Глава V

Море, отливавшее на солнце жирным блеском, было вязким, как масло, по нему равномерно двигались ленивые ряды волн, которые больше затрудняли продвижение кораблей вперед, нежели помогали им. Ветер, как назло, дул в корму и был до обидного слаб, словно дыхание младенца.  Поэтому «Щука», на борту которой размеренно грохотал барабан, шла на веслах, гребцы, сидевшие по трое на одном весле, привычно помогали себе песней.
Впереди «Щуки», опережая ее на пять корпусов, шел «Окунь», где также пели. Не занятые на гребле матросы развлекались тем, что бегали по вздымающимся и опускающимся веслам, прыгали в воду и плыли за кораблем, пока их не вылавливали из моря. Для подобных забав погода была в самый раз – теплая, солнечная, редкость для  Северного Моря, даже летом терзаемого штормами. Впереди «Окуня», немного правее его траектории движения шла «Ночная Кобылица», за «Щукой» тащился отстающий «Молот Тора» - драккар недурно потрепало в походе, и он утратил свою быстроходность. Слева почти у самого сверкающего ясностью горизонта плясал, как дельфин на волне, хёрдаландский кнорр «Противник», недалеко от него плыл «Флауро» - две единственные уцелевшие галеры из всего флота Аскеля Скьяльга, отправившегося с драккарами Торгримма к берегам Англии.  Впереди, да и позади тоже, повсюду, куда доставал глаз, царила насыщенная синь, кое-где слегка разведенная серостью.   
- Не припомню такого погожего, безветренного рейда, - Снорри глянул на солнце, раздул ноздри и раскатисто чихнул, - уж сколько плаваю, посчитать если, годов с пятнадцати, всякое было, и штиль, но чтобы такой. Море как студень. Гребцы вымахаются, пока доплывем.
Стоя у борта «Щуки» он жевал древесную смолу, откусывая от зажатого в кулаке большого куска, сплевывал за борт коричневую слюну. Голова у Торгриммова сына была туго замотана, на затылке сквозь тряпицу проступил кровавый след.
- Если вымахаются, сам сядешь на весла, бездельник, - Торгримм, бывший рядом,  размахнулся, словно хотел отвесить Снорри подзатыльник, но ограничился несильным тычком в ребра, - не рассуждай, глаз не спускай с солнца. То, что штиль, это почитай благодать. Не приведите боги, грянет шторм, собьет нас с курса, не выплывем, запас воды истощен основательно. А пропасть не хотелось бы, ох не хотелось бы, с такой-то царской добычей. Богатый вышел рейд, посчастливилось нам, сынки.
Снорри и Ролло отреагировали на слова хёвдинга тем, что угрюмо переглянулись. Добычу в этот раз им действительно довелось урвать знатную – забитые жемчугом, золотыми дукатами, драгоценностями, каменьями и ритуальной посудой сундуки громоздились один на другом в широком квадратном углублении у мачты драккара. Но чтобы назвать рейд счастливым…
Вопреки планам, они не поплыли в Западную Англию, обогнули, двигаясь с севера, весь Изумрудный Остров, на восточном побережье разграбили несколько мелких островов. Но особенно им повезло на Внутренних Гебридах. Под покровом ночи скандинавы подплыли к лысому пляжу большого острова, высадились, пройдя немного внутрь, взяли богатый монастырь. Ограничились небольшой резней, в ходе которой от приора выяснили, что остров называется Айона и что он, как и аббатство Святого Коламбы на нем, находится под протекцией правителей Мэна.
Викинги с Мэна славились крутым нравом, поэтому с Айоны Торгримм буквально драпал, предварительно распихав монастырские богатства по сундукам, сваленным теперь на палубе «Щуки». «Щука», самый мощный во всей флотилии драккар, была выбрана, как судно для перевозки добычи, еще дома на тинге.   
При попутном ветре норвежцы прошли сквозь Гебридский Архипелаг, миновали Гневный Мыс  и Оркнейские острова. Дело оставалось за малым - держась большой воды, оставить позади чужие земли и выйти на простор Северного Моря. Удача изменила им у Фэр-Айл. Большая часть драккаров была уже далеко, когда из-за острова показались барки, повернутые носами на запад. Заметив двигающийся в открытое море арьергард норвежской флотилии, барки резко изменили курс и полетели к отстающим кораблям.
Их нападение смотрелось сперва нагло и комично, поскольку лодок было всего семь, по дюжине бойцов на каждой, но потом стало страшным, когда лодки, подлетев к двум крайним хёрдаландским кноррам, облепили их, а пираты принялись шустро карабкаться на палубы. На кораблях завязался бой. Один из кнорров загорелся. С палубы «Щуки» Ролло видел, как табанят и плывут на помощь хёрдаландцам «Окунь» и «Молот Тора», как с захваченной «Карии» враги скидывают в воду заколотых и зарубленных норвежцев. 
- Паршивые пираты! Сукины дети, разрази их гром! – Торгримм, налегая грудью на парапет, впился глазами в картину морской бойни, - я знаю, кто это такие! Оркнейские черти, чтобы им потонуть всем без остатка, чтобы их рыбы сожрали! Оркнейский ярл Хлодвир – подданный нашего конунга, какого хрена он треплет норвежцев? Руку даю на отсечение, на нас напали люди Гилли, его названного братца! Этому пирату закон не писан. Вечно бесится, дай только вцепиться в человечину, людоед, головорез проклятый!
- Странно слышать такие речи от тебя, отец! – Снорри подбросил и ловко поймал за рукоять боевой топорик, - ты же сам пират и головорез! Плывем на помощь! Скорее!
- Да, хёвдинг! – Ролло, старясь не пропустить ничего из битвы, повис на снастях, - Двигаем! «Кария» гибнет, «Рагнел» почти готова! «Молот Тора» уже там, наши бьются с оркнейцами! Ох, и злые же эти островитяне, горсткой напасть на целый флот! Сущие дьяволы!
- Нет! – рявкнул Торгримм, - не куда мы не двинем! Плывем, как и плыли. Я воюю с людьми, а не с бесами, нечистой силой! И рисковать нам нельзя! Уж лучше потерять пару драккаров, чем всю добычу!
Услышав такой ответ, Ролло едва не вывалился за борт. Снорри повернулся к отцу с перекошенным лицом.
- Своих бросаешь? На «Окуне» Свен Эриксон! А ну командуй табанить!
- Я тебе сейчас скомандую, вошь, - вызверился хёвдинг. – Сказано, плывем, как плыли.
- Ах ты жадная ослиная задница,  - Снорри крепче стиснул пальцы на топорище, - продался за кучу золота. И правда чего бы не пожертвовать парой посудин, тем более они не наши, а хёрдаландские... 
- Чего ты передо мной топором машешь, сынок? – прищурился хёвдинг, - ссоры ищешь? Не знал, что ты неравнодушен к хёрдаландцам, готов из-за них с отцом сцепиться?
- За них с тобой Аскель Скьяльг рассчитается,- Снорри громко потянул носом и глоткой, сморкнулся прямо на сапоги хёвдинга,  - а мне ты ответишь за…
Договорить он не успел. Хёвдинг подал знак, один из стоящих рядом матросов приложил Снорри обухом по темени. Тот выронил топорик и с грохотом обрушился вниз.
- Для своего же блага помалкивай, парень, - буркнул хёвдинг, видя шальной взгляд Ролло, - лучше присмирей. Не бычься. Учить меня никому не позволю. Снорри дурень, но самое главное сын. А ты, хоть и будущий зять, но если начнешь вякать, шишкой не отделаешься. Считай, я спас твоего дружка от роковой ошибки.
Движение скандинавской флотилии к родным берегам продолжилось. В схватке с оркнейцами чуть не погиб «Молот Тора», его отбил во время подоспевший «Окунь». Когда отставшие корабли догнали «Щуку», стало известно, что оба хердаландских кнорра попали в лапы островитян, что в битве почти со всей командой «Карии» полег сам Аскель Скьяльг, а на «Окуне» убили Лесного Финна, дельного капитана и отличного морехода. Свену Эриксону отрубили правую руку почти по локоть, но принять командование кораблем и довести его до своих он все-таки сумел.
А к концу восьмой, считая от начала, недели плавания, когда до дома оставалось каких-то несколько дней, над морем повис душный, маслянистый, неестественный штиль. Драккары ползли сквозь него, будто сонные. 
 - Эх, все сложнее становится викинговать, - пожаловался хёвдинг Торгримм обиженным тоном, который в сочетании с его варварской рожей прозвучал потешно, - В западной стороне всё занято, все сидят на своих землях и клыки скалят. Как жить? Куда соваться? Хоть бы какая война нарисовалась, чтобы было кого пограбить. Однако скальды поют, есть еще где-то теплые моря, богатые дальние страны с дворцами, есть Грикланд, в котором обитают темнокудрые красотки, люди-быки и люди-кони – там мы еще не бывали. Но чтобы туда доплыть, надо опять огибать проклятую Англию. И Оркнейские Острова -  чтоб их холера взяла. А тамошние викинги все сплошь забияки и разбойники. Да какие там разбойники. Ты верно сказал, Ролло, сущие дьяволы… На будущий год они нас не пропустят…
-  Я вот чего думаю, хёвдинг, - Ролло отвернулся, стараясь не замечать алчные взоры, которые Торгримм бросал на сваленные у мачты сундуки. Чтобы закрепить их, он приказал стаскать все свободные тросы и сети, - оркнейцев этих хорошо бы превратить в союзников. Завяжи дружбу с их ярлом, и вместе поплывем к южным морям.
 - Завязать дружбу с Хлодвиром из Оркни? – загоготал Торгримм, - а что, не дурна мыслишка! Он силен, и если уж с кем союзничает, то накрепко – за того, кого считают своим, оркнейцы готовы шкурой подарить. Поэтому никто их расколоть не может, проще железо в вине растворить. Чем ты предлагаешь привлечь Хлодвира?! Земель ему наших даром не надо, их у него есть в достатке в Ирландии и Шотландии. Единственную драгоценность, дочку, ты у меня умыкнул, да и вряд ли бы он на нее польстился… Может сына пообещать в качестве придворного шута…
Снорри, громко чавкая пережевываемой смолой, тоскливо покривился.
- Хороша задумка, Ролло, но не выгорит, - заключил Торгримм, - Хлодвир водится с кельтскими корольками, даже в жены ихнюю принцессу взял. Говорят, Эйтнэ эта происходит из рода богини Дану и прекрасна, как летний закат. Мы для него мелковато плаваем…. Но если завязывать с ним дружбу, то, как можно скорее, потом поздно будет.
- Почему поздно? – удивился Ролло.
- Из-за сыновей, - Торгримм слегка побледнел, -  В сыновьях его могущество. Отец силен, а сыновья превосходят отца во всем, и каждый новый отпрыск дает фору предыдущему. В няньках у них ходит душегуб Гилли, чуть ли не с пеленок таскает мальцов в рейды, вместо игрушек у них мечи и копья, вместо колыбельных вопли убиваемых врагов. Но старшие сыновья рождены от наложниц, а теперь сама принцесса Эйтнэ ожидает законного наследника. Сомневаться в том, что будет мальчик, неумно, от Хлодвира девочки не родятся. Принцесса выносит по меньшей мере дракона, поскольку в доблести эта баба мужу не уступает, при нужде схватится и за меч, за ней не заржавеет. Пока-то Хлодвир хоть как-то лоялен в норвежской короне, но когда на его троне рассядется сынок, воспитанный мамашей-ирландкой, взвоют все – и скандинавы, и шотландские мормэры и английские таны.   
- Вы все болтаете, а я никак не соображу, - вдруг сказал Снорри, отхаркиваясь за борт раз, наверное, в сотый, - что это там виднеется на горизонте?
Ролло не сразу понял, о чем говорит друг. Ему пришлось приглядываться несколько секунд, прежде чем он увидел вертикальную черточку, тонюсенький темный штришок, перечеркнувший линию горизонта в той стороне, где шел «Флауро». Хёвдинг, моргая слезящимися, и не такими зоркими, как у юнцов, глазами, не видел странную черточку до тех пор, пока она не начала двигаться. Переместилась навстречу плывущему вперед хёрдаландскому кнорру, перестав неподвижно дрожать в сыплющей бликами голубизне, и как будто бы немного подросла .
- Что за чертовщина? – буркнул Торгримм, защищаясь от солнца ладонью.
- Знал бы, не спрашивал, - Снорри пошел вдоль борта, хватаясь за канаты, в кормовой части вывесился наружу, -  не пойму, на что это похоже? Никто не скажет, парни?  Есть догадки?
Гребцы втянули весла, повскакивали со скамей. Теперь все, кто был на корабле, следили за метаморфозами еще не распознанного явления, которое перестало быть черточкой и превратилось в крохотное облачко, меняющее форму наподобие струйки дыма, колеблемой ветром. Чайки, сопровождавшие судно, вспарывали повисшую над «Щукой» тишину резкими, противными криками. Облачко, колышась, ползло по морской глади навстречу «Флауро». Выглядело оно не страшно, но и безобидным назвать его язык не поворачивался.
Вдруг на драккар обрушился поток свежего воздуха, захлестнув палубу. Рванулся, как лебедь в силках, обвисший парус. Моряков ослепила внезапная, неясная вспышка, сладко пахнуло озоном, и раздался жуткий грохот, как раскат грома, только в разы мощнее, от которого заложило уши. Звук штопором ввинтился в барабанные перепонки. Викинги закричали, сгибаясь и зажимая руками головы. Снова сверкнуло – из воды, где только что плыло облако, вырвался долгий сноп света, на вершине его, как на стебле, расцвел пурпурный цветок. Он вспыхнул, залив огнем все море, отчего некоторое время ничего нельзя было разглядеть. А когда свет притух, перестав ослеплять, все снова закричали. На сей раз от страха. Ибо увиденное иных чувств, кроме животного ужаса, вызывать не могло. И не вызывало.
Черное облако раздулось до размеров горы и поменяло цвет – теперь это была плотная, бугрящаяся и подвижная, словно живая, масса багрового дыма. Поднимаясь от поверхности моря до самых небес, она ритмично раздувала и втягивала бока своей исполинской веретенообразной туши, с грохотом испускала сверкающие зигзаги молний. До «Щуки» донесся угрожающий рев, вибрирующий на низкой ноте – едва начавшись, он больше не прекращался, с каждой секундой нарастая и делаясь все ниже.
-  Великая Битва, нам конец, - проговорил, еле ворочая занемевшим языком, Снорри.
- Что это такое? – Ролло захлебнулся. Бьющий со стороны стихийного бедствия  ветер загонял слова обратно в глотку.
- Это Черный Шторм! - определил викинг по имени Гицур, от страха глотая слова, - Черный Убийца из подводного мира. Без толку сейчас молить богов о спасении. Черный Шторм – их оружие, они наслали его на нас за то, что мы бросили своих в битве с оркнейцами. Одно нам остается.
- Что? – хором спросили Ролло и Снорри.
- Удирать. Грести во все лопатки, – крикнул Гицур, бросаясь к веслу.
Его примеру последовали остальные. «Щука» полетела по морю, словно ее огрели плетью. Капитаны прочих судов, было заметно, разделяли мнение Гицура о бегстве, драккары плыли раз в десять быстрее обычного, задрав над волнами  штевни. 
Черный Шторм, погромыхивая и плюясь молниями, начал вертеться, как волчок, постепенно, но неотвратимо ускоряясь, тонны клубящегося дыма ринулись по спирали ввысь. Багровый смерч сорвался с места, полетел, уверенно набирая скорость и разгоняя вкруговую сонмы водных глыб.   
Первым он накрыл «Флауро», который шел к нему ближе всех, пересекая траекторию движения смерча. Драккар пропал в вертящейся мгле, словно его никогда не существовало. Черный Шторм даже не замешкался, помчался к «Противнику». «Противник» плыл недалеко от держащихся вместе кораблей Торгримма. Поэтому гибель его была лучше видна тем, кто пока еще оставался жив. Черное щупальце шторма подняло кнорр с поверхности воды, он замелькал, завертелся на внешней стороне воронки, поднимаясь к небесам, исчез среди стреляющих световых разрядов.
-  Шторм пройдет мимо, - Ролло налег на весло, оскаливаясь от усилия, - он слишком быстр, поэтому догнал бы нас в момент, греби – не греби. Но нам на счастье движется в противоположную сторону.    
- Не будь так уверен, - выдохнул сидящий рядом Снорри, они вместе потянули рукоять весла,  -  у него своя воля. Повернет и сметет нас, как горстку щепок. Если Гицур прав, и Шторм послан богами, то без взбучки нам не уйти. Вихрь забросит нас прямо в Вальгаллу! Разве плохо?
Снорри  зашелся сухим, неприятным гоготом.
- Считай, накаркал, Снорри, - прервал гребец с задней скамьи, - Простите меня братья, если чем кого обидел.
И команда «Щуки» увидела догоняющую их смерть. Торнадо, шедший наискось с севера на юго-запад, изменил направление и, воя, полетел за сбегающими драккарами. Действовал он, словно разумное существо. «Ночная Кобылица», которую настигла ветряная воронка, взорвалась замораживающими кровь воплями матросов. Высоченная волна перехлестнула через ее борт. Смерч схватил драккар, играючи поднял, раздался мерзкий хряск разламываемой, как скорлупа ореха, палубы, замелькало зеленое от тины днище. Расшвыривая по сторонам весла, людей, целые куски растерзанного корабля, шторм пошел на «Щуку». Впереди него поднимался издающий гул вал. Он впечатался в левый борт «Щуки», чуть не перевернув ее. Драккар накренился, но снова встал на киль. Торгримм бросил кормило.
- Спасайтесь, - заголосил он, панически размахивая руками, - вяжите себя к мачте!      
Это был напрасный призыв, привязываться на «Щуке» было нечем. Несколько викингов, включая Снорри, спрыгнули в воду и поплыли от обреченного корабля, но беснующиеся волны накрывали и топили их. Другие кинулись к мачте, стали перерубать и дергать канаты, стягивающие сундуки с добычей. Торгримм, осознав, к чему призвал команду, подбежал к моряку, пытающемуся перерезать сеть, всадил в спину бедняге топор, сам распластался на большом сундуке, обхватив его руками и ногами. Ролло, увидев это, прыгнул на Торгримма. Предпринять ничего не успел, хёвдинг душераздирающе завопил, что-то его подкинуло, перевернуло в воздухе, бросило спиной на мачту и уволокло вверх по ней. На «Щуку» обрушились тьма и вода.
Ролло почувствовал ломающий ребра удар, который швырнул его на доски. Он стукнулся лицом об ребро ящика, разбив переносицу, заметив образовавшуюся между расшатавшимися сундуками щель, вертко, как уж, вполз в нее. Умудрился в тесноте перевернуться лицом вверх и увидел над собой, над заостренным обломком мачты, уходящий ввысь тоннель из дыма и огня. «Щука», наворачивая круги, плыла по нему в кромешную темноту. 
«Я внутри шторма, - удивился Ролло, широко раскрывая глаза и озираясь, - внутри убийственной воронки. И я все еще жив».
Здесь было тихо. Стояла полнейшая, сдавливающая череп тишина, какая бывает только под водой. Ролло видел, как моряки, цепляющиеся из последних сил за тросы, расплющенные доски палубы и бортов, открываются и вылетают за пределы воронки, не издав при этом ни звука, хотя было видно, что они кричат. В душном воздухе висели щепы, переломанные весла, оторванные конечности, головы, оглушенные рыбы, шмотки водорослей, человеческих кишок, обрывки паруса и снастей, разноцветные клочья тряпья.  Кровь, вода собирались в бусины, которые болтались, стукались друг об друга и отскакивали, а иногда соединялись в большие серебристые шарики. «Щука» постепенно разваливалась, поднималась по спирали все выше, с каждым новым оборотом становясь ближе к изрыгающей молнии туче.
«Вот и все, - понял Ролло, когда очередной высверк ослепил его, - конец мне пришел. Прощай, Астрид».
Зажмурившись, он постарался вызвать в памяти образ любимой. Но не сумел. Вместо этого перед глазами появилась и встала, заслоняя собой все остальное, другая фигура, по-мальчишески худая, если не костлявая, опутанная ореолом мышиного цвета волос. Она наклонилась над ним, Ролло увидел бледное треугольное лицо, на котором ярко разгорелись разноцветные глаза – черный, как гагат,  и белый, словно вода в меловом ручье.    
 «Скидди, - прошептал Ролло, - Что ты делаешь»?
«Спасаю тебя», - отозвалось привидение. Молния сверкнула сильнее, и мир накрыло темное покрывало небытия.

- Безмозглый молокосос. Упрямый баран. Чего ты упираешься? Чего ждешь? Чуда? Оно уже случилось. Мы, слава богам, живы, а Шторм сгинул. Распался как пыльный столб. Но это не значит, что он не может вернуться. Плывем, пока не поздно.
- Нет, остаемся. Надо дождаться…
- Чего дождаться? Твоей смерти? Ну, поверь, до нее недолго осталось.
- Утра, Арнур. Мы подождем утра и посмотрим…
- Сдается мне, утро и твоя смерть наступят одновременно. На вот, попей…
Свен Эриксон попытался приподняться, неловко елозя спиной по корме и не смог. Матросы усадили его, один подсунул ему под лопатки спальный мешок. Арнур Косой присел перед ним на корточки, стал поить из ковша. Получалось не очень. Свен жадно тянулся растрескавшимися от жара губами, часто сглатывал, но эль из айонского монастыря тек по подбородку и горлу, проливался на грудь, почти не попадая в глотку.
- Ничего не выходит, - Свен, хрипло дыша, отвалился на мешки, - я не могу пить из ковша. Намочи какую-нибудь тряпку, Арнур, и дай мне ее высосать.
- Тряпку, говоришь, где ж я ее возьму, Свен? - Арнур стал озираться.
- Возьми эту штуку, - чья-то рука подала ему морскую губку, - только не мешало бы промыть.
Арнур взял губку, прополоскал ее в ведре с водой, обильно полил элем из ковша и подал Свену. Свен с урчанием принялся высасывать из нее жидкость. На постаревшей физиономии Арнура Косого отразилась жалость.
- На кой сдалось тебе это утро, парень? Никто в шторме не выжил, уж поверь мне, плывем домой. Тебе бы до Кнаупангр дотянуть… Встретиться с сестренкой Ролло Асбьёрнсона, прежде чем околеть. Объясниться с ней.
- В чем мне с ней объясняться? – Свен перестал пить, на его запавших щеках проступил слабый румянец. – Чего ты Ингрид приплел, старый хрыч?
- А ты не отнекивайся, что сохнешь по ней, - Арнур уселся рядом, - все это знают. Ты для девчушки старался, геройствовал в походе, зарабатывал раны, богател. В мужчину превратился. Доложишь ей о всех своих подвигах, а там и помирай на здоровье.
Он уныло понаблюдал, как Свен вздыхает, прижимает к себе обмотанную окровавленной тряпицей культю правой руки. Лицо Эриксона, постоянно сведенное болезненным спазмом, было залито липким потом, сам он  трясся, стискивал челюсти, сдерживая рвущийся из горла стон.
- Плывем домой, Свен.
- Может, ты заткнешься, Арнур, - раненый опустил припухшие веки, - твой брат Лесной Финн, погибая, оставил меня за главного. Если бы ты не отрубился, схлопотав по черепу от какого-то оркнейца, не заставил нас всех думать, что переселился в мир иной, то сейчас бы командовал себе на «Окуне» в свое удовольствие. А так я здесь капитан, нравится тебе это или нет. И я хочу дождаться утра. У нас уцелела шлюпка. Кому неймется, - он открыл мутные глаза, обвел ими сгрудившуюся на корме команду, - можете брать ее и плыть. Если напряжетесь, догоните «Молот Тора» Хауга Дьярви. А «Окунь» останется на месте. Я должен осмотреть море, убедиться, что никто не уцелел. Раз выжили  мы, значит, мог выжить еще кто-то. Мы его вытащим.
- Ничего мы не вытащим, кроме глушенной макрели, - заворчал Арнур Косой, - с рассветом ты отправишься к праотцам, упрямец. Через пару деньков и мы тебя догоним. Не ты один при ранах, все здесь покусаны, измотаны. Но раз ты того желаешь, капитан, будем ждать утра.   
Матросы стали вповалку утраиваться на палубе. Один негромко затянул песню, другой захрапел, третий протяжно пустил ветры. Зазвучали разговоры вполголоса. Кто-то музыкально сморкался в темноте и хаял хёвдинга Торгримма, теперь уже окочурившегося, за то, что тот бросил «Окунь» на откуп оркнейцам, а сам удрал. Какие-то двое, пересыпая разговор бранью, вспоминали устроенную Черным Штормом мясорубку. Наверху убаюкивающе скрипели снасти.
Море за кормой драккара являло собой шевелящуюся черноту, в которой ничего нельзя было разглядеть. Арнур слепо пялился в шепчущую волнами ночь и прислушивался к Свену Эриксону. Вот молодой викинг перестал дрожать и больше не выдыхал со свистом воздух сквозь сжатые зубы.
«Откинулся мальчишка, -  с сожалением догадался Арнур, - поганец! Все равно бы я его не довез».
Он не стал ощупывать Свена, растянулся на палатке и глянул в небо, на котором плавно разгорался пока еще мало заметный рассвет.
- Светает, - неожиданно проговорил лежащий рядом «мертвец» абсолютно нормальным, даже бодрым голосом, - мне как будто неплохо. Рано ты меня похоронил, старикан.
Арнур рассмеялся с облегчением. И вдруг сорвался с лежанки.
- Смотрите! – он ткнул пальцем в развидняющуюся темноту, - Я один это вижу?
- Нет, - на носу, перестав напевать, поднялся викинг, подпоясанный доходящим чуть ли не до подмышек меховым поясом, - твои косые глаза тебе не врут, Арнур, я тоже вижу.
- И я вижу…
- И я…
- Это все видят, - пошевелился на мешках Свен Эриксон, -  не зря я тебя не хотел слушать, Арнур. Даже рыскать по морю не придется. Вишь ты, корыто само к нам приплыло…   
Солнце стремительно взошло, вызолотив небосклон, пролилось в море. Моряки увидели полуразваленный корабль с куцым обломком вместо мачты, вырванным тараном и штевнем, который был разбит и топорщился деревянными колючками, пучками щеп. Драккар спокойно дрейфовал от «Окуня» так близко, что до него можно было добросить камнем. 
– «Щука»! – обалдел Арнур Косой, - Ты как в воду глядел, Свен. Хорош выдался вик, ничего не скажешь! Кому рассказать, не поверят, вруном обзовут, еще и пинка отвесят. Черный Шторм, теперь это… Чего подумать-то…
- Кончаем думать и гребем! – гаркнул Свен с такой силой, что Арнур усомнился в плачевном состоянии его здоровья, - «Щуку» надо взять на абордаж!
 
Они нашли то, что ожидали найти. Палуба «Щуки» была разворочена, местами проломлена и затоплена водой, иссечена, заляпана так, словно на ней произошла кровавая резня. И совершенно пуста. Сделанная  на совесть дубовая обвязка драккара пережила шторм, но команда оказалась куда менее крепкой – ни единой живой души. Зато сундуки с добычей уцелели. Все до одного. Их слегка расшатало, развезло по сторонам, перевернуло, оборвалось несколько крепительных тросов. Ну, и все. Добыча, захваченная в вике, сохранилась в полном объеме. Викинги обрадовались ей, как дети. На «Щуку» с «Окуня» была переведена часть команды.
- Деньжищ – завались! - Арнур Косой двумя ударами булавы сбил замок с самого большого сундука, откинул окованную металлом крышку, - на эти желтые кругляки целый флот построить можно и нанять армию. Ясно мне, почему Торгримм трясся над богатством, как ощенившаяся сука над помётом.
Он по локти погрузил руки в золотые монеты, которыми до отказа был набит сундук.
- Если нанимать, то йомсвикингов. Они - сила! Поплывем с ними к островам и устроим оркнейцам кровавую баню! -  викинг в меховом поясе до подмышек отворил сундучок поменьше. Он оказался заполнен радужно искрящимися каменьями и матовым жемчугом, - Ого! Да тут не то, что нанять! Купить весь Йомсборг к дьяволу и вся недолга!
Пират поднял сундучок за скобы ручек и хохоча потряс его.
- Что скажете, братцы? Неужто потащим всю эту прелесть домой? Ярлы Ладе прознают и отымут у нас трети две богатства, а то и больше! Мы покамест для всех мертвецы. Так плывем на все четыре стороны!
- Завали хайло, Льокса, - посоветовал Арнур, захлопывая крышку сундука и распрямляясь. – Верни ларчик на место. Не тебе решать, что делать с добром, а Свену. Потому как он капитан, а ты, гад, который наводит смуту.
- Эриксон сосунок и без пяти минут труп, - огрызнулся Льокса, но сундучок поставил, - спихнуть его рыбам на корм, пусть барахтается. Если выплывет со своим обрубком, его счастье.
- Сейчас я тебя спихну на корм, выползок,  - посулил косоглазый пират, постукивая булавой по торцу сундука, - стою вот, смотрю на тебя, паскудная морда, и припоминаю, что ты сам у нас наемник. Пришелец. Смотри у меня, срок твоей службы готов сию секунду истечь.
Негромкий, но отчетливый стук, донесшийся снизу, прервал их.
- Что это? – взглянул под ноги Льокса.
- Утопленники скребутся в днище драккара, - предположил один из пиратов, - услышали, что ты к ним собираешься, Льокса, и поторапливают.      
- Иди к черту!
- Тише вы! – рявкнул Арнур Косой, потому что стук повторился, - там под сундуками кто-то есть! Живой! Достаньте его! Быстро!
Моряки перепилили канаты, повытаскивали и растащили сундуки верхнего слоя. Арнур Косой заглянул в отверстие, открывшееся среди нижних ящиков, и протяжно присвистнул. Все, кто был на «Щуке», подошли ближе к мачте, увидели лежащего в углублении парня, основательно побитого, окровавленного, скрючившегося в позе зародыша, но живого. Он застонал, приподнял разбитую голову, знаками прося помочь ему подняться.
- Ролло! - узнал найденыша Арнур, - Избранник судьбы, чтоб тебя! Пережил шторм, сокровище сохранил и сам отыскался. Хоть помятый, но живой. Знаешь ли, как твой друг противился отплытию? Не зря мы ему поддались, ох не зря. Раз Всеотец оставил тебя в живых, значит быть тебе счастливым. Ну-ка, выковыривайте его из тесноты, ребята!

На пляже Кнаупангр, зажатом с трех сторон колоннадой круч, во всякое время повитых легкой вуалью тумана, в стороне от верфи и мостовых быков, подальше от пристани и обоих размытых прибоем молов, из моря поднимался круглый насыпной островок. К нему вела старая дамба, грубо возведенная из потрескавшихся и просевших плит, вечно скользких от брызг. На островке стоял вытянутый к вершине камень, прозванный в народе Причальным. Обломок горы, покрытый причудливыми соляными разводами, известковыми наростами, выветренный и влажный от воды. На остров мегалит был заброшен, наверное, дланью древнего великана, он являлся своеобразным символом поселения, к которому первым делом подходили и кланялись прибывающие домой из походов викинги.
Второй день у Причального камня, прислонясь к его отполированному ветрами боку, сидела Скидди. После безрадостной беседы с Хаугом Дьярви, капитаном единственного вернувшегося в гавань драккара убитые горем жительницы разбрелись по домам оплакивать судьбу погибших мужчин. А Скидди по дамбе добралась до островка.
Ей нечего было делать дома, никто ее там не ждал. Ни еды, ни дров, чтобы растопить очаг. Дома она замерзала, коченела до полусмерти. Хотя у камня было еще холоднее. Кроме постоянного бриза здесь было море. Днем оно разбивалось о клыки рифов, накрывая насыпь ливнем брызг. А после полуночи во время прилива островок почти полностью тонул, и Скидди оказывалась поймана в водяную ловушку на клочке суши величиной со спину быка.
Она мужественно терпела муки пребывания у Причального камня. В тот час, когда Скидди ступила на островок, ей стало ясно, что отныне возвращение Ролло зависит от ее пребывания здесь. Если она выстоит и дождется, он приплывет домой. Если нет, ждать бессмысленно.  Значит, выход один – держаться и терпеть.
Сегодня терпеть было особенно трудно. На море рябило, пенные буруны накатывали на островок, с шумом вороша и обрушивая холмики гальки, заливали отмель. Скидди откашливаясь от соленой воды, обеими руками цеплялась за скользкое чугунное кольцо, вделанное в камень. Прибой играючи подхватывал ее, больно ударял о риф. В воде у его основания болтались ламинарии, осклизлые ошметки морской травы, вздымалась грязная пена. В лужицах и промоинах, образованных приливом, копошились рачки, меж камней дрыгали лапками выброшенные на сушу мелкие крабы, в канавках перламутрово поблескивали искрошенные раковины мидий. Скидди старалась не замечать изнеможение, стократно усиленное болью от синяков, игнорировала мечущихся у самых щиколоток противных змеехвосток. Икры ее ног, обожженные медузами, были словно в огне.
«Я боюсь, Фрей, - мысленно обратилась она к асу, - вдруг ты обманешь меня? Отец не зря предупреждал, что все вы обманщики. Ты ведь меня уже высосал как паук муху, запутавшуюся в паутине. Я замечаю, что мир стал другим. Всё тусклое, скучное, нет прежних переливов, нет теней. Все погасло. И тоненьких голосов я не слышу, почти не понимаю, о чем поют птицы. Ты меня опустошил. Но только не обмани. Исполни свою часть уговора, как обещал! Я приду к тебе. Сейчас. Я потребую, чтобы ты сделал все, как было задумано»!
Скидди закрыла глаза, постаралась абстрагироваться от пронизывающего до костей ветра и грохота моря. Ей нужно было только вспомнить. Поляна, цветы, золотой вепрь с гранатовыми глазками, ясень, под которым стоит… Ничего не выходило, концентрация не доходила до нужного уровня, и начинающая складываться картинка постоянно рассыпалась, как разбиваемый булыжником витраж.
- Хорошо, - шепнула Скидди, откидывая ногой краба, пытающегося ухватить ее за пятку, - я начну сначала.
Она представила холм и Альв, которой тонкое лезвие перерезает горло. Увидела текущую из раны кровь, заливающую жертвенник и траву под ним, потом собственные запястья со вскрытыми венами. Вспомнила разрываемое огненным дождем небо и себя, стоящую на коленях под хлещущими струями пламени. Она уже снова горела, чувствовал, как иссушается ее плоть, шла сквозь горизонты вверх. Но не могла прорваться.
- Ничего не выходит, - всхлипнула Скидди, бессильно повисая на кольце, - что-то не дает пройти. Что-то мешает мне… Ничего не понимаю…
- У нее бред, -  проговорил кто-то. – Она тут заболела. Скидди, ты слышишь? Посмотри на нас.
Скидди обернулась и посмотрела. К ней обращалась Ингрид, стоявшая на дамбе в группе женщин.
- Зачем вы пришли? – угрюмо спросила дочь кузнеца, разглядывая лица пришелиц, в основном печальные и вопрошающие. Хотя были и такие, кто косился ненавистно.
- Мы хотим узнать, почему ты стоишь тут второй день, - ответила Ингрид, выступающая в качестве переговорщика, - ничего не ешь, не спишь. Вся вымокла и продрогла. Что это за наказание такое? Ты собралась умереть?
Скидди сипло рассмеялась, присаживаясь на мокрую гальку и прислоняясь спиной к камню.
- Нет, умирать я не собираюсь. Хотелось бы пожить. От силы, еще чуть-чуть.
- Ветер сегодня дует с Тёутры, он тебя прохватит, девочка, ты захвораешь, - искренне озаботилась пожилая женщина с изможденным лицом, которую Ингрид держала под руку. Мать Ролло – вспомнила Скидди.
- Не захвораю, я крепче, чем кажусь на первый взгляд, - дочь кузнеца потерлась хребтом о шершавую поверхность камня, - а вот вам долго стоять на таком ветру  не советовала бы. Погода сегодня и правда не очень. На севере вон небо синим заносит. К буре.
Женщины, собравшись в кружок, склонились друг к другу, пошептались.
- Толкуют, ты ждешь драккары.  – плечом отодвинув Ингрид, вперед вышла Виви с мешком за спиной, в котором сидел лысый младенец, - Словно точно знаешь, что они придут.
- Раз толкуют, то, наверное, не впустую… - Скидди подняла на невестку хёвдинга Торгримма разномастные глаза, обведенные синими кругами.
-  Ты же морочишь всем голову, болезная! – повысила тон молодуха, складывая под выпирающим бюстом толстые руки.
- Интересно…
- Расселась тут, бабы, на тебя глядючи, верить начинают и тоже ждут. А ждать-то уже некого,  обман всё – надежда та, и ты вместе с ней, лгунья обморочная! Капитан Дьярви сказал…
- Я слышала, что сказал капитан Дьярви, была в тот день на пристани, - перебила устало Скидди, - а тебе не мешало бы знать, Виви, что надежда не для всех обман. Только таких невер, как ты, она не любит. Вот и не жди ни мужа своего, ни отца этого малютки у тебя за спиной, домой они не вернутся… Но остальным ждать не мешай.
- Сыскалась вещунья! - взвизгнула, некрасиво морщась, молодая жена Снорри, - Да пусть у тебя язык почернеет и отвалится! Взялась, тоже мне, решать, кому возвращаться, а кому погибать! Да откуда ты такая выискалась?! Будешь сулить мне зло, я тебя отхожу багром, так и знай! Чего лупишь зенки? Небось не так вылупишься, когда твой долгожданный окажется среди мертвецов! Что если Черный Шторм первым его заглотал!
- Жив он. Я знаю.
- Как ты можешь знать, страхолюдина?!
- Могу! – крикнула Скидди, вскакивая, - Ведь я же жива! Я дышу, значит, и он дышит! Если бы он погиб, с его последним вздохом и я бы задохнулась! Смерть взяла бы меня! Но не берет же! Это так просто понять, но ты-то разве разберешься, деревенщина?! Если бы ты имела хоть каплю надежды, Виви, кто знает, у тебя бы тоже может быть был шанс! Но ты не умеешь ждать, ты глухая, не слышишь, о чем кричат чайки!
- О чем они кричат? – тише, без прежнего гонора спросила Виви.
- Они кричат, что драконы летят домой, - Скидди снова уселась, подтянула к подбородку и обняла худые колени.
- Я больная развалюха,  мало выхожу из дома и не знаю твоего жениха… – Мать Ролло подошла, коснулась сухой ладонью волос Скидди. – Кто он? Ясно, что счастливец, раз его так ждут и любят. Но кличут-то его как? Чей он?
- Не надо, мама, - Ингрид схватила ее за локоть и потянула к себе, - не спрашивай…Оставь ее…
- Почему? Или секрет?
- Ох, мама… - Ингрид обняла мать за шею и что-то шепнула ей на ухо.
- Да благословит тебя добрая Фригга, детка! - женщина расстроено всплеснула руками, - ах, бедняжка… Моя хорошая бедная девочка… Что ж теперь делать-то с этим? Выбрала ты себе партию… э-хе-хе. Ты, вижу, ни за что не уйдешь отсюда, сиротка. Ну так я тебе сама принесу поесть. Подожди меня недолго, несчастный ребенок…
Делегация жительниц поселения, перешептываясь и озираясь на сидящую у камня отшельницу, удалилась по дамбе вслед за Ингрид и ее прихрамывающей матерью. К заходу солнца обе они вернулись, и не одни. С ними была красивая, синеглазая девочка, ее пушистые волосы общего для всего семейства темно-каштанового оттенка покрывал капюшон потрепанного плащика. Гейра, десятилетняя сестренка Ролло. Она помогала сестре нести корзину, из которой они вместе извлекли и разложили перед Скидди хлебцы, жареную рыбу, лук и молоко. Усевшись с подветренной стороны Причального камня, все четыре женщины поужинали. Наутро мать Ролло вернулась опять. Она принесла Скидди теплую накидку из козьей шерсти.