Апельсин

               

  До этого я ни разу не видела апельсинов. Тем более - не держала  в руках.  А так хотелось.  К нашей соседке, медсестре Любе, ходили в гости офицеры (она была разведенка) , и один из них  принес апельсин – для её пятилетнего сына Андрюши. Я видела как она положила его в шкаф, на полку, и все время думала о нем. Весь день.  О том, какой он оранжевый – мой самый любимый цвет,  какой он круглый. Круглое я тоже все любила: солнце, яблоки..
 Я думала о том, какой он на ощупь, прохладный, наверное, пупырыщатый, и о том, как было бы здорово подержать его в руках. Я потом всем друзьям рассказывала бы о том, как я держала его. А мне бы не верили, потому что апельсинов никто из моих друзей в глаза не видел. Только на картинках.

  На следующее утро у меня поднялась температура. По настоящему. Я не держала градусник над настольной лампой, как делала это иногда, особенно если предстояла контрольная, Лоб у меня был горячий, глаза, по-маминому выражению, лихорадочно блестели. Я-то знала, что у меня было – «Апельсиновая лихорадка».
Все взрослые ушли на работу, включая тетю Любу, и я осталась одна. Наедине с ним,   апельсином.
  Я маялась, не зная как к нему подступиться. Мне уже было восемь лет и я знала, что по чужим полкам шарить некрасиво. Да, но шкаф-то был общий, на две семьи, так что ничего в этом преступного нет, если я его открою.  Я открыла дверцу, избегая смотреть на верхнюю тетилюбину полку. Апельсина мне не было видно, наверное, она его положила поглубже, чтобы Андрюша ненароком не увидел – это был сюрприз, к Новому Году.
  Роста я была невысокого, и как я не вставала на цыпочки, увидеть я его не могла. Пришлось подтащить стул.  Вот оно, оранжевое чудо, светится в глубине шкафа. Даже кажется влажным, а запах! Запах был ни с чем не сравним. Пах он далекими тропическими странами, горячим солнцем, которым он, казалось, пропитался насквозь. Пах он приключениями и путешествиями , и солеными ветрами, а так же белоснежными парусниками и пальмами. Словом, пах он всем, о чем я читала в любимых книжках и о чем мечтала в долгие полярные зимы. Я протянула к нему руку, и тут же отдернула – нельзя!  Но я ведь только потрогаю, думала я, ничего ведь с ним от этого не случится, да и никто не узнает. Я дотронулась до него кончиками пальцев. Он был все что я и предполагала, прохладный, пупырыщатый и немного влажный. Он был – чудесный.

 Если я возьму его в руки – просто подержать – этого ведь тоже никто не узнает, я сразу положу его на место, только подержу минутку. Зато я буду знать, сколько он весит, и какое это ощущение – держать апельсин в руках. Ведь знание – это сила, по выражению мамы.  И я смогу хвастаться (только своим сокровенным подругам) что держала в руках апельсин. Знать об этом никому постороннему нельзя, расскажут родителям. И вот он уже в моих, очень, почему-то, дрожащих, руках.

  То что случилось потом – было просто кошмаром, словно в страшнм сне – я его надкусила! Я не хотела, но зубы мои  уже вонзились в горьковатую шкурку, под которой таилось блаженство. Я с ужасом смотрела на надкушенный апельсин. Что теперь? Не могу же я положить его обратно в таком виде, всем ведь будет ясно, что это моих рук, вернее зубов, дело. Дома-то ведь кроме меня никого не было! Прийдется его съесть. И я его съела. Очистила от кожуры(она хоть и пахла хорошо, но на вкус была не очень), и съела. И никакого удовольствия от этого не получила – очень уж меня мучила мысль о последствиях, что теперь будет?
   
Пропажу апельсина обнаружили через день, и это был самий длинный день в моей жизни.
 Я ужинала на кухне, когда тетя Люба вошла туда, держа в руке цветную оберточную бумагу. Она шутила и смеялась,  говоря, как обрадуется подарку Андрюшка, как зацелует её , бросившись на шею. А потом открыла шкаф.  Молчание в кухне было такое, что я, казалось,  слышала, как падает за окном снег. Она повернулась. Вид у неё был расстроенный и растерянный , и она спросила у меня :

- Ты не трогала апельсин?
- Да что вы такое говорите, Люба? – возмутилась моя мама.
- Но ведь дома кроме неё никого не было..
 Мама посмотрела на меня и спросила:
- Ты брала его?
 Я отрицательно помотала головой и зажмурилась: мама говорила, что она всегда по моим глазам знает, когда я вру,потому они у меня становятся зелеными.
- А где свидетельство? - Спросила мама у соседки. – ведь должны быть шкурки?
 Перерыли все. Шкурок не было. Я так и сидела, зажмурившись. Мама внимательно посмотрела на меня, взяла за руку и повела в комнату. Там она все рассказала папе. 
- Наша дочь – воровка. – Жестко сказала мама. – Украла последнее, и у кого, у маленького ребенка. Он и так обделен судьбой, у тебя есть и мама и папа, а у него! Да что с ней говорить, растили, растили и вырастили на свою голову, - горько махнула она рукой и отвернулась от меня. Я еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
- Признайся, - тихо сказал папа, - легче будет.
 Слезы хлынули у меня из глаз бурным потоком.
- Я не хотела его есть, я хотела только потрогать и подержать в руках, я не знаю, как это получилось! – Рыдала я и размазывала по щекам слезы вперемешку с соплями.
- А шкурки где? –  тихо поинтересовалась мама.
- В печке, я их туда засунула, чтобы не нашли…
- Тоже мне, конспиратор. - Обозвала меня мама незнакомым, и уж, наверняка, плохим словом. – Теперь прийдется тебе идти и извиняться.
 Я испуганно замотала головой:
- Я не могу… мне стыдно..
Я не знала, как я посмотрю тете Любе в глаза, уж лучше умереть!
- Я письмо напишу с извинениями, - просяще посмотрела я в глаза родителям.
- Ну уж нет – отрезала мама, а папа тихо, но твердо добавил:
- Хватило храбрости – украсть, пусть хватит храбрости признаться.

 Суд состоялся на кухне. Тетя Люба стояла передо мной со скрещенными на груди руками.  Выслушав меня, она сказала:
- Я-то тебя прощаю, а вот ты себя сможешь ли простить?
 Услышав про спрятанные в печку шкурки, она посуровела лицом:
- Андрюшке от твоих извинений легче не будет.

Ни слова не говоря, папа ушел в комнату и вернулся оттуда, держа в руке апельсин – МОЙ апельсин, который он раздобыл каким-то чудом, неизвестно где. Он протянул его тете Любе.