Глава 22. Дед

Мирослав Дилано — высокий, худой и довольно угрюмый на вид человек с пронзительным взглядом глубоко посаженных чёрных глаз, выглядел значительно старше, чем обычно выглядели люди его возраста.
Густые, совершенно седые волосы и глубокие морщины делали его похожим на старика, но с первого взгляда становилось ясно, что это старик, который не собирается сдаваться без борьбы ни старости, ни чему бы то ни было ещё.

Он был управляющим строительной компании Атлантиды, которая являлась общей собственностью колонистов. Вверенной ему собственностью он руководил твёрдой, если не сказать — железной, рукой. Откровенно говоря, это было очень далеко от того уровня, к которому он привык — на Купаве Дилано управлял одной из крупнейших строительных компаний планеты.
Никто не мог понять, почему однажды он бросил всё и, распродав имущество, уехал на Фрайм — в эту глушь, где в буквальном смысле не ступала нога человека. Первые колонисты по большей части люди молодые. Зачем начинать всё сначала человеку в возрасте, чья карьера состоялась, а жизнь устоялась?

Конечно, и эту, и любые другие странности "старика Миро" можно было объяснить одной причиной — гибелью единственной горячо любимой дочери. И неважно, что с тех пор прошло много лет, такие раны никогда не заживают до конца. И всё же…

Любому, кто знал его хоть немного, было ясно, что он никогда не поставит свои желания или интересы выше интересов внука. Рэй — единственное, что было для него по-настоящему важно. Так зачем же тащить юношу, едва закончившего школу, чья жизнь только начинается, на край света? — недоумевали одни. Впрочем, другие легко находили этому объяснение: возможно, так он хотел уберечь внука от опасностей большого мира.

С этим мнением согласились все, когда выяснилось, что Рэй твёрдо решил закончить Полицейскую Академию. И даже переезд на Фрайм не смог его остановить, хотя пройти курс обучения заочно и суметь успешно сдать все экзамены и зачёты — такое удавалось лишь единицам и то — чаще всего, не с первого раза.

"Характером в деда пошёл", — говорили знакомые. А Миро не скрывал ни своего недовольства, когда Рэй поступил в Академию, ни своей гордости, когда он успешно завершил обучение.
Одно нисколько не противоречило другому. Мирослав хотел, чтобы его внук вырос настоящим мужчиной. Никто, кроме него самого, не знал, чего ему стоило удержаться и не избаловать мальчика, которого он в одиночку растил с младенческого возраста.

Как трудно найти ту грань, по одну сторону которой слепая любовь, взращивающая самовлюблённых эгоистов, а по другую — чрезмерная жёсткость, порождающая отчуждение, наносящая раны, калечащая… Мирославу Дилано удалось пройти по этой грани, и если он чем-нибудь и гордился в жизни, так это своим внуком, которого сумел вырастить настоящим человеком и которому сумел стать другом. Управление любой компанией по сравнению с этим — ерунда.

Только в одном Рэй мог бы упрекнуть деда: в том, что он не рассказал ему всего — о матери, и ничего — об отце.
Дочь Мирослава разбилась на машине, когда Рэю исполнился год. Это была странная авария, очень похожая на самоубийство, но об этом Рэй узнал только когда вырос и смог самостоятельно навести справки. Тогда он в первый и последний раз решился расспросить деда, настояв на разговоре.

— Нет!!! Это не было самоубийством!

— Но что тогда?

— Я не знаю… не знаю… — Миро отвёл взгляд в сторону, потом снова посмотрел прямо в глаза внуку. — Никогда так не думай. Она не хотела умирать. И очень тебя любила. Она никогда бы этого не сделала. Ты мне веришь?

— Да. — Рэй действительно поверил — дед не умел лгать.

— А мой отец? Ты никогда не хотел говорить о нём. Почему? Просто назови его имя.

— Я не знаю его имени. Твоя мать ничего мне не рассказывала. Ты же знаешь, она занималась наукой, много путешествовала, у неё была своя жизнь. А однажды она приехала ко мне и сказала, что больше никуда не поедет и что у неё будет ребёнок. Она не хотела вопросов, и я не спрашивал ни о чём. Главное — она вернулась, остальное не имело значения. Мне тяжело тебе это говорить, но… если бы твой отец был достойным человеком, она дала бы тебе его фамилию. Даже если они по какой-то причине расстались — сын есть сын, отец есть отец. Но она не сделала этого.

— Может быть, он не знал, что она беременна?

— Может, и так. Но должна быть причина, по которой она ему не сказала. Всё. Хватит об этом. Мне больше нечего тебе сказать. Я не знаю имени твоего отца.

Рэй не поверил. Дед не умел лгать.

Почти всё было правдой. Почти, но не всё. И это не вся правда. Однако продолжать настаивать было бесполезно, и Рэй отступил. Он почти физически ощущал, какую боль причиняет деду одно упоминание этой темы, и не мог, не находил в себе сил возвращаться к ней снова.

***

Вечером, вернувшись домой, Рэй застал деда неподвижно сидящим в маленькой гостиной. Мирослав не зажигал света, не читал и не работал — вообще ничего не делал. Это было плохим знаком.

— Что случилось, дед?

— Левенталь спятил, — ответил Миро ровным голосом.

— Это уже не новость. Но очень интересно узнать, каковы проявления его недуга на этот раз.

— Он заявил, что нам не нужны ни новые производственные площади, ни жильё для новых поселенцев.

— Этим сообщением он сегодня уже порадовал Алину.

— Вот как? Наверное, он хотел, чтобы она сделала для него проект постройки, которая нам "действительно необходима"?

— Точно. Она сказала, что наброски, которые он ей показывал, похожи на бред сумасшедшего.

— Я всегда знал, что она здравомыслящий человек. Надеюсь, её здравомыслия хватило, чтобы отказаться?

— Разумеется.

— Он хотел, чтобы мы этим занялись. Что касается проекта, то тут он, к сожалению, может обойтись и без Алины. В общем, я отказался. Он отстранил меня от руководства. "Надеюсь, ваш заместитель многому сумел у вас научиться и справится не хуже", — процитировал Миро.

Рэй опустился рядом на диванчик.
— И Вольф, конечно, согласился?

— Он давно этого ждал.

— Ты ведь не собираешься сдаваться?

— Я вот сидел и думал об этом. Если бы дело было только во мне — в том, что меня отстранили от работы просто потому, что Левенталь так захотел — не знаю… Но сейчас дело не в этом. Конечно, можно сказать, что Атлантида обязана Левенталю своим появлением, и тем не менее, это не даёт ему права делать с ней всё, что вздумается. Даже твой ребёнок, которому ты дал жизнь, которого вырастил, возможно, отказывая себе во всём, — не является твоей собственностью. Ты не можешь решать за него, потому что это уже не твоя, а его жизнь. А колония… здесь жизни многих людей, и они тоже имеют право решать — это их жизни и их колония — наша колония, не меньше, чем Аста. Поэтому я не собираюсь сдаваться. Если другие думают так же, как Левенталь, — пусть строят, что хотят — я не буду в этом участвовать, но и мешать не стану. Только сдаётся мне, он интересовался мнением других не больше чем моим, твоим или, скажем, Алины. Кстати, как она?

— После разговора с Левенталем чувствует себя не в своей тарелке, а в целом — нормально. Передавала тебе привет.

— Спасибо, — Миро вздохнул. — А что ты вообще здесь делаешь? Я имею в виду — один.

— Вообще-то, я зашёл ненадолго, чтобы переодеться. Мы собирались погулять немного. Но я могу остаться с тобой. Правда. А хочешь, я позову Алину к нам — посидим втроём…

— Поговорим о Левентале… — нарочито мечтательным тоном продолжил старший Дилано. — Замечательная перспектива на вечер! Вот что я тебе скажу: я не собираюсь сдаваться и не собираюсь предаваться печальным мыслям или что там ещё делают в подобных случаях. Нет никакой необходимости сидеть со мной и сочувственно заглядывать мне в глаза. Алина нуждается в твоём обществе больше, чем я. Заметь, — он поднял указательный палец, — в твоём, а не в нашем. Так что давай поднимайся и иди — переодеваться, гулять, петь серенады и прочее…

— Думаю, даже Алина не настолько нуждается в моём обществе, чтобы выдержать серенады в моём исполнении, — заметил Рэй, поднимаясь.

Продолжение: http://www.proza.ru/2016/04/24/2152