Анна! Роман -Полное произведение

"Анна. Свидания по четвергам"

Аннотация

       Новый сборник «Женские откровения!» Нины Каменцевой включает три романа, две повести и афоризмы. Эту книгу объединяет тема первой любви.
«Анна. Свидания по четвергам» – история Анны, родившейся в простой деревеньке Кряково и страстно любившей троих мужчин. Все они на разных этапах жизни окружают её любовью, вниманием и чувственностью. Сексуальное влечение, жаркие ночи, неугасающая страсть перемежаются с ударами судьбы. Но Анна всё равно будет счастлива и по-прежнему любима.
           Поэтическо-фантастический роман «Ани. Ванское царство Урарту» погрузит читателей в атмосферу древнего мира и первой любви главной героини, простой молоденькой девушки Ани, которая смогла покорить сердце самого царя Ванского царства Арама.
  Непокорная Мия расскажет свою историю в одноимённом романе. Чем закончится её любовь к богатейшему Барону чёрной мафии, как выяснилось, склонному к садизму, вы узнаете, прочитав это остросюжетное произведение.
Фантастическая повесть «Неподвластен времени» полна предсказаний о будущем мира, поднимает важнейшие экологические проблемы человечества, но и в ней главная героиня встретит свою любовь, испытав при этом фейерверк эмоций.
Узнать о том, кто такие зацеперы и какой опасности они подвергают свою жизнь, автор предлагает читателям в ещё одной своей повести «Зацепер. Любить на расстоянии». Это трагическая история со счастливым концом, и здесь также
путь главной героини освещает большая любовь.
И заканчивается сборник афоризмами Н. Каменцевой,которые, вероятно, станут для кого-то маленькими открытиями.
Добро пожаловать в мир любви и мыслей, созданный Ни-
ной Каменцевой!

"Анна.
Свидания по четвергам"

1. Неожиданная встреча

Женщина до смертного часа
Должна любить и быть любимой,
Не каждому дано, а сколько
Их осталось, до конца ранимых?

Борются в одиночестве давно,
Помилуй, Бог, сделай любимой!
Помоги создать судьбу свою,
Семью, детей своей любовью.

Ни в чём не повинные, на беду
Красивыми родились, дивом,
На них смотрят, а он ещё и голубой,
Взглянул, как на товар красивый...

Некрасивых замуж все берут,
А как доказать терпеливо,
Что и красивые ни в чём не врут,
В них есть та самая же сила...

Прости, что говорю сейчас тебе,
В душе комок, знаю, ты хороша,
Сама не из обустроенных девчат,
Мечтавшая матерью бы стать...

     Никогда не думала, что об этом буду писать, но боль-
ше нет сил терпеть, ведь я-то знаю, что не жена... и
на большее нет никакой надежды. И поэтому мой
единственный день – свидания по четвергам! Я ожидаю его,
как что-то вечное и бесконечное. Даже не представляю, как
мой ОН может быть в своей семье? Но нас этот день напол-
няет, как необходимый, тот самый «рыбный день» в неделе.
Я в самом начале, не хочу сказать, что нас влечёт друг к дру-
гу только секс, хотя он играет самую важную роль в наших
отношениях. И мы очень подходим, однако...
    Как это начиналось? Я училась в десятом классе, целый
день лил сильный дождь. Однажды после уроков, держа
вместо зонта над головой школьный портфель, я бежала к
автобусной остановке. К автобусу по расписанию, потому
что жила в деревне, а до района добиралась маршрутным
автобусом. А когда я добежала в эту слякоть, обрызганная
и вся в грязи от таких плохих дорог, где ямы уходили на
тридцать сантиметров вглубь, наполненные грязью и до-
ждём, то увидела за углом отъезжающий автобус. Я начала
махать рукой, но автобус пошёл дальше, может, меня не
заметил, хочу отдать должное шофёрам автобусов – они
всегда подхватят. Но через десять минут проезжала ма-
шина, «жигули» синего цвета. Увидев меня, она остано-
вилась. Я же уже была под крышей автобусной остановки,
слегка перекрытой толью. Косой дождь полностью меня
омочил. Стояла и дрожала, и с меня текли струи, как из
желобов вода, когда они переполнены сухими прошлогод-
ними осенними листьями.
– Девушка, позвольте, я вас довезу, а если пожелаете, до-
гоню ваш пропущенный автобус.
Я обрадовалась, потому что лил проливной дождь. Серое
небо ничего хорошего не предвещало. Скоро начнёт тем-
неть, а следующего автобуса ожидать пять часов. И кто зна-
ет, кто ещё подойдёт сюда, ведь столько слышишь о разных
насильниках. А во-вторых, я помнила эту тёмно-синюю ма-
шину «жигули», которая то и дело ездила по всему нашему
району.
И я подошла и открыла дверцу. Села. Дождевая вода,
льющаяся с меня, стала заливать сидение машины, и он сам
мне предложил:
– Здесь, недалеко от автобусной остановки, общежитие в
виде отеля, где есть у меня комната, и там найдётся во что
тебе переодеться.
И я согласилась. Я знала, что он не обманывает, есть
там общежитие. Даже помню, что мать много лет назад
там работала когда-то, мыла полы. Оно двухэтажное и не-
большое.
      Когда мы подъехали, он вышел первым, открыл мне
дверцу, и я очутилась с ним вместе под большим зонтом.
Даже я подумала, какой внимательный и аккуратный... и
зонтик при нём всегда! Он открыл входную дверь и оста-
новился на первом этаже... у третьей двери. Когда открыл, я
обвела взглядом комнату. Ничего особенного. Окно во двор
в маленькой комнатке, две солдатские кровати с железной
койкой и застеленными синими верблюжьими одеялами с
вывернутой простынёй. Такую манеру застилать постель я
видела однажды... нас заставляли делать так в пионерском
лагере. Видно, у него это с армии. Кровати были застелены
профессионально. Ничего не было разбросано. А вокруг всё
сияло чистотой и блеском. Я даже постеснялась, если бы он
привёз меня к нам домой и прошёл ко мне, то сразу же стол-
кнулся бы с сельским бытом: первая дверь у нас на двадцать
сантиметров была выше, специально срезали, чтобы захо-
дили и выходили цыплята, которые недавно вылупились.
Моя мать подкармливала их пшеном, и поэтому его доста-
точно было разбросано в первой комнате. Там не было даже
деревянного пола. Не знаю, чем мама намешивала раствор,
только помню, бросала туда жменю соломы и коровьего по-
мёта тоже, и каждый год натирала, а он становился нежно-
горчичного цвета. Но с запашком...
Ну что я всё думаю, если бы... хорошо, что привёз он меня
сюда. Он достал из-под кровати коричневый чемо-
дан, вытащил оттуда большой свитер и тихо предложил:
– Переодевайся! А всё же, как тебя звать?
– Анна Тверская! Можно и Аннушка, так меня называет
мама.
Он вышел, я же переоделась. Свитер был на меня широк,
но в то же самое время немного прикрывал ягодицы.
Вошёл, посмотрел, подошёл ближе и стал, как ребёнку,
подкатывать длинные рукава, а потом предложил чай.
Он не подал мне абсолютно ничего больше из одежды.
Мне стало немного теплее, когда я согрелась под его шер-
стяным свитером. Он через некоторое время достал две
чашки и с помощью маленького кипятильника заварил чай
на скорую руку. И больше ничего... у него не было, никакой
закуски, даже сахара. Потом из шифоньера достал коньяк и
несколько капель добавил мне в кружку, сказав:
– Поможет тебе согреться! Анна! Красивое у тебя имя,
можно, и я буду называть тебя Аннушка!
Я села на кожаную скамейку, он заметил, что мне неудоб-
но, с мокрых трусов лилась вода на пол. И он подложил под
меня свою подушку, бесцеремонно поднимая одной рукой
и притягивая к себе. Это немного смутило и удивило меня.
Нет сахара, а бутылок коньяка стояло несколько штук в ши-
фоньере! Но потом я, немного успокоившись от небольшого
количества коньяка и горячего чая, сама стала расспраши-
вать о том, кто он. И почему живёт в общежитии? Какой он
национальности? Я ведь заметила его акцент. Он не хотел,
видно, много рассказывать о себе, зато полностью узнал о
моей жизни, выведал всё наводящими хитрыми вопросами.
Даже неожиданно для меня выспросил, целовалась ли я с
парнями и знаю ли о том, что такое интим, секс. Он заметил,
что я не хочу рассказывать об этой части своей жизни, и тог-
да достал опять коньяк и предложил выпить на брудершафт,
закрепив дружбу поцелуем, который мне понравился, ведь
разительно отличался от наивных поцелуев одноклассников,
которые лишь сейчас изучают азы интимной жизни и секса.
Мне коньяк понравился тоже, так сладко шёл... двигаясь...
сжигая бесстыдство, что я не заметила, как мы одолели це-
лую бутылку. Не скажу, что я не пила коньяк раньше. Мы
его пили, хоть и не зажиточными считались в нашем селе
Кряково... А кто же в деревнях не пьёт? Наверно, больные,
и то не все. Собираются в сёлах по любому поводу. И без
него тоже... постоянно на «вечеринках», где есть и деревен-
ские мужики. Начинают с коньяка, если его достали! Потом
переходят на водку, если она есть! А чаще – на самогон, он-
то имеется в каждой семье... Сейчас в деревнях легче его
достать, чем молока раздобыть. А детям?! Оставалось лишь
дождаться, пока родители опьянеют и вырубятся полностью!
То, что можно отхлебнуть со стаканов... Вернее остатки, но
и они нас, малолеток, выбивали из колеи. Особенно, если
при нас начинали взрослые «шутить»... заниматься сексом.
Это уже обычное явление. И кто с кем? Не поймёшь, удаля-
лись кто куда, а кто тут же при детях... ни стыда ни совести.
Эдакая жизнь по деревням, ничего не сделаешь, оторванные
от города, нет цивилизации. Кино привозили только по суб-
ботам в клуб, который часто не протапливался. Так и не-
сёшь своё полено, чтобы согреться.
И всё же я сказала:
– Мне стыдно, но я тебе расскажу всё. Помню мамину
лучшую подругу. Когда мне было десять лет, она пришла с
сыном. Тогда они хорошо выпили и заснули, положив голо-
вы прямо на стол, в закуски. Мы с Петром обшарили все бу-
тылки, стаканы и нашли что-то, что могли бы тоже выпить,
до этого иногда баловалась. С малых лет у меня присутство-
вала тяга к алкоголю. Может, от родителей? Ведь отца не
помню, мать говорила, что где-то сгинул... выпившим наш-
ли... пропавшего как день... за селом у пруда.
И мы стали пить из горла бутылки, вернее, допивать то,
что осталось. Как говорится, «выжимать бутылку по ка-
плям». Но мы чувствовали, что этого нам мало, потом ста-
ли отхлёбывать со стаканов остатки родителей. Взрослые-
то не допили, и это был самогон, и его было достаточно!
Не помню себя... видно, опьянела! Помню, как он меня
затащил под кровать! Зачем под кровать, тоже не помню!
Может, боялся, что проснутся матери? Не думай плохо-
го, у нас там ничего не было, ничего не случилось... мы
только это имитировали. Было смешно и нелепо, только
сейчас я об этом думаю и улыбаюсь. Он лежал на мне, ста-
рался целовать. В одежде… Через щель между кроватью
и полом я заметила строгое лицо матери, смотрящее на
меня с фото. В стеклянной рамке, фото было чёрно-белое
и висело над кроватью. И представляешь, я постеснялась,
сильно отодвинула его и выбежала в свою комнату, затво-
рив дверь на засов. И заснула, правда, меня рвало потом
всю ночь.
– И что, Анна, дальше было, ты с ним встречалась?!
Зейхан (так он назвал себя, правда, такое имя слышала
я впервые... и о такой местности, как Нагорный Карабах...
мы на всех говорили «грузины») жаждал откровенного раз-
говора. Предложил мне пересесть на кровать и прикрыться
пледом, якобы я замерзаю. Я пересела, но не прикрылась,
мне так было жарко от алкоголя. Он же продолжал сидеть за
столом, то и дело подносил и подливал понемногу в стакан
коньяка, не отводя с моих обнажённых ног взгляда... Затем
откупорил другую бутылку, было уже за полночь.
А я продолжала:
– Нет, у нас с ним ничего не сложилось бы дальше... он
был очень мал, нерешительный. За много лет была возмож-
ность это сделать! Но, видно, был из скромненьких, мамень-
киных сынков. А я же, видно... не очень его любила.
Он же всё подливает мне и подливает коньяка. Желая
узнать, был ли у меня секс с кем-нибудь вообще. Я же ещё
малолетка всё же! И он боялся не напороться, как он мне по-
том сказал. Он ещё раз подлил мне коньяк и уже сел рядом.
Я была настолько выпившая, что не смогла больше продол-
жать рассказ. Хотя помнила, что он говорил, что место по-
стоянного проживания его – Нагорный Карабах, объясняя:
это регион в Закавказье, в восточной части Армянского на-
горья. Он что-то ещё говорил, но я не помнила. Затем чув-
ство разгоралось... по всему телу ощущались страстные по-
целуи, нечто не испытанное раннее...
Проснулась я через два часа. Он сидел у окна и спросил
вопросительно:
– Хочешь домой?
А когда я не ответила... добавил:
– Проснулась, ну и хорошо, тогда поедем. Отвезу тебя
домой, чтобы мать не беспокоилась.
Может быть, он хотел чего-то большего и чтобы я ответи-
ла, что хочу остаться у него?
Но я послушно встала, хотя знала, что мать никогда не
беспокоится обо мне, если даже несколько дней не буду
дома. У таких, как она, матерей, первое – это найти деньги,
чтобы выпить. И это понял и он, заметив моё колебание.
И поэтому, захватив с собой коньяк, взял меня за руку, со-
брав заранее всё моё мокрое бельё в кулёк, и посадил в
машину.
Он увозил меня в сторону нашего села Кряково, видно,
зная дорогу. Я сидела на заднем сидении. Он всё время че-
рез зеркало смотрел на меня. В то время я чувствовала: смо-
трит, как на женщину! На объект сексуального насилия. Он
был намного старше меня, и ничего дурного в этом нет, если
помог справиться молодой девушке в холодную, дождливую
погоду, подвозя её к дому. Но его взгляд меня тревожил.
Машина остановилась у дома, мать была хорошо подда-
тая, и, мне кажется, они были ровесниками... Они сели ещё
вместе и опустошили эту бутылку тоже.
– Я пошла спать, мне же надо завтра в школу, – так сказа-
ла я, затворив защёлку по привычке в своей комнате...
Они ещё долго сидели и беседовали. Уже в ход пошёл и
самогон. И сквозь сон я слышала долгий ненасытный стон
«любви» в другой комнате.


2. Воскресный день

        В воскресный день я проснулась, как всегда, поздно
и выглянула в окно, дождя не было, но синяя ма-
шина «жигули» стояла около нашей калитки до сих
пор. Я знала, что мать уходит на дойку коров. Всё же живём
в колхозе. А где ещё можно ей подработать? Устала в район
на целый день выезжать. Но, когда посмотрела на часы, было
одиннадцать. Она-то должна была быть дома... Дойка начи-
нается прямо с четырёх утра. Потом я вспомнила вчерашний
день и дождь и пожалела, что приехала на этой машине, а
Зейхан долго не дал матери заснуть, окружив её ночными до-
могательствами. Видно, заметил, что я ещё в девках хожу.
Но, когда я отодвинула задвижку своей двери и вышла,
сама удивилась увиденному... Вся наша давно износившая-
ся мебель была выдвинута в центр комнат и прикрыта про-
стынями, а несколько рабочих белили сразу все помещения.
И вдруг слышу приказной тон Зейхана:
– Ну, что стоишь? Засучи рукава, иди в летнюю кухню
и собери всю посуду в ящики! Сейчас там тоже начнут бе-
лить, сегодня у них один день свободный.
Я так и открыла рот от удивления. Кто он мне? Неужто
считает себя уже «примаком» здесь... новым матери? Уже
«похозяйничал»? Таких, как он, у неё по два за месяц. Её же
вынести невозможно! Она за выпивку всё продаст, даже род-
ную дочь. Подумала ещё так о матери, может, сгоряча, что
так сразу бросается на мужчин. Но, правда, до сих пор, она
же и выгоняла их, того, кто заглядывался на меня. Не скажу,
что я красавица, но длинные мои густые средне-русые воло-
сы, когда они распущены, обращают на себя взгляд мужчин.
А он вдруг добавил:
– Оденься, Аннушка, приличнее, здесь полно мужиков, и
собери свои волосы в косу.
Я на него не обиделась, он этим ещё раз доказал, что мои
волосы требуют надлежащего ухода. И лишь сказала:
– Сейчас, только выпью чаю!
Пошла нехотя на кухню, у самой ноги ослабли от вче-
рашней выпивки. Правда, я никогда так много не пила. Он,
наверно, специально меня напоил, желая соблазнить боль-
ше. И всё же, зачем он здесь задержался?! Я не думаю, что
из-за матери, хотя она и была его ровесница, но потрёпанная
жизнью своей, с припухшим лицо от запоев, не внушавшим
доверия. И выглядела скверно в её-то годы... измученной
выпивкой, тяжёлой работой и мужчинами... Неужели он на-
деется на что-то здесь?
А когда я вошла в летнюю кухню, там была мать, она и
разъяснила всё сразу:
– Зейхан будет жить с нами, ты его должна принять как
отчима. Он пока просился на квартиру как квартирант и
остался на ночь. Но за проведённую с ним ночь я поняла,
что ради такого мужчины сама буду меняться. И ему пообе-
щала, что перестану пить, ради дочери Аннушки, которую
люблю больше жизни.
– Мама, а что он возьмёт взамен? Ты только обещаешь, и,
чем больше мне становится лет, тем больше ты пьёшь.
– Если ты мне тоже пообещаешь не пить, Аннушка, это
пагубно для женщины... а то я ведь заметила, он тебя еле-
еле довёл до дому... я тебе обещаю: тоже никогда не вы-
пью.
– Мама так ты же больна, тебе нужно лечиться! Что ты
обещала ему взамен трезвости? Я должна знать!
– Немного, за каждый мой сбой лишь твой поцелуй, как
отца... Вот он и вылечит. Он сказал, что сам не пьёт и вче-
рашний день был у него первым.
– Мама, ты с ума сошла, так он тебя расколет сразу же... а
я должна расплачиваться! Да! Ты думаешь, что он трезвен-
ник? Не пьёт?! Так ты и поверила, у него полный шифоньер
был с коньяком...
– Он мне объяснил, что он подрядчик – строитель, при-
езжает только на сезон, привозит бригады азербайджанцев
из Нагорного Карабаха, там совсем нет работы, а семье они
отсылают деньги переводом на содержание.
– Так, может, и он женат, а ты уже его примаком в свой
дом, где дочери почти семнадцать?! И я буду расплачивать-
ся за тебя?
– Не обязательно, он сказал – «или поцелуй с дочкой, или
же ремнём по попе!» Так что, ты видишь, дочь, у нас есть
выход. Ты думаешь, что мне легко. Сколько лет без мужчи-
ны, а если кто-нибудь и попадался… Мимолётный роман,
лишь на мгновенье радость женская, это не в счёт. Ты ещё
не понимаешь... когда ты станешь женщиной, то поймёшь,
как нужна тебе интимная жизнь, ласка, хоть на стенки лезь
от такой дури, хуже, чем от алкоголя, и я решила завязать.
И если он и останется хоть на месяц, это мне заменит не-
сколько лет холостых, одиноких дней, которые были.
– Мамочка, прости, ты знаешь: делай как хочешь, мне хо-
чется, чтобы ты наконец вышла замуж, и я поверю тебе... но,
боюсь, он тебя накажет за непослушание, ты будешь битая,
а я буду расцелованная этим пожилым человеком, и, боюсь,
ты меня и загонишь к нему в койку, лишь бы он был и с то-
бой. Он, видно, требователен и всё сделает, чтобы выбить
твою дурь из головы твоей.
Чайник давно вскипел, я разлила чай себе и ей и ска-
зала:
– Садись, отдохни, ты и так напахалась за дойкой коров.
– Хорошо, посижу с тобой, Аннушка, ты моя любимая
дочь, и я не позволю, чтобы он тебя подвёл к такой черте...
Но мне уже снова пора на дневную дойку... я скоро вернусь.
Будь умницей!
Она быстро выпила чай, набросила свой синий рабо-
чий халат и вышла из кухни. Потому что у калитки уже
стояла грузовая машина, полная доярок, которые звали
её. Она ушла... а через десять минут зашёл Зейхан и по-
просил:
– Аннушка, налей мне тоже чаю, ты же не против, если я
поживу у вас как квартирант?
– Да, мне об этом сказала мама, но я прошу, не обижайте
её... она и так намучилась за всю жизнь.
– Я и не собираюсь обижать, а наоборот, я пожалел тебя
вчера, ты такая красивая, умная, благородная, а живёшь в
логове с б... и пьяницей. Уже не хочу тебе говорить о дру-
гих вещах, но я выведу тебя и её на чистую воду, только
не думай, что я говорю это с иронией. Ты имеешь право
жить в хороших условиях! Ты сама ангел... А если ты за-
кончила завтрак, начинай работать: там, за кухней, я завёз
картонные ящики, заполняй их посудой и утварью из кух-
ни. А я буду выносить в летнюю беседку… сегодня дождь
не пойдёт.
– Хорошо, только переоденусь.
На мне был халатик, который то и дело распахивался.
И Зейхан предлагал его переодеть раньше.
– Не надо, сюда никто не зайдёт, а я уже видел твои ляж-
ки вчера. – Потом сам же вышел, занёс несколько ящиков в
кухню и спросил: – А это что у вас в трёхлитровых банках?
– Сало! Мама закатывает на зиму.
– Никакого сала! Я сам буду завозить на обед баранину
и говядину, курицу, всё свежее, только с рынка, отложи это
всё в сторону.
– А что вы не едите свинину?
– Никогда не ел и даже не пробовал.
– А у нас две свиньи в сарае, одну мама везёт на рынок,
осенью... вторую на зиму закатывает в банки и уносит в по-
греб... правда, обед получается солоноватый.
– С этим я сам разберусь, а ты начинай. Что это у вас на
верхней полке? Полезай на табурет и подавай мне.
Я поднялась на табурет, он же стоял внизу, то и дело смо-
трел под халат... Я же доставала всё в мешочках. Чего здесь
только не было: рис, мука и сушёная трава «столетней» дав-
ности. Когда каждый мешочек я подавала ему, он, брезгли-
во раскрывая, посылал в адрес моей матери столько брани,
что ей, наверно, икалось там, на работе. И всё ушло в ящик,
который специально был выбран большой. «Корм для сви-
ньи» – так он написал на нём.
Только к четырём мы справились с уборкой кухни... дом и
стены в нём были полностью побелены. И я заметила, много
чего было выброшено из дома, как рухлядь. Кухню закончи-
ли рабочие белить совсем.
Когда стемнело, он увёз всю бригаду с нашего двора
в районный центр. А сам возвратился как к себе домой,
привёз свой коричневый чемодан и сумку с бутылками
коньяка.
Конечно, все устали, и он предложил:
– Хватит на сегодня! У тебя, Аннушка, ещё есть время на
учёбу, мы же посидим за телевизором.
Я вышла в свою комнату, она блестела! Розовая кра-
ска сразу показалась настолько нежной, что я где-то в
душе благодарила Бога, что мне встретился на пути в
этот дождливый день такой благородный человек. Я села
за уроки, но вскоре опять эти интимные вопли за стеной
стали меня раздражать... Единственное, что я заметила:
мать целый день не пила... может, ожидая другого более
увлекательного и желанного для её души – ночной бли-
зости?!
Утром я проснулась с пением соловья, услышав, как кто-
то открывает мою дверь, но там был засов и за дверью был
Зейхан, который кричал:
– Зачем затворяешь дверь? Я уезжаю уже... Ты готова?!
Я могу и тебя подбросить к школе, в районный центр.
– Да! Сейчас! Я буду готова, проспала на автобус, жаль...
Я быстро накинула форму, забежала на кухню, взяла пи-
рожок горячий со сковороды, видно, мать напекла с утра с
картошкой, и села в машину, где он уже был за рулём и смо-
трел на меня. Всю дорогу ни слова, а когда остановился у
школы, сказал:
– Никуда не уходи никогда... жди здесь, у дверей, до дому
сам буду возить и в школу тоже.
«Ишь, раскомандовался! – подумала я, но в то же время
в моей голове промелькнули другие мысли: – ...А когда тебя
вообще-то возили?! Ты же сама первая села к нему в маши-
ну. А до этого ездила лишь на автобусе или же на тележке,
запряжённой лошадьми».
– Хорошо, сегодня буду до трёх в школе. Приезжай!
ПАПА!
– Я заеду, надеюсь, будешь хорошей девочкой?! Никуда,
ни шагу!
Он уехал, все же бросились ко мне с расспросами:
– Кто это, Анна?! Неужели у тебя ухажёр появился?! –
сказала мне подружка одноклассница.
Я ответила коротко:
– Это новый отчим, хахаль моей матери...
– Антонины Петровны?
– Да!
Но, когда он меня стал привозить и отвозить каждый
день, расспросы закончились.

3. Уже и полгода пролетело

      Уже и полгода пролетело, а свой дом и усадьбу не
узнаешь: всё поменял; там, где находились когда-
то свиньи... после продажи... освежил и завёз не-
сколько баранов и козу. В доме появились козьи сыр и моло-
ко. Там, где были раньше утки, построил небольшой сарай с
множеством клеток для кроликов, а уток и гусей убрал на за-
дний двор, в дальний угол огорода, сделав выход им из двора
прямо на ставок, через дворы. Даже натянул высокую желез-
ную сетку для кур, и теперь они не шастали и не оставляли
всюду помёт. Наш двор оставался ухоженным и чистым, весь
в цветах летом... К моему удивлению, ни одной соринки, ни
сорняка, ни одуванчика в саду и на огороде, он, как хорошая
бабка, часами мог, наклонившись, выдёргивать их из земли.
    Многое поменялось и в нашем доме: чистота и порядок
во всём. Даже если взять самое обыденное, такое как... мы
до него купались раз в неделю, сейчас, независимо от по-
годы, купаемся каждый день. Вечером увозил нас на сво-
ей машине в колхозную баню, которая находилась прямо у
коровников, – может, договорился со сторожем? А помню
только, когда была пурга, сам нанёс воду, заложил в ведро
кипятильник и кричал на весь дом: «Что вы за женщины?!
Хотя бы подмойтесь, не стесняясь меня».
  Он терпеть не мог беспорядок в доме, на кухне нечисто-
плотность.
     А когда не было времени съездить несколько дней в
баню, устраивали банный день прямо на кухне, в корыте...
Ему было не лень наколоть дров, хотя всё лето он этим за-
нимался. Лишний раз натаскать воды из колонки в любую
погоду...
Я уже забыла, живя с ним, когда воду вообще-то носила.
Он меня щадил, как дочь… мне так казалось. А коромысла,
запылённые, висели в подвале без употребления. Я наблю-
дала за ним, как он носил вёдра, напрягая свою мужскую
мускулатуру, невозможно было оторвать от него глаз.
А летом он притащил большой бочок железный и сделал
нам летнюю баньку, как в коровнике, и также смастерил на-
стоящую русскую баньку... по-чёрному, на углях.
    Как будто бы всё было хорошо... лето пробежало бы-
стро. Мне уже в десятый класс, и в этом году я заканчиваю
школу.
   Мать остепенилась, не пила, неужели он мог бы подей-
ствовать на неё. До него никогда так хорошо мы не пита-
лись: не ели шашлыка и разных деликатесов... А сейчас,
видно, он сам любил и делал шашлык и люля-кебаб почти
каждое воскресенье.
Пока один раз... это было в октябре 1988 года, он уехал, и
не было его почти два месяца... я нервничала, а мать опять
запила.
Но под Новый год он приехал, сказал, что навестил сво-
их родных и перевёз всю свою семью. А на окраине де-
ревни купил дом небольшой за 3000 рублей – это был не
дом, а рухлядь, практически он купил землю, на которой
стоял этот дом. Но я сразу же поняла, что он его приведёт
в порядок или же перестроит, а то, что он купил, или сне-
сёт полностью, или построит заново... Как он сказал, что
перевёз семью, но слишком много там было человек, я и
не предполагала, что там могли быть жена его и дети. Хотя
всё село уже об этом судачило. Он стал жить на два дома,
иногда пропадал неделями... А вскоре стал жить там боль-
ше, чем у нас, но меня каждый день провожал и встречал
из школы.
     А к нам опять зачастили мамины подружки, и так, за
длинными холодными вечерами, рюмку-другую они пропу-
скали. А когда возвращался Зейхан, видно, она не могла уж
остановиться и украдкой пропускала стаканчик.
В Зейхане было очень много хороших качеств, как в муж-
чине. И он не требовал от неё лишний раз приготовить обед
или же помыть посуду. Когда он появлялся у нас, зная, что
она тяжело работает на ферме, больше делал уборку сам,
если даже приходил через неделю и в раковине, не было
места положить чашку. А мне совсем не доверял... всегда
повторял: «Ещё успеешь наработаться». Единственное, чего
не мог терпеть, – пьянства матери.
   Межнациональный конфликт в Нагорном Карабахе как
будто эхом отозвался в нашей деревне, хотя она являлась
глубинкой России в Сибири. Все временные сезонные ра-
бочие стали покупать себе здесь дома, обустраиваться, и
не только азербайджанской национальности, также и ар-
мянской... ведь у него был в бригаде разно национальный
коллектив. Это было заметно, когда они белили наш дом.
Это значит, и армянские, и смешанные семьи из Карабаха
скупали наши сельские хаты-развалюхи... хотя на них было
жалко смотреть: от старости и износа... выглядели они как
избушки на курьих ножках из сказки.
Председатель колхоза был рад вливанию населения, всех при-
нимал и всегда в пример ставил Зейхана из Нагорного Карабаха,
который сам не пьёт и исправил мать – Антонину Петровну.
Но беженцы приезжали не только в наше село, но и во все
сёла, вокруг районного центра, и в школе появилось много
кавказских детей.
   В этом году я заканчиваю школу! Ура! 1989-й! И поэтому
была сосредоточена на своих уроках. На меня стал засма-
триваться один парень из нашего класса: высокий, строй-
ный, черноволосый, как будто бы Зейхан, когда смотрит
на меня... и мне сказали, что он из Нагорного Карабаха. И
однажды, когда я стояла и разговаривала с ним, а его зва-
ли Ованес, подъехал Зейхан, а когда я села, сразу же сказал
мне:
– Чтобы я тебя с ним не видел! Ты, думаю, поняла меня,
дочка!
– Да! Поняла! – ответила я коротко, но внутри у меня
всё горело, хотелось, что-то язвительное сказать, однако не
смогла.
    Он был уж слишком положительным. Но, когда он, по-
луобнажённый, во дворе что-то делал, несмотря на холод:
рубил дрова или по нескольку раз ходил с двумя вёдрами за
водой к колонке, я не могла не выглянуть и не посмотреть
на него, сделав проталинку в замерзшем стекле. Он был как
Геракл: сильный, мускулистый, загорелый темноволосый
мужчина с исключительно белыми зубами, красивой вечной
улыбкой.
    Но после его приезда обратно из Нагорного Карабаха,
немного стал нервным, лучше с ним не связываться. Я со-
всем уже забыла об их уговоре о том, что мать не должна
пить ни грамма. И однажды она возвратилась с работы, ве-
черней дойки, немного навеселе. Мать оправдывалась, яко-
бы у одной из сотрудниц, доярки из нашего села, был день
рождения. Они отметили там же и немного выпили, «чисто
символически», самогона. Стемнело, я слушала брань за
стенкой... но поздним вечером услышала, как он её бьёт. Это
было впервые. Может быть, я была ещё молода, но сама в ту
минуту ругала свою мать и не вмешалась.
Но прошёл всего один день, как она уже из-под стола до-
стала «чекушку», откупорила её, выпила с горла. И за это
опять получила. Может, ей нравится ходить битой, а потом
вымаливать секс, подумала я, презирая такую алкогольную
зависимость. Но она сорвалась по-настоящему. И в следу-
ющие вечера, иногда ночью, я слышала плач и крик из их
спальни, но не заходила. А в один день, когда она сильно
кричала, как резанная, я не стерпела и всё же вошла.
Мать, без трусов, опершись головой о постель, нагнулась
над кроватью. Зейхан был одет, он держал в руке широкий
солдатский ремень с бляхой и что есть силы бил её по ягоди-
цам. Уже и так было там несчитанное количество красных
и синих зарубцевавшихся старых полос от побоев... Она же
вопила:
– Прости, больше не буду пить, больше не буду!
А он кричал:
– Ты забыла наш уговор!
Она в слезах молила:
– Не губи девку, не губи Анну, не буду больше пить, ты
же понимаешь, как я её люблю!
И тут я вспомнила их уговор: за каждый выпитый стакан,
я должна расплачиваться поцелуем. И, наверно, потому она
терпела все побои, лишь бы он не развращал меня. Когда он
меня увидел, остановился и, выходя, сказал:
– В последний раз терплю это! Чтобы ты перестала пить,
иначе, ты знаешь... долги не прощаю.
Я подошла к матери, подняла её, сделала несколько при-
мочек на побои и ещё раз поняла, что мать битая не один
раз. Я её тоже просила не пить и сказала: если он так её бьёт,
пускай уходит из нашей семьи, хотя понимала, что сама мать
к нему привыкла и любит его, потому она и терпит. Но она
любила и меня... не хотела, не то что не хотела, а боялась,
чтобы он, начав с поцелуя, на большее бы не претендовал, не
позарился бы на мою девственность. Я же полного договора
не знала... Ведь он у нас живёт уже как год... его взгляд всег-
да задерживался на мне, как на объекте желаний. Я тут же
вспомнила, как совсем недавно стояла со своим однокласс-
ником Ованесом у ворот и ожидала, когда Зейхан заедет за
мной. Но, когда он увидел, что я стою с парнем, он даже
изменился в лице. Для него я стала не только дочерью, а он
для меня отчимом... а надеждой, что когда-то всё же меня
сможет соблазнить, и, видно, эти зимние дни наставали.
Мать каждый день пила, уже даже не ходила на работу.
Запои, и ничего не сделаешь, он же её бил, понимая, что
дочь любит мать и один раз заступится. И он будет требо-
вать вернуть долги... Так и было однажды, я уже не вытер-
пела, зашла и умоляющим голосом попросила:
– Остановись, Зейхан! Тебе её не жаль? Видишь, она тер-
пит, потому что, наверно, любит тебя!
Он посмотрел на меня, на девушку созревшую... в ноч-
ной рубашке, босую и с распущенными волосами, и сказал:
– А уговор? Я требую исполнить!
Мать, несмотря на то, что была хорошо поддатая, закри-
чала:
– Нет, дочка, нет, не делай этого... не слушайся его!
Я же подошла и поцеловала Зейхана по-детски, в щёчку.
Он удивлённо посмотрел на меня и, притянув к себе, по-
целовал взасос. Бросил пояс на пол и вышел из спальни.
Я осторожно подняла мать, которая валялась на полу.
Осмотрела её тело, всё в синяках. Она меня любила. Я же
любила мать, несмотря ни на что. Оказывается, дети алкого-
ликов более нежны к своим родителям. Они понимают, что
алкоголь – зло... и сами становятся очень рано как бы роди-
телями для них. Подняла её на кровать, а когда она в стоне
боли уснула, пошла в свою комнату и закрыла дверь на за-
сов, ощущая его страстный поцелуй на своих губах.
И так уже несколько дней она пьёт, он начинает бить... я
их разнимаю и взамен, одарённая поцелуями, ухожу в свою
спальню. Но они были такими страстными, что я сама жела-
ла и, как только слышала крик в спальне, опять входила без
стука. Да! Входила, чтобы не допустить болезненных ударов:
плёткой, поясом, розгами... а может, входила, чтобы получить
тот поцелуй первый, когда ощутила себя созревшей, когда
впервые подросток начинает целоваться. А он-то это знал и
не понаслышке, он знал, как можно девушку поймать в сеть.
Здоровый мужчина: сильный, высокий, симпатичный... как
на тетиву натягивал молодую девушку, соблазняя меня.
Прошло ещё некоторое время, и мама вышла из запоя, и
у нас опять началась нормальная жизнь. Если не считать то,
что однажды он меня тоже забрал с ними в нашу русскую
баню, когда они пошли купаться, сказав, что банька хороша,
но мало осталось тепла, и поэтому вместе выкупаемся. Но в
темноте и в пару я всё же рассмотрела их интимную жизнь,
может, специально он показывал это мне. Может, он, зная,
что я ещё малолетка, хотел показать мне это, чтобы я желала
тоже и сама притянула его к себе? И поэтому специально
завёл туда?! Он понимал, что я ещё несовершеннолетняя,
но, когда после этого подошёл ко мне и предложил лечь на
деревянную лавку и стал меня бить веником, мне почему-то
хотелось притронуться к его накачанному телу. Не такому,
как у наших пацанов одноклассников. Он же заметил это и
стал мочалкой водить по моему телу, поднимая и гладя гру-
ди и обмывая их. Хотя я была в купальнике, он лез мочалкой
везде. Мать смотрела и ничего не говорила, видно, она была
уже «готова», а может, выпила немного до баньки. Потом
она вышла, сказав, что ей стало жарко. Он же натирал, поло-
скал и крутил меня руками, поглаживая всё тело. Я ощуща-
ла странные чувства. А когда мы возвратились в дом, мать
сидела за столом и опять пила самогон. Я понимала, что он
сейчас сделает, и мать тоже, она послушно встала, вышла в
спальню и облокотилась над кроватью, готова была к тому,
чтобы её били. Она не смогла, видно, с собой справиться.
Я же забежала за ней:
– Мама, ты же обещала, зачем ты это делаешь?!
Она в слезах ответила:
– Ничего с собой не могу поделать!
А он уже доставал ремни.
– Нет, Зейхан, только не это! – сказала я.
– Хорошо, тогда пойдём к тебе, отдашь долг.
Мать кричала, плача:
– Не губи дочь, Зейхан!.. Я обещаю завязать, честно, хо-
чешь, весь самогон вылью!
Он же взял меня за руку и вывел в мою комнату. После
бани он был возбуждённый, может, он на ней и хотел вы-
лить всю его страсть после прикосновений ко мне, но она
была пьяна. А может, он терпеливо ожидал её срыва, чтобы
перейти на меня. И план коварный идёт сам себе к цели.
Но он завёл меня в мою комнату, сел на мою кровать, по-
садил меня к себе на колени, стал лишь только целовать,
притрагиваясь нежно к груди и к телу, как это делал в бане,
а потом спокойно встал и ушёл в свою спальню, где я слы-
шала продолжение – страстные вопли матери.
Утром я заметила, как весь самогон мать выливала. И в
этот момент поняла, что она не будет меня больше делить
и разменивать. Она любила меня... и его... И вообще её лю-
бовь к нему была сильна, она ни с кем не хотела делиться.
В этом её возрасте очень трудно найти себе мужика, да ещё
такого, который перевернул весь дом кверху дном... и не
только дом... и видно, был хорош и в ночи.
Она снова расцвела, стала красива, и он тоже стал хоро-
шо относиться к нам обеим. Полноценная ночь с ней, видно,
его устраивала тоже. Целовал меня по-детски, в щёчку, и я
подумала, что всё: образовалась настоящая семья!
Раньше не могла никак привыкнуть к баранине, а сейчас
она была для меня очень вкусна, особенно когда Зейхан го-
товил обед: плов и шашлык... это было объедение. Я сама
удивлялась, как может мужчина, находясь в постоянных
разъездах, оставаться чистоплотным и ещё прекрасно го-
товить, но не только это... Для него помыть посуду ничего
не стоило. Он выносил кастрюли на привезенный песок и
начисто начищал их, пока они не начинали переливаться...
Сочетание чисто мужского начала и мягкого домашнего че-
ловека притягивало меня к нему как магнитом.
Соседи уже стали завидовать нашей семье. И говорили:
– Ай да, Антонина Петровна, какого себе мужика отхва-
тила! Зейхан! Совсем её исправил, не пьёт, хотя на всё село
Кряково была известной пьяницей и павшей женщиной. Как
только у такой матери, такая скромная девочка выросла: и
отличница, и красавица?

«Люблю» – одно это слово
Не устаю я слышать от тебя,
Сжигает во мне всё живое...
Томится неспокойная душа.

Это живой огонь, море,
Где волны блещут издалека...
Поднимутся над водою,
Угомонятся, в воду падая...

Любовь, как чайка, заметив рыбу,
Всё кружит над водой, крича,
Так и во мне душа застыла,
Когда давно не вижу я тебя.


4. Скоро заканчиваю школу!

    Скоро заканчиваю школу! Начало Нового 1990 года,
осталось всего шесть месяцев до окончания, а мо-
жет, и меньше... В нашей семье царит спокойствие.
Практически лишь только он смог выбить эту алкоголиче-
скую зависимость из матери. Она давно не пьёт. И он стал
очень любящим отцом – отчимом для меня и хорошим му-
жем для неё. А что он был хороший семьянин, в этом я уже
не сомневалась, давно заметила его заботу.
Он одаривал нас импортными безделушками, дорогой
одеждой и часто золотыми украшениями... Пускай недоро-
гими, но как приятно это получать от отчима, который жил
у нас пока редко!

Я узнала, что он в самом деле привёз семью из Нагорного
Карабаха. Но до меня дошли слухи, что у него в той семье
даже две жены. От старшей он имел сына, и она никогда
не выходила на улицу... всё работала в доме. Сына я виде-
ла в нашей школе, в параллельном классе. Очень похож
на отца, такой же высокий, накачанный, как Зейхан. Но,
видно, он его не баловал и, несмотря на то, что из одного
села мы ездили, он никогда не подвозил его в школу, даже
в плохую зимнюю погоду. А за мной заезжал каждое утро,
если даже не спал ночью у нас в доме. И забирал домой по-
сле школы каждый день, как будто бы это была его прямая
обязанность.

    В их доме жила ещё одна жена, помоложе, и у неё было
тоже трое детей, и все были маленькими, как будто бы рожа-
ла она их каждый год. И говорили, что она опять беремен-
ная. Наверно, поэтому он в последнее время оставался у нас
дома, видно, мать его ночью устраивала.

    Может быть, многожёнство в Азербайджане приветству-
ется, но не в Союзе, а тем более здесь, в России... Но кто что
может доказать по поводу того, с кем он спит по ночам?!
Я сама ходила туда, на окраину села... он там построил та-
кой большой дом! Две его жены жили в мире и в согласии, а
может, боялись быть битыми.
Однажды, когда он заехал за мной, я ему сказала в машине:
– Парень из нашего класса Ованес... он тоже из Нагорно-
го Карабаха, пригласил меня в кафе, поесть мороженого, а
потом в кино.
Он едва не подпрыгнул в машине и закричал:
– Анна! Сколько раз я тебе говорил: не разговаривай ты с
ним. Это опасно!
– Зейхан, почему опасно? Он меня проводит до дома ве-
чером. – Уже как полгода я отчима называла по имени... а
раньше то отец, то просто без имени... выкала...
– Не буду я тебе, Анна, разъяснять сейчас. Ты взрослая и
скоро окончишь школу, тогда будем разговаривать на такие
темы. Но пока ты живёшь со мной, не допущу, чтобы с ним
вышла даже на час. Ты поняла меня? А если нет, хочешь, я
тебе разъясню... У нас межнациональный конфликт с армя-
нами давно, и поэтому я перевёз свою семью сюда... пом-
нишь, когда меня не было два месяца дома, я тогда видел
настоящую войну в Карабахе: убийства и унижения, как с
нашей стороны, так и с армянской, я же мирный человек...
– Зейхан! Успокойся! Хорошо, не беспокойся больше, я
откажу ему завтра.
– А что, ты дала какую-то надежду на свидание?
– Какое свидание, я тебя не понимаю, Зейхан? Нет, про-
сто я сказала, что подумаю.
– Ну и дурочка ты у меня, Анна, но всё же хорошо, что ты
мне всё рассказываешь.
– А если бы меня пригласил не армянин в кино... а рус-
ский парень, ты знаешь, сколько засматривается на меня!
Ты бы тоже так возмутился?
Он долго не отвечал, как будто бы не был задан вопрос.
А потом всё же сказал:
– Ты заканчиваешь в этом году школу. Я не хочу, чтобы
ты была дояркой, как твоя мать. Вечно от неё прёт коров-
ником, и этот запах с её кожи никогда не исчезнет. Я хочу
отвезти тебя в город учиться на медицинскую сестру, а по-
том ты возвратишься в колхоз, здесь нужен фельдшер... ты,
наверно, понимаешь, что по любому поводу мы везём в рай-
онный центр детей, семью.
– Но у нас даже нет помещения для здравпункта!
– Это не проблема, я хочу, чтобы ты выучилась на от-
лично, а я буду тебя там полностью содержать, найму ма-
ленькую однокомнатную квартиру. Не хочу, чтобы ты жила
в общежитии, где сплошной разврат и алкоголизм.
Я удивилась его щедрости, повернулась к нему и поцело-
вала в щёчку, как иногда делала в благодарность.
– Ты права, надо закрепить эту новость. – И он остановил
машину на обочине и поцеловал меня в губы, это длилось
дольше обычного...
 
   Может быть, страх, что я познакомлюсь с ребятами из на-
шего класса и потеряю девственность, его полностью отклю-
чил, но всё же потом он завёл машину, и мы доехали до дому.
Я поняла, что мой поцелуй, даже в щёчку, расшевелил все
его нервные окончания, и, когда мы вошли в дом, он сразу же
увёл мать в их спальню. Его поцелуй горел на моих губах.
И я поняла, что он мне здесь не даст возможности дружить
с кем-нибудь из парней моей школы. Мне и не хотелось...
видно, я не доросла ещё, и он это хорошо понимал...
Но через час он вышел на кухню, видно, хотел закончить
разговор. Мать уже спала, ей же к четырём утра на работу...
Он уже понимал, что мать больше не будет битая, потому
что она больше не пьёт... и долги не надо возвращать... а он
лишился девичьих поцелуев, которые ему нравились.
Он постучал в мою дверь, понимая, что я могла бы не
выйти в кухню и делать в это время уроки. Моя дверь не
была заперта, он вошёл, сел на кровать и сказал:
– Анна! Покажи дневник, я давно не проверял его.
Я не хотела показывать, несмотря на скорый конец учеб-
ного года, у меня успеваемость снизилась и я нахватала мно-
го четвёрок и один трояк по истории. Когда он это увидел,
возмутился и сказал:
– Сейчас я вижу, чем твоя голова занята, – ребятами! Раз-
ве я тебя заставляю что-нибудь делать дома или же в саду и
огороде? Я тебя берегу... а ты даже не соизволишь учиться
отлично. В чём дело? А как ты будешь поступать в медицин-
ское училище? Ты же всё завалишь с первого раза. Видно,
с тобой надо как с матерью, выбить всё из твоей головы,
все мысли о парнях. Снимай трусы! – И он уже взялся за
ремень, чтобы меня бить.
– Не бей, Зейхан! Как я буду сидеть завтра в школе за
партой, она и так твёрдая, попа будет болеть.
– Тогда ты знаешь, что делать. – И он сел, притягивая
меня, усаживая на колено, и стал целовать, как когда-то,
пока в губы, потом – в грудь.
На мне была майка, и он её тоже снял, чтобы поглощать каж-
дую клеточку моего тела. Но не больше, а когда вышел, сказал:
– Я буду с сегодняшнего дня проверять ежедневно твой
дневник и занесу сюда ремни и розги, пока не очухаешься,
чтобы ты не думала, что я на ветер бросаю слова. Не захо-
чешь быть битая, будешь расплачиваться поцелуями.
Он ушёл, я же долго ощущала его поцелуи на своём теле.
Я считала себя дрянью, ведь он говорил правду... мне нужно
было лишь заниматься. И я всю ночь не заснула, пока не выу-
чила всё, что задано. Мне хорошо давались точные науки, но с
биологией и историей трудновато... не дружила я с этими дис-
циплинами... И опять, как назло, меня вызвали и поставили 4
на следующий день по биологии, потому что спрашивали весь
материл за всю неделю и предыдущую тоже, помимо сегод-
няшней темы... а я думала, что меня пронесёт... но, видно, нет.
Отчим так же меня отвёз и привёз и, когда лишь мать
ушла на вечернюю дойку, подозвал меня и спросил:
– Покажи дневник, Анна! Что у тебя на сегодня?
Я подала в слезах дневник, он подумал, что там 2 и вы-
хватил его из моих рук.
– 4 по биологии? Как тебе не стыдно, ты должна биоло-
гию вызубрить! Ведь ты будешь её сдавать на вступитель-
ных экзаменах.
Он схватил меня и повёл опять в мою комнату, снимая ре-
мень со своих брюк. И пару раз замахнулся, ремень был не
такой широкий, каким он бил мать. Но всё же было больно,
и я повернулась, чтобы его поцеловать, чтобы он простил
меня за поцелуй. Его штаны были спущены до колен, видно,
пояс поддерживал их, и он, тоже заметив это, притянул меня
к себе, уселся на кровать, посадив на колено. Он целовал
и не только... я чувствовала, под собой бугорок воспламе-
нившейся страсти, всё время упирающийся в меня. Он же
целовал страстно и долго, заставляя меня ёрзать. От его по-
целуев, непривычки сидеть в такой близости, мне было не
по себе, я чувствовала, будто французская Эйфелева баш-
ня вонзалась в небо до боли… Но он всё же встал. Видно,
услышал, что мать вошла с работы, и только сказал:
– Чтобы я не видел у тебя «четвёрок».
Но это было не всё.
В субботу, рано утром, он зашёл в мою комнату и сказал:
– Быстрей одевайся, поедем в Томск, я должен срочно ку-
пить тебе квартиру, потому что началась инфляция и мне
нужно потратить наличные деньги, иначе пропадут, а мате-
ри напиши записку положи в кухне на стол, чтобы не вол-
новалась.
– А почему в Томск? Ты же говорил, что устроишь на
квартиру?
– Потому что там будешь учиться в медицинском техни-
куме.
Денежная реформа... Обмен денег в 90-е годы. Это при-
вело в панику всех, и у нас в семье была надежда на то, что-
бы что-нибудь купить. Иначе всё сгорит...
– Я имею достаточно денег, и мне нужно отовариться, –
сказал он.
Я же, наивная, спросила:
– А что взять с собой?
– Ничего, всё купим там!
Я заметила его саквояж, полностью набитый деньгами, и
большую сумку.
Было раннее утро, и я быстро оделась, написала записку
и оставила на столе для мамы.

Ожидание неизвестного?!
Хуже не придумаешь в жизни...
Вначале пройти трудные пути,
Потом с любимым всё в радости.

Не отрекайся от неясного,
Пускай в смятении все мысли,
Слишком мало в палитре белого,
Коль ничего не смыслю в жизни.

Лжеидиллия одиночества,
Колокола соборов древних...
Но стоит выкрикнуть пророчество,
Не чтя людских законов ветхих...


5. Зимний короткий
январский день

Как молодых манит любовь?!
Их первый поцелуй при встрече,
Пока играет в жилах кровь,
В этот же день, вернее, вечер...

Готов отведать неизвестное
В любви своей страстной,
Кто толкнёт, кто разрежет надвое,
Счастье есть – оно важней...

Но неизведанное – порою боль,
Оно появляется вместе с желанием...
Но всё же вновь играешь свою роль,
И во взрослую жизнь перешёл с пониманием.


      Зимний короткий январский день ничего хорошего
не предвещал. Я, как послушный ребёнок, следо-
вала за ним в машину, одевшись потеплее. Дорога
была туманная, серая от начинающейся метели, и мы едва
доехали с ним до района. Он понимал, что в такую погоду
опасно ехать в Томск на машине, и круто повернул в сторо-
ну железнодорожного вокзала. И там, на стоянке, остановил
машину. Взял меня под руку, чтобы не поскользнулась... и
повёл до вокзальной станции. Посадил на лавочку, отдав
в руки сумки, а сам побежал за билетами. Я подумала, на
электричку. Но, когда он прибежал, сразу же взял меня за
руку:
– Бежим, поезд уже на перроне.
    Это был скорый поезд до Томска, остановившийся на на-
шей станции всего на несколько минут. И мы всё же успели.
Правда, поднялись не в своём вагоне, седьмом, продвига-
лись к своему купе через несколько вагонов, пройдя почти
весь состав.
Я впервые на поезде! И для меня такое путешествие ока-
залось первым и приятным.
В купе была какая-то семья, и они тут же подвинулись,
уступая нам место.
    Потом Зейхан вышел куда-то и занёс еды пообедать, а
проводник принёс чай. Но я так озябла, что, выпив чаю, об-
локотилась на плечо Зейхана и тут же заснула. Очнулась,
когда он меня будил:
– Анна! Анна! Просыпайся, нам пора выходить.
Я быстро пришла в себя, он же был уже одет и подавал
мне моё тёплое пальто и шапку, помогал одеться.
Мы вышли на перрон вокзала Томска. Вьюга делает за
себя свои дела. Но он был настолько силён, что я, обхватив
его руку, вприпрыжку бежала за ним, едва поспевая за его
быстрой походкой.
     На вокзале он меня опять посадил на лавочку и пошёл
перезванивать знакомому маклеру, чтобы посмотреть не-
сколько квартир. Заметив, что меня знобит, он не взял меня
с собой... сам выезжал смотреть квартиры, и оказалось это
нелегко... Голодная, я просидела на вокзале Томска до само-
го вечера, и наконец он пришёл за мной, сказав:
– Пойдём, Анна! Я думаю, нашёл тебе квартиру хорошую,
около Томского медицинского училища и если она тебе по-
нравится, сразу же заплатим за неё и возьмём ключи.
Я вышла вместе с ним, и мы сели в машину маклера, тоже
«жигули». И, как я поняла, он тоже азербайджанец, они раз-
говаривали на своём языке.
    Была плохая погода и видимость нулевая, всё же через
час машина остановилась на какой-то центральной улице.
И, пока мы прошли к дому, я заметила вывески магазинов:
гастроном, булочная и много чего из продуктов... Я поду-
мала, что это похоже на него, он даёт мне возможность всё
иметь рядом, пока его не будет со мной.
И наконец он остановился около подъезда, выходящего
прямо на эту улицу. А я поняла, что здесь буду жить через
полгода. Он же повернул голову и показал в другом направ-
лении:
– А там Томское медицинское училище, будешь доходить
за десять минут.
Если не считать, что он отчим и делает большую ставку
на меня, я бы обрадовалась, но уже поняла, чем я должна
расплачиваться в благодарность. Но, живя с ним уже второй
год, сама тянулась к нему, может быть, это именно первая
любовь девчонки.
Мы поднялись всего на несколько ступенек, и маклер от-
крыл дверь.
Зейхан сказал:
– Заходи, дочка! – Так он меня назвал при маклере, и так
он меня называет при посторонних.
Я зашла. Меблированная однокомнатная квартира, 33
квадратных метра; мне сразу здесь понравилась, она была в
стократ лучше нашего дома в захолустье и близко от учили-
ща. Я, посмотрев всё, сказала:
– Мне очень понравилась... – и добавила: – ПАПА!
Зейхан сел с маклером за стол, полностью расплатился,
получив взамен какие-то документы. И потом сказал ему:
– Подыщи вторую такую же квартиру, около строитель-
ного техникума, это не дело, если он будет так далеко ездить
до техникума в такую погоду. Сыну можно поскромнее... и
выше этажом...
Тот взял сумму и сказал:
– Завтра заеду с ответом...
Но на следующий день он не заехал, видно, помешала
плохая погода. А я подумала, что она стала препятствием,
или же по дороге Зейхан мог изменить своё желание на по-
купку ещё одной квартиры. Я понимала, что его сын, как
он... не потеряется здесь... Он был дисциплинированным и
на всю школу прославился как отличник и положительный
ученик. Видно, не один раз битый отцом...
   Маклер вышел из квартиры вместе с Зейханом, который
возвратился через час с авоськами продуктов. Я же так и
сидела, а он с порога спросил:
– Чего сидим? Давай начинай приводить в порядок свою
квартиру! – И показал документ купли-продажи, заверенный
нотариально, где сказано, что квартиру он записал только на
меня одну. Затем Зейхан добавил: – Поменяй простынь и за-
лезай в кровать, не мешай мне, я сам её приведу в порядок
после обеда.
Мы ели спокойно, даже смеялись. Я уже совсем забыла,
почему именно сегодня он сорвал меня с тёплой избы и мы
проделали такое расстояние.
После обеда я поменяла простыни и подняла ноги на кро-
вать, потому что он уже снял с себя гимнастёрку и в одной
майке матроса, засучив брюки, вовсю работал шваброй.
Его чистоплотность всегда и везде меня иногда выводила
из себя, но когда он закончил, перемыв заново всю посуду на
кухне в шкафчиках, вытер и поставил всё на место, то сказал:
– Сейчас раздевайся, поможешь мне выкупаться, смыть
всю здешнюю грязь. – А сам зашёл в ванную комнату, и я
слышала, как и там несколько минут мыл всё и наполнял
ванну.
Пока он убирал, я не сводила с него глаз, и он, наверно,
заметил это. Я зашла в лифчике и трусиках, зная, что обмо-
чусь водой и у меня нет замены, когда он сидел в ванне с пе-
ной. Он подвинулся вперёд и предложил сесть ему за спину
и натереть его мочалкой. Я села позади и, притронувшись
впервые к его спине, начала мочалкой водить по его телу.
Мне стало приятно прикасаться к нему, может быть, я сама
ждала этих минут... Я долго водила кругами по телу, и он
уже дрожащим голосом произнёс:
– Сейчас я... Анна... садись вперёд.
   Он не хотел меня взять насильно, но делал всё, чтобы я
сама этого захотела. И я покорно перешла вперёд. Он стал
мылить мне спину и не только. Мочалка сползала по всем
эротическим местам. Он прижимал меня к себе вплотную.
Я опять почувствовала «бугорок кавказских гор», на кото-
рые он то и дело меня то сажал, то поднимал, обхватив
одной рукой, потом нежно сказал, скользя по спине в по-
целуях:
– Повернись ко мне лицом... я помою. Это он делал и у
нас в бане, и поэтому я развернулась, но он, заметив труси-
ки, стянул их и бросил на батарею, сказав: – Пускай высы-
хают, – а затем так же ловко снял и лифчик.
А потом он посадил меня прямо на «бугор», то и дело те-
ребя меня... Была приятная боль, но он хотел большего. Он
притянул меня в ванной и стал страстно целовать. Обычно
поцелуи я получала за непослушание... Здесь же были со-
всем другие... он их показывал впервые.
«Я уже ему подвластна», – подумала я.
Он поднялся, взял меня на руки, завернул в чистую про-
стынь и понёс к кровати. И только там добился, чего хотел
и к чему стремился все эти годы. Он в страсти порвал мою
девственную плеву... в запале всех наших желаний. Потом
сам стал плакать, как дитя, говорил быстро, но чтобы мне
было понятно, что меня полюбил с первого взгляда, когда я
стояла и мокла на проезжей части под дождём.
Я его тоже целовала, забыв обо всём на свете. И недав-
няя боль переходила в сильную первую любовь подростка.
Я понимала, что он ревнив и что никогда на мне не женит-
ся, потому что у него есть семья и дети... Кроме этого, по-
нимала, что, если мама заметит такую близость, она опять
сопьётся. И также понимала, что уже обратной дороги нет.
Я его любила и давно, только после нашей первой ночи я по-
няла, как он мне дорог тоже... Как и все его жёны, наверно...
а он к каждой, видно, относился по-своему тепло.
Два дня мы пробыли безвылазно в постели, в любви и в
сексе. Но к вечеру он всё же сказал:
– Анна, ты меня осчастливила за эти два дня, но нам пора
на вокзал, домой. Я-то зимой не работаю, но тебе завтра в
школу.
– Я не выучила уроки, Зейхан! А вдруг...
– Это сейчас не имеет никакого значения, поверь мне...
никогда я на тебя не подниму руку, любовь моя.
Мы быстро оделись, вышли на центральную улицу и пой-
мали такси. Подъехали на вокзал. Оказалось, у него куплены
билеты на обратную дорогу, он делал всё, заранее обдумав,
я его уже знала.
Мы вышли на перрон и сели в вагон. На этот раз купе
было свободно, и мы спокойно доехали до нашей станции.
Там мы пересели в его машину. Он меня посадил на заднее
сидение, нежно сказав:
– Анна! Дороги плохие... – И даже пристегнул ремень
безопасности.
Мы доехали благополучно. Дорожка к дому была завале-
на снегом, и он, тут же сбросив с себя тёплую одежду, стал
освобождать её. Когда мы отворили дверь в хату и прошли
на кухню, то заметили, что она нетопленая. А мать сидела в
тулупе за столом и пила коньяк, который он привёз для дела
(она никогда такого не позволяла себе раньше). Но он ниче-
го не сказал ей. Быстро затопил русскую печь, а когда стало
тепло, произнёс спокойно:
– Антонина, ты что, и на работу не ходила?
Она лишь подняла голову от стола.
– Прости, Зейхан, не бей... мне было очень холодно...
Он же посмотрел на меня своим уже вполне добрым
взглядом. Я ему ничего не ответила, но он понял, что сегод-
ня ночью будет спать со мной. Он подошёл к ней, взял её
на руки, занёс в спальню и через пятнадцать минут вышел,
сказав:
– Она пьяна... заснула. – Потом добавил: – Анна пойдём
спать, завтра будет метель... я слышал по радио, что школы
будут закрыты... может и не быть уроков, ничего, пропу-
стишь день-другой... ты у меня умница, нагонишь.
Я же в то время думала о его семье, где маленькие дети и
тоже, наверно, неочищенный двор, но потом выбросила та-
кие мысли из головы... вспомнила, что у него сын замещает
всё полностью, он такой же сильный, как отец...
Он же, неугомонный, затащил в спальню корыто и стал
мыть меня как маленькое дитя, нагоняя страсть подростку.
Всю ночь мы не спали. Он был намного старше меня... но
совсем по нему не скажешь... «Он и молодому даст фору», –
подумала я, когда проснулась уставшая за ночь.
А дома – запах плова и жареной баранины. Выглянула в
окно – пурга, ничего не видно... но когда вышла на кухню,
то матери дома не было, за ней заезжали на грузовике, увез-
ли доить коров... так он мне объяснил, притягивая к себе:
– У нас два часа, и этого достаточно, чтобы поздравить
нас с помолвкой ... – И он достал обручальное кольцо и на-
дел мне на палец, уводя опять в спальню: – Отныне ты моя
любимая жена, Анна! Возражения не принимаются!

6. А жизнь продолжается...

        «Что может ощутить девушка, когда впервые
стала женщиной, если она любима? Толь-
ко сейчас я понимаю, что, подобравшись к
матери алкоголичке, он хотел лишь быть поближе ко мне.
Сколько ему понадобилось труда, чтобы избавить мать от
такой пагубной привычки алкоголика? И она тоже, видно,
неспроста... а полюбив его, пошла на многое... Значит, лю-
бовь рулит человеком и за любовь может человек всё сде-
лать и вытерпеть...» – так думала я.

    Буран продолжался несколько дней, и занятия в школе
были отменены почти на неделю... Мы же проводили медо-
вый месяц в отсутствии матери, когда её увозили на грузо-
вой машине в коровник на дойку коров. Между нами полно-
стью исчезала стеснительность, и мы любили друг друга,
где только хотели...

И холодно мне не от мороза,
А оттого, что его нет рядом.
То гора, то обвал, то равнина...
Огонь, сжигающий взглядом,

Сердце режет, а в небе птица...
Мне дома никак не сидится,
Там тучи ходят без просвета,
Солнце не греет, уже садится...

   В один из таких дней сюда в пургу прибежал его сын,
видно, он знал, что у него здесь другая семья, и сказал отцу,
что у его жены Земфиры схватки... она рожает...
Он быстро оделся, завёл машину и поехал, как он потом
рассказывал, в районный центр в родильный дом.
Она благополучно родила ещё одного мальчика, 3800 кг,
здорового... И он до самого утра не возвращался домой.
Лишь пришёл в то время, когда мать уехала на работу. Он
посадил меня за стол на кухне и объяснил:
– Не удивляйся, да, что она мне жена и есть дети, но это
ничего не значит. Ты последняя моя жена, любимая. У нас
есть неписаные законы, что мы можем иметь четырёх жён...
если мы можем их обеспечить и полностью выполнять свой
супружеский долг со всеми... Пойми, я ещё в силе вырас-
тить наших общих детей, если они будут... я буду очень рад
этому, и, если ты забеременеешь, не делай глупости...
В эти мои семнадцать с половиной лет я ещё летала в об-
лаках, я даже пожалела его... Он же требовал повинности и
требовал, чтобы я поклялась также, что, если забеременею,
не убью дитя... И я ему это обещала, я думала лишь о том,
как мне с ним хорошо в эти минуты, когда мы вместе... Он
же знал, как покорить ребёнка, поцеловать, чтобы вызвать
страсть и уволочь надолго в спальню, чтобы раствориться в
любовной схватке. И он так и сделал: уже я в его объятиях
и в своей комнате...

  Когда пришла мать, она сварила борщ, я же сидела в сво-
ей комнате с книгой, хотя ничего не читала. Она знала, что
я буду наказана за непослушание и за плохие оценки, лишь
заглянула в мою комнату и вышла.
Зейхан сидел тоже с газетой на кухне после часовой гон-
ки в сексе... он тоже решил отдохнуть и ничего не сварил.
Потом позвал меня, и мы дружной семьёй сели за стол обе-
дать...
   Он рассказал матери, что Земфира родила сына и что,
когда она выпишется, он временно переедет к ней в дом.
Мать ничего не ответила, она понимала и знала всегда, что
он женат и она не в силах изменить что-то и рада каждому
мгновению, когда он у неё дома… Но он добавил:
– Я буду заходить по-прежнему и не дай бог замечу, что
ты выпила, Антонина...
    Я же посмотрела на него ревниво. Если мать могла его
делить с ними... я же этого не желала.
  Потом, когда она поехала на вечернюю дойку, я не стер-
пела и хотела ему сказать что-то грубое, но он меня опере-
дил:
– Тебя я буду видеть чаще, чем кого-либо. Я люблю тебя...
так же буду отвозить и привозить со школы, как это было
раньше, и ничего не изменится... И конечно, мы будем лю-
бить бесконечно друг друга, когда мать заснёт или же когда
будет на работе...
     Он подошёл опять... и в любви я забыла, о чём хотела
сказать. Но, когда он оделся, вышел из дому и уехал, моё
сердце бушевало... ревность точила меня изнутри, червяком,
до боли. Тогда я вспомнила о его сыне, который сказал, что
Земфира рожает, как он сам смотрел на меня исподлобья.
Он, конечно, не знает, что и я стала наложницей Зейхана и
его четвёртой женой.
   После этой встречи его сын старался показываться чаще
обычного мне на глаза. В нём кипела кровь подростка, кото-
рый тоже хочет впервые испытать первую любовь, первый
поцелуй и страсть в сексе, о которой он слышал лишь пона-
слышке, я же уже...
Прошла неделя, Зейхан заявился в пятницу на ночь в наш
дом и сказал:
– Антонина, сейчас я вместе с Анной поеду в Томск, там
я ей купил квартиру, нужно доработать документацию... –
а мне сказал: – Одевайся, Анна, а то опоздаем на поезд, у
меня билеты куплены на ночной проезжающий скорый...
Я быстро оделась, меня и не нужно упрашивать, я так хо-
тела его видеть и быть с ним. И мы через несколько минут в
машине ехали в район к железнодорожному вокзалу. Успели
на проходящий скорый.
Заходим в купе, там никого не было. Он улыбнулся и ска-
зал:
– Выкупил полностью купе, не мог уже терпеть... соску-
чился...
И мы под стук колёс поезда занимались любовью, а ког-
да он остановился в Томске, то на такси доехали к нашему
дому. К квартире, где нам никто не помешает, мы обустрои-
ли себе гнёздышко и дышали там своими страстями...
И так несколько раз мы выезжали сюда, на два воскрес-
ных дня... пока немного не потеплело. Но, когда снег рас-
таял, он забирал меня со школы и, чтобы лишний раз не
появляться у нас дома, потому что мама и так смотрела по-
дозрительно, завозил в лес, в посадку, и в машине мы за-
нимались любовью. Он понимал, что скоро я закончу школу
и поеду учиться в Томск и больше не у кого меня будет от-
прашивать... всегда он будет со мной.
Но наши частые свидания опустили мою успеваемость в
школе. Я думала лишь о нём и нашей встрече... и что он будет
ругать и бить меня, как когда-то мать за пьянство. Но он меня
утешал сам, говорил, что у него там всё схвачено и что только
нужно получить аттестат, и, как я поняла, он для гарантии,
чтобы я не сорвала экзамены... оплатил большие деньги.

    И вот я стала студенткой Томского медицинского учили-
ща. Он полностью меня обеспечивал. Союз развалился, по-
этому училище стало платным. Зейхан платил и за учёбу, и
не только за меня, как я поняла, но и за сына... Он приезжал
ко мне и к своему сыну, лишь забросить продукты, ему тоже
купил квартиру и даже старенькую машину... А всё время
жил у меня... порой неделями пропадал здесь, а говорил в
селе, что едет навестить сына.
Он был очень внимателен ко мне, может, это его послед-
няя любовь, и он хотел от последней любви детей... Не было
месяца, чтобы он не спрашивал, как у меня с менструацион-
ным циклом, нет ли задержки... Он ждал от меня ребёнка,
он бредил этим.
   И однажды он всё же повёл меня к гинекологу, где было
дано заключение светил томских врачей, что со мной всё в
порядке... Видно, ещё молода, как он мне сказал...
Инфляция отразилась и в семье Зейхана, всё баснословно
росло, а деньги обесценивались... Он стал реже приезжать
сюда, в Томск, как я поняла количество работы, строитель-
ства по колхозам упало. Он распустил свою бригаду, и его
семьи кормились тем, что имели у себя на огороде, а также
продавали живность...
Он больше стал работать, чтобы всех содержать. Его
жёны не работали, кроме моей матери...

Я жду, пока сердце бьётся,
Я жду, когда другие устанут ждать,
Я жду, пока река всё льётся,
Я жду и знаю, что я умею ждать...

Однажды вечером – звонок в дверь, я отворила... а там
сын Зейхана – Джемал. Он с порога извинился и сказал:
– Мой отец приехать не смог, но он попросил, чтобы я занёс
тебе посылку с едой и чтобы я за тобой немного присмотрел.
Его я знала и предложила войти. И он вошёл, занёс по-
сылку и ещё несколько раз спускался и заносил на зиму
продукты, посланные отцом. Когда он всё поднял и занёс в
квартиру, я предложила ему чай. Он же не отказался.

7. Развал Союза,
и ничего хорошего не ждёт...

«Сухость в отношениях возрастает...»,
Когда ты дышишь ею, она не слышит,
И понимать твоих речей не хватит,
Всё, что ты делаешь, – напрасный труд...
Как и близость ничего не сотрёт,
Она не замечает тебя, не видит.
Слова, как реки, в;ды мутные несут,
А воздух в отношениях вязок, крут...

    «Развал Союза, и ничего хорошего не ждёт...» – по-
думала я, когда впервые Джемал, сын Зейхана,
однажды переступил порог моей квартиры...
Он зашёл и оглядел всё вокруг, конечно, заметив чистоту
и порядок. И понимал, чьих рук это дело. Нет, он не ревно-
вал отца ко мне, он понимал, что я дочь Антонины Петров-
ны, и даже не представлял, как далеко у нас зашли с ним
отношения...
      Он даже не хотел вникать в подробности... была ли я
близка с ним, потому что у него в семье я заметила глубокое
уважение к отцу, как к добытчику и главному в семье.
Он занёс всё в кухню в мешках, в коробках и сел за стол,
пока как гость. И только сейчас смогла бы я сравнить двух
родственных мужчин. Если бы это всё занёс Зейхан... он всё
разложил бы сам и сам же сделал бы чай... Попросил бы по-
сторониться и не мешать на кухне, где он был как метеор.
О господи, как его мне не хватает!

      Джемал же, наоборот, уселся на самое почётное место
(между прочим, это место его отец подготовил для меня, по-
ставив в углу большое кресло...) не спросясь, где сесть, и
чуть ли не приказным тоном сказал:
– Ну... где же обещанный чай?!
Я только сообразила включить газ и, набрав воды в чай-
ник, поставила на плиту. Потом открыла холодильник, он
заметил, что у меня там ничего не было.
Уже как несколько дней у меня нет денег на хлеб, и я как
открыла его, так и закрыла. Он же встал и как-то смущённо
сказал:
– Извини, Анна! Сейчас, я сбегаю за хлебом в гастроном, я
заметил, что он рядом... Но почему же ты не купила его днём?
– Зейхан месяц как обещал приехать, а его всё нет... И у
меня закончились деньги... – И я заплакала...
– А что же ты ела? Несколько дней…
– Два дня уже ничего не ела... но сегодня в буфете по-
тратила последние деньги на беляш... очень уж есть было
охота...
Я сильная по натуре, но здесь не выдержала и нача-
ла опять плакать... Он подошёл ко мне и стал, лаская, как
дитя, успокаивать, тут же изменился в лице в одно мгнове-
ние. Выбежал в гастроном, а через десять минут вернулся
с большой сумкой, где был свежеиспечённый белый хлеб,
несколько буханок.
– Мне сказал отец, чтобы я присмотрел за тобой, но я не
знал, что ты такая беспомощная...
К этому времени закипел чайник. Я разлила чай в чашки,
хорошо, было немного заварки и несколько кусочков рафи-
нада, который я положила на блюдце.
После чаепития он сам встал, развязал мешки:
– Это тебе варенье послала твоя мама, а это жареная
баранина с жирком, специально сделал для тебя отец, бу-
дешь использовать для обеда, и хорошо подходит к жаре-
ной картошке. Это тебе ведро солёной квашеной капусты от
мамы...
    И так, что бы он ни доставал, всё объяснял... кто послал...
там было кое-что и от его матери... В ящике одежда тёплая,
купил отец, зная какие здесь вьюги... Он так всё разложил
по местам, как будто бы знал, где что лежит. А может, у них
наследственная чистоплотность? И каждая вещь имела своё
место и предназначение...
Он остался ещё на час, мы посмотрели вместе картину,
потом достал пачку денег и отдал мне, сказав:
– У отца плохое положение, нет работы и нет больше
работников, он отпустил всю бригаду и сам стал занимать-
ся куплей-продажей, это сейчас называется «челночник».
Потому его давно не было у нас в городе... После развала
Союза он стал выезжать в Турцию и в Грецию, торговать, и
не скоро появится здесь... Я же буду тебя навещать... А это
мой адрес... – Он дал мне клочок белого скомканного листа,
где был написан его адрес. – Если что, позови, я всегда тебе
помогу, как брат...
Он-то сказал «как брат», но я заметила его лукавые глаза,
которые меня просмотрели, как на флюорографии... сквозь
мой халатик, который то и дело распахивался, дразня под-
ростка... Попрощавшись, он ушёл.
Продуктов было достаточно и денег тоже, но я вскоре за-
метила: если вчера буханка стоила 500 рублей, то через не-
делю в десять раз дороже...
Прошло ещё некоторое время... у меня не хватало денег,
чтобы оплачивать счета за электроэнергию, без хлеба всё
же я обходилась и уже думала, если он сегодня не зайдёт,
пойду к нему и попрошу помощи... хотя его-то я очень стес-
нялась.
Но в этот же вечер он постучался ко мне в дверь и уже со
своим чемоданом и вещами... и сказал убедительно:
– Извини, Анна! Я тебя стесню... Отец уехал в Турцию на
заработки, и его давно не было в селе, только на этой неделе
получил от него небольшой перевод и письмо, где он про-
сит переехать к тебе, мою же квартиру сдать квартирантам,
а на полученные за аренду деньги помогать тебе оплачивать
твою учёбу. Ведь ты же знаешь, что колледж сейчас плат-
ный. Раньше он сам высылал и оплачивал, а сейчас больше
не в силах... Он себя чувствует неприспособленным к таким
нагрузкам, и у него нервный срыв... и он заболел, сейчас на-
ходится в Турции...
– Ничего, заходи, Джемал... поживём вместе, ведь мы
почти родственники... А как же твоя учёба? Как и кто её бу-
дет оплачивать? – спросила я у него.
– Насчёт меня ни слова не сказано в письме, только в кон-
це одна строчка...
– И какая это строчка, ты стесняешься мне озвучить?
– Я ничего не стесняюсь, я лишь стесняюсь смотреть тебе
в глаза... Он написал мне, что «сын, ты уже сам хозяин своей
жизни, сам крутись, ты же мужчина. А если нет, стань им...»
Я понимала, что означали последние слова его отца...
– Не переживай, вместе будет жить... намного экономней,
может, всё и уляжется на свои места... но у меня нет даже
раскладушки.
– Ничего, мне не раз приходилось спать на полу, когда
получал взбучку от отца...
– А что, он вас бил? – спросила я его в испуге.
– Ещё как бил, всем доставалось, и жёнам тоже… Мне
кажется, кого он не бил, так это тебя... это у него такое про-
явление любви...
– Мне тоже досталось пару раз, за плохую успевае-
мость... Но мать он бил по-чёрному, пока не выбил всю
её пагубную страсть к алкоголю... Что-то давно от неё
нет писем.
– Анна, не хочу тебя обманывать, я получаю пи;сьма из
нашего дома: твоя мать, как уехал Зейхан, опять запила,
видно, правду говорят, что горбатого только могила испра-
вит. Извини...
– Не говори так о моей матери, ей многое пришлось пере-
нести...
– Ну, оставим этот разговор, пойдём посмотрим телеви-
зор, и покажи, где я могу развесить своё бельё... и одежду.
Я показала, и он, вместо того чтобы смотреть интерес-
ную картину с нашего маленького экрана, развешивал свою
одежду и раскладывал майки, как хорошая хозяйка! Если
натянуть нитку... всё один в один... даже обувь вынес в ван-
ную комнату... помыл заодно и мою.
   Такое сходство в его характере и внешности с отцом меня
притягивало к нему, а когда погас свет и он разделся, я уже
готова была встать и притронуться к его сильному телу, ко-
торое меня привлекало. Он лёг на пол и мгновенно уснул. Я
же лежала, всё время дёргала свою подушку, подкладывая
её под руку.
Мне хотелось кричать, что я дура, но всё же я не крикнула.
Не крикнула и на следующий день, и на следующую
неделю, он так же, как Зейхан, отвозил меня в колледж и
встречал после него, но его успеваемость была на высоте
и после окончания строительного колледжа он поступил в
политехнический институт. Мне же надо было отучиться
ещё год в Томском медицинском колледже, за который он
сам лично платил. Платы за аренду его квартиры не хватало.
Кем он только не работал: и официантом, и на погрузочно-
разгрузочных работах железнодорожных сортировочных
станций.
   Из села приходили продукты, но очень много доводилось
докупать. Он же, как настоящая крыса, всё тащил в дом. Что
покупал, а что... брал, где «плохо лежало». И это стало так
естественно...
   Я понимала, что это плохо, но есть-то хотелось молодому
организму... Иногда палку колбасы притащит... иногда це-
лый ящик сосисок. Я понимала, что он ворует, но ничего с
этим сделать не могла, он говорил:
– Милая Анна, я-то ворую, чтобы быть сытым. Ты не
знаешь, люди воруют здания и заводы, приватизируя всё за
копейки. И кто же они? Те же партийные люди, которые гра-
били во времена Советского Союза... Только у них и есть
деньги, чтобы всё приобрести за бесценок... сегодня... сей-
час... через год.
– Молчи, Джемал!.. Иначе… даже стены имеют уши...
молчи, пожалуйста...
Но однажды он всё же не пришёл ночью, я забеспокои-
лась и пошла прямо в пункт милиции при сортировочной
станции города Томска, где он должен был работать но-
чью...
  И точно, его и несколько рабочих поймали. Мелкое хи-
щение, но его могли бы посадить. Куда звонить и кто по-
может? Его мать, «невылазная» – дальше забора своего
дома никогда никуда не ходила. Зейхана здесь нет, до него
не достучишься... Поздно, и я принимаю самостоятельное
решение... Не выдержала и пошла к самому главному в ми-
лиции... постучалась.
– Входите же, кто там ещё такой вежливый?
Я вошла, он как-то странно посмотрел на меня...
– Ну, с чем пришли?
– Ни с чем... а за кем... – я продолжила: – Пришла за сво-
им сводным братом Джемалом. Я узнавала уже, что сегодня
ночью его задержали здесь... мелкое нарушение... ящик са-
хару утащить захотел.
– Это вы считаете мелкое, так за это я его на пять лет
посажу, будет парашу выгребать... Детский сад лишился
бы месячной нормы сахара... Садитесь же... Что стоите? Не
сюда... садитесь на диван.
Я села, он подсел рядом и сказал:
– Вы красивая девушка, на что он вам?.. И что бы вы
сделали взамен, если бы сейчас я его отпустил вместе с
вами?
Я подумала и сказала:
– Расцеловала бы вас!
Вспомнила, что в самом начале хотел от меня Зейхан...
Это прозвучало наивно...
– Ты, видно, знаешь, зачем пришла сюда! – Он встал и
закрыл дверь.
Поднял мою юбку, отодвинул трусы, не снимая, и про-
сто развратно изнасиловал меня. Но этого, видно, было ему
мало. Он закрутил меня несколько раз, потом подтянулся,
застегнул шинку, отошёл от меня и сказал:
– Вот зеркало, приведи себя в порядок.
Мне ничего не осталось делать, как подойти к зеркалу и
оттереть со своего лица его слюну...
– Садись, сейчас его приведут.
И правда, через пятнадцать минут его привели, хорошо
избитого... Он удивился, когда увидел меня. А милиционер
грубо сказал:
– Можешь забирать своего брата, пускай лучше не пока-
зывается мне на глаза!
Я взяла его за руку, и мы вышли... Прошли немного пеш-
ком к стоянке, где он припарковал свою машину. Он молчал,
мне нужно было что-то сказать, разбавить молчание, хотя у
меня всё горело и болело и я едва шла...
– Джемал. Я выложила, всё, что имела, последние мои
сбережения (я-то знала, какие сбережения я отдала за него)...
сейчас нужно работать, разреши, пожалуйста, тоже тебе по-
могу, хотя бы устроюсь нянечкой... у нас в больнице, сколь-
ко раз мне предлагали такую подработку.
– Поедем домой... потом поговорим, я так устал и хочу
спать... болят все кости, они отлупасили меня битой...
Когда мы доехали до дому, он разделся полностью, лишь
маленькие «ласточки»... как кленовый лист закрывали его
«ценные принадлежности», от которых был без ума жен-
ский пол...
Я сделала ему примочки на синяки, от побоев его кожа
была снята до мышц, из ран сочилась кровь... И я предложи-
ла лечь ему в мою постель:
– Будем спать «валетом», потому что ты весь ранен...
Он протестовал недолго, боль одолевала его, и он уснул.
Я же пошла в ванную, как меня всегда учил Зейхан, по-
мыться.
     Может, меня кто-нибудь и осудит, что я за сына Зейхана
была сегодня извращённо изнасилована. Так даже он ни-
когда не позволял себе поступать со мной... за сколько лет
нашей любви... Но я защитила его ребёнка, и если есть Бог,
то меня он простит, ящик сахара мне достался с болью, до-
садой, унижением... за своё будущее, где я могу быть жерт-
вой насилия ежедневно, я это уже поняла... пока живу одна,
без мужчины... И хорошо, что он сейчас у меня... живёт...
Иначе кто-то заметил бы моё одиночество, и то же самое
могло случиться здесь, в доме, на улице... много голодных
волков, педофилов... которые уже из-за угла посматривали
на меня.

Потерян душевный покой...
И что ты сможешь сделать?
А сердце стучит под луной,
Чтоб возродить и сделать...

Ложишься спать, устал ждать,
Раскис, не можешь ты уснуть...
Наполняет болью твою грудь...

Задыхаюсь... вздох... глотнуть...
Видение ночное, как кошмар,
преследует тебя знакомый голос...

8. Первое прикосновение...

Мне уже не шестнадцать, и я уже не девица, поэто-
му то, что Джемал лежал на кровати несколько
дней со мной после избиения... стонал от боли,
меня раздражало...
Делая ему примочки, переворачивая, я притрагивалась к
его накачанному телу, и меня как к магниту притягивало к
нему. Пока он был как бы без сознания, я всю ночь стара-
лась так это делать, чтобы прикоснуться к нему своим те-
лом, ощутить его...
    Мы пока спали «валетом», но у него были такие ноги
длинные, что он меня иногда ловил во сне ими, как при-
щепкой, захлопнув моё тоненькое тело между своими ко-
нечностями. А на третий день он так вытянул ногу, что она
почти была над моей головой, ударяясь о спинку кровати с
моей стороны, и я чуть не крикнула ночью с испугу. И толь-
ко тогда я бросила свою подушку в его сторону, и наконец
успокоились мы оба…
     Так спали несколько дней, не знаю, это он делал специ-
ально раньше во сне или же нет. Но даже когда он уже пошёл
на поправку, он не спустился вниз на пол, в свою постель на
коврике. А по ночам, когда я спала, чувствовала, как он обво-
рожительно целует моё тело, не дотрагиваясь до лица, чтобы
не разбудить... Утром же как будто ничего и не было, так он
вёл себя... Мы продолжали жить вместе и спать вместе... но
я чувствовала в себе весну, которая уже пустила почки, и из
них скоро должны были появиться первые цветы...

Ты, как день и ночь, переменна...
То выходишь ясным солнцем,
Любовь тиха, светла и бренна,
Одаряя меня счастьем небесным...

Tо ты бываешь и надменна...
Ласкаешь лучами откровенно...
Одаряя любовь наслaжденьем,
И поверю сердцем мгновенно.

А ночь, как смерть, моя измена,
Бессонница, любовница моя...
Я с нею провожу всё время...
Она в постели, как верная жена...

Не сплю, тревожит, заигрывает она,
Ей хочется надо мною посмеяться...
Проказница неразделимая мoя...
Бодрствовали до утра... уснула!

     Он очень отличался от своего отца Зейхана, который
меня взял как бы насильно, под страхом ремня и быть би-
той, мне вспомнилось сразу, как он избивал мать. Джемал
же был нежным, порядочным, я и не сомневалась, ведь
Зейхан всю жизнь воспитывал его... а меня только два года,
и то неполных. У сына в характере было очень много взято
от отца... такая же чистоплотность, но мне казалось, что
она во всём.
    Наконец он оклемался и пошёл на биржу труда: найти
что-нибудь, чтобы подработать.
У нас заканчивались денежные сбережения, и поэтому я
достала все свои украшения золотые и подала этот малень-
кий красивый сундучок Джемалу. Когда он открыл его, то
как-то неодобрительно посмотрел на меня. А потом со зло-
стью произнёс:
– Моя мать имеет точно такие же украшения! Но он ни-
когда не одаривал моих сводных сестёр!
Я не знала, как оправдаться... Может быть, он догадался,
за что Зейхан меня одаривал золотом? И ответила:
– Видно, они ещё были малы. Возьми, пожалуйста, они
мне не нужны, сдай в ломбард или же продай... и у нас хотя
бы хватит на минимум проживания на этот месяц, пока ты
найдёшь работу, у нас даже нет денег, чтобы тебе залить
бензин в машину.
– Хорошо, я возьму, но выкуплю в следующем месяце...
Но прошло несколько месяцев, а он так и не сумел вы-
купить... А может, не хотел, ведь он как-то подозрительно
в тот день посмотрел на них, а может быть, потому что на-
чалась инфляция и стоимость товаров с каждым днём рос-
ла, а нам нужно было жить... и за многое платить. Я уже
скоро заканчиваю медицинский колледж, но пока каждый
раз нужно платить за него... а сколько ещё непредвиден-
ных затрат!
Но всё же однажды он возвратился весёлый и сказал:
– Анна, ты представляешь... появились люди богатые…
бизнесмены, олигархи... жизнь продолжается, и многие сей-
час хотят строиться, наша специальность опять стала вос-
требована. Я поеду в наше село, соберу рабочих отца, орга-
низую несколько бригад и начну работать по специальности
на строительстве. Они, наверно, тоже там без дела... живут-
существуют. Я договорился построить большой двухэтаж-
ный современный дом с одним бизнесменом, Николай Ни-
колаевичем, и составили мы контракт на строительство...
так что, дело за бригадой. Он мне даже аванс дал, оставлю
тебе немного... Представляешь, мы заживём скоро хорошо,
поверь мне!
Первый раз он подошёл, поцеловал меня в щёчку днём.
– Поезжай, Джемал, я в тебя верю... Сама уже хотела по-
ехать проведать свою мать, она без отца совсем отбилась от
рук.
– Ты хочешь сказать от побоев? Я вас, женщин, не пойму:
неужели за любовь лучше ходить битой?
Я опустила ресницы, и слеза покатилась из глаз, он подо-
шёл ко мне, обнял.
– Никогда не позволю, ты слышишь, поднять руку на
женщину, простите вы отца!
И он так долго держал меня в объятиях, я же боялась ше-
лохнуться. У меня было двоякое ощущение: хотелось даже
подтянуться и поцеловать его… или же, боясь побоев за не-
верность, я отодвинулась от него.
– Анна! Ты дрожишь, не бойся, я никогда больше не до-
пущу, чтобы отец поднял руку на тебя, – потом добавил: – и
на мать.
Только тогда я поднялась на цыпочки и поцеловала его.
Он этого ждал, ещё раз поцеловал меня и, попрощавшись,
уехал.
Мне с ним было спокойно, и разлуку в несколько дней я
перенесла с трудом.
Он, видно, имел жилку характера, как у отца: очень бы-
стро завёз бригаду строителей и временно поселил их на
квартиру всех вместе, недалеко от нашего дома, понимая,
что сможет помогать и мне. И сразу же со следующего дня
по утрам с пяти часов отвозил бригаду на строительство.
А сам заезжал за мной, отвозил в колледж, потом направ-
лялся в институт... Он его не бросил, даже когда заметил,
что скоро начнёт хорошо зарабатывать... для рабочих нужно
было Российское гражданство, но до развала страны они все
купили маленькие дома у нас в деревне и в нашем районе...
поэтому, к нашему счастью, их уже не теребили, когда они
стали показывать паспорта...
    Я не могла понять его, как он везде успевает, он же мой
ровесник и учится на отлично...
     Он ночами на кухне, чтобы мне не мешать, чертил боль-
шие чертежи... а потом ложился ко мне в постель и начинал
целовать... иногда я просыпалась от его поцелуев, но делала
вид, что сплю, настолько нежно он это делал. Уже несколько
месяцев спим вместе, он зажигался, как спичка, я это чув-
ствовала, но ко мне не подходил. Он меня оберегал, как бу-
тон белой розы, на который не хотел плюнуть до свадьбы
или же до помолвки, не зная, что меня взял давно его отец
Зейхан, от которого совсем пропала весть... А Джемал стал
обеспечивать уже и его семью в селе Кряково...
  После последнего визита туда, он мне рассказал, что мою
мать тоже перевёл в их большой дом и снял её с работы в
коровнике, она только ходит домой, ухаживает за домашней
скотиной и живностью, и полностью сейчас на ней огород.
И также сказал, что она потихоньку перестаёт пить... воз-
вращается к норме... во всяком случае, умеренно, там его
мать ещё похлеще моего отца... конечно, словцом, она ни-
когда не поднимала ни на кого руку, даже на меня...
    Однажды его поцелуи ночные были настолько страстны-
ми, что я не выдержала и открыла глаза, поцеловав его. Это,
наверно, ему дало повод на сближение, и у нас всё произо-
шло в эту ночь. Он был мальчик-девственник, и его красные
пятна на простыне он принял за мои. Он с такой нежностью
меня поцеловал утром в благодарность, что мне стало даже
стыдно.
       После этой ночи мы с ним жили как муж и жена, хотя
вслух об этом никогда не говорили; в радостях, и в страда-
ниях... в горе, и печали, но зато в большой любви и страст-
ных ночах. Не буду сравнивать уже двух людей, мужчин, но
мне было так хорошо с Джемалом, что я совсем стала забы-
вать Зейхана и думала, что это всё. То, что было раньше со
мной, было как будто во сне. Я его любила и от него желала
иметь ребёнка, но Бог пока нам этого не давал... лишь лю-
бовь, которую не стереть.
        Молодой, энергичный, темпераментный, он оказался и
очень проворным, я удивлялась, как это я, выросшая в Рос-
сии, столько не читала литературных произведений, о кото-
рых он мне рассказывал... Он «глотал» всё на лету и однаж-
ды сказал:
– Когда отец меня избивал, мне трудно было сидеть, тогда
я ложился на живот, но вытягивал перед собой книгу, чтобы
забыть о кошмарном вечере. Он мог бы избивать меня час и
безжалостно... не имея на то причины.
Я же вспомнила свою мать, её попа была «обуглена» от
побоев, но почему она его терпела, и всё это женская страсть
и любовь, наверно. Как же можно таких любить?
Какой бы не был он занятый и уставший к ночи со свои-
ми проектами, всегда до того, пока я лягу в постель, тушил в
комнате свет и ложился, опережая меня, после ванны... Секс
и страсть переполняли нашу жизнь по ночам, а когда я за-
сыпала от усталости, он вставал и продолжал дальше учить-
ся. Он был очень трудолюбивый, и пока я встану утром, вся
квартира была освежена мокрой тряпкой. И в кухне уже го-
тов завтрак. Я так и думала, что это всё в порядке вещей,
когда всё делает мужчина в доме, а женщина живёт при нём
как царица, только рожает ему детей... ведь другого примера
у меня не было и отца родного я не помню...

Висят настенные часы,
Всё ж напоминают о тебе...
О тех счастливых днях,
Держали всё в сердцах...

Украдкой... влюбчивость...
Наклоняясь, на меня смотря,
Ты ж робея, всё отодвигаясь,
Каким хорошим было время!

Впервые он за руку взял,
Помнишь каждое мгновенье,
А когда впервые он обнял,
Ты чувствовала сердцебиенье...

А даже когда поцеловал,
Огня пламень коснулся губ,
И ты почувствовал дрожь,
Впервые упругость груди...

Ты ж, когда отдалась, ругаясь,
Думая, за любовь жизнь отдашь,
А он, бережно наслаждаясь,
От возбуждения стонал, кричал.

9. Благословения ли ожидаю?!

    Я ему не была женой, и я знаю, что ему на это нужно
благословение его родителей. В душе я понимала,
что всё же он побаивается своего отца Зейхана,
который не показывался уже больше двух лет.
– Может, он сгинул где-то там, за границей, – так иногда
говорил он мне...
Я же успокаивала его и отнекивалась, хотя тоже верила
в это.
   Он очень, видно, любил меня, всё делал, чтобы мне жи-
лось здесь при нём уютно, чисто, красиво... стал зарабаты-
вать, и пошли подарки и золотые украшения к праздникам.
Он, похоже, за целый день изматывался, но это не меша-
ло ему устраивать ночные гонки, где мы утопали в любви.
Чаще обычного стал выезжать в наше село Кряково, и, ког-
да я спрашивала: «Почему машина стоит во дворе, когда ты
выезжаешь в село?», он как-то не хотел открываться, но од-
нажды рассказал:
– Анна, там, где я работаю, несчитанное количество ма-
териалов, я сделал дома, у вас на огороде, большой парни-
ковый комплекс... и нанял там же работников, и сейчас у нас
большой доход и с земли.
Мне стало не по себе, я же понимала: если его один раз
поймают, это не мелкое хищение, и он может надолго сесть...
И я об этом ему сказала, но он, видно, меня не послушал.
Укравший один раз удачно тянется за вторым – и он хотел
на их материалы построить и сделать для меня небольшой
процедурный кабинет... у нас в селе, как об этом мечтал его
отец. Я совсем испугалась, и сколько раз его просила, он не
останавливался, хотя хорошо зарабатывал.
   И в один день ко мне прибежал один рабочий из нашего
села и сказал, что Джемалу надели наручники и увезли в
какой-то участок милиции. Я стала плакать, да, у нас были
деньги, но не столько, чтобы его выкупить... Я нашла, где
он находится, но никто со мной не хотел разговаривать.
Единственное, что разрешили, – это свидание с ним. Когда
я зашла, он так же был избит, как и в прошлый раз. В этот
раз я его не пожалела. Если он в прошлый раз брал, чтобы
не умереть с голоду, в самое плохое время раскола Союза,
когда была инфляция, а сейчас – нет, и у нас доход шёл со
всех сторон: из дому – мясо, яйца, другие продукты, ово-
щи и фрукты, со второй квартиры – плата за аренду, и до-
статочно она выросла в цене... у него несколько бригад, и с
каждого проекта баснословные суммы оседали нам в доход.
Нет, я его не понимала, но всё же любовь сделала своё, и я
спросила:
– Как я могу тебе помочь? Наверно, здесь я бессильна.
Он же подумал и сказал:
– Помнишь начальника участка милиции погрузочно-
разгрузочной станции Николаева Ивана Николаевича?.. Он,
наверно, работает там же... оказался хорошим и помог мне
выйти в прошлый раз. Пойди к нему, он найдёт кого-нибудь,
отдай ему все наши сбережения... и там у меня, в новом ко-
стюме, бриллиантовое кольцо, это я для тебя покупал, хотел
у нас в селе сделать помолвку после окончания твоего кол-
леджа... Я уже переговорил с мамой, она согласна, и твоя
мама тоже, а моего нет... так что на нет и суда нет...
Я плакала и кивала головой, он же не знал тогда, как звер-
ски Иван Николаевич меня изнасиловал. И как сказать об
этом?.. И снова к нему идти – это испачкаться в грязи, не
отмоешься.
      Мы попрощались, и я ушла домой. По дороге, в автобу-
се, я перелистала страницы воспоминаний: самые светлые
были, когда он был рядом, меня любил и сдувал пылинки с
меня, и даже не знала я, что он хочет жениться официально
на мне, и даже согласие и благословение уже взял, видно,
когда зачастил в село.
Я доехала домой, искупалась, оделась красиво и вышла
из дому, знала, куда иду и что будет со мной, но я должна
была освободить его. Я его люблю и никого так не полю-
блю, как его.
    Когда я приехала в этот участок и спросила Николаева
Ивана Николаевича, мне сказали, что его перевели в Том-
ское городское отделение милиции, с трудом дали номер те-
лефона этой службы. В слезах я перезвонила ему... Он меня
сразу не узнал, но, когда я рассказала о ящике сахара, сразу
вспомнил и сказал:
– Анна! Я часто вспоминал о тебе, оставайся там, где ты
есть, я сейчас подъеду и помогу, если смогу.
И он через двадцать минут сам сидел за рулём милицей-
ской машины, открыв дверь, позвал меня:
– Анна! Садись!
Русский мужчина на лет двадцать – двадцать пять старше
меня, был симпатичной внешности, хотя в прошлый раз я
его не рассмотрела.
– Ну, рассказывай, в чём дело. – А сам тронулся с места.
Я же ему всё выпалила. Он посмотрел на меня и повто-
рил те же слова, что и раньше...
– Ты же знаешь, что это будет стоить дороже, ты согласна
оплатить?
– У нас есть кое-какие сбережения...
– Ты меня плохо поняла, не хочу я твоих сбережений, и,
если я решу этот вопрос сегодня же, ты будешь моя налож-
ница, один раз в неделю будешь сама приезжать на квартиру,
куда я повезу тебя сейчас и станешь расплачиваться, знаешь
как… Тебе не впервой.
Я плакала, но всё же согласилась. Он круто развернулся,
и мы поехали совсем в другую сторону. Остановился около
двухэтажного здания. Мы поднялись на второй этаж, он от-
ворил дверь.
     А дальше? Что писать об этом? Он зверски, как будто бы
никогда не видел женщин, расправлялся со мной, извращённо
насилуя... Я же всё готова была вынести, лишь бы Джемала
отпустили сегодня же. Помня его побои... Когда же он «насы-
тился» дальше уже некуда... взял трубку телефона и перезво-
нил, чтобы Джемала выпустили, он уже точно знал его дело и,
наверно, ожидал со мной встречи. Он добавил: в девять часов
вечера возьмут с него подписку о невыезде. Я посмотрела на
настенные часы, было только четыре часа, неужели он оста-
вил ещё время и ещё будет надо мной издеваться?.. Страх и
боль меня пугали. А он мне, когда повесил трубку, сказал:
– Анна! А ты ничего! Темпераментная!
Я в эти минуты не понимала его... О чём он? Но он ещё
и ещё раз затаскивал меня в постель, наслаждаясь молодым
телом, не оставляя ни одного нетронутого места. Отдыхал и
заново набрасывался. Но в семь часов всё же сказал:
– Сюда далеко ездить, и транспорт не очень-то сюда хо-
дит, давай без проблем договоримся: каждую пятницу бу-
дешь меня ожидать, в четыре часа около торгового центра...
по ул. Клюева, д. 44. Я сейчас тебя туда довезу, а там ты пе-
ресядешь и поедешь домой, чтобы знала, где это... Ты меня
не обманешь, я всегда тебя найду... и твоего братца тоже... а
посадить найду причину...
Я понимала, что он не шутит, пошла в ванную комнату
и, освежившись, переоделась, смыла позор... И так я пони-
мала, что самопроизвольно стала любовницей Ивана Нико-
лаевича...
Но не только любовницей по судьбе, он стал ко мне не-
равнодушен, одаривал меня, накрывал дорогие столы и всег-
да с выпивкой... к моему приходу. И часто просил увеличить
встречи хотя бы на два дня в неделю, я же отнекивалась...
понимала, что это невозможно, ведь «брат» Джемал может
понять и проверить мои отлучки...
Однажды, когда Джемал хотел предложить мне руку и
сердце, надевая на мой палец кольцо, я ему отказала:
– Прости, Джемал, хочу иметь на это согласие твоего
отца Зейхана, который может явиться без стука сюда, имея
ключи... от него всего можно ожидать...
А на самом деле я боялась, что Джемал узнает, что я ему
изменяю. И как ему потом объяснить, что это взамен его
свободы? Я его любила, и, если бы другие были обстоятель-
ства, я бы обязательно вышла замуж за него, он был бы хо-
рошим отцом, но хорошо, что у нас ещё нет детей... – так
иногда думала. И я молилась, даже заходила в церковь, что-
бы мне пока не дал Бог дитя... Живя с двумя сразу, каялась,
что я виновна, и рассказывала тихо о своём горе, держа на
весах жизнь любимого Джемала на свободе и мою двойную
жизнь, где я послушная, верная жена, хотя и гражданская, и
развратная женщина в объятьях страха и повиновения.

10. Случайная встреча

Жизнь с закрытыми глазами... мнения...
Любить, взамен не получать любви...
Измены, сомнения, оскорбления...
Терпеть, что положить на чашу той любви?
Взведён курок, натянут лук и стрела,
Которые пронзают тебя каждый раз,
А ты, боясь порой сказать ему, не смеешь
Спросить, где он носился в поздний час?
Делаешь всё, отдаёшь заботу в надежде:
Изменится потом, но потом не наступает,
И ты переворачиваешь кверху дном всё,
Что на пути, ты крушишь и не боишься ничего...

   Несколько недель Джемал был как шёлковый, он и
так был хорош для меня, но сейчас по-особенному
старался и рассказывал, что скоро закончит здрав-
пункт в нашем селе Кряково и после окончания может меня
перевезти туда работать. Мне ничего не оставалось делать,
как поддакивать, ведь я полностью была на его обеспече-
нии. Однажды я у него спросила:
– Что-то ты ничего не говоришь об аренде второй тво-
ей квартиры и не даёшь в общий котёл денег? Не пони-
маю: тебе посылают деньги? Или же ты получаешь на-
личные?
Он ответил грубо впервые:
– А что, я перед тобой должен отчитываться? Что где тра-
чу или же где что беру?
Я видела новую квартирантку – девушку, что сняла у нас
эту квартиру, и поэтому меня раздирала ревность... Хотя у
самой рыльце в пуху, но всё это из-за него, он сам меня втя-
нул в грязные игры...
Я также замечала, он такой стал буйный и темперамент-
ный ночью, что может и с ней научился многому.
Он задерживался допоздна и один раз не пришёл домой
спать.

И от этого ненастья слёзы рвутся...
Слова били ночь до самого утра!
Не заснуть, упрёков не стерпела,
И пришлось ответить мне ему тогда...
В серости прошёл и весь сентябрь,
Затянуло небо после ливневого дождя,
Ждала тёплое солнце, перемены зря,
Не дождалась яркости радужного тепла...
И октябрь весь был мой загружен,
Заморозки по щекам, трещины стекла,
Лёд разбился днём... он не нужен...
Мне как жить?.. Неужто бабка нарекла...
Ноябрь, покрылись дымком отношения,
И зажжённые дрова сгорели все дотла,
А декабрь пролетел со скоростью света...
Видно, буду Новый год отмечать одна...

Я не думала, что он поехал бы в наше село... понимала,
что у него здесь важные дела и работа... мне бы сказал... если
бы уехал. А на следующей неделе был наш знаменательный
день, начиная с которого, мы живём как муж и жена, но он
даже не вспомнил об этом... Понимаю, что сама грешу и
выезжаю, каждую пятницу к Иван Николаевичу... зная, что
могла бы быть измена и с его стороны, ведь он, желторотик,
уже давно вылупился из гнезда... и мне хотелось бы узнать,
чтобы во всяком случае, если он меня застукает с ним слу-
чайно, был бы козырь в руках... тоже высказаться...
И когда он сказал мне: «В субботу в ночь задержусь...», я
всё же поехала навестить квартирантку, чтобы забрать опла-
ту за проживание. У меня был свободный вечер, чтобы это
сделать. Не ожидала, но у подъезда была машина Джемала.
А когда позвонила в дверь... он же и открыл, не думая, что я
могла бы приехать в такую даль и позволить себе такое, как
проверить его. Он стоял полуобнажённый, но я всё же за-
шла. Она была полностью голышом, лишь красный галстук
на её тонкой шее. Я спокойно сказала:
– Я зашла сюда получить оплату за проживание за два
месяца.
Он недолго думая покопался у себя в кармане и швырнул
деньги мне в лицо. Я не взяла... а вышла, сказав:
– Можешь зайти за вещами, я думаю, у тебя есть сейчас,
где жить. Спасибо надо сказать отцу, который тебе подарил
эту квартиру.
Он хотел быстро одеться и выбежать за мной, но я до-
бежала до остановки и села в автобус, даже не зная, куда
он едет. Вышла через несколько остановок... слёзы сами ли-
лись из глаз... и я не заметила, как мне сигналит машина.
Я подумала, что это Джемал меня догнал на машине, но это
был не он.
– Анна! Анна! Что с тобой? – Машина остановилась, и из
неё вышел уже в гражданской одежде Иван Николаевич. –
Что с тобой, дорогая? На тебе лица нет... Садись ко мне в
машину.
Я только заметила импортную машину и то, что он не в
форме. Он не повёз меня в ту нашу квартиру, где мы про-
падали с ним каждую пятницу, а повёз в ресторан и там,
за столом, он у меня расспросил, в чём дело. Я же не рас-
сказала подробности, единственное сказала, что я ожидала
сумму... оплату аренды за нашу квартиру, чтобы оплатить
последний взнос за учёбу в колледж, а он, оказывается, там
сделал удобное гнёздышко и с неё не брал оплату... Иван
Николаевич пересел поближе.
– Успокойся, Анна! Не хочу быть навязчивым, но дай мне
возможность платить за тебя. Вначале, я думал, что ты про-
сто моё очередное увлечение... но я полюбил тебя и обещаю,
никогда не обижу... поедем туда, порадуй старика.
Я посмотрела на него, совсем не старик, Зейхан выгля-
дел намного старше и истрёпанный в постели, этот ещё
фору даст Джемалу, хотя тот молодой и ещё многому нужно
учиться.
    Он расплатился, захватил с собой бутылочку вина, и мы
уехали на квартиру, где были в любви всю ночь, это впер-
вые, когда я почувствовала разжигающую страсть в любви.
Утром он меня довёз до дому и сказал:
– Заеду в колледж за тобой, мне было хорошо, Анна, се-
годня!
Я посмотрела в окно, из которого выглядывал Джемал.
Я прошла к подъезду, поднялась в квартиру и, открыв дверь,
сказала:
– Надеюсь, не будет сцен, ты этого сам захотел, сейчас
убирайся и спасибо мне скажи за то, что всю жизнь ты не
сидишь в тюрьме...
Я начала выбрасывать на пол его вещи из гардероба, он
только смотрел, понимая, что это всё. На пол упал коробок с
его кольцом, которое он покупал якобы для меня... но я ещё
ногой его отшвырнула.
Он ушёл, собрав два чемодана, ни слова мне не сказав.
Он понимал, что он молодой и хочет ещё нагуляться... я же
уже перезрела для замужества, но выйти замуж не смогу ни-
как... у меня долг за плечами выше крыши Ивану Николае-
вичу, но почему-то очень хорошо вспоминалась эта ночь в
любви. Неужели моя любовь перешла уже на него? А может,
то, что именно он попался на моём пути вчера, в этот труд-
ный для меня день разрыва, когда в мыслях было всё... даже
хотелось броситься с моста или же чего-то хуже.
Я легла, так же в платье. Звонок в дверь... Может он что
забыл, вернулся? Но нет, там был посыльный, занесли кор-
зину разноцветных весенних цветов. О господи, впервые
цветы и там записка: Анна, ты не смотри на мои года, но я
в тебя влюблён как мальчишка!
Иван... я поняла от кого цветы.
После этого дня мы встречались с ним ежедневно. Он
никогда ко мне не подымался в квартиру... иногда, когда у
него было мало времени, заказывал номер в самый дорогой
отель, на час. Он сам пересматривал мой гардероб и многое
рекомендовал выбросить. А однажды он меня записал на
танцы, сказав: «Девушка должна танцевать профессиональ-
но». И он был только со мной в паре... он не давал никому
даже притронуться ко мне. Джемала так я и не видела боль-
ше, а когда он спрашивал о «братце», говорила:
– Рассорились из-за пустяка.
    Он полностью погасил мой долг в колледже и, когда я
окончила его, подарил мне не очень дорогую новую маши-
ну. Сам лично учил вождению, говоря:
– Чтобы ни один пёс не сел больше рядом с тобой... –
А сам улыбался, его голубые глаза, прожигали меня с ног
до головы.
Я к нему привыкала. И один раз, в конце учебного года,
он позвонил мне домой, недавно установил домашний те-
лефон, чтобы в любую минуту, когда захочет меня видеть,
позвонить, а я должна была спуститься. Но он позвонил с
хорошей новостью, сказав:
– Нашёл тебе работу медсестры в терапевтическом от-
делении городской больнице самого Томска, и нечего воз-
вращаться тебе в село... И хочу, чтобы пошла на встречу к
главному врачу завтра в два часа дня. Я с ним обо всём до-
говорился. Я не могу тебя сопроводить к нему... – и, посме-
явшись, добавил: – Ты не маленькая, разберёшься...
Я повторила:
– «Ты не маленькая, разберёшься» – это значит, что я с
ним должна переспать?
– Ты что, с ума сошла?! Я тебя не делю ни с кем и никогда
этого не позволю, ты моя, пока я дышу... пока я живу… Ты
же не против, Анна? Я очень люблю тебя!
– Нет, не против...
– Тогда спускайся, я около твоего подъезда, поедем поо-
бедаем в ресторан. Я тебе что-то должен сказать.
Я быстро оделась и спустилась. Он в самом деле ожи-
дал меня, а на моём месте опять лежали цветы. Что бы это
значило? Не успели мы отъехать, как подъехали к «Интури-
сту», где в ресторане он заказал обед.
– Анна, выходи, сейчас я отдам ключи в валет-паркинг и
присоединюсь к тебе...
Он был очень щедрый, и с ним только я увидела шикарную
жизнь: роскошные рестораны, концертные залы... известных
на всю страну артистов. Он запросто улетал на два дня по
делам или же отдохнуть, я была всегда рядом. Я постепен-
но привыкала к такой жизни... Он мог приобрести билеты в
Московский оперный театр и повести меня на какую-нибудь
премьеру... С ним я забывала прошлую свою жизнь... своих
родителей и то, где выросла. Наше село Кряково, коровник...
стойло и пьяную мать, всю ночь разговаривающую с окном.
Он много не пил и мне не разрешал выпить больше одно-
го бокала вина или же шампанского.
Мы потанцевали прекрасно в ресторане, его класс не про-
шёл незамеченным! Он чудесный партнёр во всём и даже
после ресторана повёл меня не в холодную машину, а в тё-
плую пастель «Интуриста». И везде ему почёт и уважение...
его хорошо знали в лицо в городе.
Только утром он отвёз меня домой с цветами. Молодость,
что от тебя ещё ждать, пока ты востребована, ты продвига-
ешься и по служебной лестнице...
– Но что же ты мне хотел вчера сказать?
– А что, я не сказал?
– Нет, не сказал?
– Анна, я тебя очень люблю, но скажу всё же вечером...
Потом моя встреча с главным врачом стационара прошла
чисто символически... Он вызвал начальника отдела кадров,
подписал моё заявление и, передав ей, сказал:
– Алла Николаевна, оформить в терапевтическое отделе-
ние.
– Там у нас нет свободной штатной единицы.
– Нет, так будет, я же сказал, оформить.
И она предложила мне пройти за ней и даже там долго не
задержала, дала карточку, где было написано, что следует
принести ей завтра, и всё!
На следующий день я уже работала по диплому, пока в
вечернюю смену, в этот же день меня перевели в дневной
стационар терапевтического отделения, закрепив за мной
несколько палат. Для меня работа была новая, но в то же
время интересная, я многое стала узнавать здесь же, на
месте. Разве можно всё изучить по учебникам и лекциям?
Даже практика мне не дала столько, сколько я получила за
несколько дней самостоятельной работы здесь. Уж поверь-
те, напрактиковалась делать уколы... именно тут.
Через неделю меня просят ещё одну палату временно
взять, так как заболела одна медицинская сестра и её палаты
распределили на всех. Я захожу утром, как всегда, поздо-
ровалась и смотрю, на одной кровати лежит Зейхан, худой,
бледный, ноль внимания на меня. Никак не отреагировал! В
эту минуту вспомнила всё – и плохое, и хорошее... не мог-
ла понять, как это могло случиться, что именно он оказался
моим первым мужчиной, неужели это была моя первая су-
масшедшая любовь подростка?..
Он меня не узнал. Тогда я побежала во врачебную комна-
ту и спросила о больном из палаты 404 без фамилии, лежа-
щем у окна.
Мне ответили:
– Его привезли сюда с Томского железнодорожного вок-
зала, он не помнит, кто он и как его зовут... Уже полгода как
здесь живёт, не выбросим же его на улицу!
Я рассказала им, что узнала в нём жителя нашего села
Кряково, у него там семья, и знаю, что его сын живёт здесь,
постараюсь ему сообщить.
– А что он рассказывал, когда сюда его привезли? – спро-
сила я...
– Ничего, только повторял «Томск, Томск...» Вот, видно,
и доехал до Томска...
После работы я поехала к Джемалу и прямо с порога ска-
зала:
– Нашёлся отец, Зейхан... он в Томской городской боль-
нице, в палате 404...
   Он же просил, умолял зайти к нему, хотя бы на пять ми-
нут. Но я не зашла... и никогда не зайду сюда, так думала в
эти минуты... А когда спустилась во двор и села в машину,
он посмотрел как-то странно, вниз из окна.

11. Жизнь круто меняется

«Цена словам – всего лишь
медный грошик».
Я не любви твоей прошу, поверь,
Лишь мне ответь двумя словами:
Зачем ты выбрал не меня – её?!
Вначале мы клялись в любви,
Надеждой испытал молчанье,
Содрав в горошек сарафан...
Закрыв губами, чтоб не закричала.
Но всё же забирал... что желал...
Мне сердце разбивал на части.
Сейчас хочешь оказать участье?
А в чём, сама не знаю, ты ж пропал.
Погас виток любви вчерашней,
И не ломай сейчас с обиды дров,
Когда в полёте ощутишь потерю,
Вернувшись, восстановить любовь.
Но поздно говорить об этом:
Замужняя и верная жена...
Ты поищи там, у себя, по соседству,
Такую дуру, какою раньше я была.
Пока доехала до дому, как будто бы всё прошло пе-
леною перед глазами, и где-то в глубине души я
была благодарна Зейхану, который всё-таки смог
меня вывести «из грязи в князи»... Его нежная любовь ко
мне сделала меня сильной, я всё же благодаря ему имела
здесь, в городе, квартиру и училась в престижном медицин-
ском колледже... Не знаю, может, из-за его памяти, в благо-
дарность я старалась как бы оплатить долг, спасла его сына
Джемала от вечной тьмы?! Тюрьмы, куда бы он, попав один
раз, попал бы и второй и третий, учитывая его характер...
взять насильно...
Джемал же, видно, просто меня использовал, прошёл со
мною азы интима, он же был ещё мальчик, как в свою оче-
редь прошла я эти азы с его отцом.
И чем больше я вспоминала прошлое, тем больше думала
о настоящем... Хорошо, что он без памяти сейчас и ничего не
помнит, иначе, как бы я объяснила ему, что в моей жизни по-
явился и начальник милиции Николаев Иван Николаевич?!
Который вначале надо мной поиздевался и только сейчас от-
носится хорошо. А может быть, мне сам Господь проложил
такую дорогу, в которой и организовал вновь встречу с пер-
вым моим мужчиной Зейханом...
В таких размышлениях я доехала до дому и, припарковав
машину на стоянку, не заметила, что машина Ивана Нико-
лаевича уже стоит у подъезда. И он вышел, поздоровался:
– Здравствуй, Анна, ты что-то озадачена, уже как час
ожидаю у подъезда... Что-нибудь случилось?! Я же тебе го-
ворил, что буду решать сам все твои проблемы.
– Здравствуйте, Иван Николаевич! Это не проблема, а
случай, никогда бы не поверила, если бы мне рассказали,
что мне придётся найти отца – вернее, отчима... родного
отца Джемала... у нас в больнице. И я поехала к Джемалу,
чтобы об этом сообщить... У него нет дома телефона...
Я так отрывисто рассказывала, что он меня подвёл к его
машине и, открыв дверцу, предложил присесть. А когда
села, огорчённо сказал:
– Анна, не думал я, что ты могла бы себя отдать ради не-
родного брата!
И тут я подхватилась и, чтобы не сболтнуть лишнего, до-
бавила:
– Он был мне как родной: заботился, оплачивал колледж,
когда потерялся его отец.
– Ну, больше не будем об этом говорить.
И только сейчас я заметила на заднем сидении цветы.
– Спасибо, за цветы Иван Николаевич...
– Может быть, я уже заслужил, чтобы ты меня называла
просто Иван?
– Хорошо, Иван! – И потянулась, чтобы его поцеловать
хотя бы в щёчку, и, видно, это его и раздразнило.
Он впервые попросил разрешения подняться ко мне.
А может, хотел убедиться, что Джемал живёт отдельно...
Кто его поймёт в эти минуты мужской страсти и ревно-
сти?
– Пожалуйста, пойдёмте вместе, только заранее преду-
преждаю: у меня нет ничего в холодильнике перекусить.
Обедаю в столовой в нашей больнице, а по вечерам с вами...
нет необходимости заполнять холодильник продуктами, а
потом выбрасывать их...
– Что, даже фруктов нет?
– Фрукты дорогие, я их практически покупаю редко,
только на праздник.
Он посмотрел на меня и больше ничего не сказал, держа
меня за руку, повёл к подъезду. А когда вошёл, был удивлён
чистоте и порядку в квартире, ведь всё же он пришёл неожи-
данно, но не заметил, даже чашку от чая или же от кофе в
раковине.
– Анна, пойдём сразу в спальню, я горю желанием к тебе
прикоснуться. – И он сам меня уже уводил и как будто бы
случайно открыл дверцу гардероба, чтобы убедиться, что
там нет мужской одежды.
– Хорошо, хорошо, только мне нужно немного освежить-
ся... – И тут я опять вспоминаю Зейхана, который меня пол-
ностью переделал, заставляя просто подмываться каждый
вечер. Когда у нас в деревне не было горячей воды, сам ста-
вил ведро и опускал туда кипятильник.
Я закончила свои процедуры и вошла в спальню, Иван
был уже в постели. Мне хотелось немного поговорить с
ним, узнать новость, о которой он не договорил вчера, но он
напал на меня как хищник, увидев слегка обнажённую. Но
всё же, через некоторое время поднявшись, рассказал сам,
он помнил, что он должен со мной поговорить:
– Анна, меня скоро переводят в Москву на большую
должность. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
Я посмотрела на него удивлённо и не спросила, в каче-
стве кого поеду. Любовницы? Наверно, он женат и есть у
него дети, но он сам меня опередил:
– Анна, я тебя полюбил, в мои-то годы, ты не думай, что
я женат... уже давно вдовец, но здесь у меня трое детей и
сын – твой ровесник, и я хочу на тебе жениться официально,
и если ты дашь на это согласие, то распишемся хоть завтра.
Я просто ещё не дал ходу моему назначению, я жду ответа,
без тебя туда не поеду. Ты для меня очень многое значишь!..
Не говори нет, даю тебе время подумать... а сам выбегу в
гастроном и принесу в дом хотя бы фрукты и шампанское...
нужно же отметить моё предложение. – И он вышел из квар-
тиры.
Я же осталась в раздумьях и всё же решила ответить по-
ложительно. Кто я? Никто! Зейхан стал первым моим муж-
чиной, но он не вспомнит даже, что я его гражданская жена
и четвёртая... Сын Зейхана Джемал не знал об этом, и не
только он, никто об этом не знал, а если бы узнал, рассказал
бы отцу, что я и с ним переспала, когда он был временно
потерян. Значит, была бы неверная жена в его глазах, за это
и наказывают... Вспомнила, как он бил мать ремнём. Иван
Николаевич... много знает, но не знает, что я была и с ними...
обоими... Правда, в разное время, единственное мог бы до-
гадываться, почему была не девица, когда он насиловал пер-
вый раз... мог бы допустить, что опорочил отчим... Но он
никогда об этом не скажет, я-то его знаю... Даже прождав
меня час, он не устроил сцену ревности у машины. Хотя
было уже темновато.
Звонок в дверь. Возвратился Иван, нужно вставать, я на-
кинула халатик и открыла. Посмотрев на авоськи, подума-
ла: видно, и этот такой же – будет меня обеспечивать всю
жизнь. А он прошёл на кухню и, пока я одевалась, помыл
фрукты и сделал небольшой праздник на столе. Поставил
цветы в вазу, которые я забыла взять из машины. И около
них положил маленькую красную плюшевую коробочку с
кольцом. И когда я вошла в кухню, он взял меня за руку,
открыл коробочку, а там было обручальное кольцо, не с ка-
мушком, обыкновенное обручальное, и повеяло таким свет-
лым сразу же, и он добавил:
– Анна! Выходи за меня замуж!
Я даю согласие: киваю, потому что вся моя проблема ря-
дом с таким человеком будет решена на всю оставшуюся
жизнь.
– Да! Я согласна!
И он надел мне кольцо на палец.
– Тогда собирайся... уезжаем через две недели, я тебе уже
там место подыскал, работу, чтобы не сидела целыми днями
в ожидании... в городской клинической больнице Москвы, на
улице Лобачевского, 42, недалеко от нашей квартиры, кото-
рую мне предоставили, а это телефон... Перезвони, что им
надо для перевода из документов и оформления +7 499 432–
96–53... Впрочем, я сам перезвоню... С сегодняшнего дня сам
буду решать твои проблемы. – И он откупорил шампанское.
Я подошла и в благодарность поцеловала его. Подума-
ла, что этот переезд перечеркнёт всю мою прошлую жизнь.
Единственное, что сказала вслух:
– Ты дашь хотя бы время с матерью попрощаться?
– Конечно, Анна! Вот тебе и телефон карманный, держи
всегда в сумочке и по всем вопросам ко мне... в любое время
суток. – И он улыбнулся, потом добавил: – Поедем вместе,
я же должен посмотреть, где ты выросла, и познакомиться с
тёщей. – Опять улыбнулся и посадил меня за стол, сам начал
резать фрукты и раскладывать их на тарелку...
Он принёс такое разнообразие, которое я видела лишь на
рынке. А может, и поехал туда, ведь был на машине... Зво-
нок по телефону – я разговаривала с Джемалом, он знал мой
номер телефона, я ему передала на всякий случай... Потом я
отключилась, сказала:
– Странно, Иван, Джемал это был на проводе… он спро-
сил, буду ли я завтра в больнице, чтобы увидеть отца? Я
же объяснила, что он мог и сегодня это сделать, и повесила
трубку... Он был потерян два года, а тот ещё не соизволил
его забрать... и отвезти домой.
– Анна! Дорогая, не нервничай в такой день! Если хочешь,
я сам организую машину и доставлю его к твоей маме.
Я только сейчас вспомнила, что она была гражданская
лишь, третья, жена и ответила:
– Не надо. Пускай сын позаботится...
Потом мы перешли на другие темы, и он первый раз
остался на всю ночь у меня.

12. Переезд в Москву

Сквозь годы листья жёлтые летят,
Они всю правду всем расскажут...
Прошедших дней моей печали
Дай Бог не вернуть нам их опять...

     У тром он поднялся рано, сказал, что ему пора, и
хлопнул за собой дверью. Не успел отъехать, уже
позвонил и предупредил, чтобы не задержива-
лась после работы, так как сегодня мы расписываемся. Он
заранее, оказывается, договорился в бюро загса...
Каждая девушка мечтает надеть свадебное платье, но мне
оно не нужно было... этот белый цвет меня пугал, тем более
не девица и зачем? Раз дала согласие... нужно всё решить
быстро и уехать скорее отсюда, где столько грязи и обмана.
Я поспешила на работу в больницу, без завтрака отпра-
вилась. Сразу же зашла в палату 404, там до сих пор лежал
Зейхан. В его картотеку ввели мной продиктованные фами-
лию, имя и отчество...
   Я поздоровалась со всеми, а к нему подошла персональ-
но и назвала его «Зейхан», добавив «Доброе утро!» Он
никак не отреагировал на имя. Потом я обошла все свои
остальные палаты, сделала соответствующие процедуры и
манипуляции и, выходя из одной палаты, заметила в ко-
ридоре, около палаты 404, сына Зейхана Джемала. Он по-
здоровался, как будто бы мы чужие люди. Но всё же вме-
сте вошли в палату. Сына отец тоже не узнал. Я помогла
оформить соответствующую документацию на выписку, и
Джемал взял его под руку и, войдя в лифт, нажал на пер-
вый этаж.
     Не думая ни о чём, я машинально подошла к окну, по-
нимая, как трудно сыну перенести встречу с отцом... Он уже
привык к самостоятельности, а тот ещё себя покажет, ког-
да очнётся от спячки. Машина его удалялась всё дальше и
дальше к воротам больницы, а мне как-то стало спокойно
на душе.
   День прошёл быстро, и после окончания работы я пони-
мала, что меня ожидают сюрпризы. И они точно были!
Машина Ивана, вся украшенная, в ленточках... и навер-
ху прикрепленных два кольца, стояла у подъезда. Когда он
меня увидел, вышел с большим букетом белых роз и с боль-
шой коробкой, сам был в шикарном свадебном костюме с
белым галстуком. Мы поднялись наверх, в квартиру, а когда
он ножницами разрезал банты на коробке и открыл её, радо-
сти не было конца! Там было свадебное платье... Я надела
его, и он уже не мог стерпеть, чтобы меня не расцеловать...
Так хорошо подошло всё: и обувь, и диадема переливаю-
щаяся.
Мы спешили к машине, чтобы вовремя подъехать к заг-
су... Нас ожидали, никого не было, и эта торжественность
меня дурманила...
Когда он положил свой паспорт открытым, я заметила,
что он майский... я же Дева и по гороскопу, мы подходим
друг другу... Видно, форма милиционера старила его. Я вос-
кликнула:
– А я думала, что ты старше!
И церемония началась. Конечно, я взяла его фамилию и
стала Николаевой. Как говорят, после изменения фамилии,
меняется и судьба, и жизнь... А я так хочу, чтобы она по-
менялась в лучшую сторону... я хочу нормального женского
счастья, чтобы был рядом мой любимый мужчина, всегда, а
не украдкой.
   Когда мы обменялись кольцами, он на мой палец надел
также и кольцо с хорошим камушком, а я вспомнила, как
коробок с таким же бриллиантом двинула со злости к ногам
Джемала во время ссоры из ревности.
Иван мне подарил незабываемый вечер! Он заранее
оформил неделю в гостинице, и столик на двоих на сегодня
был заказан. Вызвал на вечер небольшую группу артистов
цыганского театра песен и танцев. Заранее также предупре-
дил моего главного врача, что меня не будет недели две на
работе. Мы наслаждались, как будто недавно с ним позна-
комились.
Он одаривал меня подарками, украшениями и полностью
поменял мой гардероб, сказав:
– В Москве женщины одеваются хорошо.
И в один из дней мы поехали к нам домой, в наше село
Кряково. Я нервничала, зная, что мать живёт с ними вме-
сте в новом доме, но попросила Джемала выполнить мою
просьбу: перевести мать обратно в наш дом, где я выросла.
Было лето, и, когда мы подъехали к нашему дому, всё цве-
ло вокруг, дом казался ухоженным, как несколько лет назад.
Ничего не изменилось, если не считать огромного парника
на огороде. Я была удивлена, но, когда в доме встретилась
с Зейханом... не было конца удивлению. А Иван пока рас-
паковывал багажник, он много чего завёз сюда, подарков
матери. Тогда мать мне по секрету рассказала, что Зейхана,
когда привезли, он блуждал по селу и однажды забрёл сюда,
здесь и остался жить.
– Я же не выгоню его, – добавила она. – Да и зачем?
Но я понимала, что в его руках она не выпьет больше...
Если бы я его не встретила здесь, я бы точно знала, что это
его рука в саду и в огороде, всё вычищено до малейшего
сорняка.
Меня он не узнал или же не хотел узнавать, чтобы не ме-
шать моему счастью.
На ночь мы остались здесь, в моей комнате, и Зейхан по-
дал мне кипятильник. Я точно знала зачем. И что он вспом-
нил абсолютно всё.
Утром мы уехали, попрощавшись ...
Больше я на работу не вышла, подготавливалась к пере-
езду. Иван уходил и возвращался, занося домой продукты с
рынка. Власть поменялась, так я думала о своей замужней
жизни: если Зейхан и Джемал хорошо готовили и я ничего
не делала, здесь же, наоборот, он приносил продукты, я же
сама раскладывала их и даже готовила, и эта жизнь меня
привлекала больше. Как приятно, оказывается, приготовить
вкусненькое для любимого человека! И сейчас только я по-
нимала Зейхана.
Ещё неделя, и мы переезжаем в Москву, пока на какую-то
съёмную квартиру. Он делал ремонт в нашей, ему выдали
трёхкомнатную квартиру вблизи моей больницы, а может,
наоборот, сначала дали квартиру, а потом он нашёл мне ра-
боту, чтобы была рядом, где я стала работать сразу же....
Меня пока определили в отделение новорожденных, но
мне там было трудно работать... Я мечтала о ребёнке, но Бог
пока мне его не давал... Ругала себя, что когда-то сама про-
сила Бога, чтобы не давал мне ребёнка, пока не устроюсь
нормально. Я хотела иметь ребёнка от любимого мужчи-
ны... а он вот и не даёт.
Иван совсем не переживал и успокаивал меня, увлекая
новыми заботами относительно обустройства квартиры.
А ещё нужно посмотреть все парки, скверы Москвы и раз-
ные театры. После того, как меня перевели в терапевтиче-
ское отделение, временно я перестала думать о новорожден-
ных детях.
Письма от мамы я получала регулярно, она рассказывала
о Зейхане и о его семье, которая не очень была довольна, что
он перешёл к ней на постоянное место жительство... Писала
также, что сам читал мои письма: «Будь к нему вниматель-
на, хотя бы передавай ему привет». Она писала часто, вид-
но, он заставлял её писать, я же отвечала редко, здесь у нас
закрутилась другая жизнь. Она совсем иная, чем в Томске, и
нельзя её сравнивать с селом Кряковым.
Иван был недоволен своим переводом. Там он был сам
начальник и весь город держал у себя под колпаком, его боя-
лись и знали его в лицо. Здесь же много над ним командую-
щих, но я думаю, что это временно.
Он по-прежнему меня любил и хорошо ко мне относился.
В больнице было распространено с первого дня, чья я жена.
Иначе здесь бы приударили. Здесь большой диапазон, логова
разврата и пошлости, о которых мы раньше слышали, а сейчас
видим, и поэтому он меня снял с ночных дежурств. Понимая,
что я как раз в таком возрасте, что могу и влюбиться, боялся
за меня... хотя я не думала изменять. Он же, видя всё вокруг,
что делается, стал более уязвим. Всегда с недоверием отно-
сился ко мне. Иногда заезжал за мной на работу. Зная, что я на
своей машине... А иногда долго ездил за мной, следил, когда я
самостоятельно двигалась на машине по Москве, но я не по-
давала виду, что замечаю его. И в это время больше обычного
обходила все магазины, а когда он меня спрашивал, почему
домой пришла поздно, я отвечала. Он же возмущался:
– Можно же сделать покупки вместе, когда я свободен.
Но я хотела ему доказать, что у меня должно быть своё
пространство, немного свободы... не всегда же быть у него
на привязи.

Для Любви нам не нужны мотивы,
Стоит лишь в глаза мне посмотреть...
В них заложены такие силы,
Что другому точно не понять...
Синеватые они, ночные...
Днём они, как небо, – голубые...
В туман, дождь они скучны и серы,
А в зимние холода такие холодные.
Но эти милые глаза люблю я...
Они мне дороги, всегда неповторимы...
Я жизнь отдалa бы, только были б рядом,
С тобою спокойно дышу я, любимый...

13. Пять незабываемых лет

Только любовь не умирает никогда...
И огненный шар пройдётся по губам...
Сожжёт до боли сердце, тебя любя...
Напишет балладу – песню невзначай...
«Гром разбудил – молния прожгла!
Накануне праздника она отдалась...»
Прочертила небосвод любви стрела,
Жарко обнимала, целовала всласть...
Создание хрупко, душа выше меня...
В зеркале ловя взгляд моего плеча,
«Во сне и наяву только тебя люблю!»
Я молчу, я терплю, не молю, боготворю!

    Пять незабываемых лет, в семейной жизни прожи-
тых с Иваном, многое для меня открыли. Я стала
известной светской московской дамой! Постепен-
но мы с ним притёрлись, и я считала, что жизнь удалась. Он
мне помог поступить в Московский медицинский институт,
оставив один день работы в стационаре. Он делал всё, как
он хотел и что он хотел…
Я почти заканчиваю институт... Иван любил меня и не
скрывал, его звонок к кому-нибудь начинался так:
– Мне нужно, чтобы вы помогли моей любимой Анне!
Эти слова всегда жужжали у меня под ухом.
Единственное, что меня печалило, то, что у нас не было
детей. Мне в этом году в августе исполняется тридцать лет,
а Ивану сорок пять было в мае. Нам просто необходимо для
душевного покоя дитя. Он сам Телец и очень активный во
всех отношениях. Особенно в нашей ночной сексуальной
жизни. Это, может, потому, что ещё не разбаловался здесь, в
Москве. А может быть, мало времени прошло со дня свадь-
бы и он предан мне? Но что только не услышишь об этих
«кобелях»! А когда смотришь на этих московских красавиц,
диву даёшься, как они все красивы! Хотя Иван мне всегда
говорил:
– Они тебе в подмётки не годятся... в тебе естественная
красота! А они все перекроенные.
Но, работая в больнице, я стала сама замечать отклонения
впрямую. К нам привозили женщин, пострадавших от не-
правильных инъекций якобы ботокса, чтобы «изменения на
лице улучшить в лучшую сторону, омолодить, убрать мор-
щинки, ненужные родинки». То ли кололи не то, что надо,
то ли вносили инфекцию... Увеченные женщины попадали к
нам с высокой температурой в отделение челюстно-лицевой
хирургии... Порой было поздно, трудно справиться, и дела-
ли с ними уже, что получится.
И я тогда соглашалась с Иваном. Сама же заинтересова-
лась этим отделением и попросила Ивана, чтобы он меня
перевёл туда, хотя бы на один свободный день, субботу, ведь
Иван работал по субботам тоже. Может, любя, он делал для
меня всё, о чём я его просила. Поэтому я старалась выпол-
нять всё дома. К абсолютной чистоте меня приучил Зейхан,
и поэтому я ему была благодарна.
   Иван был характером сильный, имел все качества муж-
чины Тельца – воплощал в себе мужские качества всег-
да, был целеустремлённый, очень терпеливый, особенно
к моим капризам вначале нашей жизни. Работоспособ-
ностью его я поражалась, а в преданности семье, ко мне
убеждалась не один раз. Любил своих детей, и я часто за-
мечала, как он им помогает материально. Я не ревновала
его к детям, но стремилась забеременеть от него. Даже у
нас в больнице проверилась у самого известного гинеколо-
га, который сказал:
– Анна у вас всё будет хорошо, у вас будут дети, вы здо-
ровы! Приведите своего мужа на проверку...
Я ответила:
– Василий Иванович, у него трое детей!
– Это не имеет значения...
И однажды я всё же уговорила Ивана пройти необходи-
мый тест, который показал, что он бесплоден. Он расска-
зал, что вспомнил, что в детстве переболел свинкой, которая
могла повлечь это бесплодие.
Но всё же он хотел перепроверить ДНК детей, и тогда вы-
явилось, что все дети от разных мужчин и он 0 % их отец...
Он был до слёз озадачен и... не выдержав, пустил себе пулю
в лоб, прямо у себя в кабинете, оставляя всё своё движимое
и недвижимое имущество мне.
Это трагедия... Я плакала, лишилась не только своего
мужа, но и не зачатого дитя. Я жалела, что настояла на про-
верке, и считала в его смерти виноватой только себя. Жалко
тех, кто умирает... я же в тридцать лет осталась вдовой. Кра-
сивая, элегантная женщина в самом соку в Москве в ши-
карной квартире, и в гараже у меня две импортные дорогие
машины. В сейфе – несчитанное количество денег в разной
валюте.
   Работа и институт меня выводили из тяжёлого стрессово-
го состояния. Письма приходили от мамы, но я им не сооб-
щила, что Иван умер, побоявшись, что приедет сюда Зейхан
или Джемал. Я их тоже не хотела видеть...
  Но однажды я получаю письмо из села Кряково от мамы, в
котором нас приглашают на свадьбу Джемала и мать спраши-
вает разрешения, смогла бы я одолжить своё свадебное платье
невесте, чтобы не тратиться. Впервые я сомневалась, как по-
ступить. Стоит ли надевать невесте свадебное платье вдовы?
Но всё же подумала и написала: скоро приеду, сама возьму
отпуск и привезу, тем более это платье в гардеробе в Томске, у
меня в квартире... а Иван работает, приехать не сможет.
Я это письмо писала в слезах, ведь много чего было, о чём
я вспоминала... Как Иван за мной ухаживал… Даже его рев-
ность стала ненавязчивой. Одаривал самыми лучшими фран-
цузскими духами, и за время проживания с ним я стала эле-
гантной дамой. Изысканная всегда одежда, самых известных
фирм, несчитанное количество денег, которыми он одаривал
меня, сделали из меня богатейшую женщину Москвы. Вид-
но было, что и там он притёрся и знал, как «заработать».
Но его нет, простыня остыла, и я себе места не нахожу
по ночам. Я привыкла к его ласкам и сексу, который был
у нас ежедневно, какой бы он не был уставший или же без
настроения. Мне кажется, для него это было единственное,
о чём он мог сказать, что я этим дышу, живу, наслаждаюсь.
Может, потому он и женился на мне? Может, именно в этом
мы с ним совпали?
Я думаю о нём каждый день, и вряд ли найдётся кто-то,
способный заменить это пустое место.
Я не понимала его жену. Неужели ей было мало? Он был
у меня третьим и есть, с кем и с чем сравнить. Но, вспомнив,
как один раз он разоткровенничался о его женитьбе, я поня-
ла причину сама, я догадалась тогда, хотя ему ничего не ска-
зала. Оказывается, им было по четырнадцать лет, когда они
уже имели секс, совсем малолетки. И как его отец надрал
уши и заставил эту девочку привести в дом, женой, иначе
бы Ивана посадили за изнасилование и надолго... Пока они
доучивались в вечерней школе, а потом пошли в институт
на стационар. Но она быстро бросила учёбу, так как его отец
занимал хорошее положение в городе, помогал материально
и жили они в достатке.
«Она родила в семнадцать лет, неужели в шестнадцать
лет она мне уже изменяла? – так в слезах говорил Иван... –
В то время, когда я учился и работал? Меня отец устроил на
работу. А она была постоянно дома, может быть, она была с
моим отцом в интиме? Он ещё тот был петух?»
Я думала в это время о себе, вспоминая, как эти взрослые
мужчины могут обвести вокруг пальца девчонку-малолетку,
заставить «по-детски» сидеть у них на коленях... как малень-
ких, целовать страстно, когда они плачут по разным причи-
нам. От негодования, от нехватки времени учиться, когда у
тебя дитя на руках. Они могут создать безвыходную ситуа-
цию, схватив за жабры, не дав опомниться, достичь желаемо-
го и теребить каждый раз, пока дома никого нет... Я вспомина-
ла страстные поцелуи Зейхана... до сих пор у меня мурашки
по коже... Так и его отец Николай, наверно, пользовался ею,
пока Иван был на работе. А она боялась даже заикнуться. А
может, не он, а сосед, старый друг. Как я помню из расска-
зов Ивана, мать у него рано умерла. И тем более в доме по-
явилась молоденькая невестка, которая всю ночь стонет под
напором мужа и днём под насильником отцом... Точно моя
история, но я молчала, когда он мне рассказывал. Бедный
Иван умер, так и не узнав, что я заложница была Зейхана,
и потом, когда потерялся отец, – уже Джемала. И может, его
я спасла от тюрьмы не как «братца» и не из-за Зейхана?! А
из-за начинающейся настоящей любви молодых. Но он меня
подвёл и в лицо сказал, что решил ещё нагуляться.

Пусть говорят, что мы не пара,
Года прошли, сравняли нас,
Мужчины быстрее не стареют,
У них же нет столько забот...
А говорили, что он не пара...
Красавицей неписаной была,
Что делают с нами годы... годы,
Погасла молодость, любовь завяла...
И только сейчас я поняла,
Какими были жестокими слова,
Когда ему твердили, что не пара,
Не пара мне, но я их не поняла...
Хотелось только о хорошем,
Хотелось слышать о любви,
Хотелось мне дышать лишь им,
Но поздно говорить об этом...
Ушёл, даже не оглянувшись...
Сказал, что он нашёл моложе,
Обидно только, что всю жизнь
Kрасавицей была... одна осталась...

Эти мысли я от себя отгоняла, но они возвращались ко
мне, и чем меньше оставалось времени до его свадьбы, тем
больше мне снились разные сны... что я с Зейханом в по-
стели. Почему именно с ним? А не с Джемалом? Может, от
того, что это единственный мужчина, который меня обе-
регал как цветок и никогда не позволял лишнего в наших
отношениях, он же был моим первым мужчиной... А сон
каждый день меня крутит всю ночь, и я просыпалась мо-
края.
Отпуск оформила! Летние каникулы. Покупаю билеты на
самолёт, запаковала несколько чемоданов со своей одеждой.
Поехала на своей машине в аэропорт, там оставила на пар-
кинге и, на тележку сложив один на другой чемоданы, на-
правилась в здание аэропорта.
Взлёт, полёт, посадка, и меня встречает у трапа сам Зей-
хан. Он не изменился с тех пор, когда я его видела в послед-
ний раз, перед его пропажей. Наоборот, отпустил немного
нежно побритую бородку. Стал более стройным, подтяну-
тым и накачанным:
– Здравствуй, моя дорогая Анна! Как я рад тебя ви-
деть! Поедем домой, я подготовил для тебя обед, немно-
го передохнёшь, и потом на моей машине доберёмся в
Кряково.
– Хорошо, поедем, там моя машина, можешь её взять и
пользоваться, она большая и комфортабельная, у меня в Мо-
скве ещё две есть, очень дорогие. – Я это сказала дрожащим
голосом, хотела подарить ему эту машину в знак благодар-
ности, он из меня в самом деле слепил то, что я есть сей-
час... а он понял: что-то я недоговариваю.
Мы уложили все чемоданы в машину и поехали ко мне на
квартиру. Вспомнила, мы же оставили и Ивана квартиру, и
мою здесь, в Томске, просто закрытыми.
Когда я вошла, не узнала, он всё здесь освежил, перекра-
сил, перемыл и ожидал меня. Горячий плов был на плите и
шашлык из баранины, который сделал на балконе, аромат
его витал в воздухе комнаты.
– Спасибо, Зейхан, за заботу, так она была мне иногда
нужна. – Я забыла, когда в последний раз ела баранину и
шашлык, приготовленный лично для меня.
Может, эти слова подействовали на него, и он сказал:
– Анна, ты у себя дома, переоденься, освежись с дороги,
а я по старой памяти сделаю тебе массаж ног, помнишь, как
когда-то, – он говорил нежно, тихо, еле можно разобрать, о
чём говорил... – Ты, наверно, устала сидеть несколько часов
в самолёте.
   Его слова услышала я как понимание и попросила пока
немного пообедать, так как этот раздирающий аромат по-
действовал на меня. Он никогда не пил и мне не наливал...
Помню только в первый раз нашего знакомства, когда я озяб-
ла, но сейчас он всё же поставил на стол коньяк «Арарат»!
Я посмотрела, и сразу же нахлынули воспоминания первого
дня: дождь и слякоть... и этот же коньяк на столе.
– Ну что же, разливай, Зейхан!
Он разлил и предложил выпить на брудершафт за старое
знакомство и новую встречу!
– Была не была...– И после первого бокала мы слились с
ним в поцелуе, и как будто бы этих семи лет и не было.
Он отнёс меня, как когда-то, в ванную. Обмывал, как ре-
бёнка. Унеся в постель, начал делать массаж моих пальчи-
ков ног, поднимаясь всё выше и выше. Я же достаточно вре-
мени была вдовой и тянулась к нему как за вишней, которая
кислинкой-то подсластит в страсти.
И конечно, мы в этот день никуда не поехали. Как будто
бы не было и разлуки. Что будет с нами – не знаю. Но се-
годня мне хорошо с ним, он остался таким же молодым и
темпераментным, каким был, и ему было приятно со мной.
И мы будем наслаждаться каждой минутой, пока они у нас
есть, так я думала про себя. Куда это ты пропал? Что заста-
вил меня так низко пасть. Никогда я не думала, что расскажу
ему о том, что случилось со мной здесь, в Томске... в этой
же комнате с Джемалом. Тем более не расскажу, как меня
из-за него изнасиловал Иван впервые, в своём милицейском
участке, где сидел Джемал. И что я стала тогда его любов-
ницей, а потом женой...
   Мы не уехали и на следующий день, у нас было время до
свадьбы, но мы пока хотели насладиться сами, без свидетелей.
Джемал, постоянно названивал, он знал наш номер теле-
фона, якобы беспокоился. Но я ему сказала, что у меня здесь
свои дела, я хочу продать квартиру Ивана, трёхкомнатную,
в Томске, и приеду за день до свадьбы, а пока занята. А ког-
да он спросил о Зейхане, ответила, что он мне тоже нужен,
ведь сделка будет крупная, чтобы не обманули... Хотя я и
не собиралась продавать квартиру Ивана, и зачем мне это,
когда у меня столько много денег. Я уже не стремилась туда,
в село... я полностью утоляла мою любовь с ним. Неуже-
ли первая любовь не забывается? Наверно, каждая женщи-
на вспоминает своего первого мужчину с теплотой души.
И свой первый страстный поцелуй... И когда-нибудь желала
бы я возвратить всё то, что потеряла по разным причинам;
порой одной из первой являлась материальная зависимость
от взрослых в жизни подростка... их начало созревания, ста-
новления личности однозначно зависело от взрослых... в
жизни трудное, но такое нежное и тёплое, что, вспоминая,
утопала опять и опять в его ласках сознательно, не жалея ни
о чём.

14. Я не понимала себя?

Вспоминаем любовь –
Из прошедшего зов.
Предусмотрел Господь,
Это – музыка слов...
Как мне достучаться,
Как мне снова услышать,
Тоскливо затеряться,
Жизнью вновь одарила...

          Я не понимала себя: неужели ко мне возвратилась
первая любовь подростковая, которая так глубоко
вросла в меня. Ведь вторым чувством всё же по-
нимаю, что он не мой... У него есть семья и дети. А зная его
привязанность ко мне, понимаю, что он любит там тоже...
также отдаёт супружеский долг... Но, может, из-за отсут-
ствия мужчин после смерти Ивана я так на него наброси-
лась? Нет, я просто таю в его объятиях. Насколько мне было
хорошо с Иваном, настолько же, даже глубже... здесь я чув-
ствую себя королевой.
   Иван, может быть, по долгу своей службы был грубоват
иногда со мной, а Зейхан такой ласковый. Никогда не поды-
мет голос, никогда не закричит из другой комнаты, по мело-
чам, чтобы хотя бы я подала стакан воды или налила обед,
в то время, когда я с книгой. Он с удовольствием делал сам,
лишь бы была с ним и смотрела ему в глаза.
   Уже пора выезжать в Кряково, а я всё никак не могу отды-
шаться от страстных эмоций нашей постели, которая нас свя-
зывает. Так я думала, пока Зейхан не вышел, освежившийся,
из ванной комнаты. И потащил меня тоже купаться. Оказыва-
ется, её наполнил он, чтобы поплескаться вместе в воздушных
мыльных пузырях, напомнить мне нашу первую ночь в люб-
ви, и этого было достаточно, чтобы и в тот день не выехать в
село. Может, он специально меня разжигал... мне напоминал
те моменты, когда мне с ним было хорошо! И мы ещё и в этот
день остались здесь, в Томске. Но я его предупредила:
– Завтра с утра выезжаем, без никаких больше утренних
представлений... – а сама улыбнулась. – Поедем на один
день, лишь на свадьбу... Мне нужно возвратиться после
свадьбы сюда, в Томск.
Он посмотрел удивлённо, но потом сказал:
– Анна, я сам тебя хотел об этом попросить... А когда тебе
обратно?
– Я оформила на 24 рабочих дня отпуск, вот и посчи-
тай... – и улыбнулась, ведь день был не завершён.
Как бы ты ни любила и сколько бы ты с ним ни была,
отодвинуть стрелки нельзя, и я всё же со страхом всё время
посматривала на часы, которые тикали, сокращая наше лю-
бовное свидание.
Утром мы поднялись сразу же, как зазвонил будильник, в
пять... и, быстро освежившись, я оделась в дорогу простень-
ко. Мы спустили чемодан со свадебным платьем и моей
одеждой. Завели мою машину, он сел за руль, по дороге за-
правил полный бак и две канистры, чтобы хватило до само-
го Кряково. Дорога была длинной, я пару раз вздремнула, он
же был бодрым и всю дорогу ехал не моргнув глазом.
Пару раз я просилась подменить его за рулём, но он отказы-
вался, и наконец мы въехали в наш районный центр, а потом
дальше пересекли улицу и завернули к нашему селу Кряково.
Я с сожалением посмотрела на нашу стоянку, где он меня
когда-то подхватил мокрую во время дождя. Жаль, её пол-
ностью отремонтировали. Построили из кирпича и даже из
декоративных плит выложили мозаикой белые ромашки.
Зейхан заметил, что я посмотрела на эту стоянку с сожале-
нием, но успокоительно сказал:
– Переделано всё и в селе... после развала Союза, многие
русские пополнили наше село из других республик бывше-
го СССР, и там больше нет заброшенных чёрных домом, вы-
цветший древесины, а стоят большие дома.
Я же спросила:
– Такие, как ты построил себе?
– Анна! Не говори так, с тобой мне достаточно и лачуги...
и, если хочешь знать правду, я давно там, в этом большом
доме, не живу. Потому что, когда я возвращался в наше село
с сыном, проезжая именно мимо этой стоянки, я вспомнил
тебя и твой дом и, бродя по селу, нашёл его и остался там
жить постоянно, поверь, не как супруг твоей матери, а как
зять, я ждал твоего возвращения, милая. А эту стоянку я сам
построил на свои деньги и этими руками, даже не нанимал
мастеров в память о тебе, моя родная.
– Так что же будет с нами? Я еду в неизвестность? И не
хочу там появляться…
«Мы вспоминаем жизнь прошедшую»,
Бутон созревший, любуется каждый,
С каждым днём лепесток открывает,
Совсем расцвёл и стал он вянуть...
Такая жизнь и у людей бывает...
И надо дорожить твоим каждым днём...
Не допустить, чтоб преждевременно стареть,
Любить! Любить эту жизнь, нежить...
Он разворачивает машину и везёт меня в районный центр,
в маленький колхозный отель, где мы с ним провели неза-
бываемую ночь когда-то.
– Анна! Ты останешься здесь, я же приеду за тобой че-
рез несколько часов, после свадьбы... отвезу им свадебное
платье.
– Зейхан, ты читаешь мои мысли... Отвези платье и при-
вези мою маму сюда, пожалуйста, когда я её ещё увижу.
Пока ты возвратишься, она будет со мной. Я хочу знать, как
ей живётся с тобой. Ты опять деспот и её избиваешь, как
раньше за пьянство?
– Нет, Анна, она больше не пьёт, и, даже если и выпьет
чуть-чуть, я не подыму руку никогда на неё, потому что мне
кажется, что я бью тебя.
Он устроил меня в отель, сам уехал в село Кряково.
Через час привёз мою мать. Я посмотрела на неё с сожалени-
ем: сдала она, уже не такая, как была, годы берут своё... давно
на пенсии, но эта тяжёлая работа доярки превратила её совсем
в старуху. Она долго сидела, рассказывала, как она живёт, по-
рой, то же самое повторяла несколько раз, особенно много го-
ворила о Зейхане, который после того, как возвратился, ничего
не помнил, потух также и как мужчина. Ни разу не заходил к
ней в спальню, а занял мою. Домой же, она всё рассказывала,
к себе не возвращался. Только, что делает единственное, – по-
могает в огороде и на парниках, и там тоже. Он сам полностью
этим занимается, снял с работы у нас своих женщин, они ино-
гда приходят к матери поболтать и очень удивлены тем, что и с
ними он перестал выполнять супружеский долг.
Она-то рассказывала, но я думала о наших интимных
днях, проведённых с ним вместе в Томске: значит, он не
утратил свою мужскую силу, а не хочет её разменивать не
по любви.
Я выделила матери достаточную сумму, и тут же, в райо-
не, положили всё в банк, чтобы у неё не украли... Всё же я
не доверяла Джемалу, и больше из-за него не хотелось ехать
в село Кряково.
Свадьбу они отыграли, приезжали сюда, в районный
центр, расписываться в сельпо. Я слышала, как сигналили
машины, а к вечеру возвратился Зейхан, отвёз мать в село и
попросил:
– Никому не говори, что Анна была здесь, если будут
даже настаивать.
Он её отвёз, а сам возвратился, на ночь мы остались в
этом отеле, а утром поехали в Томск.
Весь свой отпуск я провела с ним и не жалела... Но в по-
следние дни он нервничал, что я уезжаю. Как поступить?
Его с собой я не могла взять, и как жить дальше? Я очень из-
вестная дама в Москве, о чём будут говорить и сплетничать,
мне небезразлично... Внешне он больше похож на отца, чем
на любовника. Он женат, так что не сможет стать моим му-
жем никогда, значит, мы расстаёмся навсегда. Так я думала,
а у самой текли слёзы в ванной, когда я туда заходила. Моё
настроение импонировало его – он тоже не находил, что
сказать... Если раньше он сам мог «разрулить ситуацию» за
меня, сейчас он ничего не может, выбор за мной, и я должна
о чём-то сказать первой. И я всё же нашла силы и сказала:
– Зейхан, мне было хорошо с тобой, я шикарно провела
с тобой мой последний медовый отпуск. Но я не могу тебя
взять с собой по нескольким причинам, но и ещё я там очень
занята. Единственное, что могу позволить, – один день лишь
в неделю встречаться с тобой; я буду заказывать билет на са-
молёт. Поверь, что я тебе не изменю, буду до конца твоих
дней верна лишь тебе, но жить с тобой открыто там я не смо-
гу... там, в Москве, совсем другая жизнь... Москва большая,
но как наше село, все всё друг о друге знают, тем более мой
муж занимал большую должность в московской милиции.
– Анна! Дорогая моя, я сам не находил себе места из-за
того, как с тобой объясниться... Разреши, день в неделю я
сам буду приезжать к тебе, и сам буду покупать билет, и ни-
кто ни о чём не узнает. Я буду привозить отсюда фрукты
и овощи на продажу оптовую в Москву, и заодно найдём
место, где встречаться, только меня ты не отстраняй полно-
стью. Я понимаю, что я намного старше тебя, моя ты люби-
мая. Мог бы развестись со своей женой официально, но по-
нимаю, что и тебя, и меня это не устроит. Я не смогу, чтобы
в твоих глазах меня унижали, ты же, наверно, знаешь меня,
но всё же я хочу, чтобы ты мне всё рассказала о себе, как
ты познакомилась с Иваном. Зная тебя, я не поверил словам
Джемала, когда он на свадьбе мне сказал, что ты была под-
стилкой у Ивана.
Меня эти слова резанули по живому...
– Я бы сама никогда не рассказала правду, но не позволю,
чтобы я в твоих глазах была дрянью, испорченной и под-
стилкой. Хотел услышать её? Такой, какая она есть?.. Так
слушай, только не перебивай. Ты уехал, оставил меня здесь,
в Томске, одну, без денег, во время кризиса и инфляции.
Твой сын привозил мне твои передачи и оплату за колледж...
Потом ты же сам мне его навязал, впустил в мою жизнь мо-
лодого симпатичного ровесника. Он сдал свою квартиру по
твоему указанию, чтобы оплачивать мой колледж и жить на
оставшуюся сумму. Ты же в это время пропал совсем! Мы же
здесь задыхались от голода. И он начал воровать, для меня...
а может, и для себя... приносить всё: то палку колбасы, то
сыр. Хлеб был иногда для нас всем!.. Но он спал внизу, на
ковре, и мы не были любовниками, хотя ты же понимаешь,
как мне необходимо ночное влечение, хоть на стенку лезь. А
тут в один день он не пришёл домой, его поймали за ящик
сахара, который он хотел не продать и не отдать, а принести
к нам домой, чтобы опять-таки не умереть с голоду. Ты же
ему говорил, чтобы он не пускал меня работать, да? Так он
точно выполнял твою же инструкцию о том, как нам жить
дальше... У нас была возможность сблизиться всегда, но он
до этого не доходил пока. Зато я видела, как он неоднократно
работал своими пальцами в ванной комнате, обнажённый...
Я же стонала от удовольствия, наблюдая. Но это не всё...
Я всё же пошла на его работу, на погрузочно-разгрузочную
станцию, и мне сказали, что он в милицейском участке. А
когда я постучалась в дверь начальника, там и был Иван. Он
сразу же спросил: «Чем будете расплачиваться?!» Я же по-
думала, ничего не будет со мной из-за одного раза, ведь он
твой сын, я должна была в благодарность сделать это! Как ты
думаешь? И я, дрянь, так считай... согласилась. А он закрыл
дверь и несколько раз надо мной надругался, не так, как ты,
нежно, щадя, даже вспомнить противно. А потом туда при-
вели Джемала и мне сказали: «Забирайте "братца"».
Зейхан хотел что-то вставить, но я не позволила, а про-
должила:
– Его, избитого, привезла домой, не пустила бы его на
ковёр такого, лечила его сама, и спали «валетом», но он
сделал всё, чтобы сблизиться со мной, он же молодой и
темпераментный, и тем более уже прошёл год с момента
твоего исчезновения... Но через несколько месяцев он на-
шёл хорошую работу, и можно было бы не воровать, а он
крал металл и отвозил машинами к нам, в село Кряково, и
сделал там большой парник. А ты хоть знаешь, когда его
поймали, чем я расплачивалась каждую пятницу за него,
когда тот же Иван его отпустил? За этот парник, который
сейчас вам даёт доход? Да, ты правильно понял... тогда-то
я и стала его подстилкой, он требовал, чтобы каждую пят-
ницу я приезжала к нему на квартиру, он же развратно пока
что меня насиловал. Но постепенно влюбился, и попросил,
чтобы я вышла замуж за него... И я согласилась. А знаешь
почему?
– А Джемал?.. Где был он?.. – зло спросил Зейхан.
– Джемал наслаждался с новой квартиранткой в твоей
квартире, которую ты ему купил, и сказал мне, что он ещё
не нагулялся и хочет понять суть жизни.
– Прости, Анна! Тебе пришлось много вынести из-за
меня. Иди ко мне, дорогая, забудем прошлое.
– Забыть трудно, тем более я не знаю, где ты был два года
и, может, ты тоже пропал, увидев новое. Опять молодое твоё
увлечение и новую любовь.
– Уже поздно, расскажу завтра, иди ко мне, Анна, у нас
осталось два дня из незабываемого твоего отпуска... Нельзя
терять ни минуты.

И мы слились как две реки в одну.
«Жизнь тебе за любовь дарю!
Облака несутся над головой...»
Освещена ты солнечным лучом,
Ласкою ночных звёзд, теплом...
Луна хоть холодна, но крюком
Погладит нежное тело горячо,
Оставив шлейф над плечом...
Тебе покажется сон волшебством...

15. Оставшиеся два дня,
и это любовь!

Какое счастье мне с тобою быть!
Вдыхать любимой кожи аромат...
И наблюдать моргание ресниц
Твоих весёлых васильковых глаз...
И ощущать прикосновение волос,
Таких прекрасных, осенью манят,
Рыжевато-жёлтая прядь двух кос,
Как и щёки, похожие на зари закат...
А брови черны, полумесяцем,
Губки бантиком, малиной пахнут,
Овал лица, и цвет парного молока
Разбавленным медком отдаёт...

      Оставшиеся два дня, и это любовь, которую он мне
хочет подарить на прощанье... Он не отходил от
меня ни на минуту... Мне даже становилось не по
себе, когда он шёл за мной, как будто бы находился у меня
на цепи.
В первый же день я всё же добилась, чтобы он мне расска-
зал, почему вдруг перестал наведываться ко мне, в Томск, и
передавал передачи через своего сына Джемала. Он всё сва-
ливал на технический дефолт, невыполнение обязательств,
что сильно било по его карману в то время. Потом из-за это-
го он уехал зарабатывать в Турцию, попытаться возвратить
то, что потерял... Взял и собрал новую строительную брига-
ду. Получил и закончил заказ крупного строительства, всё
же у него была закалка советского инженера-строителя. По-
лучил после окончания проекта за объект большие деньги в
долларах. А оплачивал минимум рабочим.
– Ты знаешь, – сказал он, – как можно легко заработать
в капиталистической стране? Лишь за счёт уменьшения за-
работной платы своим рабочим. Одно строительство, потом
второе, я думал, что сейчас всё закончу и вернусь к тебе,
моя любовь Анна, но не получилось... Когда я должен был
выехать обратно, через год и уже рассчитался, меня сби-
ла машина на переходе, и это оказался очень влиятельный
чиновник Стамбула. Он положил меня в больницу там же.
Я быстро шёл на поправку, но во мне стёрлось то, что было
раньше... Единственное, мне отдали при выписке мой коше-
лёк и там несколько кредитных карточек. Я не знаю, кто их
туда положил. Может быть, человек, который меня сбил, а
может, я сам это заработал. Но при мне документов не было.
И к этому моменту подошёл этот самый человек, что меня
сбил. Единственное, что я помнил, – Советский Союз и го-
род Томск. И видно, этот же чиновник меня сюда и привёз
или же помог сюда добраться. Его помню и где дом тоже, а
когда я уезжал, то он попросил мой кошелёк и сказал: «Ког-
да тебе нужны будут твои деньги, ты знаешь, где меня най-
ти». И даже свой телефон он сделал наколкой на моей левой
руке, и мне её показал.
Я была удивлена тем, что мы вместе жили месяц, а я ни
разу не обратила внимания на его руку, так сильно ласкав-
шую меня, что мне не хотелось с ним расставаться ни на
день, не то чтобы на неделю. Не заметила я и наколки тоже.
Он сказал:
– Тот человек очень влиятельный. Но я был ему благо-
дарен за то, что меня хотя бы выпустили здесь, на станции
Томска, где я бродяжничал, а потом ты знаешь, сама, ты
меня нашла... Я всё забыл, но не забыл, что именно здесь, в
городе Томске, я оставил самое желанное и любимое – тебя,
Анна! Как я люблю твоё имя, я от одного того, что его на-
зываю вслух, уже тоскую по тебе. А когда я узнал, что ты
вышла замуж, я не хотел тебе мешать, я надеялся смириться
с тем, что ты – это моё прошлое, но я так мечтал с тобой
встретиться, и разлука с тобой будет равносильна новой
смерти. Но я сильный, вытерплю всё, только разреши, хотя
бы один раз в неделю встречаться с тобой... Назначь мне
день, когда я имею право, переступить твой порог, когда я
смогу вдохнуть твой необыкновенный аромат кожи и при-
тронуться к твоей пряди волос, которые очень люблю.
Я подошла к нему, и мы долго целовались.
Не знаю, с кем мне было приятнее целоваться... Я думала
об этом, но пришла к итогу: только с ним. Первый поцелуй
надолго оставляет в памяти... клеймо любви и наслажде-
ния. Так мы в любви и завершили свои прощальные дни.
Он провожать меня поехал прямо до аэропорта, всю дорогу
я смотрела на него и думала: почему я отказываюсь от та-
кого мужчины, почему? Он красивый, статный, выделяется
из толпы. Ему лишь 55 лет, он был так шикарно одет в этот
день, в тёмно-синем костюме, немного светлее сорочки, и
ярко-красном галстуке, что так шло к его смугловатой коже.
Много женщин обращало на него внимание. На его спортив-
ное телосложение, на тонко подстриженную модную бород-
ку, современную причёску, видно, он этому научился в Тур-
ции. Он был в очках, выглядел просто красавчиком. «А ты
ещё выкаблучиваешься! Что тебе ещё нужно?» – так думала
я о себе, когда с ним шла рядом и он слегка меня придержи-
вал под ручку, чтобы я не упала, потому что была на самых
высоких каблуках, ещё и на танкетке, в очень узкой юбке
выше колен с разрезом.
В аэропорту Томска мы подошли к регистрационному
отделу нашего самолёта, вылетающего в Москву. Я подаю
свой билет и паспорт. Вдруг неожиданно для меня он тоже
достаёт свой паспорт и билет на этот же рейс. И говорит мне
тихо на ухо:
– Анна, неужели ты могла бы подумать, что я способен
тебя отпустить одну? Я тебя однажды чуть ли не потерял,
я больше не хочу делать ошибок. Я обязан тебя довести до
самых твоих дверей, и обещаю, что уеду обратно. Просто
должен посмотреть, как ты устроилась и нужна ли тебе моя
помощь.
Я же сказала громко:
– Спасибо, Зейхан, мне тоже очень трудно было улететь
одной в Москву, оставляя тебя здесь. Я рада, что ты сам ре-
шил провести меня до дому и, чтобы я не забыла... сейчас
же я тебе дам ключ от моей московской квартиры. Ты знай,
что ты будешь там всегда желанным! – Я достала связку
ключей и, сняв один, отдала ему.
– Анна! Любимая, ты мне не сказала, в какой день ты хо-
чешь, чтобы я был у тебя?
– Разве не сказала? А мне кажется, сказала. В четверг!
Тебя устроит?
– Да, устроит, это будет наш «рыбный день» в любви.
И уже была объявлена посадка. Опять взлёт! Полёт! По-
садка!.. И мы уже взяли мою машину с паркинга. Дорогой
автомобиль его не удивил... Я села за руль, всё же это Мо-
сква! И нужно привыкнуть к здешней дороге. И через не-
сколько минут мы уже были дома. Он вошёл и сказал:
– Анна! Сегодня четверг – мой день... наш «рыбный
день»! Я остаюсь!
И я начала смеяться, похоже, он специально решил этот
день наверстать с запасом до следующей недели.
Но он не уехал и в пятницу, и я провела его лишь в воскре-
сенье, потому что мы оба этого хотели. Я стала привыкать
к его шалостям, давать лишний раз поухаживать за мной,
сделать мне массаж ног, когда я уставала, и он это делал, не
ущемляя своё мужское достоинство, а потому, что это ему
приятно, покусывая каждый мой пальчик на ноге после мас-
сажа, нагоняя страсть в дальнейших любовных играх. Мне
с ним было настолько комфортно, что я уже себя ругала, что
дала ему лишь один день в неделю.
И этот договор он выполнял долгое время. Он появлялся
как раннее солнце каждый четверг. Здесь же, в Москве, на-
ладил поставку со своего парника из нашего села Кряково:
фрукты, овощи и разный сельскохозяйственный органиче-
ский товар. Пока он грозился уничтожить эти парники из-за
меня, зная, чем я расплачивалась за них, но я ему сказала:
– Не руби всё с плеча.
И он прислушался к моему совету, и скоро он также стал
богат и стал крутиться среди влиятельных людей Москвы.
Вылетел однажды в Турцию, предварительно позвонив
приятелю, и приехал обратно с кошельком с несколькими
карточками в валюте. Кроме этого, завершил сделку меж-
ду Большим комплексом парниковых продуктов Турции и
России и стал заниматься крупными потоками ввозимого
товара и вывозимого, на который всегда везде был спрос за
границей.
Наш единственный день приносил радость и ему, и мне.
Но я никак не могла себе позволить сказать ему: «Оставайся
насовсем», хотя уже созрела заново создать с ним семью и
даже выйти замуж за него.
Он официально был женат. Я была ему преданна, никог-
да ни с кем не флиртовала, хотя многие желали бы со мной
развлечься. Закончила медицинский, последний курс, и на
ординатуру была направлена в ту же больницу, где и работа-
ла, в моё же отделение, челюстно-лицевую хирургию. А по-
том так и осталась там работать врачом-хирургом. Может,
в память моего мужа Ивана, а может, за мои качества быть
чистоплотной во всём, такую должность получить было
практически невозможно. Может, кто-то похлопотал? Ино-
гда мне кажется, что это Зейхан дышит мне в спину. Ведь
многих вообще отправили в разные города России работать.
А я только задумаю, и тут исполняется, если случайно вы-
скажусь при нём, но он меня расспрашивает обо всём, ему
хочется знать о каждом моём дне, и я не уверена, что он
где-то рядом и явится на помощь за пять минут, если я по-
звоню.
Он приходил в четверг, не поверите, в пять часов утра,
чтобы «тёпленькую» поймать в постели, но, когда я замети-
ла, что не хочу оставлять его на несколько часов, пока рабо-
таю, одного, четверг взяла выходным...
Много лет прошло, но наша простыня не остывала, её
штормило весь четверг. И мне иногда хотелось ему добавить
ещё один день. Но я никак не могла выкроить его в связи за-
нятостью на работе и поэтому молчала, правда, добавив ему
все праздники, хотя бы вечернее и ночное время.
В один из таких дней он заметил, что я бледна. Меня
правда тошнило две недели, но я это связывала с тем, что
утомляюсь во время операций, по нескольку часов стоя в
напряжении. И даже рассказала ему о последней моей опе-
рации:
– Пересадка кожи с ноги на нос!
Он заинтересовался, и мне пришлось рассказать всё пол-
ностью, в деталях. И что это было не так легко и не за один
день. Пациент – женщина, как говорили, была гулящей, и
ночью её муж отрезал ей нос и побрил волосы наголо. Так
и попала она к нам в хирургию без носа. А муж – в тюрьму.
Вместо носа только две дырки, и с большой потерей крови.
Мы остановили кровь, и вместо носа у неё почти шесть ме-
сяцев была лишь повязка. Внутренняя часть носа, то есть
каркас, долгое время был искусственным, и только на этой
неделе я всё закончила, а она сказала, что нос стал лучше,
чем был.
– Анна! Я горжусь тобой! Так ты у меня кудесница! Прав-
да, таким женщинам не стоит ничего делать...
– Нет, здесь ты не прав. Вначале Иван тоже думал, что
я потаскушка какая-то, но ты же знаешь, что это неправда.
Иногда женщины попадают в зависимость по каким-либо
причинам во власть мужчины, и я должна помогать им.
– Извини, не подумал об этом. Но, моя дорогая, когда же
у тебя в последний раз была менструация? Мне кажется, Бог
услышал твои и мои молитвы, у нас скоро будет ребёнок! Я
счастлив и привезу сегодня мой чемодан!
Я была вне себя от радости, от такой вести, что я стану
скоро мамой!
– Я тебе давно хотела об этом сказать, Зейхан, ты мне
нужен, без тебя я не вижу смысла жизни.

Он уехал, чтобы возвратиться.

Ты просто чувствуешь сильней,
В душе навеки ещё воспоминания,
Не надо слушаться своих друзей...
Не знающих, что такое страдания...
Забыться сердцу будет больней,
И жить страстями огней, изгнания,
Где на засов закупоренных дверей
Скрывать боль своей души, отчаянья...

16. Радостная весть

«Давай начнём всё с чистого листа»,
Забудем все обиды, поражения...
И встретим новый день, отражения,
В любви желание встречи рассвета...
Забудем, к чему привели последствия,
И первых лучей к плечу прикосновения,
Знакомые, неизгладимые твои безумия,
Но в глубине мерцают любви мгновения...

     Каждая женщина мечтает о материнстве, а я особенно.
Помню, когда начинала работать в больнице в Мо-
скве, первая моя работа медицинской сестры была в
отделении новорожденных. Как же я нервничала с появлением
каждого младенца в палате. Бесплодие (женская инфертиль-
ность) – невозможность зачатия, травмировало меня. А потом
Иван получил подтверждение, что у него не может быть детей,
и всё по его причине. Сильно резануло у меня в груди, я только
и думала об этом. О маленькой крохотулечке, которую смогу
прижать к себе, о которой бредил и мой любимый.
Как будто бы после смерти Ивана свыклась со своим
одиночеством, но, встретив Зейхана, трудно жить одиноко...
И этот день, четверг, разбавлял моё одиночество. А когда
узнала точно, что беременна, дважды сделав тест на бере-
менность, поняла, что совсем не хочу жить одна...
Но его всё не было.
Сегодня среда, неужели он придёт в наш назначенный
день, в четверг, но он же говорил: «Я счастлив и привезу
сегодня мой чемодан!» Но его нет!
Я долго мучилась в эту ночь. А утром услышала, что он
открывает дверь своим ключом. Обычно я спала в такую
рань. И он всегда будил меня, когда влетал в постель как
орёл. А тут я прошла в прихожую и посмотрела – она вся
была заставлена сумками и чемоданами. Я озабоченно по-
смотрела на него, он видно, понял и сказал:
– Анна, дорогая, любимая моя, как я соскучился! Не смо-
три так на сумки вопросительно, не вчерашний мальчик,
чтобы с одним чемоданом явиться, у меня была своя жизнь,
которая исправила мой начальный принцип одеваться во что
попало, как в ту матросскую нижнюю полосатую рубаху,
когда мы впервые оказались в Томске! – И он улыбнулся.
– А ты знаешь, мне понравилось, как ты тогда разделся
и со шваброй ходил по всей квартире, как юный юнга. Хо-
чешь, открою секрет: в те минуты я впервые захотела тебя
по-взрослому. – И я тоже улыбнулась.
– Я сохранил эту матросскую майку! Она была частью
моей матросской формы, когда я служил на флоте, и она
мне дорога тоже. И сейчас я продемонстрирую её, напомню
наши два дня счастья и любви.
Он открывал небрежно, быстро каждый чемодан, выва-
ливая из них дорогие костюмы на пол и одежду, туфли, со-
рочки бросал, фейерверком вверх. Пока не нашёл её... сбро-
сил всё с себя, даже снял брюки, натянув майку.
– Ну где же у тебя швабра? Я с удовольствием буду зани-
мать на твоём корабле место юного юнги всю жизнь, потому
что я тебя люблю!.. И люблю наше будущее дитя!
Дело до швабры не дошло, потому что я заметила его из-
менения. Зная о его чистоплотности, понимаю, что никогда
бы он не позволил что-нибудь выбросить на пол, даже гряз-
ное бельё... а здесь всё развалил, чтобы найти майку и пред-
стать в ней передо мной! Делая это с такой нежностью, он
достал майку с озабоченным лицом.
Мы провалялись в постели до двенадцати, пока я не узна-
ла в подробностях, где же он пропадал неделю. Он всё рас-
сказал и даже вскочил с постели и показал мне бракораз-
водное свидетельство... Он развёлся с женой, так как к ней
давно потерял интерес. И я не была причиной... Он просто
ушёл оттуда, как он потом мне рассказал, ему сразу показа-
ли на дверь, когда он явился в дом потерянный, обузой.
Но всё же каждому ребёнку положил на счёт приличную
сумму, обещал ежемесячное пособие на семью.
– Анна! Я даже твоей матери положил деньги на счёт,
она будет жить до самого конца жизни, ни о чём не думая,
обеспеченная старость – это же прекрасно! Я всё сделал бы-
стро, чтобы возвратиться в четверг! Зная, что у тебя выход-
ной день и мы сегодня пойдём к врачу-гинекологу! Я так
люблю этот день! Хочу точно убедиться, что ты беременна.
Я уже вас люблю двоих! И ты скоро меня осчастливишь.
– Зейхан! Мне было трудно без тебя, я думала, что тебя не
было вечность. Я сама была у гинеколога... пока рано что-то
сказать о поле ребёнка. Но то, что я беременна, – это точ-
но! И знаю тебя: ты окажешь непосильную помощь, чтобы
я родила нормально! Я так мечтала о ребёнке! И я не такая
молодая, чтобы вынести первые роды, это мы должны сде-
лать вместе, надеюсь на тебя, только ты тот, кто мне может
помочь!
– В твои-то годы, в тридцать четыре, я весь мир мог бы
перевернуть! Ничего, всё будет хорошо, я уверен! Ни о чём
не думай, я рядом, и однозначно я здесь, чтобы тебе помочь!
И я взял себе помощника – менеджера, многое возложил на
него. И, как раньше, сам буду тебя сопровождать на работу,
пока ты сможешь работать и не уйдёшь в декрет. Не хочу
тебя посадить дома, да ты и сама этого не захочешь, ведь ты
столько училась! Я должен тебе сказать: мой месячный до-
ход составляет твой годовой, и, когда ты скажешь мне, что
ты готова ради детей посидеть дома и насладиться ребёнком,
я рад буду предоставить тебе такую возможность. Сейчас у
тебя трудное время: начало беременности. Ты сама знаешь,
может разное случиться, вплоть до выкидыша, не хочу тебя
пугать... разреши мне сопровождать тебя до работы и обрат-
но. Один звонок, и я уже у тебя! А насчёт остального... на
твоё усмотрение, но, мне кажется, ты сама любила со мной
прошмыгнуть по магазинам, и моя сильная рука всегда к
твоим услугам!
Да! Он ушёл, чтобы возвратиться насовсем! Так я повто-
ряла про себя, когда он уже начинал слизывать мои слёзы с
ресниц. Любовь связывает, независимо от возраста и рас-
стояния. Она нечто нежное и такое притягательное, что я
таяла в его объятиях и не только сегодня...
Вскоре мы торжественно расписались, свадьба была в
тесном кругу. Из нашего района никого не позвали, чтобы
никто не смог омрачить нам этот день. Она не была боль-
шой, и Зейхан не был слишком красноречив, но всё же ска-
зал так громко, чтобы все слышали:
– Люблю и рад, что я любим, и мне нравится твоё имя,
Анна! Ты подарила мне любовь, о которой я лишь слышал!
И с такой нежностью он произнёс «Анна», что все по-
смотрели на меня...
Он долгое время и правда был в нашей большой квартире
юнгой: всё блестело.
Однажды всё же мы наняли домработницу, и бедненькая
выдержала его только месяц, он же был очень чистоплот-
ный. Я продолжала работать, но уже чувствовала в конце бе-
ременности, что мне трудно стоять за операционным столом
по нескольку часов. Я взяла без сохранения заработной пла-
ты последний месяц, а потом предродовой. Мы уже точно
знали, что у нас будет дочь! И я уже брежу её бантиками на
головке и косичками, которые заплетаю, разными детскими
штучками и игрушками! А имя дочери ещё не подобрали... с
именем шутить нельзя, ведь оно на всю жизнь!
Он был всегда рядом, но мы уже знаем, где и когда я буду
рожать, вернее, не рожать, а он упросил меня сделать кеса-
рево сечение... Потому что тогда есть точная гарантия, что
всё будет нормально.
И этот долгожданный день настал. Я родила благополуч-
но дочь 3800 кг, очень похожую на Зейхана. Здесь и про-
верять не надо, чья это дочь. Хотя он этого и не позволил
бы... 52 см, наверно, будет высокая, как отец, хотя и мой
рост выше среднего.
И на девятый день нас выписали домой.
Я не сомневалась, что за девять дней он перевернёт всё в
доме. Он сделал такую великолепную розовую комнату но-
ворожденной!
Записал имя в последний день, когда нужно было от-
крывать метрику. Когда я открыла её в больнице, то была
удивлена, зная кавказский нрав Зейхана. Он дал дочери мою
фамилию! На какой осталась я после смерти Ивана – Нико-
лаева. И я читаю:
– Николаева Виктория Зейхановна. – Красивым русским
именем назвал. – Спасибо! Зейхан, я рада, что ты выбрал
красивое русское православное имя для нашей дочери.
Он же ответил:
– Анна! Я очень люблю твоё имя, и этот вопрос меня
мучил. Ты знаешь, вошёл в церковь, и мне дали несколько
имён, и я выбрал это.
– А какие тебе имена ещё дали?
– Анастасия, Алина, Ангелина, Милана, Дарья, Алексан-
дра, Татьяна, Софья, Ульяна, Марина, Анна – тебе достаточ-
но? А то могу прочесть весь список – вот он, я его сохранил.
Может быть, на вторую дочь?! – И мы рассмеялись.
– Ты правильно выбрал, молодец, я бы не вспомнила об
этом имени, мне оно самой нравилось. Красивое имя дочери
сделает акцент на её внешней красоте, о которой мечтает
почти каждая девочка. А ты знаешь, что её имя переводится
с латыни как «победа» или «победительница». И её всегда
будет оберегать ангел-хранитель.
– Я рад, что тебе понравилось.
А насчёт фамилии я ничего не сказала, потому что сама
оставила после бракосочетания фамилию Ивана. Не для того,
чтобы Зейхана обидеть, а в память о человеке, который и в
самом деле вызволил меня из грязи. Но Зейхан сам добавил:
– Анна! С такой фамилией ей будет легко жить в России
и везде... Моя очень уж звучит длинно... Лутфизаде... язык
поломает ребёнок, прежде чем вымолвит.
И я ему улыбнулась в благодарность. Ведь он думает на-
много вперёд... Я никогда не вникала в такие подробности,
мне нравился он, и я полюбила, никогда не заглядывая в его
паспорт. Да и зачем?
С появлением нашей красавицы Виктории всё поменя-
лось. Он уже сдувал с нас обеих пылинки, и я немного нерв-
ничала... из-за разделённой надвое любви. Но, когда подхо-
дила ночь, забывала, думая, что нет ему равных...
Так и уходили у нас недели и месяцы, и мне скоро на
работу, а мне так не хотелось оставить нашу любимицу на
кого-то постороннего. Нет, не подумайте, что я хотела при-
везти свою мать или же кого-то из нашего села Кряково.
Нет... ни за что... Отныне наш мир другой, и я бы не хотела,
чтобы кто-то знал его и распространялся, судачил бы о нас.
А главное, что мы любили друг друга и наша дочь в наших
руках, как продолжение нашей любви.

Ты и только ты – мечта моих желаний...
Как будто предо мною всегда был камень...
Сейчас с теплом лёд растаял...
И из расщелин потекла любовь ручьями.
А там выходят и плоды... подснежники...
Где их зелёная листва тянется к солнцу...
И цвет белый, как весна, прекрасный, и очи
Такою видят будущность счастья... к свету...

17. Легко говорится,
но нелегко дело делается

Чувство вечное, прекрасное,
Его ни с чем ты не сравнишь,
Оно в тебе, как солнце ясное,
А не понявши – не простишь...
Горит, пылает, в душе хранишь,
Любовь должны мы заслужить,
Попробуй без любви прожить...
Найдёшь, поймёшь ты жизни путь.

Легко говорится, но нелегко дело делается. С появ-
лением нашей дочери Виктории наше любовное
гнёздышко превратилось в настоящую крепкую
семью. Если раньше у нас были любовные встречи, больше
походившие на плотские со стремлением найти друг в друге
удовлетворение, то сейчас всё стало совсем наоборот... Она,
наша Виктория, добавила нам смысла этой жизни. Мы её
любили, и Зейхан стал уже с рождения называть её Анна-
Виктория.
И это он делал настолько нежно, что, повторял, как буд-
то бы пел, и она под этот звук засыпала. У него появилось
желание быть с ней каждую секунду, поэтому он из одной
комнаты сделал себе офис. Он постоянно сидел около ма-
ленькой кроватки, наблюдая, как дочка спит, как дышит и
чаще сам кормил её.
   Эту привязанность отца к дочери я связывала с тем, что
она появилась на склоне его немолодой жизни и в этом воз-
расте родители как-то по-иному воспринимают появление
ребёнка. Более бережно относятся к нему... Не вспомню, что-
бы так ласково отзывался он о своих детях, и я понимала, что
там у них тоже появилась нехватка отцовского внимания, не-
смотря на то, что он их обеспечил. Этого мало... Я же помню
себя, когда росла без отца, как я тянулась к мужчинам. И в
каждом видела своего отца. Может быть, потому я обратила
внимание на Зейхана – мужчину старше меня на двадцать
пять лет? Я заметила его отцовскую заботу с первого раза,
когда он хотел меня в дождь довезти до дому, совсем незна-
комого ребёнка, увидев, что я дрожала от холода.
С появлением компьютера и Интернета он делал всю ра-
боту из дому. Он не хотел ни на минуту оставлять нас без
своего внимания. Наша любовь становилось всё крепче и
крепче с каждым днём, я уже не представляла жизнь без
него. Эта была сама доброта, и страсть ко мне никогда не
покидала его.
  Через год я всё же вышла на работу. Я хирург и должна
работать, чтобы продолжить учиться всему новому, «ведь
мои пальчики не должны отвыкать от операций», – так я го-
ворила ему... Но, когда дело уже подошло, что нам нужна
была нянька для малышки, он возмутился:
– Анна, дорогая, дай мне возможность с ней быть, я так
её люблю, что не доверю кому-либо. Я буду выходить из
дому только тогда, когда ты возвратишься. – Он подошёл ко
мне и начал целовать меня, зная, что после этих поцелуев я
раскисаю.
– Хорошо, Зейхан! Я возьму полставки, чтобы быть с ней
тоже рядом чаще. Ты прочёл мои мысли и опередил меня,
всё равно ты работаешь из дома на компьютере.
Он обрадовался.
Я же, зная его, уходила с мыслью, что всё будет хорошо.
И уверена была, что лучше никто не приглядит за нашим
ребёнком…
Но всё же в три годика мы её отдали в садик, я перешла
на полную ставку на работе, а ей же для общего развития
садик был замечательным вариантом.
Я молюсь за тебя, как и прежде,
Хорошо, что не уменьшилась любовь.
С каждым разом я ввысь за тобою,
Где твой шлейф золотистых волос
Освещает мой путь в поднебесье...
Дни, месяцы, годы бежали так быстро. Наша Анна-
Виктория разбавляла нашу жизнь в любви и в радости. Я ино-
гда думала: не бывает так всё хорошо! О Господи, не давай
нашей семье никаких больше испытаний! Я даже несколько
раз в месяц молилась, чтобы Бог не оставлял нас и помогал
во всём. Конечно, просила его и о втором ребёнке, но нет...
Это был единственный случай, когда я забеременела и родила
нашу красавицу Викторию! Она и в самом деле перерастала в
неписаную красавицу, словно из сказки. Стройная, красивая,
весёлая, всегда с улыбкой. Волосы цвета тёмного шоколада,
светлая кожа лица и румянец естественный на щеках.
Постепенно наша разница в годах с Зейханом по внешно-
сти стиралась. Мне скоро пятьдесят, а ему семьдесят пять.
И если мы стоим вместе рядом, не скажешь, что у нас такой
большой разрыв. После рождения дочери я стала каждый
год увеличиваться в весе и уже больше нормы намного. Он
же остался таким же стройным, каким был несколько лет на-
зад. По утрам у него обязательно физическая нагрузка. Я же
любила сачковать… после работы приходить и посидеть у
телевизора, подобрав под себя ноги. Обросла жирком, но
ему нравилось. Он мне говорил:
– Ты стала как настоящая сдобная булочка.
Мы уже давно живём за городом, он построил прекрасный
большой дом с белыми колонами, не только наружу дома, но и
внутрь. Этот особняк больше походит на дворец, чем на дом.
Зейхан ведь инженер-строитель и рассчитал абсолютно всё...
Не только простор, но и условия во дворе! Сделав бассейн и
джакузи, квадратное большое, где мы плескались иногда под
горячей водой, далеко за осень. Понимая, как это ему нужно –
притронуться к телу в тёплой воде, что осталось с ним на всю
жизнь... Хотя было во дворе достаточно холодно, и потом на-
ступали морозы, а на воде образовывалась корочка льда. Но он
подогревал воду и заставлял нас плескаться уже втроём.
Всю жизнь прожить с ним – это была для меня сказка люб-
ви. Несмотря на то, что он был старше и намного, я никогда
не почувствовала его усталость, вялость, и даже в постели он
был как мальчик. Он был и остался очень страстным мужчи-
ной. Скорее я уставала, чем он... Не знаю, как ему это удава-
лось! Может, он уже, что-то принимал, ведь жизнь идёт вперёд
и появилось много медикаментов? Но я не чувствовала и не
знала, что он себя поддерживает. А если даже так? Что с этого?
И если даже он утратит свои силы?! Ничего в этом нет, зато
я прожила с ним счастливую жизнь. Если бы мне возвратить
время назад и поставить всё перед выбором «за кого бы меч-
тала или желала выйти замуж?», я бы ответила: «Конечно за
него...» Он был преданным мужем и прекрасным отцом. Моя
дочь Анна-Виктория, также любила его. Никогда за всю жизнь
между ними не прошёл холодок. Он прекрасный отец, всю
свою жизнь она тоже помнит о его надёжном плече. Он всегда
был рядом, когда ей нужна была поддержка, даже в малом. Он
может спросить, так корректно и тонко, о вещах, о которых я
бы постеснялась говорить... И купить ей что-то… вплоть до
трусиков или же бюстгальтера её размера, прокладок…
Но Виктория всё же выросла и у неё свои интересы, и, ког-
да её нет дома, так скучно... только маленький щенок разбав-
ляет нашу тоску. Не потому, что мы нелюдимы, а потому, что
мы столько раз в жизни обожглись, что к нашему семейному
очагу никого больше не подпускали. За всё время нашей со-
вместной жизни были моменты, когда хотели подобраться ко
мне его друзья... или же к нему кто-то из его знакомых. Но я
всегда считала, что если у нас семья и мы любим друг друга,
между нами никогда не должно быть секретов. И когда мы
замечали что-то такое, вырубали всё на корню. Чтобы не до-
пустить в нашем спокойном гнёздышке-доме раздора.
Мы так же посещали все концерты и разные драматиче-
ские театры, кино.
Со своими детьми от первого брака Зейхан лишь общался,
но он никогда не приглашал их к нам в дом, хотя их матерей
уже давно не стало и моей матери тоже. И я не настаивала,
чтобы он решал их проблемы, делил с ними радости и горе...
Наша же дочь Виктория закончила школу! Поступила на
юридический факультет. Я удивлялась, почему такая краса-
вица и отличница хочет стать юристом или же судьёй. Она
была грамотной, эрудированной и только лишь, когда она
была рядом, в нашем доме как будто бы поднималось солн-
це. Неужели это свойственно каждой семье? Она любима и
любила нас. Наша любовь постепенно переходила на неё.
 
Пусть за окном осенний дождь полощет,
Нам места хватит под одним зонтом...
Когда любовь есть в доме и согласие...
Нам безразлично, дождь иль снег с дождём...

18. Прекрасная новость


        Не могу нарадоваться нашей семьёй. Виктория от-
кровенничает с отцом больше, чем со мной, и это
вполне реально, ведь он почти сам вырастил её... с
моей занятостью на работе. Он же часто по вечерам мне рас-
сказывал так подробно её откровенные рассказы, которые
она доверяла лишь ему.
Все вечерние процедуры у нас так и остались. И, несмо-
тря на мороз, он включал пультом джакузи, даже если во-
круг снег, и тащил меня в ванну, открывая вторую дверь,
которая ведёт прямо во двор, к бассейну и джакузи.
А потом, разгорячённые, в страсти, бежим к себе в душевую
и в постельку! Как обычно, он накачанный, страстно выполнял
супружеский долг, несмотря на возраст. И только потом начи-
нались разговоры, которые порой занимали ещё час. Днём же
нет возможности поговорить, я уже работала только в дневное
время. Но эта жизнь непредвиденная, много аварий в городе,
особенно в зимние вечера, из-за скользких трасс. Много также
ножевых ранений из-за уличных драк и семейных сцен. И меня
вызывали на работу в любое время суток, даже ночью.
Когда бы я ни возвратилась, он с газетой в руках уже у
горячего чайника ожидал меня. Но в зимние скользкие вече-
ра ждал моего звонка, чтобы заехать за мной, как несколько
лет назад. Наш разговор вечерний стал нам немного компен-
сировать ту страсть, которую мы испытывали раньше, ведь
уже возраст... а раньше за гонкой любви нам и двух часов
было мало. Но эти новости и любовь Виктории меня тоже
взбудораживала без кофе.
Он так нежно рассказывал подробно, в деталях, что мне
иногда думалось: неужели она ему всё так рассказывала?!
И вот из недавнего откровенного разговора с Викторией он
мне рассказал:
– Её первый парень и, как модно сейчас называть, бойф-
ренд, то есть «возлюбленный», Игорёк учился с ней в одном
классе и часто провожал её домой. Однажды, видимо, нас
не было дома, а может быть, мы сами были в спальне... – он
посмотрел на меня, улыбнувшись. – Они начали плавать в
нашем бассейне, а через несколько месяцев она здесь же, в
джакузи, потеряла свою девственность.
Я же вспоминаю наш день, когда мы поехали в Томск и в
ванной, тоже в воде, он меня так раздразнил по-взрослому,
что мне хотелось тоже прикоснуться к неиспытанному до-
селе.
Зейхан же понимал, что, рассказывая о ней, подымает
мою страсть и желание вновь соединиться, и у нас получил-
ся повторный раз сближения, как будто бы впервые, только
в первый раз.
Он рассказывал дальше:
– Их встречи становились частыми, и именно здесь, у нас
дома, они нашли себе уютное гнёздышко, они обходили сте-
ны дома с другой стороны и занимались любовью здесь же,
у нас под носом, в джакузи.
А мы же сидели в гостиной, у телевизора, ожидали воз-
вращения нашей блудной дочки до глубокой ночи. Потом
она являлась через парадную дверь. Не имея опыта и ни с
кем не делясь, наша Анна-Виктория забеременела в десятом
классе, совсем малолеткой.
Я подумала, что судьба продолжается, во всяком случае,
дочь отдалась ровеснику. Он помог ей избавиться от ребён-
ка вовремя, но не думая при этом о последствиях... Будут
ли у неё дети в будущем? И так они встречались, пока он не
уехал служить в армию. По его словам она поняла, что он не
думал поступать в институт. Но когда он уезжал, то сказал,
как бы резанул её: «Я тебе ничем не обязан, это была дет-
ская любовь». Так они и расстались, она долго переживала,
девочки более болезненно воспринимают разрыв и особен-
но первый...
Второй парень у неё появился на первом курсе в универ-
ситете. Ей было с чем и с кем сравнить! Первый парень был
к ней нежен, постоянно названивал, мог разговаривать с ней
по телефону часами, посылать множество писем с объяс-
нениями в любви после того, как они расходились на день,
на ночь. Второй же напротив – «кончил дело, гуляй смело»
– мог бы сразу развернуться и умчаться на своей «крутой»
машине. Он, видно, был из сегодняшних новых русских, ко-
торым море по колено. Он просто с ней спал, и, мне кажется,
не только с ней. Она иногда в таких подробностях рассказы-
вала о сексе, что мне порой казалось, что он от неё требует
больше, чем она может дать. Она никогда не называла его
имени, сколько бы я об этом у неё не спрашивала.
Анна-Виктория училась хорошо и то, что она уже в двад-
цать лет встречалась, тоже ничего.
– Как-то она сказала мне, – рассказывал Зейхан. – «Чтобы
выйти замуж, нужно сначала узнать хорошо человека». Но,
мне кажется, человек себя проявит сразу... когда любит и
когда нет. Кто с серьёзными намерениями, а кто нет. Но этот
второй... не тот случай... Может быть, мне стоило раньше ей
сказать что-нибудь против, но сейчас я не могу... Молодёжь
пошла другая. – И он как-то пригорюнился.
– Какая другая? А я какая была, когда в тебя влюбилась,
на всё пошла, ты хоть знаешь, сколько раз я подсматривала
во двор из окна, когда ты там возился голый по пояс, мне так
хотелось к тебе прикоснуться. Всегда в молодости любовь
безбашенная, она приливом бьёт в голову и только тогда
дети, молодёжь, особенно девушки... делают непоправимые
ошибки... именно тогда, когда к ним относятся не любя, от-
вергают. Я боюсь за Викторию, она, видно, к нему прики-
пела, а он только лишь встречается ради плотской любви и
всё. Хотя, ты знаешь, ей цены нет благодаря её прекрасному
характеру и красоте. Если первый её хоть чем-то одаривал,
пускай даже и небольшим букетиком цветов... Этот и богат,
но никогда ни цветочка, даже на Восьмое марта, в наш жен-
ский день, не подарил фиалок.
– В этом ты права, если парень не тратит на девушку, зна-
чит, думает, что временно с ней. Нужно всё же подготовить
её к разрыву, хотя она так переживала за первого, может, там
и была детская любовь, но такая светлая и чистая.
Разговаривая так, мы услышали шорох в квартире, и Зей-
хан встал и спустился вниз, посмотреть, что там. Была зима,
декабрь, до Нового года несколько дней. Морозец, и он спу-
стился вниз и, ничего не заметив, включил джакузи. Мы уже
несколько дней пропускали купание. Этот страстный разго-
вор, видно, на него подействовал: он не хотел спать и, под-
нявшись наверх, схватил меня и затащил в джакузи... Ночь,
полная звёзд, кружил вовсю снег, опускаясь в горячую воду.
Мы утопали в любви, как когда-то...
Не знаю, может быть, этот день, может быть, другой... но
я почувствовала через некоторое время, что я опять бере-
менна. Мне за пятьдесят. А мы разбушевались! Он умолял
оставить ребёнка. Убедительно доказывая, и верно, что дочь
Анна-Виктория выросла, может, скоро выйдет замуж, и вто-
рой ребёнок добавит нам сладость в нашей дальнейшей жиз-
ни. И я согласилась при его условии, что уйду с работы на-
всегда. Наше состояние было достаточным, чтобы прожить в
своё удовольствие, не работать и посмотреть весь мир.
И я явилась на работу и написала заявление по собствен-
ному желанию. Я сама была рада побыть дома, насколько
мне было интересно проводить с ним время. Всегда было о
чём поговорить!
Новый год мы отпраздновали в семейном кругу. Даже
наша дочь Виктория не ушла никуда, она, во всяком случае,
старалась придерживаться небольших семейных правил, в
некоторые праздники, а особенно на Новый год, находиться
дома.
Но всё же после двух ночи убежала, за ней заехали... Мы
остались дома, смотреть новогодние передачи по телевизо-
ру, думая о будущем наших детей.
А после новогодних праздников решили поехать в боль-
ницу, узнать пол ребёнка, хотя нам без разницы. Главное,
что мы до конца наших дней оставались влюблёнными и та-
кую крепкую любовь ничто не сломает.

«Любовь даётся лишь одна...»,
И ты старайся удержать её,
Конечно, трудно в первый год,
Но ты вытерпишь ради любви...
И постепенно ты живёшь...
И притираешься мгновенно...
Ты льнёшь к нему, давая любовь...
И получаешь всё обратно...
А надо притираться семь лет...
Кто осилит прожить это время,
Так и проживёт в согласии тот
И семьдесят, и больше, любя...

19. Не бывает всегда хорошо


«Не бывает всегда хорошо!» – думала я, когда
утром мы вдвоём провожали в университет
нашу дочь Анну-Викторию, я тоже её стала
так называть. Сколько забот домашних было возложено на
Зейхана, я жила как в спячке и только сейчас стала заме-
чать его непосильный труд в доме. И опять я дома, не ра-
ботаю, но беременная, и он меня опекает пуще прежнего...
Оказывается, всё время с ним я прожила как в сказке, и,
если кому-нибудь рассказать, что у нас в семье все домаш-
ние дела на нём, не поверят, что это всё делает кавказский
мужчина. У нас большой дом и есть возможность... можно
же нанять обслуживающий персонал или же охрану на-
конец... Но здесь даже мышка не прошмыгнёт, он делает
абсолютно всё сам, не привлекая в дом никого. И сейчас,
наблюдая за всем, когда я уже постоянно дома, однажды я
спросила у него:
– Зейхан! Почему ты всё делаешь сам? Я даже не замеча-
ла раньше… извини, что, только уволившись с работы, за-
метила.
– Я очень дорожу тобой и нашей семьёй, и поэтому ни-
когда у нас в доме не было и не будет посторонних людей.
Если бы я привёл в дом няню, да ещё молодую, и также до-
мработницу, то, может быть, и ничего бы и не было, но ты
бы сгорала от ревности, а я не мог допустить такого.
– Так почему ты всё делаешь сам и у нас нет обслуги,
дочь повезти или же меня, и нет охраны.
– Как я могу вас, красавиц, доверить кому-нибудь, – ска-
зал он, улыбаясь.
– Но ты же говорил, что не ревнив?
– Я не ревнив, но за своё шею выкручу, – опять улыбнул-
ся он и добавил: – Наш дом на сигнализации и в доме давно
у нас есть оружие, если кто-нибудь сунется – пожалеет.
– Зейхан, со своей работой я жила как в потёмках… Про-
сти, что не занималась хозяйством.
– Зато ты мне давала удовольствие делать всё и находить-
ся рядом всю жизнь, я прожил в счастье быть рядом и обе-
регать твой сон и сон нашей дочери, которая меня стала вол-
новать в последнее время.– Он нахмурился.– Мне кажется,
что-то происходит в её жизни... и также она вчера сказала,
что возвратился из армии её первый парень Игорёк и хочет
с ней наладить отношения.
– А разве это будет правильно? Ведь ты сам мне говорил:
«Разбитое блюдце сколько не клей, всё равно рубец виден».
Пускай лучше начнёт с кем-нибудь другим общаться, если
парень из университета ей не подходит.
– Здесь ты не права, с другим... с третьим, с пятым, и так
наша дочь пойдёт по рукам. Если она его любила и была
детская любовь, то может перейти в большую, настоящую
любовь, и, наверно я ей это и посоветую!
– Как хочешь, тебе виднее, ты решаешь порой такие во-
просы, что мне непосильны.
Но прошёл ещё месяц, и только тогда он ей об этом ска-
зал.
А через неделю она пропала без вести. Не появлялась
ни дома, ни в университете. Мы что только не делали, куда
только не обращались, нигде не могли её найти. Зейхан ино-
гда успокаивал меня, зная, что я беременна, говорил:
– Это дело молодое, может, и полюбила, встретила кого-
то. Может, опять встретилась с Игорьком. И забыла всё на
свете.
Но меня этим он успокоить не смог. Я уже все каналы задей-
ствовала в поисках нашей дочери Виктории и передала её фото
в розыск... и обращалась к друзьям из милиции Николаева Ива-
на Николаевича, моего первого супруга. Было задействовано
всё и все, она как в воду канула, потому что нашли и Игорька, и
второго парня, Сашк;, но никто её не видел в последнее время.
Нам не до джакузи, мы чуть ли не спим в отдельных
спальнях, ничего не влечёт, только животик растёт, и мы
узнаём, что у нас будет сын.
Мороз постепенно уходил, и как-то Зейхан, вышел по-
смотреть наш двор с другой стороны и, заметив издалека в
джакузи что-то тёмное, направился к нему. В нём в одежде
лежала в воде наша дочь Виктория, лицом и руками упёр-
шись в тонкий лёд. Он так закричал, что я тоже спустилась
вниз с телефоном, подумала вызвать «скорую помощь»...
видно, он упал и поскользнулся. И нажала на вызов, потому
что увидела, как Зейхан лежит уже на слегка оттаявшей тра-
ве, лицом вниз... но я пока не заметила дочь.

Прощаться с любимыми – боль,
Потеря, несравнимое горе,
Что бы ты ни делал, жаль, вой...
Забирают далеко, такая доля...
В загробную жизнь я не верю,
Прости... засуши те цветы...
A жизнь продолжается, жалею,
В сердце колышут следы...
И верю, что будет легко и ей...
Душа, она давно улетела,
А сверху смотрит на всё:
«Живи, успеешь ты на небо».

«Скорая помощь» приехала через несколько минут, за это
время я оказывала медицинскую помощь ему, понимая, что
у него инсульт. Он плакал, только показывал рукой на джа-
кузи, но ничего не мог сказать. Когда его забирала «скорая
помощь», я по губам поняла, он называл имя Виктории и
показывал на джакузи. Подбежали врачи «скорой помощи»,
заметив Викторию под слоем льда, вызвали полицию и дру-
гую «скорую помощь», которая забрала с собой и меня.
У меня началось кровотечение, видно, я теряла ребёнка от
удара из-за такой нелепой смерти дочери и тяжёлой болезни
мужа. Но я была полностью в состоянии рассуждать и по-
просила у нас в больнице, где я работала столько лет, чтобы
мою дочь поместили в холодильник до полного моего выздо-
ровления. Я не смогу дальше жить, не похоронив её сама.
Но через неделю борьбы скончался и Зейхан, как гово-
рится, пришла беда, открывай ворота... И его тоже поме-
стили в холодильник патологоанатомического отделения на
долгое время. Они хотели сохранить мне хотя бы ребёнка,
так и было...

«Чтобы найти, сначала нужно потерять!»
Не думала, что за любовь бывает расплата
Не знала, что придётся отдать,
Кого любила, чтобы потом только понять...
Что только жизнь чего-то стоит...
А остальное – ерунда… всё наживное...
И когда говорил «с милым в шалаше хорошо...»,
Я поняла сейчас,
что в жизни только любовь всё держит!

Я пролежала здесь же, в больнице, до семи месяцев, пока
не родила сына, назвав его Владимир... Но всё же дала ему
фамилию отца – Лутфизаде и записала в метрике Лутфизаде
Владимир Зейханович.
«Пускай хотя бы он будет счастлив», – думала я. Здесь, в
больнице, выносила сына вместе с ними, моими родными
и любимыми, с Зейханом и дочерью, которые всё это время
находились со мной в этом же здании, только в холодильной
камере... Я их похоронила рядом после рождения своего ре-
бёнка. Может быть, он этого хотел, быть свидетелем моих
родов? И потому я вынесла такое решение: до родов сохра-
нить их в морозильной камере... и он узнал первым, что я
родила ему сына-наследника.

Наказаны любовью, нет пощады
За то, что не сберегли, о чём мечтали.
Целуем лишь разлуку воспоминаний
И нежность, прикоснувшуюся к мечте...
А перед глазами целованные губы...
И те минуты встреч, и ожидания...
Необъяснимое внимание, им оказанное,
Тоской наполненные мучительной глаза.
Своевременно не удержавшие любви...
Развеянные в страсти бесценные дни...
А как мы были преданны, всё забыли,
На то, наверно, была воля Бога, прости...

20. Надежда ли на него?
«Любовь не знает сл;ва лжи»,
вокруг нас окружают миражи,
обман во всём, и нет пощады,
в обмане ложь увязла в грязи.
И что осталось от той любви?
Одни лишь мыльные пузыри!
Воспоминание от верной лжи,
Где всё давалось нам взаймы!
За время нахождения в больнице я многое поняла,
может быть, Зейхан общался со своими детьми где-
то на стороне? Но меня никогда он не тревожил,
сейчас я понимала, может, не по своей вине, а из-за любви
стала «разделом» в их семье. После первой моей встречи он
так сильно полюбил меня, что всячески старался быть по-
ближе со мной. Эта невидимая нить любви постепенно за-
матывала меня в кокон, из которого выбраться было невоз-
можно, но я и не стремилась, потому что полюбила сама.
Прошло много времени после нашей первой встречи, я
по-прежнему думаю о нём!.. И о том, как я хорошо прожи-
ла с ним в мире, любви и согласии. В то же самое время
остальных детей его от первого брака я лишила отца. Но
не по моей вине он влюбился, я и не думала разбивать его
семью.
Хорошо, что я находилась некоторое время в больнице,
это дало мне возможность поразмыслить о своём будущем
и о сынишке маленьком семимесячном, который родился с
меньшим весом. Нет, я не собиралась пойти по такой до-
рожке, как моя дочь. Я врач и много в жизни видела крови,
халатно, без сожаления делала людям операции, черствела в
жизни и за операционным столом. Но здесь я оказалась бес-
сильна, и потому получился срыв беременности... и хорошо,
что сын здоровый родился! Правда, в весе отстаёт, но это
поправимо.
В наше село Кряково послала телеграмму и сообщила
день похорон Зейхана и адрес нашего дома. Но, к сожале-
нию, никто не приехал. Может быть, сейчас... я хотела про-
ложить мост между пропастью, что нас раньше разделяла.
Но на нет и суда нет, мне помогли наши сотрудники
больницы, которые всё взяли на себя. Они хотели помочь
и материально, но я отказалась, сказала, что он достаточно
оставил мне. Все знали, что у меня маленький ребёнок, и на
время похорон, около пяти дней, наш сынок Владимир был
не выписан, пристроен в отделение новорожденных, а по-
том и больше, чтобы нагнать ему вес.
Скоро его нужно забирать, я же не знаю, как его подни-
мать, ведь всем этим занимался Зейхан. О Господи, сколько
мне ещё придётся его вспоминать! Я не хотела этот дом, он
мне бы постоянно напоминал о смерти моих любимых, и
поэтому позвала риелтора и выставили дом на продажу.
После похорон осталась одна дома, кто-то позвонил в
дверь вечером, и я подумала, что кто-то что-то забыл. От-
крываю, на пороге стоит… сын Зейхана Джемал. Я разре-
шила ему войти, и он на высокой ноте стал со мной разго-
варивать:
– Как ты похоронила отца? И по какой вере? Без меня, не
могла подождать ещё хотя бы пару дней? Ты же знала, что
я-то точно приеду?
– Джемал, успокойся, я знала, что твой отец мусульма-
нин и поэтому похоронила у исламской молельни, понимая,
что основу исламской религии составляет вера в единого
Аллаха. Ислам проповедует веру в загробную жизнь, и он
об этом мне говорил и не раз. Он верил, что мы там когда-
нибудь встретимся. И я всё сделала, как было написано в
предсмертной записке, которую он мне однажды показал,
она лежала у него в столе на всякий случай.
– А дочь его, Викторию, как ты похоронила?
– Её я похоронила по православному обряду, в церковь
возили на отпевание, так хотел сам Зейхан и потому с само-
го начала дал ей фамилия моего первого мужа Ивана и имя
православное – Виктория.
Он немного смягчился:
– Анна! Мне негде здесь, в Москве, остановиться, можно,
я займу одну из ваших спален временно?
– Да! Можешь занять кабинет Зейхана, там компьютер и
там есть диван большой, возьми код от компьютера и запом-
ни... «Анна-Виктория».
– Что тут запоминать? Я даже и не думал, что отец, так
вас любя, поставил бы код какой-нибудь другой!
– И ещё, поковыряйся там, в его записях, он был круп-
ным бизнесменом по ввозу и вывозу товаров в Турцию...
Там найдёшь все телефоны и можешь мне их распечатать
и послать на мою электронную почту. Правда, я ничего не
смыслю в купле и продаже.
– Хорошо, я всё пересмотрю, правда, у меня нет такой
хватки, какая была у отца... он из камня мог бы делать день-
ги. Ведь я после нашего разрыва с тобой... так и не закончил
высшее образование. Анна, я встречался с отцом иногда.
Да, я подлец, хотел очернить тебя в его глазах, но у меня не
получилось. И он мне рассказал правду, как ты была из-за
меня зверски изнасилована начальником милиции участка
погрузочно-разгрузочной станции Николаевым Иваном Ни-
колаевичем... чтобы я не сел в тюрьму за ящик сахара в то
голодное время… А потом, как ты отдавалась ему ещё раз,
понимая заранее, на что идёшь. Когда он меня выручил вто-
рой раз, вызволяя от тюрьмы. Тогда-то уж точно мне свети-
ло пять лет... Прости, я не знал таких подробностей, я бы
убил его.
– Ты был молод и горяч, и не знаю, я из-за тебя пошла
на это или хотела отблагодарить Зейхана. Но что об этом
говорить сейчас? Я вдова и не один раз, как будто бы меня
прокляли... у меня скончался Иван, мой первый муж, и Зей-
хан, любимый мой супруг, которому я многим, оказывается,
обязана, он был у нас дома всё-всё!
– Анна! Позволь мне заменить отца, но не во всём, я не
зайду в твою спальню, пока ты сама этого не захочешь, я
буду выполнять все функции отца, только перечисли. Ты,
наверно, не знаешь, что твоё вдовье платье, посланное в
наш дом, принесло несчастье. Моя жена и ребёнок во время
родов умерли в один день. Были очень трудные роды. Моя
мать не вынесла такой новости и скончалась в тот же год от
сердечной недостаточности. Но ты же знаешь, что смерть
не бродит одна, и в тот же год, может, они потянули, как
неводом, умерла моего отца официальная жена и твоя мать
– все в один год. А ты даже не приехала и не похоронила её,
твою мать! Я сделал это за вас, по просьбе своего отца, ко-
торый выслал необходимую сумму. Он сказал, что ты тоже
беременна, и не хотел тебя беспокоить, он даже тебе не ска-
зал тогда, а сказал намного позже. При доме твоём в селе
Кряково сейчас у меня большие парники. Дают мне доход, и
этим я и живу, как-то перебиваюсь, не пью и не курю, может,
потому хватает. Так больше и не женился. Остальные дети,
мои братья и сёстры, все закончили школу, получили выс-
шее образование. А после развала Союза двери были откры-
ты, и они разбрелись по миру. Потому не смогли приехать на
похороны, ты уж извини их, они не такие плохие.
Мы долго разговаривали, я уточнила, сколько он получа-
ет, это был мизер, и 10 % не было от того, что я могла бы ему
предложить, и я поставила условия:
– Джемал, если ты хочешь здесь остаться, ты должен
выполнять все пункты нашего договора, который я напи-
шу завтра. Конечно, не бесплатно, я тебе буду ежемесячно
перечислять 50 % от остаточного дохода на твой счёт, кото-
рый ты мне предоставишь. Первое: мой сын Владимир – это
твой брат, и ты должен помнить об этом и никогда не пере-
ступать порог моей спальни. Второе: воспитывать ребёнка,
а особенно сына, трудно, ты к нему будешь относиться как
отец, но не как брат!
Он, не дав мне договорить, спросил:
– Не понимаю, как это, как отец?
– Будешь заниматься им даже тогда, когда у тебя нет вре-
мени на это... это самый важный пункт. А остальное пиши,
отвечай, заказывай по ночам, когда он спит, будь таким, ка-
ким был Зейхан по отношению к нашей дочери.
– Я тебя понял. И что ты хочешь ещё, чтобы я делал?
Я же набралась храбрости и сказала:
– Всё, абсолютно всё, у меня никогда в доме не было ни
одного человека из обслуживающего персонала, всё делал
твой отец.
Он удивлённо посмотрел на меня, помня о своей жопе
после побоев отца и строгости в семье, где Зейхан сидел,
как Падишах, а все крутились вокруг него.
– Не знаю, справлюсь ли, но я попробую, Анна! Сейчас
только я понял, почему он делал всё это! Он просто тебя
любил!
И я не выдержала и заплакала, он же подошёл и обнял
меня чисто по-дружески...
– Не буду всё перечислять сразу, а то ты испугаешься, вы
же не привыкли быть шестёрками и держаться за бабскую
юбку. Но если тебе устраивает, то оставайся, а если нет, вот
дверь, я думаю, найдёшь, где переспать!
– Я останусь, не потому, что боюсь работы, я хочу под-
нять сына отца, его основного наследника... Я знаю, как
нелегко поднимать пацана, и хочу сказать тебе правду. По-
сле тебя у меня не было настоящей любви, ты моя первая
женщина и моя любовь на всю оставшуюся жизнь, так и
осталась.
– Джемал, ты всё испортил. Тебе не надо было говорить
об этом, ведь ещё тёплая моя подушка в воспоминаниях, я
похоронила самого любимого человека и дочь, а ты!.. О чём
ты вообще говоришь? Сегодня только я тело придала зем-
ле. – И я заплакала.
Как солнца ждём в любое время года,
Так и любовь в любом возрасте мы ждём.
Не спрашивая, какая погода,
Когда влюблённым хорошо там вдвоём...
– Нет, Анна успокойся, это вырвалось, поверь мне, никог-
да я не скажу об этом… – и вдруг добавил: – Что мы делаем
завтра? Я постараюсь делать всё, не переживай, только не
плачь, я не могу больше видеть твоих слёз!
– Завтра поедем в больницу и заберём новорожденного
нашего сына. Я так уже соскучилась!
– Я не ослышался, ты сказала «нашего сына»?
– Да! Ты должен ему создать такую видимость, что ты
отец, чтобы он не рос без отца, как многие наши дети. Боль
души никогда не пройдёт, но немного подсластит её мой сы-
ночек.
Я прошла вместе с ним в кабинет Зейхана и в руках дер-
жала запасное бельё, потому что Зейхан никогда там не
спал, даже не отдыхал. Он любил слышать моё дыхание по
ночам. Я бросила всё на диван и пожелала ему спокойной
ночи, сама же вышла.

«Растишь своих детей, волнуясь и любя»,
А я смотрю со стороны – не промолвил ни слова,
Ведь я любил тебя, хотел создать семью...
Но вышла замуж ты первая за другого...
И наслаждаюсь я, будто здесь моя семья...
И каждый взгляд замечен... я знаю всё!
Но ты лишь просто смотришь на меня,
Hа друга школьного, но ты недостижима...

21. Активная жизнь до чувства…
Найти себе на всю жизнь партнёра и любовь не так
легко из-за разных препятствий, о которых ты даже
ещё не подозреваешь. Я и представить себе бы не
смогла, деревенская девочка из глуши сибирского села Кря-
кова, что могла бы прожить почти до пятидесяти лет в любви.
Любовь – это активная жизнь до чувства, раздирающего тебя,
когда ты осязаешь, кого ты желаешь в полном смысле этого
слова. Играешь ли ты активную роль в жизни и развитии того,
кого любишь. И это был Зейхан, если глубоко поразмыслить.
Но если разобраться... я оказывалась по разным причинам
среди любящих меня мужнин, которые мне делали всё, лишь
бы я находилась с ними рядом. И я любила их, каждого по-
своему. Они же отдавали мне себя всецело, не прося ничего,
кроме ночных встреч, которые проходили очень уж буйно.
Я заметила, как на меня посмотрел влюблённо Джемал,
когда я захлопнула за собой дверь. Он же помнит наши стра-
сти, которые у нас с ним были за ночь многократно. Он был
мой ровесник – сильный и молодой, и я была у него первая
женщина! Он очень быстро нахватался, что к чему, и наш
разрыв был лишь потому, что он желал нагуляться и узнать
многое. И пошёл по рукам в то время хорошо изголодав-
шихся женщин Томска. Но он изменился, и ему только сей-
час исполнилось столько, сколько было Зейхану, когда мы
познакомились. Неужели он делал всё только из-за того, что
он был старше и боялся разрыва между нами, о котором я
даже не думала.
В таких мыслях я засыпала впервые после того, как похо-
ронила любимых. Как мне не хватало их смеха за чаепитием
сегодня вечером.
Утро! Чайник свистит, совсем забыла, что Зейхана нет в
доме, спускаюсь так же, в пеньюаре, как обычно, когда сви-
стел чайник вместо будильника, ведь у нас в доме никогда
не было посторонних.
– Джемал! Это ты? Извини, сейчас пойду переоденусь...
– Можешь не спешить: что я, ни разу не видел твои об-
нажённые бархатные плечи? Садись, я приготовил завтрак
и чай заварил.
Я посмотрела на него, лицом похож на отца в его моло-
дые годы, сам возмужал и стоял в майке, с тонкими плечи-
ками, через которые так и выпячивались бицепсы. Видно,
занимался спортом, как отец, постоянно, и я смотрю, многое
он взял от отца.
– Ты прав, и чего стесняться, когда ты будешь маячить
перед глазами всю жизнь или же сколько захочешь здесь
жить, ведь я и не думаю даже, что в моём возрасте решусь
на третий брак. Мне ничего не нужно.
И тут он так посмотрел лукаво на мою грудь, что мне
пришлось немного запахнуть пеньюар. Он же заметил и по-
дошёл сзади, положил руки на плечи и, тихо нагнувшись к
уху, сказал:
– Не стесняйся меня, оставайся такой, какой ты была
раньше.
Я ничего не ответила, но по мне как током прошло осо-
знание, что я его не забыла.
– Джемал, не начинай, мы же договорились.– Я сказала
таким дрожащим голосом, что он меня развернул и поцело-
вал в щёчку, не больше, и сказал:
– Ну всё, пойду одеваться, извини, если что не так.
Он ушёл, поцелуй щипал мой рассудок. Неужели я сдам-
ся ему опять, вспоминая, как он залез в мою кровать, при-
творяясь долго, что всё болит, а потом не сошёл вниз. Как
поступить?! Я всё же должна встретиться со своей сотруд-
ницей Екатериной, мудрой женщиной, может, она посовету-
ет, как мне быть.
Зейхан не знал, что у меня появилась на работе подруга...
в дом я её не приглашала, но на дежурстве часто с ней де-
лилась, лишь она знала все тонкости моей жизни и не толь-
ко... Я с ней даже делилась подробностями секса в таком
виде, как он был у нас, страстный и многократный. И она
мне говорила всегда, особенно после смерти Зейхана, когда
приходила ко мне в палату, где я лежала на сохранении бе-
ременности:
– Мужа, может, ты найдёшь, но мужа-любовника, каким
был Зейхан, никогда, перевелись уже настоящие мужики:
из-за пьянства, курения и наркоты, а многие стали геями.
Я была пока в таком раздумье, когда спустился Джемал,
одетый в костюм отца. Я как-то неодобрительно посмотрела
на него. Он же сказал громко, наверно, чтобы даже стены
услышали:
– Не пойду же в больницу за нашим сыном в чём прие-
хал?! Эту одежду давно бы на свалку. Тебе бы стыдно было
бы со мной ходить! А что? Ничего! Ты смотри, как раз на
меня и не надо тратить деньги на одежду!
– Хорошо, всё равно должна была отдать кому-нибудь,
но ты зашёл в мою спальню, поэтому я и возмутилась. Я же
тебя просила никогда не входить!
– А где бы я взял костюм? Ведь большой гардероб Зейха-
на через вашу спальню... Я уже обошёл всё.
– Ну, хорошо, если ещё что-нибудь тебе нужно будет, по-
жалуйста, спроси, может, я сплю или же переодеваюсь.
Он возмущённо посмотрел на меня, но ничего не сказал.
Я же поднялась одеваться, сама думаю: «Что же я к нему
придираюсь?»
Забудешь всё...
Но не забудешь день,
Когда ты первый раз прикоснулся ко мне...
Забудешь всё...
Но не забудешь день,
Когда ты впервые поцеловал меня...
Забудешь всё...
Но не забудешь день,
Когда прошла в любви брачная ночь...
Забудешь всё...
Но не забудешь день,
Когда ты сказал: не любишь, уходишь...
Я переоделась и спустилась вниз, впервые он меня уви-
дел как элегантную даму. И мы прошли в гараж.
– Это машина Зейхана, ты можешь ею пользоваться, на-
деюсь, не утратил свои права! А это моя машина, никогда
Зейхан не позволял себе садиться в неё, и я прошу тебя тоже:
не трогай мою машину.
– А у тебя вкус хороший. Какой марки она, наверно,
слишком из дорогих?
– Это мне подарок от Зейхана, хотя я ею редко пользова-
лась, он меня возил везде на своей.
– Тогда дай мне ключи от его машины, я буду возить тебя
везде.
Я отдала ключи и, прежде чем выехать, перезвонила в
больницу в отделение новорожденных и спросила, подго-
товлена ли выписка моего сына на сегодня. Мне ответили,
что у него высокая температура, поэтому детский врач не
выписывает его сегодня.
Но всё равно я поехала навестить моего сыночка. Джемал
сел за руль и надел сразу же очки Зейхана, которые лежали
тут же, в машине. О господи, как они стали похожи! Неуже-
ли сам Зейхан вернулся в его обличье, подумала я, когда он
точно, как и мой муж, вышел и открыл дверцу, чтобы я вы-
шла из машины.
– Ты сейчас оставайся здесь, в машине, а я скоро вернусь,
так как не выписывают сыночка.
Он мне кивнул. Я поднялась по лестницам вверх и за-
шла в центральную дверь больницы, в которую столько лет
входила в качестве врача, когда работала здесь. Каждый шаг
до боли я ощущала от недавней потери, пока дошла до от-
деления новорожденных. Через стекло посмотрела на своё
дитя. Сынок в это время барахтался, поднимая вверх ножки
после того, как его распеленали.
Потом я перезвонила Екатерине, которая только отработа-
ла свою смену, и пригласила её в небольшое кафе-бар, поси-
деть, развлечься, ведь домашняя атмосфера меня удручала...
Это было впервые, когда я появилась на горизонте Мо-
сквы, позволив себе такую вылазку.
– Хорошо, Анна! Пойду, дома уйма дел, но разве тебе от-
кажешь, – сказала она, и мы направлялись к моей машине,
где сидел с открытым окном Джемал, наверно, не понял, что
в машине есть кондиционер.
Она поздоровалась, не зная имени и того, кто он такой.
Я назвала адрес, так как он не в курсе дорог московских,
но он даже не знал, как набрать на компьютере, чтобы ма-
шина сама давала указания, куда направиться... Он смотрел,
как я это делаю, вдыхая мои духи и аромат тела так близко,
чуть ли не прикасаясь к моим волосам... Он был очень воз-
буждён.
Когда мы доехали, то заняли два столика, и я ему сказа-
ла:
– Посиди один, мне нужно по работе поговорить с под-
ругой.
И он сел отдельно и заказал себе только чёрный кофе.
Мы же заказали бутылочку вина, фрукты и кофе. Я ей стала
объяснять:
– Екатерина, это он, Джемал, я о нём тебе рассказыва-
ла... – и рассказала ей вчерашний разговор.
– Знаешь, что, Анна! Вот поживи без мужика, как я, и на
стенки будешь лезть... не хочешь его, отдай мне, я-то его от-
люблю напоследок, за всю свою жизнь!
– Он мне нужен как помощник, а если согласится с тобой
иметь секс, я ему предложу. – И мы обе посмотрели на него
и засмеялись.
Он же подумал, что очки здесь лишние и снял их, поло-
жил на стол.
Екатерина мне сказала:
– Ничего не говори, я сама с ним разберусь! – Она опять
ему подморгнула и улыбнулась.
Вино било мне в голову, в эти минуты я забыла обо всём
на свете, горе втопталось в дно стакана, где пополнялось и
пополнялось вино. И я не заметила, как мы с ней распили
пять бутылок, пока он не подошёл, сам расплатился за два
столика, взял нас под ручки и вывел к машине. Так как он не
знал, куда везти Екатерину, то завёз её к нам домой.

22. Друзья хороши на стороне

   Не помню, как он нас довёз пьяных до дому. За всю
свою жизнь с Зейханом никогда я не позволяла себе
так напиться, и не только на публике, но даже дома.
Одно воспоминание: в кафе, на людях, – это стыд и позор.
Я полностью отрубилась вчера, а утром, оказавшись в посте-
ли одна, совершенно раздетой, смутилась. Неужели, он это
сделал? И что было между нами? Ничего не помню. «Вот это
надралась вчера, хоть бы он не подумал, что я стала похожа
на мать и постоянно употребляю алкоголь. Какой позор!» –
пробежало у меня в голове... Потом я выбросила эту мысль
далеко... ведь он-то знает отца и как он боролся с пагубным
делом пьянства с помощью плёток. Случайно, не для того ли
Джемал раздел меня вечером, чтобы посмотреть, есть ли на
мне рубцы от ремня? И мне стало очень стыдно и страшно...
Я быстро переоделась в спортивный костюм и решила
спуститься вниз, в бейсмонт, чтобы немного позанимать-
ся спортом и отключиться от вчерашнего. А может быть,
и вспомнить вчерашний вечер в спокойной атмосфере... но
ничего, никаких признаков насилия, не было видно. Даже
удивительно, неужели я сама, так могла обнажиться, ведь
так мог только меня обнажить его отец в порыве страсти
или занести в постель из ванной комнаты, когда нам было
уже невтерпёж! А может быть, я сама выкупалась и так лег-
ла, не найдя нижнего белья?

И мысли лишь наводят грусть,
Лишь к солнцу нежно прикоснусь,
Я долго не смогу заснуть,
И горьковатый сумрак чувств...
Тех дней уже мне не вернуть,
И тихо шепчет мне: не трусь...
Скорей проснуться и вздохнуть,
К её улыбке прикоснусь...

Я сбежала вниз по лестнице, которая находилась вблизи
семейной комнаты, там же на диване заметила спящую со-
трудницу Екатерину. Я и не помнила, что мы её тоже с собой
привезли. Да, стыдно мне должно быть, но я спустилась в
тренажёрный зал и встала на беговую дорожку и, бегая, хо-
тела что-то вспомнить, но не смогла.
Позанималась час, прошла здесь же в душевую и потом
зашла в сауну. Нужно же было выбить эту дурь из себя,
иначе Джемал может всё сделать, вплоть до того, что по-
зволит даже забрать у меня ребёнка себе на воспитание и
стать его опекуном... Тем более он знает, какое мой Вла-
димир имеет по нотариально заверенным документам на-
следство и то, что я как мать являюсь до совершенноле-
тия его опекуном. Ведь Джемалу я перестала полностью
доверять давно, он в последнее время себя показал не с
очень хорошей стороны, когда начал с воровства, и я его
предупреждала, что начинают с малого... Не знаю, сколько
я здесь просидела в своих размышлениях, как открылась
дверь, – это был Джемал:
– Я тебя искал, выходи, ты уже, видно, достаточно там
сидишь, я обещал отцу после его смерти присмотреть за то-
бой, если не веришь, я тебе покажу его письмо.
Но я не выходила, тогда он вошёл так же, в одежде, и вы-
нес меня.
– Ты с ума сошла, такая горячая, мне сейчас только что
и остаётся, быть постоянно рядом, и с сегодняшнего дня...
я буду лежать с тобой рядом в одной постели, чтобы ты не
натворила то же, что и твоя дочь.
– Джемал, подай, пожалуйста, воды и не переживай... я
никогда не повторю суицид, у меня сын, и мне нужно его
вырастить.
– Не только тебе, а нам, это было желание моего отца,
несмотря на то, что ради тебя он не обращал на нас особого
внимания, как на детей от первого брака... я должен всё же
подчиниться его воли.
Он подал мне бутылку с водой. Я же вспомнила, что стою
около него полностью обнажённая, и спросила:
– Это ты меня вчера раздел догола?
– Нет, я положил тебя на постель в твоей спальне так
же в платье, только обувь снял, – потом, подумав, доба-
вил: – А ты хорошо усвоила урок отца, перед сном осве-
жаться.
Он надавил на больное, и слёзы полились из моих глаз.
Он подошёл и обнял меня:
– Не переживай, Анна! Мне тоже небезразлично, и, если
я не роняю слёз, это не значит, что в душе я не плачу.

«Не грусти о прожитом, забудь,
И винить себя во всём не надо»,
Только вечер уходит в грусть,
Тебя, что рядом нет, вспоминая...
Зная, что мне былого не вернуть,
Белый снег в окне, пыль ледяная,
Я долго кручусь, не могу заснуть,
В страхе всё как есть принимая...
А в камине дрова горят, тепло...
Свечи дым улетучивается в окно...
Видно, по белому чёрное прошло,
В декабре вернулось и снова ушло.

– Зачем ты завёз к нам Екатерину? Зейхан не приветство-
вал у нас в доме посторонних. У вас было с ней что-нибудь...
вчера? Мне показалось, что ты ей небезразличен…
– Она пыталась меня посадить на крючок. Вернее, чтобы
она попала на мой крючок, но я не сдался. – Он улыбнул-
ся. – Анна, неужели ты думаешь, если мне нужна женщина,
то я позарюсь на твоих подруг или же на обслуживающий
персонал, которого в доме нет. Ты же знаешь, сейчас найти
женщину не проблема. – Он говорил, по-прежнему не вы-
пуская меня из своих объятий.
– Так найди себе, почему ты до сих пор не женат?
– Тебе это не понять пока... Но я постараюсь, чтобы ты
восстановила в памяти всю нашу любовь и привязанность. –
Он меня поцеловал в волосы и отошёл, подавая халат. – Ты
хочешь ополоснуться в душе после сауны?
– Да!
– Тогда я посижу здесь же, на диване, и подожду тебя.
– Подымайся, всё будет нормально, и не думай, что я пья-
ница. За эти двадцать лет, что я жила с твоим отцом, впервые
я напилась, очень горька потеря близких, я себе не нахожу
места и не знаю, как я буду жить одна.
– Ты не одна, у тебя сын, и я рядом буду всегда, пока ты
меня не выгонишь.
– Спасибо, тебе, Джемал! Поднимись сейчас, я тоже че-
рез десять минут поднимусь.
– Десять минут ничего не изменят, заканчивай утренние
процедуры, и поднимемся вместе, я уже приготовил завтрак,
а с завтрашнего дня все процедуры вместе будем делать, ты
потеряла доверие.
Я ещё раз посмотрела на него. Да! Такой целеустремлён-
ный он добьётся моего уважения к себе и скоро.
Мы поднялись вместе, а там Екатерина уже не спала,
увидев нас вдвоём, удивлённо сказала:
– Ну что, голубки, проснулись? – Она заметила меня, раз-
горячённую после душа, в белом бархатном халате, а его – в
спортивном костюме и в майке.
– Да! Я давно не сплю... позанималась в тренажерном
зале и приняла душ Шарко. Если хочешь, можешь спустить-
ся, там есть запасной такой же халат.
– Нет, уже дотяну до дома, мне в три сегодня опять на де-
журство, но, если у меня будет такой банщик, как Джемал, я
бы с удовольствием осталась, – и она рассмеялась.
– Успокойся, Екатерина, а то бог знает что о нас подумает
Джемал!
– О тебе он точно ничего не подумает, ведь ты у нас сама
честность! Но о себе, прости, я не шучу, с таким, как он, я
бы с удовольствием хоть в огонь, хоть в воду. – Опять она
улыбнулась.
А Джемал, чтобы прервать нашу беседу, предложил за-
втрак.
– Всё уже остыло к завтраку, а я старался!
– Ах, ты ещё и завтрак можешь приготовить, так ты здесь
будешь незаменим!
Она сказала, словно резанула меня, не хотела я вообще-
то её приглашать. Она хорошая, но не сможет такие подроб-
ности удержать за зубами.
Завтрак был изумительный, видно было, он старался. По-
сле завтрака я сказала:
– Пойдём в гараж, я наберу в машине на компьютере
твой адрес. И дам команду, как доехать до дому, чтобы
ты нажимал лишь на кнопку... иначе на дорогах легко за-
путаться.
Мы вышли в гараж, я села около Джемала и показывала
ещё раз, как набирать адрес на компьютере. Он же попросил
повторить, я заметила, что он больше смотрит на меня, чем
на компьютер, и всё же он сказал:
– Ты совсем не изменилась, Анна! Как будто бы и не было
нашей разлуки.
– Молчи, не позорь меня... поговорим, когда возвратишься.
Этим, может, дала ему какую-то надежду? Не успела я
даже подняться в спальню переодеться, он уже был дома.
А я любила со второй чашкой турецкого кофе посидеть у
телевизора в гостиной.

Простить легко, но память...
Что сделать? Души камень
Внутри застрял, и пламенем...
Выходит грусть дыханием...

Из лавины чёрным дымом...
Вот неизбежность и конец,
Всё проходит быстро мимо,
Сам ангел брошенных сердец...

Но всё же я должна простить,
Любить тебя, боготворить...
И это не каждому дано... любить,

И с этой болью дальше жить,
Мне очень трудно говорить...
Любовь дана мне навсегда... жить...

23. Когда мы любим,
душа пылает
Любовь сорвалась в пропасть,
Тебе не мил родимый свет...
Ты падаешь за ним, чтобы разбиться...
Решили ангелы подхватить...
Что делаешь ты с жизнью?
Себя не жалеешь ты, а жаль...
Так пожалей ближнего,
Родным не приноси печаль.
Джемал вошёл, сел напротив меня на другой ди-
ван и сказал:
– Анна! Я хочу с тобой поговорить, если ты не
возражаешь. Давай обсудим нашу дальнейшую жизнь.
– А что нам обсуждать? Ты мои условия знаешь.
– Я-то знаю, а ты нет.
– Что ты хочешь сказать: чего я не знаю?! Ну, извини, на-
пилась – это, поверь, было впервые...
– С этого и начинают... Я понимаю твоё горе и поэтому
не поступаю как отец, чтобы выбить эту дурь из твоей го-
ловы.
– Не скажи, что ты меня будешь бить. Как бил твой отец
всех вас…
– Я до этого не дойду, потому что ты мне небезразлична...
и даже должен я сказать, тебе люблю и любил всю жизнь,
ревновал к тебе абсолютно всех, и даже доходило дело до
того, что чуть ли не своего отца однажды хотел убить, что
забрал у меня самое дорогое... Ты была моей первой жен-
щиной, я был твой первый мужчина.
Я удивлённо посмотрела на него... «Бедный, до сих пор
он не знает, что не он был первым моим мужчиной, а его
отец. Но что же… Может, это и к лучшему!» – так подумала
я, а ему сказала:
– Ты опять за своё? Я пошла спать, у меня болит голова
после вчерашнего...
– У тебя болит голова от того, что ты сделала в сауне,
была там слишком долго, и, если бы ни я... кто знает, твой
сын, возможно, потерял бы мать.
– Ну, прости ты меня, я и правда не знала, что делаю.
Больше не буду, обещаю!
– Я тоже обещал своему отцу быть с тобой после его
смерти, и я буду, если ты этого даже не захочешь...
– Я хочу спать, ты же нет, если тебе устроит, посиди в
спальне, а то я валюсь с ног.
И я побрела наверх, в свою спальню, он же сопровождал
меня и сел там же, в кресло, прихватив с собой книгу. Я всегда
поражалась и удивлялась, как он может поглощать столько ли-
тературы. Он читает роман за несколько ночей. Мне же до него
ещё очень далеко. Не успела я приложить голову к подушке,
как сразу же заснула... А он сидел рядом и оберегал мой сон.
Не знаю, сколько это может продолжаться, чтобы он постоян-
но за мной ходил по пятам, опасаясь, что я выпью. Он сразу же
понял, что меня совсем не тянет к выпивке... и боялся лишь,
что я сделаю с собой что-то непоправимое. Ведь когда-то я из-
за него уже хотела покончить с собой: сброситься с моста или
же чего-то похуже сделать в день нашего с ним разрыва.
По ночам мы опять, как в молодости, спали «валетом», и,
когда мне нужно было выйти просто в туалет, он вскакивал
как ошпаренный:
– Анна! Если тебе хочется воды, я принесу! Тебе по-
мочь?! – Только такие слова слышала я от него постоянно.
А на следующий день нам позвонили из отделения ново-
рожденных и сообщили, что Владимира выписали и можно
забрать сыночка домой.
Мы готовились к такой встрече, где я мать, а он будет на-
званным отцом, чтобы сын никогда не рос безотцовщиной,
такое желание, оказывается, изъявил Зейхан в своей пред-
смертной записке, только не знаю, когда он её успел напи-
сать и передать Джемалу. Не знаю, когда они встречались.
Неужели он готовился раньше? А что он написал насчёт
меня? Ведь во многих мусульманских странах и гаремах
разрешено сыну занять «пустое» место отца... Я об этом чи-
тала, даже Нефертити досталась после смерти старого фара-
она сыну. Здесь же не мусульманская страна, здесь Россия,
надо отбросить такие мысли, но что я всё себя накручиваю...
ведь это время далеко в прошлом и я не молодая и не кра-
савица, чтобы из-за меня сходили с ума мужчины. Просто я
владелица большого бизнеса и большого состояния, и мой
сын – будущий наследник… Кто-то мог бы позариться на
это! Но почему именно Джемал?! И именно сейчас? Хотя я
очень его любила, впервые после взрослого мужчины ока-
завшись в руках сильного подростка, который был как буря
в постели. Красивый, умный, сильный, за него и сейчас пой-
дёт любая!
Уже несколько дней он спит рядом и притягивает к свое-
му сильному телу меня на себя, как паук паутиной... Хочется
и ему притронуться и выпить меня полностью, хотя он по-
нимает, что для этого нужен повод, и он его ищет. Может
быть, если бы его не избили тогда, он и не добрался бы ни-
когда до моей постели! Ничего бы и не было между нами в
той маленькой квартире, которую мне покупал Зейхан. Я-то
знала, что была у него первой женщиной, и он до сих пор
уверен, что и он был у меня первым мужчиной. Ложная его
кровь сделала своё дело, и он, до сих пор веря в это, хочет
восстановить то, что так легко потерял. А может, только сей-
час он понял, что именно я для него сделала, ведь попав в
тюрьму, он мог погибнуть, и его сейчас бы не было на этом
свете... С такими мыслями я спускалась в гостиную и даже
не заметила, что он держит в руках цветы и коробку конфет.
Но, увидев меня, он сказал:
– Анна! Как ты долго собиралась, я уже сбегал в магазин
и купил всё, что необходимо подарить медицинскому пер-
соналу.
– Спасибо, Джемал, тебе за всё! Ты вошёл с добрым наме-
рением в этот дом, хотя я хотела его продать, но передумала,
потому что так много воспоминаний здесь есть и хороших.
Единственное, я тебя хочу попросить замуровать джакузи,
не хочу, чтобы боль всю жизнь преследовала меня.
– Анна! Дорогая! Я давно убрал эту ванну, там цветёт
красивая клумба и благоухают цветы, ты так редко выхо-
дишь во двор и не замечаешь ничего вокруг себя, там сейчас
очень красиво!
– Не будем больше об этом... А то у меня потечёт тушь...
поедем скорей, привезём нашего сыночка.
Джемал посмотрел на меня, и, видно, слово «нашего» его
обрадовало, он подошёл и поцеловал меня опять в щёку. Это
было второй раз в этом доме, после того, как он появился, но
в этот раз я почувствовала тепло его поцелуя.
Мы выехали... Больница была недалеко от нашего дома,
но всё же хорошие тридцать минут по трассе.
Мы хотели подняться в отделение новорожденных, но
нам сказали, что вынесут сыночка нашего Вовочку к выхо-
ду, и мы так и остались у центральных дверей в ожидании.
Мы ещё до того оставили для него всю одежду, когда при-
езжали за ним неделю назад.
Вышла нянечка с медицинской сестрой, которая держала
ребёнка, и спросила:
– Кто отец?
И Джемал, улыбаясь, подошёл и взял из её рук Владимира.
«О Господи, ты, Зейхан, не дожил до такого момента, а
как же ты мечтал о сыне!» – подумала я. Я тоже подошла и
отдала наши подарки, поблагодарила, и мы, радостные, сели
в машину и отправились домой.
По дороге он тысячу раз повторил:
– Анна! Дорогая, ты меня осчастливила, это же как при-
ятно слышать было: «Кто отец?» Я за эту фразу всей жиз-
нью тебе обязан.
– Почему ты так говоришь, Джемал? Ты молодой! Будут
у тебя ещё дети!
– Нет, Анна! Не будут. Это совсем другая история, я хо-
тел тебе рассказать об этом, но расскажу позже, пока душа
болит.
– Нет, если начал – то доканчивай, ведь у нас ещё двад-
цать минут осталось до дому, а меня раздирает любопыт-
ство...
– Ну, хорошо, только не сбивай, осторожно придерживай
ребёнка. После смерти моей жены и моего родившегося дитя
во время родов я очень переживал и сам себя запустил и оку-
нулся в развратный мир путан... Я снимал каждую, кто хотел
бы со мной провести время, и среди них были и больные.
– Ты заразился СПИДом?
– Я же просил: не перебирай! СПИДом я не заразился, но
переболел всеми венерическими заболеваниями и, может, от-
того сам уже стал бесплоден. И только наш Вовочка вселил в
меня надежду, что я когда-нибудь сумею вырастить ребёнка!
А ещё сын – это высшая награда, о которой я мечтал!
Он долго рассказывал о себе, и я поняла первую при-
чину, почему он хочет остаться рядом со мной и с моим
сыном. В меня впервые вселилась надежда, что он пере-
шагнул наш дом с хорошими намерениями. А когда мы
доехали домой и я посмотрела нашу четвёртую спальню,
уже переделанную под детскую и выкрашенную в строгий
тёмно-голубой цвет, я впервые поцеловала его от радости!
Я не понимала, что делаю... Всё время находясь со мной,
как он это всё сделал? Не призывая мастеров, а потом всё
же поняла, что он же сын Зейхана и учился в строитель-
ном. Да! Такой, как он, сможет вырастить настоящего
крепкого мужчину! И знаю, что тот не запьёт, не закурит
и не будет заниматься лишними делами, как сегодняшняя
молодёжь.
Прошло больше года, наш Владимир стал Джемала на-
зывать папой, бегая голышом, пока на своих ножках, но
Джемал делал из него настоящего мужичка. Поправляя его
и как будто бы по-детски, но заставляя с раннего возраста
знакомиться со спортом.
Наши отношения? Ну что о них сказать? Мы находились
в одной постели, и всё же у нас получилось сближение.
Прольётся свет в любви,
Завтра поменяет настроение...
Не будет преград наедине,
Обратим внимание на познание...
Одни лишь шорохи парчи,
Заветные слова Любви...
И счастье, радость впереди,
Надейся только, жди, люби...
Уже рассвет, а им не спится,
Луна смотрит в окно, дивится,
Солнечного дня лучу уступая,
Взбудоражить и вдохновиться...
Он был преданный, не искал никого на стороне, я же была
настолько привыкшая к активной ночной жизни, что реши-
ла, чтобы не размениваться первой подойти к нему, потому
что он выполнял договор.
Он очень быстро вошёл во все дела Зейхана, и наш биз-
нес процветал. Наша любовь к сыну с каждым днём при-
тягивала нас друг к другу. Может, кто и осудит меня? Я, как
мотылёк, а может быть, пчёлка, перелетала с одного «куста»
на другой и обратно. Но то, что после этого получался мёд
в моей жизни, – это уж точно и главное. Чтобы не остаться
одинокой, я всё же сознательно пошла на это.
Мы долго жили, смогли вырастить совместно сына, я
больше не работала, а Джемал всегда был рядом, как его
отец. Правила, правда, поменялись в доме, давно у нас об-
слуга и видеокамеры во всех помещениях, кроме нашей
спальни. Он не хотел, чтобы наша интимная жизнь оказа-
лось когда-нибудь открытой. Где он меня любил до одури,
одаривая нежными поцелуями во время сближения, начиная
с мизинца... Он не такой, каким был раньше, жизнь потрепа-
ла его, но в то же время поднатаскала. И секс тоже у нас был
на одной из первых страниц нашей уже совместной жизни,
где он не требовал ничего взамен, даже никогда не просил
расписаться со мной, узаконить нашу семейную жизнь, ведь
сынок подрастал с каждым годом.
У меня постепенно смягчалось сердце, и между нами
стёрлись годы, когда мы были отделены друг от друга. Он
был прав, я больше не забеременела, возможно, из-за того,
что и у меня был возраст немолодой, но, наверно, больше
из-за него, то, что он пострадал в жизни сам.
Но однажды я сама, когда нашему сыну исполнилось уже
пять лет и он с ним был не разлей вода, предложила Дже-
малу:
– Если хочешь соединиться со мной на всю жизнь, я со-
гласна выйти за тебя замуж и расписаться! Обещаю быть
верной до конца моих дней. И когда Владимир станет со-
вершеннолетним, только тогда откроем, кто был его родной
отец и расскажем правду.
Он подошёл ко мне, поцеловал и в слезах сказал:
«Секунды вечности усталой...»
Порхают в небе словно голуби...
Весь блеск зари в росинке малой
Не говорил ни слова о любви...
И свист один... они садятся...
На строки недописанных стихов,
Мне это только может сниться...
Дождался нежности в словах твоих.
– Об этом я мечтал всю жизнь! Любовь не имеет срока
давности, ты сколько хочешь за жизнь испытать любовь, но
первую никогда не забудешь, так и тебя мне не удалось за-
быть, ты на всю жизнь осталась самая любимая, желанная,
милая и занимаешь большую часть в моём сердце...
Когда мы любим, душа пылает от любви и счастья,
а сердце ноет, не хочет полностью сдаваться, но всё же
тихо-тихо любовь подпускаешь. Мы любим, в сердце
места нет разлуки, боли, былым изменам. Окутано всё
солнечным рассветом, и Счастье в Любви приходит не-
пременно...
Мы расписались, не сообщая об этом никому. Все, навер-
но, знали, что мы давно муж и жена, и, чтобы не забыть, да и
не знаю, сколько мне осталось жить, я всё же описала в сво-
ём компьютере мою жизнь, и когда-нибудь сын откроет это
под именем Анна. Найдёт мою жизнь, всё как на ладони!

Человеку свойственно добро...
К некоторым приходит с годами,
А у многих оно – само нутро...
Доброе сердце, свет меж нами.
Смотря на мир через стекло,
Не жить безрадостными днями,
Белая бумага, стихов полотно,
В саду... искрившихся снегами.

Конец

Действующие лица:
Основная героиня Анна Тверская
ЛГ-Лутфизаде Зейхан Оглы из Нагорного Карабаха.
Мать- Антонина Петровна.
Место действия село Кряково
Зейхана сын Джемал.
Зейхана вторая жена Земфира
Бизнесмен-Николай Николаевич
Начальник полиции участка погрузочно-
разгрузочной станции Николаев Иван Николаевич...
Сын Лутфизаде Владимир Зейханович
Подруга, бывшая сотрудница Екатерина.


Конец.
Роман "Анна!Написан за 16 дней

*Каждый способен хорошо творить только то, к чему его вдохновляет муза.
(Платон)
<Способным завидуют, талантливым вредят, гениальным - мстят.>(Н.Паганини)Niccol; Paganini
*Hе отождествляйте автора с персонажами его произведений.
** Все имена и место действия вымышленные.

Фото: «Утонуть в разочарованиях»
Фотограф: Katerina Man'shine
Сайт: photoclub.by
Постоянная ссылка фото: http://www.photoforum.ru/photo/511570/


Действующие лица:
Основная героиня Анна Тверская
ЛГ-Лутфизаде Зейхан Оглы из Нагорного Карабаха.
Мать- Антонина Петровна.
Место действия село Кряково
Зейхана сын Джемал.
Зейхана вторая жена Земфира
Бизнесмен-Николай Николаевич
Начальник полиции участка погрузочно-
разгрузочной станции Николаев Иван Николаевич...
Сын Лутфизаде Владимир Зейханович
Подруга, бывшая сотрудница Екатерина.

КОНЕЦ.


http://www.proza.ru/2016/04/25/1392
© Copyright: Каменцева Нина Филипповна, 2016
Свидетельство о публикации №216042501392
225563