Сказка про Большого Начальника

Начальник Жуев потерял сон задолго до назначения на Большую Должность. И переживать, кажется, уж не о чем — дело решенное. Вот-вот должен выйти Указ. Да и новенькая форма в ателье ждала последней примерки.
Жена все наблюдала за ним и усмехалась:
— Вася, что ж ты так извертелся-то весь? Аппетит пропал! Прямо сам не свой!
— Шутка ли? Такая Большая Должность! Такая ответственность! — отмахивался Жуев.
— Сдюжишь! — бескомпромиссно уверяла супруга. — Не впервой!
С первых шагов по службе Жуев делал карьеру старательностью и умением. Шел к Большой Должности увереннее и быстрее бывших сокурсников. Да как-то все крупными шагами, оставляя позади города, сослуживцев, друзей. Раньше компаний не чурался, под гитарку даже что-то такое душевное бряцал. Праздники — так праздники. Служба — так служба. В курилках вместе со всеми анекдотцы травил и смеялся искренно. А нынче ушло все куда-то…
Люди уже не виделись ему просто людьми, а стали казаться чем-то вроде говорящих манекенов. «Да, мы, начальники на Большой Должности, не то, что другие, — думал он, оглядывая благоговейную пустоту вокруг себя. — На нас такая ответственность за людей».
Большому Начальнику Жуеву стало казаться, что исключительность его положения обязывает вести себя не так, как другие. Дома в ванной он репетировал «выражения» перед зеркалом. У него легко получалось хмурить брови и саркастично улыбаться, но тяжело давалось выражение сурово;отстраненной надменности. Его добродушная мимика никак не желала подчиняться волевым усилиям. В конечном итоге взгляд Жуева не приобрел признаки суровости, а стал рассеянно-трагическим, что ли, как у актера, которого в пьесе вот-вот должен был задавить трамвай.
Пытаясь досконально изучить то, как вели себя на Большой Должности другие великие люди, он принялся читать Гая Светония Транквилла «Жизнь двенадцати цезарей», но там герои все время с кем-то воевали и являли миру пример действенной решительности и образцы подвига духа. Когорты и центурии двигались мановением пальцев. В распоряжении Жуева, конечно, тоже были подчиненные, и много, но использовать их для демонстрации собственного величия не представлялось возможным. Большой Начальник Василий Жуев начал испытывать что-то вроде презрения к ним, этим странным людям, которые предпочитали теперь не появляться ему на глаза без особой на то надобности. Выходя из своего кабинета, Жуев ощущал эту трепещущую перед ним пустоту, в которой прятались подчиненные.
Встречая кого-то из них на улице, он искажал лицо странным выражением гадливого любопытства, словно спрашивал: «Это что такое? Зачем?». Подчиненный никогда не знал правильного ответа на эти вопросы и всегда получал взыскание. Даже здороваться с нижестоящими Большой Начальник Жуев считал теперь ниже своего достоинства. А кому, собственно, мог желать здоровья? Муравьям? «Здравия желаем, Василий Иванович!» — слышал он краем уха, но у него не хватало сил преодолеть в себе надменно-чванливое чувство и что-то сказать в ответ. Не то чтобы ему нравилось такое положение вещей, но Большая Должность, как ему казалось, требовала от него беспримерной суровости, которой должна быть подчинена отныне его служебная жизнь.
Однажды он шел к своему Большому Кабинету, привычно ощущая вокруг себя молчаливую почтительность.
— Добрый день! — раздалось где-то рядом.
Жуев прошествовал мимо, не удостоив говорившего даже кивком.
— Эх, Вася, Вася… Здороваться надо хоть иногда, — грустно сказал тот же голос, в котором Жуев наконец узнал бывшего однокашника, а теперь Самого Большого Начальника. Тот стоял со своей свитой и наблюдал за Жуевым со снисходительной усмешкой. Жуев похолодел и сразу съежился, словно некий хулиган дал ему подзатыльник. Свита Самого Большого Начальника тоже снисходительно улыбалась. И улыбки эти были для Василия Ивановича горше всего на свете… Читалось в них то, что он сам так долго репетировал перед зеркалом.
Он был смешон.