Жизнь Джузеппе Тачиже

Жизнь Джузеппе Тачиже

  Он услышал, что  часы пробили полночь, и встрепенулся. Сколько времени он здесь?
   Свет лампы бросал яркие блики на блестящую поверхность стола, и это раздражало и резало глаза. Вот этот стол, за которым он написал столько книг и за которым провёл почти всю свою жизнь. А что теперь? Ему пятьдесят лет, и уже близится новое, незнакомое столетие, и, неизвестно, что оно несёт с собой. Кому тогда станет нужен какой-то итальянский писатель Джузеппе Тачиже?
 Что он сделал для отечества? Ничего.  Ведь важнейшие события истории он не заметил, поглощенный только своими чувствами и работой, и больше ему ничего было не нужно.
   ОН взглянул на шкаф, где, скромно занимая лишь одну полку, даже меньше, стояли его книги. Как мало он написал за эти пятьдесят лет, и о чём он говорил – о любви, о музыке. Больше он не знал ничего в жизни, и его произведения были далеки от реальности, как биржа от звёзд. Все  писали совсем о других вещах, а ему следовало бы родиться на полвека раньше, потому что он один так и остался романтиком, и никому не нужна была его музыка и любовь. И он спрятался в свою скорлупу, отгородился от мира и стал жить рядом с героями, которые были для него большой понимающей семьёй.
Вдруг он почувствовал на себе тяжёлый взгляд и обернулся. На стене висел портрет Клариче, героини, которую он любил больше других, сам не зная за что, и теперь она с грустным укором устремила на него бесконечно печальные большие голубые глаза. И, Тачиже глядел на неё, ища ответа на то, почему они обречены, страдать вместе.
   Стройная фигура итальянской аристократки восемнадцатого столетия выделялась из кромешного бархатистого мрака. Бледная рука с тонкими гибкими пальцами нерешительно тянулась куда-то из-под тяжёлой малиновой шали. Свежая, пышная роза была приколота к золотистому платью, а парик казался лишь сизым дымком, овеявшим её прекрасный, словно фарфоровый лоб. Но лицо, лицо – до чего оно было красиво и печально! Точёный греческий нос. Тонкие как ниточка брови, мягко очерченные губы, и словно припухшие от слёз слегка покрасневшие глаза.
Едва заметный румянец пробивался на бледных щеках, но она была восхитительно хороша.
   - Зачем ты страдаешь? - спросил Тачиже – К чему эти слёзы? Я сделал тебя счастливой, но почему ты плачешь?!
   - Перестань пытать себе душу и унижать себя… - прошептала Клариче. – Разве ты не помнишь, что она тебе говорила?
   Он отвернулся и вцепился себе в волосы. Эва, его любимая Эва, которая была старше на четырнадцать лет и учила их, стриженых гимназистов. Искусству ораторства! Он не помнил, как она появилась там, но помнил, что как только увидел её, его сердце было пронзено. Её внешность была идеальна, а душа - необыкновенна.
   Изящная, с фигурой как песочные часы. Крошечными ножками, тонкими руками аристократки. Прелестными розовыми губками, каштановыми кудрями эфиопки, открытыми, ясными зелёными глазами…
   Он влюбился безумно и долго скрывал это от самого себя, зная, что и она считает его душу и мысли необычайными, отличными от других   - Ты такой не потому, что тебя так воспитали, а потому, что ты сам изначально такой, - говорила она, стоя рядом с ним на лестнице, глядя ему прямо в глаза, и лучи, исходившие из её глаз, жгли ему сердце.
   - Говорить с тобой, всё равно, что читать младенцу Гегеля. Настолько в тебе много этого всего, – продолжала она. А он глядел, как солнце сверкает на её золотых серьгах, и думал: «О, дева небесная, как я люблю тебя».
   Он давал ей читать свои стихи. И она отзывалась о них только похвально, несмотря на то, что в них не было ни рифмы, ни ритма. Всё свободное время он проводил в её кабинете, говоря с ней о высоких материях. Правда, говорила она, а он только соглашался в ответ и упивался тем, что может видеть её. Он рассорился со своими немногочисленными друзьями, которые оказались грубиянами и предателями, позабыл обожаемого раньше учителя словесности,  который подвергал цензуре все новые произведения Тачиже. Для него была только она, и в ней сосредотачивалась вся  Вселенная.
   Однажды, он оставил под её дверью собственноручно сделанную открытку со стихами, восхвалявшими её ум и красоту.  Каково же было смятение, когда она шепнула ему:
  - Задержись после урока.
   Он страдал и терзался, боясь строгой проповеди за недостойное поведение, ведь за такое могли исключить из гимназии, но всё оказалось совсем иначе.
    - Знаешь, то, что я нашла у себя под дверью в субботу, - начала она – это так искренне… Мне никогда не писали стихов, и вдруг такое… Поэтому я хочу тебя поблагодарить.
   Она встала и обняла его.
   Джузеппе не ожидал этого и зарыдал. Она обняла его ещё раз, приговаривая: «Ну, что же ты плачешь?»
 Он робко прикоснулся к ней и поплёлся к двери, совершенно ошеломлённый.
   - Спасибо, что ты есть такой! – крикнула она, и её глаза сверкали от счастья.
  А он шёл по лестницам, радуясь и плача одновременно.  Он впервые узнал, что такое слёзы счастья. Даже на уроке он наслаждался этими сладкими слезами, и провёс ней целый день.
   - А есть ещё такой человек. Как я? – спросил он, желая проверить, любит ли она его.
   - Нет, - ответила она, – одинаковых людей не бывает.
   Но сколько раз он терзался ревностью!
   Весной он преподнёс ей коралловое ожерелье, потратив на это все свои сбережения, и её портрет, который он нарисовал по памяти, с титаническим трудом. Опять последовали восторги и объятия, но в это же день он увидел, что она обнимала ещё каких-то мальчишек, должно быть, участвовавших в ближайшем масленичном представлении, которым управляла она.
   Он едва не обезумел от ревности, но, сохранив самообладание, стал подниматься наверх и вдруг увидел, что она спускается вниз.
   - Что ты глядишь такой букой? – приветливо спросила она.
   Джузеппе ничего не ответил и спустился за ней.
Они остановились у окна.
   - Что-то случилось? – спросила она.
Кругом шумели люди, и Джузеппе не боялся, что их заметят.
   - Нет, ничего, - невозмутимо ответил он. Хотя сердце говорило другое: «Да, я ревную, безумно  ревную вас к целому миру!»
   - может, ты всё же скажешь? – говорила она, и он видел, что может ей довериться, но лишь покачал головой, хотя чувствовал, что слёзы вот-вот - выступят на глазах. Он молчал и глядел в вырез платья, куда угодно. Но только не в глаза, которые без труда читали то, что было у него на душе.
   Вдруг мимо прошёл, молодцевато развалясь, учитель рисования – рыжий, голубоглазый, развязный, к которому Джузеппе никогда не питал особого доверия.
   Здравствуй, - приветливо, без всякой задней мысли сказала она, и он, не церемонясь, крепко обнял её.
   Пачиже вспыхнул: «Он, женатый человек. Позволяет себе такое и с кем? С моей любимой, с этим высшим существом! Его душила ревность. Он был готов кинуться на соперника и выцарапать наглые голубые глаза.
   - Очередного ученика мучаешь? – широко улыбаясь, спросил он, и хитро взглянул на полыхавшего Джузеппе.
   - Да, – ответила она, смущённо зардевшись.
   - Правильно так с ними и надо, в чёрном теле держать! – сказал он и ушёл. А она не сводила с него горящих глаз, пока он не скрылся. Тогда лишь она повернулась к Тачиже.
«Вот теперь она только поймёт». Но на не поняла   - Мы можем отойти куда-нибудь подальше. – Сказала она.
   - Нет.
   - Ты так сдерживаешься, - восхитилась она.
   - Я думаю, что будет лучше, если не буду говорить вам этого, - твёрдо сказал он.
   - Хорошо. А как ты думаешь, можно сделать что-то с  собой, чтобы это исправить? – спросила она, желая ему помочь.
   - Наверное, - ответил он и смолк. Люди по-прежнему шумели вокруг
   -- Ты думаешь о последствиях?
   - О последствиях того, что было бы, если бы я вам это сказал.
У Тачиже был такой истерзанный вид, что она прижала его к груди, говоря: «Ну, что же ты?». А он стоял, вытянув руки по швам, и только сильнее упирал подбородок в её узкое плечо.
   - Прощайте, – хрипло сказал он и, нехотя высвободился
   - Прощай, - ответила она.
А Джузеппе медленно взбирался по лестницам. Они рыдал, выл, проклинал самого себя,  что не смог сказать ей этих слов, которые могли бы перевернуть его жизнь! «Ты трус, ты трус, ты молчал, а ведь она не знает, что ты её любишь! Зачем ты не сказал, почему молчал?! » - думал он и глотал слёзы, слёзы, которые он называл злыми.
   Прошло много лет с того дня. Они продолжали дружить, но прежнего необъятного доверия уже не было. Тачиже говорил с ней о сознании, космосе, Гегеле и оглядывался по сторонам, ища соперников, которых он несомненно, вызвал бы на дуэль.
   Но он так и не сказал тех трёх слов, и она умерла, не узнав, что была любима.
   А ведь была ещё одна женщина, которая дала ему свой адрес и пропала для него навсегда. «Анна, Анна», - простонал Тачиже и отыскал бумажку с адресом. Она подарила ему ещё  крошечное, с ноготь, стеклянное красное сердечко, которое он потерял. А он преподнёс ей на день рождения – единственный раз, когда ему удалось поздравить её – портрет певца – кастрата Джамбатиста Велутти, который был чем-то даже похож на неё. Как же она радовалась!
   Он знал её всего два года и всё это время ревновал её.
   


У неё был возлюбленный Филлип, которому она несколько раз на дню посылала нежные записочки следующего содержания: «Ты уже встал, солнце моё?».  Или «Я оставила тебе кофе, солнце моё».  Анна без стеснения рассказывала Тачиже всё про Филиппа, не догадываясь, что Джузеппе ревновал.
Он знал. Что анна и Филиппу всё про него рассказывает. Тогда Тачиже спросил:
   - И он ко мне не ревнует?
 - Нет. -  Спокойно ответила Анна. – Он меня очень любит.
А однажды она сказала ему вот так:
   - Возможно, ты мог бы стать юношей моей мечты, но таковой у меня уже есть, к сожалению.
   Тачиже печально склонил голову, зная, что он далеко не такой красавец, как Филлип, хотя говорили. Что он необычайно похож на Рене Шатобриана. Правдв, и Анну другой не назвал бы красавицей, но только  не Тачиже с Филиппом.
   Анна была изящной и миниатюрной, как японка, но почему-то всегда носила сапожки на высокой, почти до колен шнуровке. У неё были сверхгибкие пальцы и бархатистая белая кожа, тёмно-рыжие волосы, тонкие сизые брови, плоский широкий нос. Большой рот с мелкими, круглыми, как жемчуг зубами, и необыкновенные сероголубые глаза с чёрным ободком, которые она всегда подрисовывала.
   Когда она впервые появилась в их салоне.  Друзья хором принялись отговаривать Тачиже от каких бы – то ни было отношений с ней. Чего они только не наговорили: и то, что она входит в некую таинственную организацию, и при этом многозначительно указывали на её чёрную одежду и кольца с черепами; уверяли, что она ненавидит мужчин, а подруг у неё множество, «осыпает всех весьма подозрительными поцелуями; и etcetera»
   Тачиже послушался их и некоторое время обходил анну стороной. Но как-то раз случилось, что они случайно заговорили. И тогда Тачиже влюбился.
   Теперь в салоне их всегда видели вместе. Тачиже стал её верный пажом: ходил за ней, придерживаясь почтительного расстояния. Без конца восхвалял её прекрасные очи и руки, играл ей свои фортепианные фантазии, давал читать всё ранее написанное, а когда садились, Тачиже придвигал свой стул к стулу анна настолько близко, что и комар не нашёл бы щёлки. И Анна относилась к нему очень благосклонно, а обожаемого Филиппа через два месяца прогнала.
Тачиже не долго радовался своему счастью – вскоре Анна рассказала ему о неком гениальном юноше, которого она спасала от алкоголя, разрушавшего ему мозг.
   Но не эти таинственные поклонники Анны смущали его. Он видел её в салоне каждый день и и каждый день с трепетом ожидал. Но они не встречались за пределами салона, за исключением только одной прогулки зимой, когдо стояла лютая стужа, и на Анне был только чёрный осенний редингот, а на Тачиже тёплый плащ, и он жалел Анну, которой было холодно
Он не провожал её домой, а если это случалось, то они прощались на половине пути. И только в конце второго года Анна пожалела не имевшего друзей Тачиже и дала ему свой адрес. Но он этим не воспользовался. А она вскоре исчезла из его жизни. Сказала, что переехала. И больше он не видел её.
   Тачиже знал, что Анна не любит его. Она ценила его за одно ценное и необычное свойство: когда она показывала ему портреты своих друзей. Он точно и безошибочно раскрывал их характеры. И за одно очень меткое описание анна даже обняла его.
   Один раз было так, что он не видел её три дня, и одиночеству его не было придела. Когда же  она пришла, он бросился к ней со словами:
   Где ты была? Я так тосковал!
   - Тосковал? – удивилась она. – У тебя же есть героини которых ты создал…  где-то  в своём воображении.
   - Ты не понимаешь….  – говорил он тогда.
   А теперь? Он остался со своими героями и героинями. Он вспомнил «Лунную эллегию», написанную в страшной тоске по Анне и посланную ей. Но. письмо не дошло, и всё было кончено.
   Многих женщин он любил, но ни одна не полюбила его. Для них он был только интересной личностью, писателем, не таким как все.
   Тачиже, вконец. растравил душу воспоминаниями.
«Неужели это чёрная меланхолия»
? – подумал он и вспомнил Николо Лауренти, альтиста. О котором и о его отце Тачиже написал единственную большую вещь – роман «Альтист, или проклятие семьи Лауренти», где вымысла было ненамного больше, чем правды.(роман выложен здесь: http://www.proza.ru/2015/10/29/1231) Оба тома он написал со слов главных героев, которые доверчиво поверяли Та чиже свои тайны и души.
   Тот Николо Лауренти умер два года назад, будучи ещё молодым человеком. Ему едва исполнилось 28 лет. Он умер нелепой ужасной смертью, но Тачиже подозревал, что чёрная меланхолия убила его. Судьба не благоволила Лауренти – он оказался всеми отвергнут и покинут.
Тачиже подружился с ним только из-за этого – они оба были никому не нужны. Но писатель  не смог придти на его похороны …
   Лауренти тоже был романтиком, он не интересовался ничем, кроме музыки и любви… Жил своим внутренним миром и оказался одинок…
   Тачиже взглянул на портрет Клариче. Вся его жизнь состояла из портретов, героев которых он вводил в свои книги. А теперь – кому нужны эти люди – певцы и скрипачи, Влюблённые и ненавидящие… 
Он взглянул за окно. Там шумела буря. А на его душе была лишь унылая пустыня, где давно исчезли все травы.
   Джузеппе откинулся на спинку стула. Много раз он бередил свои раны, но в эту ночь сердце не выдержало.
   Порыв ветра загасил лампу и только бесконечно печальные глаза Клариче глядели из темноты
16.03.16.-26.03.16.