Уроборос ящерицы

С появлением компьютеров и электронных книг люди гораздо реже стали посещать библиотеки. А Тамаз раз в несколько дней брал там новую книгу. Ему нравилось ощущение тяжести в руках, хруст листов, запах бумаги, даже потрёпанность некоторых экземпляров, - всё это веяло стариной, древностью и жизнями тех, кто листал эти страницы. Он помнил, как когда-то в библиотеке было тесно от людей, которые сидели в читальном зале, топтались в очереди у стола выдачи или размеренно ходили по помещению, обсуждая прочитанное, а заведующая всегда просила не шуметь. Теперь тишина навсегда поселилась здесь, и только он и пару других посетителей пожилого возраста бродили между стеллажами, выбирая всё, что вздумается, не переживая, что чего-то может не быть, потому что оно у кого-то на руках.
На этот раз его внимание привлекла книга «Тайные общества». Кроме масонов, изображённых у Толстого, он почти ничего не знал об этой загадочной теме. Дэн Браун только внёс сумятицу в его знания. Поэтому ему хотелось раз и навсегда прояснить для себя всё, что касалось розенкрейцеров, иллюминатов, тамплиеров и прочих таинственных орденов. Просто для общего развития.
Принеся книгу домой, Тамаз забыл про неё, и только вечером перед сном взял с тумбочки чтобы и начал листать. Вдруг между страниц он увидел какую-то бумажку, показавшуюся ему сначала забытой закладкой прошлого чтеца. Он взял этот бумажный прямоугольник, которой своей твёрдостью и глянцевым покрытием напомнил визитную карточку, и перевернул. На обратной стороне был непонятный текст, нечто совершенно нечитаемое: 5ФАДДСРЕРЮРЕЕ1АК. «Что бы это значило?» - подумал Тамаз, приподнимаясь на локте, и внимательнее рассматривая карточку. В детстве он разгадывал ребусы и шарады, и эта последовательность букв и цифр напомнила ему именно их. «Может ли здесь быть скрыт какой-то смысл? Или просто нагромождение знаков? - думал он. – Возможно, это какой-то шифр». И сам усмехнулся своей мысли, так повеяло от неё какими-то приключениями, шпионскими интригами, пиратскими сокровищами, произведениями Стивенсона, По и того же самого Брауна. Тамаз вложил карточку между тех страниц, где она была найдена, закрыл книгу и выключил лампу. Но сон не шёл, мысль всё время возвращалась к этому, как он успел убедить себя, шифру. «В книге о тайных обществах спрятан тайный шифр, который ждал долгие годы того, кто его разгадает. Звучит захватывающе». Но жизнь его не раз убеждала, что не похожа на сказку. «Ладно, утро вечера мудренее. Завтра разберусь», - сказал себе Тамаз и вскоре уснул.

***

5ФАДДСРЕРЮРЕЕ1АК

Тамаз не знал, как расшифровать эту криптограмму. Самый простой способ - из предложенных букв составить слова – оказался неудачным, поскольку ничего внятного не получилось. Скорее всего, в расшифровке должны были быть задействованы все буквы и цифры. Здравый смысл подсказывал, что нужно перевести буквы в цифры, которые должны будут указать на страницы, строки и слова в книге. Получилось так: 52215519186183218661112. Он открыл пятую страницу, нашёл двадцать вторую строчку и прочёл на ней первое слово: «либо». Потом открыл пятую страницу, отыскал пятую строку, дальше следовала цифра 19, обозначающая С, но в строке не было девятнадцати слов. Проведя аналогичную операцию «страница - строка - буква», Тамаз получил какую-то абракадабру. «Бессмыслица какая-то. Должен быть другой способ», - подумал он.
Ещё несколько дней Тамаз провёл, просматривая книги по криптографии, изучая разные техники шифрования и подставляя к ним свой кодированный текст. Но никакого сдвига не было. Он по-прежнему не понимал, что зашифровано под этими шестнадцатью знаками.
Отбросив учебники по криптоанализу, он вновь обратился к своей книге. «Если шифр вложен именно в эту книгу, то он должен иметь какую-то связь с ней, - размышлял он. - Значит, подсказку нужно искать в тексте». Тамаз начал внимательным образом штудировать книгу, обращая внимание на всё: непонятные места, курсив, сноски, иллюстрации, комментарии. Но не нашёл ничего, что бы указывало на способ дешифровки, ключевое слово или пароль к разгадке шифра. «Нужно бросить эту чепуху. Может быть, там ничего и не написано. Просто кто-то пошутить вздумал». Но жаль было потраченного времени, и он вновь бросался на разгадку шифра.
«Всё, хватит этих игр», - сказал себе Тамаз однажды утром, и в тот же день отнёс книгу обратно в библиотеку. И жизнь его пошла по-прежнему. Он уже стал забывать о книге, и о загадочном шифре в ней, как вдруг однажды увидел на улице афишу: какая-то галерея приглашала посмотреть гравюры Дюрера. Всё бы ничего, но афишу украшала самая знаменитая гравюра средневекового мастера «Меланхолия». И только сейчас он заметил на заднем плане этой картины какой-то квадрат. И только в этот момент он одновременно вспомнил две вещи: что видел иллюстрацию этой самой гравюры в той книге, и что натыкался на подобный квадрат, который там назывался «магическим», в учебнике по криптоанализу. Тамаз резко развернулся и побежал в библиотеку, взял книгу, удостоверился, что шифр на месте, и углубился в расшифровку.

Магический квадрат Альбрехта Дюрера, изображённый на гравюре «Меланхолия I» (1514 год), состоял из шестнадцати цифр, и считался самым ранним в европейском искусстве.

16 3  2  13
5  10 11 8
9  6   7  12
4 15 14  1
 
Сумма чисел в любой строке, столбце, диагонали, а также в каждой четверти (в том числе в центральном квадрате) и сумма угловых чисел равна 34. Это было удивительное творение человеческого гения. Особенно если учесть, что в двух средних числах в нижнем ряду Дюрер указал дату создания своей картины, а в двух крайних числах в этом же ряду – свои инициалы.

Дешифровка происходила следующим образом. Тамаз вписал шифр в квадрат:

165 3Ф 2А 13Д
5Д 10С 11Р 8Е
9Р 6Ю 7Р 12Е
4Е 151 14А 1К

А потом написал текст, получившийся в последовательности чисел «магического квадрата»:

КАФЕ ДЮРЕР СРЕДА 15

Тамаз знал это кафе. Никогда не был там, но знал, что такое в городе есть. «СРЕДА 15» могло означать пятнадцатое число какого-то месяца, выпадающее именно на среду. Он обратился к календарю. Пятнадцатое число было средой только в одном месяце – в июне. А сейчас был только конец апреля. Нужно было подождать около пятидесяти дней.

***

Тамаз зашёл в кафе «Дюрер». Несколько столиков были заняты скучающими посетителями. У окна сидела симпатичная рыжеволосая девушка в кашемировой водолазке и пила кофе. Когда Тамаз подошёл ближе, то увидел на её столе книгу «Тайные общества». Раздумывая, что сказать, он присел на соседний стул; девушка повернула голову и вопросительно взглянула не него.

- Могу ли я чем-то помочь вам? – произнесла она.
- Это вы назначили встречу 15 числа в среду в этом кафе?
Некоторое время девушка с недоверием смотрела на Тамаза, а потом в её глазах блеснул интерес. За эти мгновения он успел про себя отметить, как красива незнакомка. Была в ней какая-то милая, изящная простота.
- А, так вам удалось расшифровать послание?
- Да, пришлось постараться.
- Похвально. Давно уже никто не разгадывал этот шифр.
- И вы тут каждое 15-е число просиживали одна?
- Да, вас ждала, - улыбнулась она, и сделала это так очаровательно, что Тамаз не смог не улыбнуться в ответ.
- Зачем ждали?
- Вы ведь интересуетесь тайными обществами?
- Я многим интересуюсь. В том числе и этим.
- Какое общество вам больше нравится?
- Я не думал об этом.
- Может масоны?
- Слишком пошло. И политика, знаете ли, эта грязь…
- Да, понимаю. Может иллюминаты?
- Ну, власть над миром, порабощение человечества – это не моё как-то.
- Может розенкрейцеры?
- К чему этот допрос? Я думал, что мне тут вручат сундук с сокровищами пирата Генри Моргана.
- У вас будет гораздо большее, если вы сделаете правильный выбор.
- В чём состоит выбор? Из чего выбирать? Из тайных обществ?
- Да, из них. Кто вам по душе?
- Что ж, мне нравятся, например, розенкрейцеры. Они стремятся к добру и духовной чистоте.
- Приятно.
- Что приятно?
- Что вам нравлюсь я.
- Вы, значит, из них будете?
- Да, я состою в ордене розенкрейцеров.
- Я думал, что вас давно уже нет.
- Мы всегда были, есть и будем. Да, наша численность сократилась. Поэтому мы ищем адептов таким изощрённым способом – оставляя в книгах шифры. И потому вы сейчас сидите здесь передо мной.
- Что ж… эээ… и что дальше?
- Хочу вам сделать официальное предложение от ложи ордена Креста и Розы.
- Я уж думал, что руки и сердца.
- Серьёзнее. Не время для шуток. Хочешь ли ты вступить в орден и стать нашим братом?
- А что за это полагается?
- Тебе будут доступны древние тайные знания. Не сразу, но постепенно, по мере продвижения по десяти ступеням.
- Звучит загадочно. А что это за знания такие?
- Наши последователи на протяжении многих тысяч лет собирали знания о человеке, земле, космосе, Боге. Многие из них восходят к далёким предкам, праотцам, атлантам.
- Атлантам? Так они существовали?
- Тайные знания открываются только посвященным высших степеней. Но не это должно руководить кандидатом, желающим вступить в орден, а искренне стремление возродить в себе Духовную Искру, вложенную в нас Богом.
- Мне кажется, что я иногда чувствую её в себе. Расскажи ещё.
- Бог как Абсолютный Разум, создавший мир и все живые существа, наделил каждое существо частицей себя, Духовной Искрой. Но после грехопадения люди утратили свою истинную сущность, которую заменил человеческий эгоизм. Любой человек обладает способностью к возрождению в себе этой божественной частицы.
- Напоминает чем-то христианское учение: грехопадение, спасение в Царстве Небесном и т.д.
- Христианство – это пародия на истинное учение. Христианская церковь когда-то владела определёнными истинами, но постепенно извратила и утратила их. Розенкрейцеры сохранили всё в первозданном виде.
- И кто им дал истины в первозданном виде?
- Как я уже говорила, наши традиции уходят корнями в глубокую древность. После гибели цивилизации атлантов, их сакральные знания были потеряны, а та часть, которая уцелела, попала к шумерам, а от них к древнеегипетским жрецам, которые, наконец, и передали всё в руки розенкрейцеров. Теперь мы храним в исконной форме все те учения, что сохранили и пронесли в тайне через тысячелетия избранные представители разных цивилизаций со времён Потопа. Кое-что просочилось, утекло - и это стало основой для мифов и религий.
- То есть вся мировая культура вышла из одного источника?
- Моисей Ветхого Завета и египетский фараон Аменхотеп IV — одно и то же лицо. А притчи Ветхого Завета заимствованы из египетской религии, которая предшествовала иудейской культуре. А те, в свою очередь, взяли за основу своих мифов о сотворении мира истории, записанные представителями первой из известных нам цивилизаций — шумерской, существовавшей когда-то на территории современного Ирака. А шумеры и аккадцы получили знания известно от кого.
Тамаз долго молчал.
- Что станет с тем, кто сможет возродить в себе Духовную Искру?
- Такой человек станет существом высшего порядка, божественной сущностью, для которой не будет существовать даже время и пространство. Он будет цвести во всеохватывающей Любви, находясь по ту сторону добра и зла. Он продолжит жить в этом мире, но станет не от мира. Пройдя процесс трансфигурации, такой человек выходит из бесконечного круга рождений и перевоплощений.
- А это уже похоже на буддизм.
- Да, ближе всего к этому состоянию подошли на Востоке, там это называют просветлением, сатори, нирваной. Благодаря утечке знаний, индусам когда-то досталось важное таинство атлантов – учение о медитации. И им удалось почти не извратить это знание за много столетий.
- Я всегда чувствовал, что все религии в разных формах и на разных языках говорят об одном.
- И чем больше у них слов – тем дальше от Истины, от Бога. Истина - это не слово, а сила, её нельзя познать, её нужно ощутить. К ней можно прийти только через внутренний процесс трансфигурации – возрождения Духовной Искры - и это единственный универсальный путь спасения, известный на данный момент.
Тамаз молчал.
- Я знаю, что ты сейчас растерян, а может быть шокирован этими откровениями. Но я хочу задать тебе тот вопрос, ради которого прихожу сюда вот уже три года по 15-м числам, выпадающим на среду…
- Да, я хочу вступить в орден, хочу спасти себя, - резко и решительно прервал он её, и его глаза горели. – Это то, что я подсознательно искал всю мою жизнь, ради чего метался, искал утешение в недолговечной любви, пытался найти ответы в книгах. Слиться с божественным, познать Истину, дышать Любовью, быть причастным к сакральным знаниям – это и есть зов моего сердца.
- Теперь мне нравится, как ты настроен. Но помни, ничто не даётся сразу. Нужно приложить немалые усилия и проявить терпение, чтобы дойти до самого конца. Идём, я расскажу тебе про обряд посвящения, который нужно пройти новичку.  Кстати, меня зовут Нана…

***

С его глаз сняли повязку, и Тамаз увидел залу, обтянутую зелёной материей. На пьедестале, к которому вели ступеньки, находился шар, одна половина которого была чёрная, а другая белая. Здесь же были три канделябра, поставленные треугольником, и инкрустированные цветными камнями кубки. Некто, одетый в балахон с капюшоном, открыл дверь в стене и жестом предложил войти. «На посвящении тебя будет сопровождать крёстный отец Энкиду, он и мой крёстный», - вспомнил Тамаз слова девушки. Во второй комнате, едва освещённой настенным факелом, на столе лежали свеча, шпага, вынутая из ножен, перо, чернила, бумага, сургуч и две красные ленты. В помещении гулким эхом отозвался голос крёстного отца: «Желаешь ли ты посвятить себя изучению истинной мудрости?» - «Да», - в волнении вдохнул Тамаз. «Да будет так!» - торжественно сказал Энкиду, взял его руки и связал их красной лентой, а другую ленту повязал вокруг шеи.
Подведя его к тяжёлой железной двери с эмблемой креста и розы, крестный отец трижды постучал. Лязгнули засовы, дверь медленно отворилась, явив стоящего на пороге человека в рыцарских доспехах. На его латах и шлеме играли блики факела. «Вас встретит страж», - вспомнил Тамаз слова Наны.
- Кто здесь? – спросил рыцарь.
- Земное тело, скрывающее душу пленника невежества, - ответил Энкиду.
- Как следует поступить с ним?
- Убить тело, очистить дух.
- Тогда проведите его к месту свершения правосудия, - сказал страж.
Слова рыцаря прозвучали так грозно, что Тамаз внутренне содрогнулся. «За что меня будут судить? Я же не в чём не виноват», - мелькнула мысль.
Войдя внутрь, он ощутил на своих плечах руки крёстного отца, который мягко нажимал вниз. «Ах да, опуститься на колени», - понял Тамаз. Перед ним стоял человек в красном балахоне с белым крестом в руках и шпагой, которую тут же передал крёстному отцу. «Это мастер», - смекнул он.
- Сын человеческий, заклинаю тебя всеми степенями ордена Розы и Креста и бесконечным
кругом, заключающим любое создание и содержащим высшую мудрость: ответь мне, зачем ты здесь?
- Чтобы приобщиться к мудрости, искусству и добродетели, - сказал Тамаз единственную фразу, которую попросила его заучить Нана.
- Тогда живи! Но помни – дух твой должен господствовать над телом. Милость
снизошла на тебя... Поднимись. Ты свободен.
Ему развязали руки и пригласили стать в нарисованный на полу круг. Мастер и крестный
отец скрестили шпагу и крест, а Тамаз возложил на них три пальца. Повисло молчание, в продолжение которого он отчётливо слышал, как громко колотится его сердце. После
паузы мастер сказал: «Теперь слушай и повторяй».
- Вступая в древнее братство Креста и Розы, я обязуюсь любить Бога превыше всего.
«…превыше всего», - произносил он.
- Посвятить свою жизнь духовному совершенствованию.
- Быть бескорыстным.
- Быть сдержанным, скромным, деятельным и молчаливым, - размеренно чеканил мастер, и он слово в слово повторял его речь.
- Жить, постоянно восхищаясь высшим добром.
«…высшим добром», - говорил он.
- Быть щедрым и помогать всем существам.
- Соблюдать тайны ордена и ничего не утаивать от своих братьев
- Читать книги древней мудрости и пытаться понять их смысл.
- Противоборствовать злу, царствующему в мире.
«…царствующему в мире», - повторял он.
После того, как в помещении погас звук последнего слова, мастер вручил ему шляпу, шпагу и круглую печать. От всех этих предметов веяло мистической стариной.
- Твой тайный пароль для вход в орден - «фиделио».
«Фиделио», - повторил Тамаз.
- Добро пожаловать в братство. Теперь ты один из нас.

***

- Привет. Раз уж мы братья одного ордена, может нам поужинать вместе?
- Кажется, ты не совсем понимаешь, куда вступил. И больше не упоминай об этом по телефону.
- Ладно. Ну, так ты свободна сегодня вечером?
- Может быть, да, и что с того?
- Ну, мы могли бы встретиться?
- Зачем? Ты хочешь обсудить какие-то официальные вопросы или приударить за мной?
- Конечно, вопросы. Да, у меня есть кое-какие вопросы. И они не требуют отлагательств.
- Ладно. Я сделаю это только потому, что меня назначили присматривать за тобой в случае чего.
- Присматривать? То есть ты мой наставник?
- Ну как бы пока что да. Я тебя нашла, мне за тобой и поручили теперь наблюдать.
- Значит, приходи сегодня наблюдать за мной в то кафе.
- «Дюрер»? Обязательно идти именно туда? Ты знаешь, что оно используется мной для других целей.
- Там довольно мило. Там мы впервые встретились. Трудно такое забыть.
- Что это значит?
- Что с тем местом связаны приятные воспоминания. Ты открыла мне глаза на многое.
- Ладно, во сколько?
- В восемь тебя устроит?
- Да, я приду. До встречи.

Они сидели за столиком у окна и ели то, что заказала Нана. Девушка этим вечером была ещё прекраснее, чем в прошлый раз. Тамаз отметил, что теперь её глаза были подведены, губы накрашены, волосы слегка накручены, а водолазку заменила элегантная белая блузка.
- Дождливый вечер. Ты не промокла?
- У меня зонт, - ответила Нана.
- А эти грибы очень вкусные. Не знал, что вегетарианские блюда могут быть такими аппетитными. Ты давно перестала есть мясо?
- Как только вступила в орден. Тебе тоже его есть нежелательно. Это хоть неофициальный, но запрет. А ещё на натуральную кожу и мех.
- Ну их-то я есть не собираюсь.
- Очень смешно.
- А ты чего такая серьёзная и холодная? Не привыкла находиться в мужской компании?
- Скоро и ты отвыкнешь. Никаких контактов с противоположным полом в этом плане – ещё один немаловажный запрет, кстати.
- В каком таком плане?
- Ты знаешь.
- То есть мне теперь нельзя делать это?
- Догадливый.
- А кто узнает?
- Если ты хочешь двигаться по ступеням, а не топтаться на месте, то придётся соблюдать. Иначе, если сорвёшься, то всё насмарку, заново с того, откуда начинал. А то, что никто не узнает – это верно. Но обманывать себя гораздо хуже, чем врать другим. Тогда просто теряется смысл в духовном совершенствовании и служении ордену.
- Понимаю. А сколько лет ты в ордене?
- Пять.
- То есть у тебя уже пять лет не было этого?! – воскликнул Тамаз и тут же понял, как глупо себя ведёт.
- Если всё, для чего ты позвал меня сюда, - это насмешка, то я сейчас уйду.
- Прости, я не хотел обидеть. Просто это всё так странно. Знаешь, ты мне очень нравишься. Ещё с того первого момента…
- Перестань. Ты вступил в орден. Тебе следует по-другому себя вести.
- А что, если я вступил туда только для того, чтобы быть рядом с тобой.
- Ты сейчас это серьёзно? – её вилка остановилась на полпути ко рту и замерла.
- Я не знаю. Мне нравится учение, но мне и нравишься ты.
- Братьям ордена запрещено испытывать чувства к …
- Как можно запретить любить кого-то? – перебил он.
Нана серьёзно и даже с каким-то страхом взглянула на него и промолвила:
- У нас есть всеобъемлющая Любовь, и этого достаточно. Всё остальное похоть, низкие проявления телесного, плотского начала.
- Но мне никто не запрещал. На посвящении не было такого.
- Это запрет второй ступени, - быстро сказала он и повернулась к окну, по которому медленно сползали капли дождя.
- Значит, ты обманула меня. Я могу любить кого захочу.
- Можешь. Но не меня. Взаимностью я тебе не отвечу.
- Почему ты мне сказала о запрете, если он на меня ещё не распространяется?
Она молчала, глядя в окно.
- Я знаю, почему. Потому что я тоже нравлюсь тебе. И ты боишься этого. Боишься, что поддашься моим ухаживаниям.
- Думай, что хочешь, - буркнула она.
- Ты покраснела.
- Отстань от меня.
Нана заплакала и, схватив сумочку, выбежала на улицу. Тамаз бросился за ней. Шёл дождь. Она побежала по мокрому тротуару, разбрызгивая лужи. «Подожди, постой!», - кричал он. Она свернула в арку и остановилась, приблизившись лицом к холодной стене. «Вот ты где», - вбежал он. – Прости меня. Я веду себя глупо». Нана стояла, отвернувшись, и не двигалась. Тамаз медленно подошёл к ней и аккуратно обнял сзади. Она не сопротивлялась. Потом он сдвинул с уха мокрую прядь и прижался губами к шее. Нана резко обернулась и начала целовать его страстно, судорожно, в каком-то исступлённом забытьи, как будто совершая страшное, но невыносимо приятное преступление.

Всю ночь в оконное стекло стучал дождь. «Ты мой искуситель», - шептала Нана, извиваясь на простынях. - «Что ты со мной сделал?!» - и отодвигалась от него, и вновь страстно прижималась всем телом, всем своим существом. Тамаз ловил её губы и вновь терял, жадно искал, утыкаясь в шею и волосы. «Я погибла», - твердила Нана. – «Всё пропало». – «Не говори так», - сквозь стиснутые зубы отвечал Тамаз, и с силой прижимал её к себе, смыкая руки на хрупкой спине. - «Мы будем вместе». И она отодвигалась: «Нет, мы не можем так», - и вновь приникала, кидаясь в объятия Тамаза с какой-то безумной, отчаянной решимостью. «Что теперь со мной будет? Что скажут они?» - бормотала Нана как будто в бреду, мечась в блаженной истоме по подушке, и обжигая его лицо горячим дыханием. «Мы ничего не скажем, слышишь? Они не узнают», - вторил он, увлажняя губами горячий жар её огненного рта. «Делай что хочешь», - обречённо говорила Нана, и вскрикивала, впиваясь ногтями в его спину, и выгибалась дугой. «Я люблю тебя. Я защищу, отвоюю тебя у всех», - отвечал он в головокружительном приступе нежности, как драгоценность, сжимая в ладонях её одухотворённое лицо, и осыпая его благодарными, трепетными поцелуями.


***

Он спал, когда зазвонил телефон. Тамаз разлепил глаза, обратил внимание, что кровать пуста и потянулся за мобильником. На дисплее был номер Наны, и Тамаз улыбнулся, вспомнив о прошедшей ночи.
- Алло.
- Они ворвались, они грабят библиотеку! Я не знаю, что мне делать! – кричала Нана в трубку. На заднем фоне что-то громыхало вперемежку с криками десятков голосов.
- Кто? Кто они? Где ты? – подхватился он.
- В подвале кафе «Дюрер». Наша библиотека. О боже, они поджигают книги.
- Нана, я еду. Беги оттуда.
- Спаси меня, здесь становится нечем дышать! Я не хочу умирать.
- Найди укромное место, я скоро.
- Я люблю тебя, Тамаз. Слышишь? - она заплакала.
- Я тоже... тоже тебя люблю.
- Я хочу быть с тобой, к чёрту всё: запреты и орден, и всё на свете.
- Нана, сейчас не время...
- Спаси меня. Тут очень жарко, - слова прервал кашель, и связь прервалась. 
- Нана… Нана… Алло. Ты слышишь?

Тамаз стремительно влез в джинсы, накинул футболку, обулся и бросился по ступенькам подъезда. На улице сразу запрыгнул в такси и крикнул «Едь! Кафе «Дюрер». Скорее!» Минуты в машине тянулись невыносимо долго. «Скорее. Это вопрос жизни и смерти», - подгонял он водителя. – Вот, берите все деньги, только гоните быстрее». «Я и так делаю всё, что могу, парень. Смотри, какое движение. Я не хочу лишиться прав и работы», - пробурчал таксист. Не доезжая пару кварталов до кафе, машина встала в пробке. Тамаз не выдержал, открыл дверь и бросился бежать. «Все хорошо, всё хорошо», - успокаивал он себя на бегу и нёсся что есть сил. Когда он подбежал к месту, то из кафе валил густой столб дыма, а вокруг толпились зеваки. «Куда ты, стой, сгоришь, там пожар»,  - крикнул кто-то, но Тамаз, зажав нос и рот своей футболкой, бросился внутрь кафе. Из-за густой пелены едкого дыма трудно было найти лестницу, ведущую в подвал. Он понял, где вход, когда заметил, откуда валит больше всего дыма. Нырнув в подвал, он пробежал по нескольким рядам ступенек и очутился в пылающем помещении, где царил огненный хаос. Опрокинутые стеллажи с книгами были объяты языками пламени. Тут и там валялись горящие страницы и обугленные тома. «Нана, где ты?» - крикнул он. – Нана!» Дышать было почти невозможно из-за дыма и летящего пепла. Тамаз нагнулся к полу и стал двигаться вперёд. Кое-где лежали недвижные тела каких-то людей, то ли братьев розенкрейцеров, то ли налётчиков. Некоторые горели, другие просто дымились. Он закашлялся. «Нана, где ты? Нана!» - крикнул он и прислушался. Но сквозь треск горящего дерева невозможно было ничего услышать. «Нана», - он обежал почти весь зал, ногой расчищая путь, отталкивая горящие поленья и книги, иногда переворачивая тела. И вдруг заметил в углу женскую голову. Это была Нана. Он тут же подбежал к ней. Глаза её были закрыты, она не дышала. Тамаз схватил её, закинул на плечо и побежал к выходу. Вырвавшись из дымного кафе на свежий воздух, он опустил девушку на асфальт и стал делать искусственное дыхание. «Живи! Пожалуйста, живи», - кричал он, ритмично надавливая ей на грудную клетку и впуская в рот воздух. Люди окружили его. Вдруг через толпу просочились медики. «Давайте её в машину», - крикнул медбрат. «Она умирает», - крикнул в ответ Тамаз, отстраняясь. – Спасите её». «Мы постараемся всё сделать», - сказал человек в халате и положил Нану на откуда-то взявшиеся носилки. Тамаз бежал за носилками, пока медики несли Нану. «Постойте здесь, мы сделаем всё сами», - сказал один медбрат, и они внесли носилки в машину скорой помощи. Дверь захлопнулась. Но машина не поехала. Прошло минуты три, потом ещё две, потом ещё минут пять. Тамаз боялся стучать в двери, боялся того, что скажут ему медики. Дверь открылась сама. «Мне очень жаль», - сказал медбрат. – «У неё пулевое ранение и отравление газом. Она мертва уже по крайней мере полчаса». Тамаз заплакал и опустился на асфальт. Ярко мигала пожарная машина. Рядом толпились зеваки. Двое пожарных держали шланг и заливали струю в кафе. «Вот, это было у неё под свитером», - сказал медик, протягивая ему какую-то книгу. – «Мы отвезём тело в морг. Кем вы являетесь потерпевшей? Вы бы не могли дать её адрес? У неё есть родственники?..»

Связавшись с крёстным отцом, Тамаз узнал, что на библиотеку розенкрейцеров напали иллюминаты, которые уже не один десяток лет пытались завладеть тайными знаниями ордена, с тех пор как разошлись с ним во взглядах и отдалились. Библиотека была хорошо спрятана, кафе не привлекало внимания, но от тех, кто стремится к власти над миром, невозможно было ничего спрятать. Иллюминаты, владея большими богатствами и властью, могли выйти на кого угодно, подкупить, кого нужно, и найти, что требуется. Это был лишь вопрос времени. По словам Энкиду, то, что Нана оказалась в библиотеке в тот момент, представляло собой неудачное стечение обстоятельств, ибо то была её личная инициатива, а не приказ свыше. Если кто и должен был погибнуть, так это хранители, которые всегда были готовы к возможной опасности нападения, а поэтому смирились с мыслью, что когда-то могут пожертвовать жизнью во имя ордена.
Но Тамаз знал, что виноват в её гибели только он сам, соблазнивший её накануне. Если бы не все, что случилось прошлой ночью, Нана бы не пошла в библиотеку. А пошла она туда, потому что искала в книгах объяснение своему проступку, оправдания всему тому, что невольно натворила, искала ответ на вопрос: как быть ей теперь после нарушения клятв и обещаний, данных ордену, как жить после вероломного непослушания?


***

Книга, которая лежала у Наны под свитером, называлась «Эпос о Гильгамеше», перевод с аккадского И. М. Дьяконова. Машинально пролистав книгу, Тамаз обнаружил между страниц небольшую глиняную табличку, написанную непонятным письмом. Если Нана перед смертью спрятала эту книгу за пазухой, пытаясь уберечь её от грабителей и огня, значит, этот экземпляр представляет какую-то большую ценность. А может Нана хотела этим что-то сказать? Она ведь знала, что он едет за ней. Ох уж эти её шифры и загадки. Тамаз вспомнил, как разгадал шифр из книги «Тайные общества» и впервые встретил в кафе Нану. Как прекрасна она тогда была, окутанная мистическим таинством и загадками. Ситуация в чем-то повторялась. Ему опять нужно было разгадать какое-то кодированное послание. От неё ли? Что могло быть написано на этой старой глиняной табличке? Большого энтузиазма для дешифровки Тамаз не чувствовал. «Какая разница, что там, если Наны уже нет? Пусть там будут хоть ответы на все вопросы, кристально чистая истина, что это изменит?» - думал он.
Вначале Тамаз решил ознакомиться с книгой. «Эпос о Гильгамеше», или поэма «О всё видавшем» представлял собой одно из старейших сохранившихся литературных произведений в мире, написанное клинописью. «Эпос» создавался на аккадском языке на основании шумерских сказаний на протяжении полутора тысяч лет, начиная с XVIII—XVII веков до н. э. «Эпос о Гильгамеше» был старше «Илиады» Гомера на тысячу лет и повествовал о жизни и приключениях правителя города Урук.
В том месте книги, где лежала глиняная табличка, рассказывалось о том, как после смерти лучшего друга опечаленный Гильгамеш бежит в пустыню. Потеряв близкого человека, в первый раз он понимает, что сам смертен, и осознаёт, что смерть - это судьба всех людей. Потом, в результате своих скитаний Гильгамеш оказывается на острове блаженных, где живёт Утнапиштим - человек, который единственный из всех стал бессмертным. Гильгамеш желает понять, как это удалось Утнапиштиму, который рассказывает об истории всемирного потопа, после которого он оказался единственным выжившим. Утнапиштим сомневается, что боги соберутся второй раз, чтобы сделать ещё кого-то бессмертным. Жена Утнапиштима, которой стало жалко героя, уговорила мужа сделать ему на прощание подарок. И Гильгамеш получил знание о цветке вечной молодости, цветке бессмертия, который очень трудно найти.
Тамаз понимал, что этот клинописный текст не поддастся столь быстрой расшифровке, как прошлый шифр. На изучение клинописи могло уйти очень много времени. Он нашёл контакты университетского специалиста-переводчика с шумерского и аккадского языка, позвонил ему и попросил перевести клинописное письмо, пообещав взамен подарить ему эту старинную табличку. Через несколько дней переводчик связался с Тамазом и представил результат. Надпись на табличке гласила:


Остров Дильмун, где души умерших вкушают загробное блаженство
Хижина неподалёку от храма Барбар, что возносится ввысь
Прославляя создателя людей и повелителя вод Энки

Понятно, что в тексте были указаны координаты какого-то места. Но чтобы разгадать, какого именно, требовалось узнать, что означали имена собственные: Дильмун, Барбар и Энки.
Тамаз выяснил, что остров Дильмун был современным Бахрейном, и почитался древними шумерами как священное место. Этот народ считал остров родиной человечества и колыбелью цивилизации в целом и шумерского народа в частности. У шумеров Дильмун пользовался популярностью как место массовых захоронений, право быть погребённым там считалось величайшей наградой за преданность богам в течение всей жизни. Так что первая строка текста стала понятна.
Храм Барбар оказался реально существующим уцелевшим храмом возрастом около 3000 лет до нашей эры, который находился в северо-западной части Бахрейна, в десяти километрах на запад от Манамы. Более того, этот храм был популярной достопримечательностью у туристов, значит, его было легко найти.
Что касается Энки, то это был бог мудрости, вод и подземного мира, который сотворил из глины первого мужчину, названного Адап, и предупредил Утнапиштима о потопе, посоветовав построить ковчег.
То, что табличка изначально лежала между тех страниц книги, где описывалось, как Гильгамеш искал цветок, и на ней были указаны координаты какого-то места,  свидетельствовало о том, что текст указывал на местонахождение либо этого шумерского Ноя, либо самого цветка. Тамаз склонялся к первому варианту, потому что в эпосе только Утнапиштим знал, где искать цветок.
И теперь он понял, почему Нана спрятала эту книгу. Она знала, что погибнет там, как знала и то, что он бежит к ней, а значит, что найдёт её тело вместе с книгой, способной воскресить её к жизни. Цветок существовал на самом деле. И розенкрейцеры знали это. И хранили эту тайну тысячи лет, в наши дни скрыв её в виде таблички в обычной переводной книге, не в оригинале даже, чтобы не привлекать внимания.
«Вот что Нана хотела мне сказать. Милая, она любила меня. И знала, что я люблю её и нуждаюсь в ней так, что расшифрую любые загадки, пересеку океаны и континенты, лишь бы видеть её живой. Я должен отправиться туда и найти этот цветок».


***

Хижина не могла принадлежать цветку, но в ней мог жить Утнапиштим, и Тамаз искал именно его, обходя территорию храма Барбар и близлежащих к нему поселений Барбар, Дираз и Джаннусан. Он спрашивал у местных арабов про хижину, где живёт человек, который может носить имена Зиусудра, Зиудсура, Атрахасис или Утнапиштим. Но долгое время все, к кому Тамаз не обращался, разводили руками или качали головой. На исходе третьего дня поисков удача улыбнулась ему, и один лысый старец, взглянув на него долго и пронзительно из-под густых бровей, махнул рукой и сказал: «Следуй за мной».
Старик завёл его в хижину, где на Тамаза без интереса взглянула седая старуха, месившая на столе тесто, и сел на пол в углу, скрестив под собой худые костлявые ноги.
- Присаживайся. Вижу, что ты издалека и очень устал. Жена, - обратился он к старухе, - налей гостю молока.
Пожилая женщина подала Тамазу чашку, которую он, томимый жаждой, сразу осушил.
Повисла тишина. Тамаз ждал, что в хижине вот-вот появится тот, кого он ищет. Но потом внезапно понял, что именно этот человек и сидит перед ним.
- Ты Утнапиштим? – со смесью почтения и страха спросил Тамаз.
- У меня разные имена. Когда-то меня называли и так.
- Так это ты единственный из людей пережил потоп, построив ковчег, и за это получил бессмертие?! – воскликнул он.
- Наверно это был я. Тех давних пор уже и не вспомнить, - сухо ответил старик.
- Расскажи, как это было?
- 8 тысяч лет прошло – большой срок, - я плохо помню то время. С тех пор совершилось множество событий в моей жизни. Так что тебе лучше почитать мифы.
- Мне хотелось услышать историю из уст свидетеля.
- Как ты нашёл меня? – спросил старик, проигнорировав реплику гостя.
- Мне попала в руки табличка из эпоса о Гильгамеше с указанием места твоего нахождения.
- Да, эту книгу о своих приключениях написал сам Гильгамеш, и я позволил ему указать, как меня найти, в случае если ещё один страждущий придёт искать бессмертия. Но за пять тысяч лет никто так и не нашёл меня. Значит, ты пришёл за бессмертием?
-  Я хочу воскресить свою возлюбленную. Она погибла, и мне нужен цветок вечной молодости, чтобы оживить её.
- Мальчик мой, я скажу тебе то, что сказал когда-то Гильгамешу. Если что-то уходит, отпусти это, ибо, значит, так нужно. Нам не суждено повернуть время вспять. Это было бы нарушение земного миропорядка. Такое по силам только богам, но они не станут собираться второй раз, чтобы помочь тебе. Один раз они уже собрались, чтобы изменить ход времени и даровать мне и моей жене бессмертие. Это был подарок, который я попросил за то, что спас всё живое от потопа. Прошли тысячелетия, и я понимаю, как глуп я был, попросив именно это. Бессмертием я наказал самого себя. Оно уничтожило во мне всё человеческое, все чувства. Теперь я просто камень. Из страха перед небытием я попросил то, что считал самым ценным, и теперь рад был бы смерти, но она никогда не постучится в мои двери. Если только боги не соберутся вновь и не возьмут свой жестокий подарок назад. Так что возвращайся домой и прими потерю как должное. Ты не в силах повернуть вспять течение реки. Вспомни Гильгамеша.
- И всё же я хочу попробовать. Она погибла из-за меня. Я должен вернуть её, хотя бы попытаться, если есть хоть маленький шанс.
- Больше мне тебе нечего сказать, юноша. Оставь меня.
Тамаз вышел, сел на пороге хижины и заплакал. Значит, он зря приехал, напрасно проделал такой путь. А старик просто выжил из ума за восемь тысяч лет. «Ну да, Гильгамеш был герой, полубожество, поэтому он ему помог, а кто я? Обычный человек, которому случайно досталась древняя табличка».
Когда Тамаз встал и уже собирался уходить, на порог хижины вышла жена Утнапиштима. «Ты найдёшь горящий цветок на берегу реки Евфрат рядом с первым городом шумеров Эриду», – сказала старуха и скрылась.


***

Тамаз узнал, что Эриду был самым древним городом шумеров, которые считали его первым на Земле. Теперь от него осталась археологическая зона на юге Ирака, которая называлась «городище Тель-Абу-Шахрейн» и находилась примерно в 22 км к югу от города Насирия.

Месяц Тамаз бродил по развалинам древнего города и близлежащим берегам реки Евфрат, ночуя в палатке, питаясь консервами и финиками, но так и не мог найти тот самый цветок. Трудно было искать, не зная, как он выглядит. Было совершенно не ясно, что означало выражение жены Утнапиштима «горящий цветок». Метафора ли это или цветок должен был действительно гореть, как тот куст Моисея?
Однажды ночью Тамаз проснулся и вышел из палатки, чтобы справить нужду. Его внимание привлекло какое-то сияние за кустами. Он пошёл на свет, раздвигая ветви, и увидел на земле цветок с ярко-красными лепестками, которые своим сиянием создавали яркий ореол. «Вот он! - мысленно воскликнул Тамаз, заворожено глядя на лучезарное свечение. – Потрясающе красивый. Да, только за одну красоту его нужно было скрывать и окутывать тайной. Жаль тебя будет срывать, но ты вернёшь к жизни Нану, а она прекраснее и дороже сотен таких цветков, потому что я люблю её». Он вернулся в палатку за ножом и аккуратно срезал цветок, который после этого не потерял своего радужного сияния. Тамаз бережно завернул цветок в бумагу, положил в походный рюкзак и лёг. Но ему не спалось. «Неужели я сделал это, и уже через пару дней Нана будет со мной?! Сидеть в кафе, говорить, заниматься любовью. Но больше никаких розенкрейцеров, ничего, что может помешать нам быть вместе. Только я и она. Уедем в Бахрейн, он так красив. Это всё немыслимо, фантастично. Я прошёл тот путь, по которому шёл великий Гильгамеш. Он полубог, а я человек. Про него слагались легенды, а меня никто не знает...».
Тамаз проснулся оттого, что солнце проникло в палатку и припекало лицо. Первая его мысль была о цветке, вторая о Нане. Не приснилось ли ему то, что он вчера ночью нашёл цветок бессмертия? Чтобы проверить эту неприятную мысль и удостовериться в сохранности ночной находки, он полез к рюкзаку. Стал шарить рукой, отыскал свёрток и развернул. Но в нём не было цветка. Тамаз растерянно глядел на пустую бумагу, пытаясь припомнить события прошлой ночи, как вдруг услышал какой-то шелест в рюкзаке. Он перевернул его вверх дном и из него вместе с вещами выпала ящерица, а вместе с ней какая-то кожица. Быстро передвигая лапками, ящерица побежала к выходу и замерла на пороге палатки, греясь на солнце. Тамаз ошеломлённо, как будто первый раз в жизни, смотрел на это маленькое чешуйчатое существо, а потом перевёл взгляд на кожицу. «Тварь, ты сожрала его!» - закричал он и бросился к ящерице. Пальцы его прижали тельце рептилии, но она гибкими движениями выскользнула из плена и бросилась куда-то в траву, оставив свой извивающийся хвост. Тамаз смотрел на судорожные движения этого мерзкого зелёного кусочка, и слёзы текли по его лицу. «Почему? Всё было так близко. Зачем этой твари молодость и бессмертие?» - шептал он и ревел во весь голос.
Наплакавшись, Тамаз сел на берегу Евфрата и стал смотреть, как умиротворённо река катит свои волны, в которых отражались редкие облака и птицы. Он вспомнил слова Утнапиштима о том, что нам не суждено повернуть время вспять, как и заставить реку течь назад. «Тот старец был прав. Теперь-то мы похожи с Гильгамешем. Я – та ящерица. И нужно отпустить прошлое, как она отпустила свой хвост, чтобы жить новой жизнью».
Тамаз знал, что мог бы остаться здесь и попытаться найти другой цветок, но это будет хождение по кругу, бесконечный уроборос ящерицы, кусающей свой хвост. И тем же вечером он покинул эти места, чтобы вернуться домой.