Письма

"Благодарю. С чего же начать то? Ах, да! Вот Вы говорите:"Скучно." Вам точно 18 лет? Просто если бы Вы были старше лет эдак на сорок, то я возможно и поверил. Хотя я могу слишком близко принимать слово "скука". Простите. Действительно, Вы могли употребить его в обычном бытовом смысле. А мне вот не просто скучно, мне до ужаса тоскливо. Когда я говорю:"до ужаса", то имею ввиду, что мне действительно страшно. Я очень сильно запутался сейчас. Вы возможно не поверите, но я удивляюсь как это набрался смелости абсолютно незнакомому человеку так приоткрыть себя. Ведь я параноик! При чём самый настоящий. Трус и параноик. Не в том смысле "трус", что я боюсь заступиться за слабого, кинуть камень в стекло или же просто где-нибудь погибнуть. Я трус перед самим собой и перед теми решениями, которые мне давным-давно следует принять. Я вжился в эту свою маску и не слышу голоса самого себя, который иногда вопит из глубин:"Действуй же, трус!" Я ищу смысл в тех людях, в которых его увы нет. Но я упорно его продолжаю искать, говоря себе:"Ты не так смотришь. Просто ты умом слабый." Я действительно слаб умом. Особенно в общении с людьми. Бывает такую ахинею ляпнешь, что не натянешь на уши. Поэтому люблю общение письмами. Батеньки! Письма! Как это замечательно! Вы писали когда-нибудь письма от руки? Не передать... Но Бог с ними. Дело в том, что когда пишешь, есть время подумать, а это фора. В разговоре к сожалению такой форы не предусмотрено. Знаете как было? Я даже делал себе пометки ручкой на руке, мол: "Не показывай свою глупость. Помолчи." Но когда начинаешь по долгу молчать перед ответом или вопросом, то тебя всё равно принимают за идиота. Так что я смирился.
Порой мне кажется, что загнав себя в это "одиночество", я тронулся рассудком. Да. Так оно и есть. Скорее всего я точно рехнулся. Иногда мне даже мерещится, что я чувствую боль Земли. Ахнуть можно, не правда ли? Меня изо дня в день добивает социум. О, нет! Я не "ненавижу" людей. Отнюдь. Я люблю людей, как и жизнь свою люблю, хоть это может показаться иначе. Меня пугает та пропасть, которая растёт между всеми нами. Хотите теорию? Лет через двадцать мы станем врагами людям, которые нас младше на эти самые двадцать лет. Самыми настоящими врагами. Которые не смогут понять друг-друга. Кстати, совсем забыл. Вы не подумайте, я не нашёл в Вас "жилетку" для своего нытья, я сейчас не распускаю нюни. Ни в коем случае. Ситуация даже обратна. Я настолько погряз в этой непонятной мне депрессии, которая длится добрую бесконечность, что чувствую себя уже вполне счастливым. Хотя причины для этого самого "счастья" очень прозаичны. Я люблю жизнь и верю, что этот круг никогда не замкнётся..."
Аккуратно сложив письмо, Филипп Викторович положил его в ящик стола, к остальным. Их набралось уже по-меньшей мере около двухсот. И все разного содержания, но с одним и тем же призывом. Призыв этот плавал на поверхности, но не мог быть пойман, как ни старайся. По началу письма отправлялись в урну, но со временем отчего то стало страшно их выкидывать. Будто бы Филипп Викторович вместе с ними боялся выкинуть на улицу маленького ребёнка. Письма были по всей видимости к разным людям, всегда. Казалось писавший их, будто в дикой мечте, хотел отправить их каждому на этой планете. Но оседали они тут, в кабинете Филиппа Викторовича.
- Аня, зайдите. - В кабинет, откликнувшись на зов внутренней связи, вошла секретарь.
- Да?
- У него есть бумага? - он слегка кивнул на письмо, давая понять у кого именно.
- Котова говорила, что подходит к концу. А что?
- Отнесите. - Из рук в руки перекочевала толстая тетрадь.
- А должно? - секретарь слегка нахмурилась, но тут же осеклась.
- Не знаю. И ещё. Распоряжение о его переводе в другую палату. На четвёртый этаж. К тихим. Оно готово уже как неделю, чего она там тянет?
Молодая секретарь пожала плечами и тихо ступая покинула кабинет главврача выполнять указания.