.
- Вот и усынови его, - огрызнулся хёвдинг и насупился, -  а я себе сына другого присмотрю. Чтобы был нечета нашей местной шушере. Астрид выйдет замуж за отпрыска ярла, не меньше, мордашка у нее подходящая. И если Ролло Асбьёрнсон вздумает путаться у меня в ногах и мешать моим планам, я его не пощажу, даю вам слово, ребята.   

 
Лес вдруг ожил отдаленным собачьим лаем. Скидди насторожилась. Псы гнали кого-то в сторону поляны, где она притаилась, лай приближался, скакал меж стволов, мешаясь с остервенелым рыком. Она прижалась щекой к шершавой, пахнущей гнилью коре. Рык одного из псов перешел в визг, который истончился и резко замер. Через неполную минуту прервался лай второго пса, сменившись неистовым скулежом, который начал проворно отдаляться и вскоре стих.         
Через пару минут на поляну вступил человек. Мужчина. Размашистыми шагами он пошел прямо к тису, за которым пряталась Скидди. Она подобралась, замерла, почти перестав дышать. Он не мог ее заметить и не заметил. Она слышала, как он подходит к ручью, как невнятно и сердито ворчит себе под нос.
Раздался тихий плеск. Скидди осторожно выглянула. Мужчина, вернее юноша лет двадцати, забрался в ручей и, стянув рубашку, промывал кровоточащий укус на предплечье. Он стоял к ней спиной. Она видела развитые мышцы, перекатывающиеся на его плечах и лопатках.  Поясницу без капли жира. Откинутые назад темные волосы, густыми волнами спадающие до середины спины. Ее начало колотить, во рту собралась слюна, челюсти заклацали, как от холода, хотя сама она горела огнем. Кровь набатом долбила в виски, вызывая боль по всему темени и затылку.   
«Услышь меня, - мысленно позвала Скидди, - услышь и обернись. Пожалуйста»…
- Ролло! Ролло, где ты?!
Юноша молниеносно запрыгнул на бережок. Чертыхнулся, поскольку рыхлый грунт вдруг осыпался под его ногой, и погнал на окрик. Скидди, тяжело дыша, следила за ним. Он встретил ту, что окликала его, на середине поляны, как раз у обгорелого, похожего на рогатую дьявольскую башку пня. Миниатюрная девушка бросилась в его объятия, распущенные белые волосы перемешались с его темными прядями. Парень прижал ее к себе, склонил голову… Скидди зажмурилась, не желая видеть продолжения сцены, вонзила ногти глубоко в ствол старого тиса, сжала пальцы, сдирая кору. В сведенном спазмом горле шевельнулся и завибрировал низкий рык.
- Как ты умудрилась выйти? – Ролло оторвался от губ возлюбленной и опустил ее на землю.
- Брат потихоньку вывел, - Астрид тонкими пальцами погладила его по щекам, любуясь обращенным к ней мужественным лицом. – А Свен Эриксон проводил до поляны. Тебе не нужно было приходить сегодня под мое окошко. Я бы сама сюда прибежала. Но теперь…
- Теперь уже ничего не попишешь, на меня натравили собак. Одному псу я отвесил хорошего пинка под хвост, а другого вроде убил, изломал глотку - он в руку мне вцепился. Если это был Вигги, любимец твоего отца, тогда мне крышка, Астрид, он еще больше взъярится…
- Но зачем ты пришел?
- За тебя испугался. Хёвдинг ревел за ужином словно бугай, вдруг бы ему вздумалось сорвать на тебе злобу?
- Отец никогда мне ничего не сделает, только все время грозится, но сам за всю жизнь пальцем меня не тронул. Он отходчивый. – Астрид по-детски беспечно рассмеялась и чмокнула Ролло в кончик носа.  – Все хорошо.
Парень мрачно глянул на нее.
- Отходчив он только с тобой. Со всеми остальными хёвдинг Торгримм лют, - сказал он. Повернулся и направился к журчащему под тисом ручью.
- Куда ты? – крикнула Астрид, подхватив юбки, побежала следом.
- Хочу одеться.
- Подожди, Ролло! Ты сердишься?
Он подобрал с бережка рубашку и натянул ее на себя. Заправился, передернул ремень на кожаных штанах. Откинул за уши темные пряди.
- Не понимаешь, Астрид?
Она посмотрела на него чистыми глазами, светлыми, как туманная дымка над скалами, в которых сверкало обожание, светилась любовь, а над всем этим господствовала беззаботная детская непосредственность. Нет, она не понимала.
- Ты хотела, чтобы я сходил к хёвдингу, Астрид, попросил твоей руки, - объяснил Ролло, - настаивала. Я подчинился, хотя был против и просил выждать лучшего момента. И что из этого вышло? Ничего такого, что могло бы нас обнадежить. Все испорчено в конец.
- Не преувеличивай, Ролло! – девушка поймала его за запястье, - Отец поскандалил немного в своем духе. Но ты же не станешь отказываться от меня из-за какой-то там глупой ссоры? Или его вопли всерьез тебя напугали?
- Вопли меня не пугают,  - Ролло нетерпеливо отогнал комара, нудно звенящего над ухом, - Они меня злят. Я стоял пень пнем и слушал, как он оскорбляет меня, угрожает моей семье. Молчал как дурак. Из-за тебя. Я не богат, Астрид, но я воин и никому не позволял обращаться со мной как со скотиной. Твой отец первый. Второго раза я не допущу, клянусь Одином…
- Посмотри мне в глаза!  - резко потребовала Астрид, - Мне кажется или ты засомневался, Ролло? Если ты готов отказаться от меня из-за пустых угроз, которыми как шелухой сыплет мой отец, делай это сейчас! Не тяни! Я думала, нет таких преград, которые бы ты не преодолел для меня. Если я ошибалась, то лучше бы мне узнать об этом сию секунду!
- Хёвдинг Торгримм, -  поднял на нее больные глаза Ролло, - собирается выдать тебя замуж за какого-то богатого бонда. Снорри рассказал мне, что есть у него такое намерение. Это его отцовское право - распорядиться твоей судьбой по своему усмотрению. Единственное, что я могу предпринять – драться за тебя, с ним ли, с твоим ли женихом… Но в любом случае я тебя потеряю, моя Астрид. 
- Нет! – Астрид тряхнула распущенной копной волос, - этому не бывать! Я стану твоей женой и ничьей больше! Я принесла богине Фрее жертву за нашу любовь!
- Отец твой, видно, с другими богами советовался о твоем супружестве, - горько усмехнулся Ролло. 
Астрид схватила его за плечи, заглянула в поникшее лицо. Посмотрела на темные ресницы, скорбно сжатые губы, так красиво очерченные, но теперь до боли прикушенные. И впилась в них растравливающим поцелуем. Ролло сжал ладонями ее талию, крепко обнял. Запах ее кожи, платья, растрепанных локонов защекотал ему ноздри. Она пахла сладостью,  юностью и ночным лесом.
- Милый мой, Ролло, жизнь моя, - зашептала девушка, отрываясь от его рта и  щекоча шею дыханием. -  Я люблю тебя больше всего на свете, больше самой себя, своей матери, родных, всех! Без тебя я зачахну, как мошка на паутине. Давай убежим вместе! Подальше от отца, от всех женихов, которых он мне приготовил! Ты же знаешь, мы не пропадем. Ты умелый воин, среди поединщиков мало кто может тебя одолеть – отец сам говорил! Наймешься на драккар, а я буду ждать тебя. Мы сумеем, Ролло …
- Погоди, - Ролло, погрузившийся было в дурман, отстранил девушку и выдрался из ее объятий, - Ты хочешь, чтобы мы убежали? Я не ослышался? А как же мои?.. Мне нельзя срывать их с места. Сестры еще ладно, Ингрид и Гейра молоды, крепки…Но мама не выдержит странствий. Она не может оправиться от болезней с зимы.
- Почему ты сразу думаешь о других?! – вспылила Астрид, - Подумай о нас. Обо мне! Ты говоришь, что любишь меня! Докажи свою любовь! Брось все! Твои мама и сестры не погибнут, если ты их оставишь. Кто-нибудь о них позаботится. Свен Эриксон давно мечтает об Ингрид, пусть женится и берет под крыло все семейство…   
- Как ты все удобно рассудила, Астрид… - Ролло медленно отступил на усыпанный иглами дерн под нависающими сучьями тиса. – Ты слишком молода, только поэтому я прощаю тебе эту чушь. Забуду твои слова, потому что люблю. Но и ты забудь их, и не оскорбляй меня больше, считая предателем. Я готов доказывать свою любовь к тебе, но мать, которая тянула меня и сестренок с тех пор, как отец погиб в вике, не оставлю. Больше не заикайся ни о чем подобном. Не искушай меня. Иначе я сам от тебя отрекусь.
- И что же теперь делать? – Астрид взглянула на Ролло глазами, полными слез, - каков тогда выход?
- Сдается мне, выход один, - глухо ответил он, - покорись воле отца. Счастья со мной тебе не видать. Если меня убьют в походе, ты останешься одна, отец не примет тебя назад. Не покидай родительский дом, где всегда будут еда, питье, защита. Где не будешь знать нужды, как и прежде не знала…
- Замолчи, пожалуйста, Ролло. Я не могу тебя слушать, - Астрид закрыла ладонями белое, как лепесток лилии, личико. Всхлипнула громко, болезненно, словно что-то в ней начало рваться. Было ясно, что секунда и она разрыдается. Ролло не шелохнулся, не двинулся ей навстречу, чтобы утешить, хотя сердце в нем обливалось кровью. Астрид склонилась над ручьем, ухватившись за вывернутый дугой корень тиса, и чтобы сдержать плач, принялась черпать воду и пить.
Улучив момент, Скидди бесшумно высунулась из-за ствола. Блондинка стояла на коленях совсем рядом – вытяни руку и достанешь. Белизной сияло в темноте ее оголенное плечо, светился деликатно очерченный подбородок, струились в родник перекинутые через лебяжью шею волосы.
В глазах у Скидди потемнело. До недавнего времени ей казалось, что единственное сильное чувство, которое она способна испытывать – это ненависть. Она прекрасно знала все оттенки ненависти, пережила разные ее проявления. И теперь, в эту секунду понимала: что было раньше, больше в расчет не идет. Вот она - истинная, незамутненная ненависть. Первый сорт. Скидди потянулась к поясу, где висел вложенный в костяные ножны кинжал. Она предвкушала запах крови. Ей мерещилось, что кровь уже хлещет из перерезанного горла прямо в ручей. Горячая, липкая, стекает по пальцам, брызжет на грубую ткань платья. Заливает все вокруг, дымится, пахнет сладко и  отвратно. 
- Я не покорюсь воле отца, - твердо сказала Астрид, выпрямляясь и отирая губы. - Ни за что. Я найду, что противопоставить его ослиному упрямству. А если не помогут аргументы, отыщу иной выход. Пойду к свадебному венцу, послушная, как овечка, но муж мой в первую брачную ночь обнимет мертвое тело. Труп, который не отзовется на его ласки, останется глух к нежным словам и уж точно не подарит ему потомство.
Она сверкнула вмиг ошалевшими глазами и безумно захохотала.
- Перестань! – крикнул Ролло,  - Замолчи немедленно!
Астрид перестала хохотать, бросилась на него, вцепившись в волосы. Они повалились на траву.
- Ты околдовал меня, зачаровал, приворожил дурными рунами, древними заклинаниями, - зашептала Астрид, безуспешно пытаясь раздернуть ворот его рубахи,  - Ничего не хочу, кроме тебя! Не люблю никого, только тебя! Возьми меня! Сделай своей!
- Нет! – он перехватил ее руки. 
- Почему нет?  - удивленно приподнялась она над ним, - Подари мне дитя, Ролло Асбьёрнсон! Сына или лучше дочку, с твоими глазами, синими, как воды фьорда и темными мягкими кудрями. Она будет так хороша, что земные мужчины станут считать ее богиней. И сами асы, взирая на нее, восхитятся ее красотой.  Я хочу от тебя ребенка!
- Остановись, Астрид, ты потом пожалеешь … - прошептал Ролло.
Картина, которую являла собой девушка, ошеломила его, обездвижила. Она отстранилась от него, села. Резким, порывистым движением растрепала белокурые волосы. Подняв руки, потянула завязки под выступающими ключицами, и стянула с плеч платье. Ее приоткрытые губы блестели, в глазах, прикрытых ресницами, не осталось ни капли рассудка. В них плавились страсть и желание. Астрид освободила от ткани и обнажила полную, гладкую грудь. Ролло тихо застонал.  Скидди услышала этот стон, прячась за стволом старого тиса. В нем прозвучало упоение. И повиновение призыву. Ролло подчинился. Астрид победно улыбнулась. 
Они устремились друг к другу. Сперва очень медленно, несмело, но нетерпение заставило обоих ускориться. Соприкоснулись  телами, переплели пальцы, преодолевая робость, поддаваясь сладостному томлению, покоряясь захватившему их восхищению. И тишина рассыпалась на вздохи, мягкие, влажные звуки поцелуев. Скидди видела немногое, самое начало – два перевившихся тела упали на дерн.  И больше смотреть не смогла.  Слушала учащающееся шумное дыхание Ролло, темноту, расцветшую стонами Астрид, в которых звучали боль и экстаз. По ее изодранным, грязным щекам струились слезы.
- Астрид, -  шепнул Ролло много, много минут позже, приподнимаясь и скользя ладонью по животу девушки к ее округлым бедрам. – Наш смертный приговор подписан. Не думаешь?
- Нет, -  Астрид приоткрыла глаза, уголки ее губ задрожали в улыбке блаженства, - я думаю, мы отыскали выход. Ты подарил мне самый весомый аргумент. И я сумею воспользоваться им правильно. Ибо теперь уже не смогу от тебя отказаться.
«Ни за что ты его не получишь, белая сука, - Скидди втиснулась спиной в бугристый жесткий ствол, заскрипела зубами, едва не искрошив их. В носу свербело, глазницы едко щипало от слез, - не получишь, хоть бы мне пришлось уничтожить не только тебя, но и выжечь весь ваш поселок Кнаупангр»!
В бессильной ярости она топнула ногой, под которой громко переломился сучок.
- Что это? -  вздрогнула Астрид, отрываясь от Ролло – я слышала какой-то звук.
- За тисом что-то хрустнуло, - Ролло проворно вскочил на ноги, подобрал брошенный на землю пояс, вытянул из ножен охотничий нож, - отползи подальше, начинай одеваться. Я посмотрю. Может в зарослях бродит лось.
- Будь осторожен,  - шепнула Астрид, отодвигаясь и прикрываясь платьем. 
Ролло отмахнулся, поставив босую ногу на скрюченный корень, занес руку с ножом для удара и заглянул за ствол. Там было пусто. Ни зверя, ни человека. Лишь кусты слегка примяты и сломано несколько веток.

Она влетела в хижину, споткнувшись о высокий порог. Если бы не стол, за который удалось уцепиться, упала бы и вывихнула ступню. Пронзившая лодыжку боль рассердила Скидди, она в ярости смахнула со столешницы плетеную корзину, полную хлебных корок. Корзина, падая, зацепила и опрокинула глиняную крынку. Молоко с плеском полилось на земляной пол. Обведя глазами картину разрушений, Скидди не выдержала, разразилась злым плачем. 
- Ты гуляла? – раздался хрипловатый бас. Скидди перестала всхлипывать.
Неудивительно, что она не увидела его сразу. В хижине было темно, ощущение тесноты усиливали пахучие травы, сухие ветви, увязанные в веники и развешенные на задымленных балках потолка и в темных углах. А он сидел позади сложенного из камней очага, заслоненный дымком, что вился над углями. Крякнув, поднялся, бросил волчью бурку, которую носил вместо плаща, на топчан. Заложив большие пальцы за широкий пояс, на котором висели топорик и толстая, обитая железом палка, направился к ней. Под подкованными сапожищами заскрипели глиняные черепки.
- Заждался я тебя, дочка,- отец глянул на нее снизу вверх.  – Долго гуляешь. И время не самое лучшее для прогулок.
-  Здравствуй, отец, - отозвалась Скидди.
Он не изменился, даже одежда на нем была та же самая, что в последний раз. Длинная рубаха из грубого, некрашеного сукна, сверху лосиный жилет с металлическими нашивками, вытянутые, заправленные в сапоги кожаные штаны со шнуровкой на икрах.
 - Давно не виделись.
 -  С прошлой осени, - отец распахнул медвежьи объятия и сграбастал в них дочь, так, что у нее косточки затрещали. Она уткнулась носом в его седую, пахнущую копотью макушку, - девочка моя милая.
Отец едва доставал ей до подбородка. Был кряжистый, крепкий, как дуб. Большая голова, украшенная носом, похожим на переросшую картофелину, сидела на короткой шее. Маленькие глаза в сетке глубоких морщин умно поблескивали из-под кустистых бровей. Волосы у него были сивые, нечесаные, заплетенные во множество мелких и крупных косичек. В громадных ушах покачивались тяжелые латунные кольца. Конец неухоженной бороды заправлен за пояс. Отец мог быть страшен, однако казался забавным из-за своих косичек, серег и добродушного баса.      
- От кого ты удирала по лесу, что запыхалась и разодралась в кровь? - пробасил он, придирчиво ее осматривая, - скажи, кто тебя гнал? Наподдаю шалопаю под зад, чтобы впредь неповадно было соваться к моей маленькой дочке.
 - Давно прошли те временя, когда я была маленькой, отец, - Скидди отстранилась, отошла, присев на корточки, подобрала валяющуюся на боку корзину и стала собирать в нее рассыпанные по полу ржаные корки, - теперь сама, кому хочешь, наподдаю - мало не покажется. Который год живу здесь одна, и ничего, не жалуюсь. Напрасно ты обеспокоился.
- Не умерла ты от счастья, дочь, увидев меня, а я, старый чурка, думал прожить у тебя до осени. Но раз помешал, уйду. Маленько другого ожидал  приема.
Скидди поднялась, поставила корзину на стол.
- Не обижайся, отец, прости, - виновато ссутулилась она, - Я тебя не ждала. Дома, кроме этих гадких корок, ничего нет. Чем мне тебя кормить?
- Что-то неладное с тобой деется, дочка, - отец прошел в передний угол хижины, где у Скидди ровной кучкой лежал хворост, наклонился над вязанкой, - обычно в хозяйстве у тебя порядок. А сегодня захожу, кругом запустение, пауки с мышами да тараканами в салки играют. Может, ты влюбилась?
Он поднял с вязанки двух убитых кроликов и, держа их за уши, показал Скидди.
- Я знал, что нам пригодятся эти ребятки. Умойся, приберись и разведи огонь в очаге, а я пока пойду на двор и освежую наш ужин. За едой расскажешь, как перезимовала, и где изволишь пропадать ночами.   
 
- Я кой-чего подметил, дочка, по приходу, – сообщил отец, с аппетитом обгладывая мясистый кроличий окорок, зажаренный на углях, - ты больше не обожаешь жить в лесу. Тебе здесь разонравилось. Квелая какая-то стала. Что скажешь?
Скидди не сказала ничего. Они сидели у очага. Отец ел с охотой, а она, чуть поклевав свою порцию мяса, наблюдала за котенком. Тот, налакавшись молока, лапами гонял по полу осколок от крынки, время от времени замирая и прислушиваясь к мышиному шороху в темном углу. Котенка отец принес с собой в капюшоне. Сказал, что нашел в лесу - снял с сосны, проходя мимо.      
 - То, что разонравилось – это ничего, не беда, - продолжил отец, не смущаясь ее угрюмым молчанием, - значит, настало время внести в жизнь разнообразие. Переселиться хотя бы. Поближе ко мне, к горам. Я знаю местечко, где пустует уйма премиленьких шахточек. Отыщем среди них для тебя симпатичную пещерку с известковыми столбиками, хрустальными плитами, разными мерцающими камушками в стенах и…
- Ты сам-то себя слышишь, отец? – грубо перебила его Скидди, - симпатичная пещерка с камушками – хорошее разнообразие.… Может, еще предложишь заползти в кротовью яму и вылезать оттуда только по нужде? Идти с тобой в горы к карликам. Нет уж, благодарю покорно. От такой перспективы мне хочется одного – издохнуть. Не мудрствуя лукаво, ткнулся посильнее железякой и готово. Однако ничего подобного я делать не собираюсь. Другие у меня планы.
- Что еще за планы? Интересно было бы послушать. -  Отец бросил обглоданные кости в очаг, поднял с пола бурдюк и налил себе эля в деревянный кубок.
Скидди наклонилась, поймав котенка, посадила его себе на колени. Котенок выпустил было когти, но получив щелчок по носу, угомонился.
 - Лес мне опостылел донельзя. Здесь ты в точку попал, отец. Знаешь, какая у меня тут компания? Не считая зверья и нетопырей? Чуд всяких и уродиц вроде меня – пруд пруди. Воют в чащах полуволки, лешие на болотах скочат аж целыми стадами… похотливые, паскудство, как козлы. К холодам наведываются с севера финские ведьмы, гарпии, шабашничают, колдуют. Наварят из местных трав бурды котлами и гуляют всю зиму. С лешаками. К весне заселят весь лес своим мерзким потомством и пропадут. А призраков, водяных, троллей сколько? Устанешь перечислять. Хуже всех серые эльфы, мелкие пакостники. Забираются в дом, гадят в миски с едой, чаруют почем зря, вызолотили рога и копытца моей козочке Альв.
Отец расхохотался. Кольца в огромных ушах затряслись, замигали.
- Что поделать, Скидди, наш народец любит пошутковать. Золотые рога, считай, не шалость, а комплимент.
- Шалости нашего народца меня не забавляют, - процедила Скидди, - а комплименты не льстят. Я собираюсь уйти к людям.
Отец перестал хохотать.
- Куда?
- К людям, - повторила Скидди, - здесь недалеко, в устье реки Нид есть большой рыбацкий поселок Кнаупангр. Туда пойду. И ты собирайся. Одной показаться там несподручно – у поселян возникнут вопросы, на которые мне лучше бы не отвечать. А если заявлюсь в компании отца, часть вопросов отпадет. Рыбаки в поселке летом ходят викинговать, значит, кузнец в Кнаупангр будет в чести. Без работы до осени сидеть не станешь. А как начнется листопад, уйдешь к себе спокойно в гору. Я к тому времени постараюсь обжиться.
- Думать забудь, - отрезал отец, поднимаясь с табурета,  – выбрось из головы этот бред сивой кобылы. Ни в какой Кнаупангр, ни к каким людям ты не пойдешь.
- Почему? – ядовито осведомилась дочь, улыбка, расцветшая на ее бледном лице, была улыбкой гадюки. – Уж не ты ли мне запретишь, папочка? Вот бы посмотреть на это…
Отец заходил вдоль избушки, от потрескивающего, постреливающего искорками очага к неплотно прикрытой, свистящей сквозняками двери и обратно. Котенок на коленях у Скидди, прижав к голове ушки, следил за ним горящими угольками глаз, выгибал спинку и шипел. 
- Нет, запретить, не запрещу, - отец остановился перед Скидди, ткнул в нее заскорузлым пальцем, - но кое-что напомню. Поселок Гранвик, где тебе довелось пожить, прежде чем я забрал тебя и спрятал здесь, в лесной избушке. Напомню твою мать. Не забыла, Скидди, что сделали с ней люди из Гранвика, объевшись хлеба со спорыньей? Помнишь, как орали? Ведьма! Уродина! Смерть ей! Как вытащили из дома за волосы и принялись закидывать камнями на глазах у тебя, пятилетней девочки. Как жрец добил ее булыжником, вышиб мозги, хотя она просила пощадить. Молила сохранить жизнь ради дочки. Нет, они бы не пожалели и тебя, тоже бы прикончили, если бы тебе не достало ума сбежать, пока все внимание убийц было приковано к жертве.
- Мне больше не пять лет, - Скидди, лаская котенка, почесала у него за ушком, заставив его мелодично мурлыкать, -  я убегать не стану. Тем более мать моя была человеком, в этом заключалась ее слабость. А я, благодаря тебе и твоей крови, не совсем человек. Что ж, вижу, не хочешь идти со мной. Дело твое.
Она встала, спихнув котенка на пол, стряхнула шерсть с подола черного, как перья вороны.
- Тебе не впервой так поступать. Мать мою ты тоже оставил, хотя мог сразу увести с собой, спрятать. Знал ведь, что с ребенком, вроде меня, ей светит одна перспектива – злое слово и камень.
Отец ответил ей раненым взглядом.
- Жестокая ты, Скидди.
- Со мной никогда никто, включая тебя, отец, не нянькался. Добра в жизни я видела столько же, сколько полярная ночь родит тепла и света. С чего же мне быть милой и ласковой?
- Думаешь, на сей раз люди хорошо к тебе отнесутся?
- Я не за хорошим отношением иду, - она посмотрела ему прямо в глаза, не таясь, - я иду за мужчиной. Как ты вышел восемнадцать лет назад из недр горы Нюр и отыскал мою мать, так и я хочу найти себе пару. Тело мое здоровое и живое, оно просит ласк, оно готово рожать, производить на свет потомство. В лесу я, самое большее, могу народить зверушку с рогами и хвостом, поскольку в женихах здесь одна нечисть ходит… Или считаешь, - она внимательнее к нему присмотрелась, - земные мужчины на меня не польстятся? Слишком гнусна для них твоя дочка, лесная уродица?
- Не смей, Скидди, так говорить о себе, - отец не выдержал ее взгляда, отвернулся к окну, стал смотреть в него, хотя увидеть хоть что-то сквозь растянутый на раме бычий пузырь было нереально. – Ты красива. Своей, особенной красотой. Беда в том, что люди не разглядят твоей красоты. Они видят самую малость из того, что возможно, видят бычий пузырь на окне, а не то, что за ним, боги не дали им способность заглядывать в суть существ и вещей.
 - Ничего. Я как-нибудь переживу их слепоту. Ну, ты пойдешь со мной?...Поможешь?
Он повернулся к ней. Лоб его пробороздила глубокая морщина.
- Иди, приводи в порядок хозяйство, собирай вещички, выспись, завтра к закату выходим.
- Да что там собирать, - Скидди тепло ему улыбнулась, впервые с момента его появления в темной, затерянной в глубине лесов избушке, - у меня пара платьев, две накидки – их я мигом увяжу в узел, и козочка, ее я возьму на руки. Выходим сейчас, зачем ждать до завтра?