Последняя Аня

– Беда, братан. В нашем классе закончились Ани, – сообщил мне Леха, едва сев за парту и плюхнув сверху рюкзак.
Я промолчал. Я точно знал, что одна Аня еще осталась, но не хотел ему напоминать. Тихая отличница – до тех пор, пока не перейдешь ей дорогу, – ясно, что Леха ее не замечал и даже не знал, как ее зовут. А вот я с ней однажды поругался насмерть – какой же она оказалась фурией! Слова вылетали из ее рта, как острые длинные иголки, и впивались в тело. Я оказался громилой, тупицей, увальнем, двухметровым экзотическим сухофруктом и много чем еще. Весь израненный, я сбежал из школы, просидел целый вечер дома под одеялом, а на следующий день, едва увидев ее недовольное напряженное лицо и услышав тихий голос (источавший яд в адрес следующей жертвы), понял, что со мной произошло нечто странное. Я думал о ней весь урок, смотрел на нее каждые пять минут (она сидела чуть позади на соседнем ряду, и мне приходилось неловко оборачиваться), а на переменках пытался поймать ее взгляд, крутился рядом и не мог подойти ближе, чем на пару метров, будто вокруг нее начертили защитный круг. Через пару дней я подошел к ее подруге и попросил Анин номер. Подруга посмотрела на меня, как на чокнутого, и, диктуя номер, проронила: ты, надеюсь, не влюбился? Вот тогда я и понял, что со мной не так. Так это и есть – влюбиться? Вот же черт!
В тот день, когда у Лехи закончились Ани, было жутко холодно, градусов двадцать, но занятия отменили только у малышни, мы же теперь учились в старших классах, считались здоровым лбами и должны были ходить в школу и в холод, и в зной. Но математичка сжалилась и под честное слово (что не будем хулиганить и тихо уйдем домой) отпустила нас с последнего урока. Мы с Лехой замешкались (ждали, когда все свалят, чтобы покурить в туалете), а когда спустились в раздевалку, я увидел свою злую Аню – она, закутанная в пуховик и шарф, безуспешно искала варежки, видать, посеяла где-то, или кто-то зло пошутил, зло ведь всегда порождает ответное зло, где-то было об этом в каком-то фильме…
Леха посмотрел на нее и задумался.
– Что за девчонка? – шепотом спросил у меня, будто понял, что в этом случае не стоит нарываться и комментировать вслух.
– Ершова, – ответил я уклончиво.
– А, отличница, помню, – почему-то вдруг разглядел ее Леха, хотя все, что было видно – это недовольное лицо и сверкающие от злости светлые глазищи. – А зовут ее как?
Я вздохнул. Вот так, похоже, все и закончится, не начавшись. Почему Леха гулял только с Анями, он не объяснял, может, так звали его первую любовь, может, любимую воспитательницу в детском саду, но факт в том, что к этому моменту он перегулял со всеми Анями в нашем и параллельных классах. Похоже, эта Аня действительно была последней.
– Аня ее зовут, – горше, чем стоило бы, выдохнул я.
– О! – Леха пришел в восторг. – Что ж ты раньше мне не сказал!
Тоски в моем голосе он не заметил. Он вообще не слишком чуток. Наверное, самое то для этой злыдни, еще горше подумал я и замотался шарфом по самый нос.

***
Вообще-то с того дня, когда я, оказывается, влюбился и до того, когда Леха положил на Ершову глаз, прошло года два. Что я делал все это время, спрашивается? Смущался, краснел и не решался. Ни позвонить, ни подойти, ни пригласить в кино. Каждую пятницу я внимательно изучал расписание фильмов на выходные, представлял, как подойду к Ершовой и приглашу ее в кино, и каждый раз угрюмо шел домой, так и не выполнив задуманного. Ни разу я не видел ее под ручку с мальчиком, видимо, она была из тех отличниц, которых парни не интересовали – так я себя утешал. Сомнительное, впрочем, утешение.
Однажды после занятий мне пришлось с полдороги вернуться в школу – что-то забыл. Войдя в пустой класс, я увидел Аню – она сидела у окна и читала книгу. Я хотел тихо исчезнуть, наплевав на забытые вещи, но тут она подняла голову и посмотрела прямо на меня.
– Привет, – спокойно сказала она, я в ответ кивнул, подошел к своей парте, схватил пакет с вещами и начал осторожное отступление к двери. – Слушай… – вдруг продолжила она. Я остановился. – Извини, я, кажется, тебя однажды обидела. Не знаю, что на меня иногда находит. Злюсь из-за ерунды. Родителям нужны от меня только хорошие оценки, все в классе считают меня заучкой. Кроме Женьки – она знает, что мне все это поперек горла. Посиди со мной немножко, неохота идти домой. Я сегодня четверку схлопотала по физике, попадет от отца.
И я присел рядом с ней – мы разговаривали о чем-то, и она совсем не казалась ни злой, ни язвительной. Нормальная девчонка. Надо непременно позвать ее в кино, думал я, прощаясь у школы – нам было в разные стороны.

***
Всю четверть с того морозного дня Леха прижимал к стенке отличницу Ершову то в классе, то в коридоре. С ее лица в эти моменты сходило вечное напряжение, сменяясь крайним удивлением. Лехе она не препятствовала и не язвила, только осторожно выскальзывала из рук и исчезала. Наконец Леха дождался идеального момента, чтобы осуществить задуманное – завершить коллекцию школьных Ань. В школе намечалась дискотека. Уже занималась слабая весна – ветерок, хоть и холодный, но уже иной, лихой, намекающий на грядущее тепло, залетал в холл из школьных дверей, в которые входили полные надежд девчонки и мальчишки. Я уже ни на что не надеялся и на танцы пошел за компанию с Лехой (посмотреть заодно, как он будет отбивать у меня любовь моей жизни; почему-то я сентиментально верил, что Аня Ершова – любовь моей жизни). Вошел в зал под звуки сладенького раскрученного медляка. Вошел – и сразу увидел Анину подругу. Она была очень хорошенькой, в чудесном легком платье – как-то сразу все в ней мне понравилось, в том числе то, что влюблен-то я не в нее. Я пригласил ее на танец – мы сделали буквально несколько шагов, и песня закончилась.
– Еще один? – спросил я, не выпуская ее из рук.
– Конечно, – ответила она.
Она неплохо двигалась в такт быстрой заводной мелодии, а я все не мог вспомнить ее имя. Она улыбалась легко и равнодушно, и вот снова зазвучал медляк. Кажется, Женька. Я зачем-то обернулся – ну, интуиция, шестое чувство, мистика, словом, – и увидел, как Леха приглашает Ершову. Ее подруга перехватила мой взгляд и усмехнулась.
– А ты знаешь, что она с пятого класса в него влюблена?
– Кто? Аня? В Леху?
– Ага. Аня. В Леху.
Этот танец у нас не заладился. Я во все глаза смотрел, как танцуют Аня и Леха, и пытался угадать в темноте, полной ярких пятен от цветомузыки, что там происходит. Ничего не было понятно, да и видно толком ничего не было. После этого танца я ушел домой. Комната, плед и тишина. Мама принесла чай и бутерброды. Позвонил Леха и сказал, что предложил Ане встречаться. Я бросил трубку.

***
– Что с тобой, братан? Ты чего трубками кидаешься?
Так он встретил меня в школе в понедельник после танцев. Я извинился. Плохое самочувствие, сказал я, чуть не слег на неделю. А тут ты со своими вечными бабами. Не мог это выносить, пойми.
– Ладно, замяли. Сегодня подбросил ей записку, зову на свидание. Последняя Аня! А впереди еще эта весна и целый учебный год. Придется встречаться с ней до самого выпускного, надеюсь, она не совсем стерва, как о ней говорят.
– Стерва она, братан, та еще стерва, – вдруг вырвалось у меня, и я поведал Лехе, как однажды сцепился с ней из-за дежурства и передал дословно, какими словами она меня тогда обозвала.
– Вот это даааа, – обалдел Леха. – Ты поэтому о ней молчал?
– Ага, – соврал я и долгим сочувствующим взглядом скрепил свою спасительную ложь. В сердце забилась надежда, что Леха отступится и передумает кадрить Ершову, раз она такая-сякая.
– Ну что поделать, – задумчиво протянул Леха. – Других Ань все равно больше нет.
Тут я не выдержал.
– А на хрена тебе именно Аня? Почему не Люба – вон же красавица, на танцы ходит, а попа у нее какая! Почему не Катерина? Она же – как ты у девчонок, королева и сердцеедка. Отличной были бы парой на выпускном!
Леха замолчал и внезапно ушел в себя.
– Да сам не знаю… Нравится имя. А девчонка ни одна толком не нравится.

***
После нескольких холодных недель под конец марта вдруг пришло тепло. Я шел со стадиона домой и увидел Аню. Она, видимо, слушала плеер – ее голова покачивалась в такт неслышной музыке, ноги выстукивали неуловимый ритм. Пальто было распахнуто, волосы распущены, лицо спокойно и задумчиво. Такой я ни разу ее не видел и сразу влюбился еще сильнее. Вообще-то еще сильнее, чем раньше, я влюбился в нее с месяц назад, когда узнал, что она отказалась встречаться с Лехой. Но ведь она была в него влюблена! – вспомнил я слова ее подруги. Как-то поймал в коридоре Женьку и спросил – почему?
– Это чтобы Лехе передать? Он, небось, в шоке и с ним такое впервые – чтобы ему девушка отказала? – засмеялась та. – Ну, слушай. Анька по нему сохнет с пятого класса. Но она не тупая и видит, что этот Леха твой гуляет только с Анями. Перегулял уже со всеми тремя Анями из нашего класса и еще с четырьмя из двух параллельных. А к ней ни разу даже не подкатил, хоть она тоже Аня, да еще и влюблена в него по уши! Вот она ему и отказала. Страдает, конечно, но говорит, не хочу быть очередной Аней. Пойду, имя лучше сменю, стану Елизаветой какой-нибудь – так он тут же обо мне и забудет. Так-то. А ты в нее влюблен все-таки, да?
И вот она идет – Аня, одна, наедине с волнующим ритмом в ушах. Каникулы, на подступе апрель, и рядом никакого Лехи. Я иду навстречу и чувствую, как горячая жидкость заливает лицо. Я понимаю, что никогда не смогу сказать ей даже «привет»…
– Привет, Славка! – это она мне.
– Привет… – язык как будто размером со ступню (сорок четвертый размер, а я еще даже не закончил расти). Смотрю на Ершову – как она выключает плеер, скручивает наушники и засовывает в карман пальто, как улыбается мне – и чувствую себя двухметровым помидором. Сочным красным помидором. Но тут кто-то вырывается изнутри и говорит моим голосом, едва ворочая непослушным языком:
– Пойдем сегодня в кино?