Любопытная версия

Любопытная версия.

Любопытная версия композитора В.И.Мартынова, изложенная в его сочинении " Пестрые прутья Иакова ".
Которая показывает на ИСКАЖЕННЫЙ МИР, на который мы в общем то ориентируемся и живем. Не замечая нашего постоянно ускользающего периферического зрения, которое является для нас гораздо важным.
В общем, тут о выходе и отделении из мира...

       ... с новым поворотом этой проблемы я столкнулся много позже
при чтении Ветхого Завета, а точнее при чтении одного из его эпи-
зодов, описывающего сделку, которую заключили между собой Иа-
ков с Лаваном и согласно которой Иаков, пасший стада Лавана,
становился обладателем всего скота, имеющего пестрый или кра-
пинный окрас. В Книге Бытия подробно рассказывается о том, как
Иаков вырезал на прутьях белые полосы, сняв с них кору, и поло-
жил эти прутья в водопойные корытья, куда скот приходил пить и
где этот скот, «приходя пить, зачинал перед прутьями». В резуль-
тате того, что скот на водопое постоянно видел пестрые прутья, его
потомство вскоре стало рождаться пестрым и крапинным, и Иаков
завладел большей и лучшей частью стад Лавана.
... в случае Иакова, этого первого
описанного в истории селекционера, не остается никаких сомнений:
скот, постоянно видящий пестрые прутья, начинает приносить пе-
строе потомство, т. е. он принимает на себя качество увиденного
им, или, говоря проще, он становится тем, что он видит. Но здесь
необходимо обратить внимание на одну деталь: скот становится не
тем, на что он смотрит в упор со всем вниманием, но тем, что он
видит как бы вскользь, между делом, как бы смотря и не видя — во
всяком случае не отдавая себе в этом отчета. Ведь овцы и козы Ла-
вана приходили на водопой не для того, чтобы внимательно рас-
сматривать пестрые прутья, разложенные Иаковом, но для того,
чтобы пить воду и зачинать потомство. Однако именно из-за того,
что в момент утоления жажды и удовлетворения инстинкта раз-
множения их взгляд постоянно упирался в пестрые прутья, они на-
чинали приносить пестрое потомство.

Нечто подобное может происходить и с людьми. Очень часто
они думают, что заняты только тем, на что направлено их внимание
и что они осознают как свою занятость, совершенно не догадыва-
ясь о том, что в то же самое время с ними неотвратимо происходит
что-то совсем другое, а именно: в них происходят внутренние под-
спудные изменения под влиянием того, что находится непосредст-
венно перед их глазами и на что они смотрят, как бы не видя и не
придавая этому никакого значения. Это нечто нефиксируемое вни-
манием входит в человека подобно информации, заключенной в
пресловутом двадцать пятом кадре, и в тайне от самого человека
неумолимо преобразует его природу, преобразует его «Я».
Вот почему нередко определяющим для человека становится не то собы-
тие, которое с ним происходит, и не тот поступок, который он со-
вершает, но тот контекст или то окружение, в котором совершается
этот поступок и происходит это событие. Мы склонны полагать, что
событие или поступок — это главное действующее лицо, для кото-
рого окружение или контекст выполняют функцию театральных
подмостков и декораций, но чаще всего на самом деле главным
действующим лицом является именно окружение или контекст, не-
заметно для человека разыгрывающий ведущую роль в сцениче-
ском пространстве поступка на декоративном фоне события. Можно
сказать, что событие или поступок — это всего лишь канал, по ко-
торому преобразующая сила контекста проникает в человека и
формирует его «Я».

***

Все вышесказанное можно проиллюстрировать на примере ав-
густовских событий 1991 года. Тогда защитники Белого дома пола-
гали, что они отстаивают свободу, демократию, человеческое дос-
тоинство и тому подобные возвышенные вещи и что именно в этом
заключалась суть всего происходящего с ними. Однако в действи-
тельности дело этим не ограничивалось, ибо в то же самое время с
ними происходило еще кое-что, что не фиксировалось их сознани-
ем, но тем не менее имело более глубокие последствия, чем по-
следствия их осознанных действий или поступков. Этим неосознан-
ным фактором воздействия стало одно простое обстоятельство, а
именно то, что в поле зрения защитников Белого дома постоянно
находился сам Белый дом — это совершенно по особому уродливое
обкомо-горкомовское, совково-посохинекое сооружение, визуаль-
ный образ которого ежесекундно довлел над всей ситуацией,
транслируемой к тому же на миллионы телеэкранов. Это был какой-
то фантастический нескончаемый перформанс под названием «Бе-
лый дом». Белый дом на фоне голубого неба с медленно плывущи-
ми кучевыми облаками, Белый дом под дождем, Белый дом в закат-
ных лучах, Белый дом в тревожном ночном освещении, Белый дом
в еще более тревожных предрассветных сумерках; словом, Белый
дом во всевозможных ракурсах и во всевозможных световых режи-
мах — этот Белый дом со всей неотвратимостью запечатлевался в
сознании и памяти не только тех, кто находился непосредственно у
его стен, но также и в сознании миллионов телезрителей, которые,
затаив дыхание, следили за развитием событий, прильнув к экра-
нам своих телевизоров. Именно это невольное и неосознанное,
вместе с тем тотально неотвратимое созерцание безобразных форм
Белого дома и стало основным содержанием и главной темой тех
памятных событий, в то время как защита свободы, демократии и
человеческого достоинства выполняла роль приправы или упаковки.

Случилось так, что эти дни мне довелось проводить в Сортава-
ле, где в короткие перерывы между купанием, поездками на остро-
ва, собиранием грибов, их бесконечной обработкой и засолкой я,
как и все, жадно приникал к телевизору, чтобы узнавать последние
новости. Телевизионная картинка московских событий входила в
какое-то чудовищное противоречие с островами, скалами, колдов-
скими лесами, лесными озерами и прочими атрибутами магической
природы Сортавалы. Именно это противоречие заставило меня
вспомнить о прутьях Иакова, разложенных им на дне водопойных
корытьев. Ведь если правда, что именно в те августовские дни за-
чиналась новая российская государственность, то специфическое
совковое уродство Белого дома, постоянно маячившего перед гла-
зами, просто не могло не отбросить своей уродливой тени на то,
чему было суждено родиться в результате зачатия, происходившего
под его сенью, и дальнейший ход событий лишь подтвердил худ-
шие из подобных ожиданий. Люди, отстоявшие Белый дом, полага-
ли, что отныне они будут воплощать в жизнь идеалы свободы, де-
мократии и всеобщего благоденствия, а на самом деле они со всей
неизбежностью начали претворять и реализовывать на практике
уродливый облик Белого дома, который осенял их в момент всеоб-
щей эйфории. Таким образом, во всей этой истории Белый дом сыг-
рал роль пестрых прутьев Иакова, и его образ превратился в некий
подсознательный визуальный аспект национальной идеи, и даже
более того: он стал знаком национальной судьбы, Ведь если я есть
то, что я видел, и тем более что видел это в момент государствен-
ных потрясений, то Белый дом уже неотделим от моего «Я», а мое
«Я» от Белого дома. Облик Белого дома — это судьба моего «Я»,
это мой приговор. Это судьбоносный приговор России.