Просто один простолюдин

Главный и единственный герой — историк



Историк. Я краевед. Злые языки ехидно называют нас, краеведов, архивными крысами. Да, я из тех, кто вгрызается в архивные документы, в подшивки старинных газет, в чужие письма и дневники. И готов прыгать до небес от радости, когда мне удаётся найти упоминание (хотя бы упоминание!) о факте, которое никто до меня не заметил.

Знаете ли вы, что чувствует краевед, когда находит среди пожелтевших страниц то, что мы называем открытием? Тот, кто не корпел годами в архивах, изо дня в день надеясь на сенсацию,  тот никогда не поймёт, какое это счастье поймать удачу за хвост. Это именно я нашёл, это именно я открыл и подарил своё открытие обществу. Столетие эти папки пылились в архиве, их перекладывали с полки на полку, нумеровали, вносили в какие-то списки, передавали по описи. Их лениво перелистывали скучающие аспиранты, штатные научные сотрудники и прочие лишённые подлинного вдохновения субъекты. И им, этим равнодушным субъектам, лень было вникнуть, разбудить своё воображение, а я присмотрелся — и нашёл! Я верил, что найду, я знал, что рано или поздно найду, — и нашёл.

А знаете, как нас, краеведов, не любят работники архивов? Они нас на дух не переносят. Сидит за кафедрой в читальном зале этакий штатный историк (без призвания) и молча исподтишка наблюдает за мной. Думаете, он следит за тем, чтобы я тайком не свистнул какой-нибудь документ? Нет, он знает, что я на такое варварство не способен. Наблюдает за мной и раздражённо думает про себя: «Что ты там высматриваешь, что ты выискиваешь? Когда же ты наконец  угомонишься? Как же вы все мне надоели!»  А знаете почему? Потому что в душе он мне завидует. Он видит азарт в моих глазах, мою одержимость. И понимает, что он другой — ленивый и равнодушный. Что протирает штаны, сидя на чужом месте.  И от этого ему становится не по себе. Во всяком случае, я так думаю.

А теперь расскажу о том, что мною движет, что толкает меня в очередной раз в архив, в читальный зал, что заставляет сидеть там до самого закрытия, вызывая недовольство уставших от безделья архивных работников.

Я занимаюсь тем, что возвращаю славу несправедливо забытым людям. Так, к сожалению, бывает. Общество со временем забывает тех, кто радел о его интересах. Я возвращаю память об этих замечательных людях, доказываю, что их старания, их дела проросли в наши дни. Их достижения не должны быть забыты сегодня. Мы просто не имеем права о них забывать.

Поэтому мне не нравится, когда унижают моих героев. Мне это не просто не нравится, меня это приводит в бешенство. Я в порошок готов растереть того, кто унижает моих героев. Вот хотя бы тот журналистишка, что пытался развенчать моего героя. Моего героя —   создателя первой в нашем городе картинной галереи, галереи, которая со временем переросла в настоящий музей искусства. Организатора первых выставок живописи и первого художественного училища для неимущих учеников. Он пытался не просто развенчать моего героя, но и  выставить его чудаком, смешным, жалким, необразованным и не одарённым человеком. Обсмеять человека, который не просто мечтал изменить общество, а реально многое сумел сделать, чтобы его изменить. Пробудил в  равнодушном обществе интерес к искусству. Добился, чтобы посещение музея живописи вошло в привычку у горожан.

В своей жёлтой газетёнке этот фельетонист ехидно назвал моего героя простолюдином. Представляете? «Просто один простолюдин». Игра слов самоуверенного писаки. Писаки, который кичится своим провинциальным образованием, своим (весьма спорным, кстати) талантом, своим (не менее спорным) остроумием.

И что же вы думаете? Нашёлся поверхностный историк, которого этот фельетон убедил. И этот историк заявил мне: «Теперь вам придётся считаться с новым взглядом на вашего героя». Представляете?

Вы никогда не задумывались о том, что происходит в нашем обществе? Вот, допустим, построил человек стадион. И что говорят о нём в обществе? «Смешной чудак!» Другой обманул, ограбил с помощью финансовых манипуляций государство, вывел за рубеж большие деньги... И что же о нём говорят в обществе? «Да он парень с головой! Жаль, что попался». Почему так: если талант, то обязательно со знаком минус?

Вернёмся же к моему герою. Тут я должен пояснить, что в  прошлом меня прежде всего интересуют необычные люди. Но не каждый необычный человек может стать моим героем.

Кто же он, мой герой?

Мой герой, как я уже говорил, стремится изменить общество.  Конечно, не в глобальном, вселенском понимании этих слов. Господа революционеры меня вообще не интересуют. Об этих товарищах написано много и с разных точек зрения, но это не мои герои. Почему, спросите вы? Слишком они радикальны. Взломать, разрушить, перекроить... Жизни множества людей, их судьбы — всё под откос ради идеи, всё залить кровью ради неблизкого будущего...

И вот оно пришло — это неблизкое будущее.

И что же? Благодарные потомки поклонились памяти реформаторов?

Нет. Скорее, пожалели о тех, чьи судьбы были исковерканы. О тех, чьи жизни смела революция. Зачем я буду вам об этом рассказывать — вы и сами всё понимаете.

Мой герой не радикал. Хотя он тоже человек идеи. И очень деятельный человек.

Вот представьте себе. Живёт своей тихой замкнутой жизнью небольшой провинциальный город. Чиновники ходят на службу, гимназисты учатся, купцы торгуют, простой народ тяжким трудом добывает себе средства на жизнь. И так изо дня в день. И живёт в этом городе скромный с виду человек, выходец из бедной семьи, не получивший хорошего образования из-за отсутствия средств.

Пожалуй, «не получивший хорошего образования» — это слишком громко сказано.   Фёдор, так звали моего героя, рано осиротел, и всё его образование свелось к двуклассному  училищу, то есть по тем временам ему удалось получить начальное образование. Другими словами, научился читать, писать и считать. А дальше был отдан в услужение купцу. Мальчуган был смышлёный и, не имея возможности учиться, на практике постиг азы коммерции. Сначала был рассыльным в магазине, потом кассиром и наконец вырос до приказчика. Для юноши без средств это был карьерный рост.  Служит он приказчиком в большом магазине на главной улице города.

А его старшим братьям повезло больше, они успели при жизни родителей окончить гимназию. И шансов выбиться в люди у них, соответственно, тоже было больше. Стали они  солидными предпринимателями. Их принимают в обществе, уважают, к их мнению прислушиваются, их включают даже в банковские кредитные комитеты как почётных членов. На младшего брата смотрят братья с высоты своего положения снисходительно. Не удачлив да и здоровьем с детства слабоват. Худощавый, «тщедушный», на узком лице — большие чёрные глаза с каким-то загадочным блеском. Посоветовались — и решили послать его для укрепления здоровья к морю лечиться виноградом. В те далёкие годы в определённых кругах общества вошло в моду такое лечение.  Врачи специально подбирали сорта винограда. Лечили от всех болезней. И пациенты уверяли, что им лечение помогает.

Младший брат к советам прислушался, попробовал — понравилось.  Вернулся с курорта посвежевшим и взял за правило из года в год в сентябре обязательно выезжать к морю. А братья были разочарованы: не идёт в прок лечение, каким был «тщедушным», таким и остался. И глаза по-прежнему блестят.

Итак, служит Фёдор  приказчиком, но живёт совсем другим. В детстве мечтал он стать художником, но возможности учиться не было. Рисовал так — для себя. Технику не освоил, рисунки наивные, не выдерживают никакой критики. Разбогатевшие братья его увлечения живописью не поддержали, не увидели в нём таланта, да и годы ушли, поздно начинать. Пора забыть о детских мечтах и жить настоящим.
Легко раздавать советы другим, когда ты сам не одержим творчеством. Легко отговаривать, когда ты не знаешь, какая это сильная, всепоглощающая страсть — желание рисовать.

Вы никогда не задумывались над тем, какие труженики художники? Сколько лет  тратит юный художник на освоение техники? И как много значит в его становлении опытный мудрый наставник?

Словом, шансов стать художником у Фёдора уже не было.  Но мечту свою о живописи он всё-таки не оставил. Пусть не суждено ему быть живописцем, кто запретит ему заниматься самообразованием, посещать столичные музеи и выставки, знакомиться с людьми искусства? Пусть братья сокрушённо вздыхают, мол, неисправимый чудак, ума Бог не дал. Пусть знакомые перешёптываются — никак не повзрослеет, не остепенится. Всё равно. Он копит средства и накопленное тратит на поездки в Москву и Петербург, ходит на выставки, покупает книги о живописи, эскизы, акварели, и постепенно с годами у него складывается неплохая коллекция живописных работ и библиотека по искусству. Как говорится, живи и наслаждайся. Перечитывай, пересматривай, расширяй своё собрание. Тем более, что как человек общительный и любезный, умеющий располагать к себе новых знакомых, завёл он связи в художественном мире, переписывался с художниками и коллекционерами. Получил от них много дельных советов о том, как развить свой художественный вкус, в каком направлении формировать свою коллекцию.

Но Фёдору этого мало! Он мечтает всколыхнуть городское общество. Устроить в городе картинную галерею, положив в основу собственную коллекцию. Организовать в городе выставки живописных работ. Привлечь на них художников со всей России. Открыть училище, где дети бедняков смогут учиться живописи. Пусть ему не повезло, он был лишён возможности учиться любимому делу. Но другие, в ком есть огонёк таланта, почему они не должны получать поддержку от общества? Пусть хотя бы им повезёт, а он порадуется чужим успехам.

Я не буду вас утомлять рассказом о том, каких трудов и нервов стоило ему открытие картинной галереи в родном городе. Скольких равнодушных чиновников он убедил в том, что городу непременно нужен музей. Сколько ждал всевозможных заседаний и решений. Он дарит своё  собрание городу, а городская власть медлит и раздумывает. Фёдор не просит ничего взамен — дайте только помещение и должность смотрителя. В конце концов вопрос решился, правда, помещение предоставили временно. Обращался он и к братьям за денежной поддержкой, и не один раз, на протяжении многих лет, и всегда получал решительный отказ.

Не забавы же  ради старшие братья накопили капитал, а для серьёзных вложений. Чтобы рос и рос. И себе не изменили на разу — рубля на картинную галерею не дали.

А младший брат был неутомим. Со временем выпросил у городской думы должность директора и осуществил наконец свою давнюю мечту — ушёл из приказчиков и посвятил себя целиком любимому делу.

Я иногда думаю, сколько же энергии было у этого небольшого роста, худощавого   человека, сколько огня в его чёрных глазах, как разительно он отличался от своих степенных, самодовольных, располневших братьев!

Время шло. Фёдор развернул такую бурную деятельность, что стал раздражать депутатов местной думы. Некоторые из них уже не скрывали своего раздражения и прямо указывали на заседаниях, что пора, мол, остановить этого неукротимого энтузиаста и никаких средств ему более не выделять для его начинаний. И не стыдно им было попрекать Фёдора весьма скромными вложениями от городского общества!
Но были, к счастью, и разумные люди среди депутатов. Хотя и с большим скрипом, всё же удавалось Фёдору некоторые свои идеи проталкивать и небольшие средства для развития музея получать регулярно.

Обращался Фёдор и в главные музеи страны, просил поделиться с его скромной пока галереей картинами. Да так был настойчив, что тамошние чиновники от искусства не устояли перед его напором, и галерея обогатилась многими интересными полотнами.

Вскоре прославил он родной город тем, что организовал при галерее выставку. Привлёк художников из обеих столиц, из многих городов. Человек он был внимательный, обходительный, и художники такое к себе отношение ценили. Обижать такого человека, в их представлении, было большим грехом. Поэтому вскоре заручился он поддержкой в художественном мире. А уважение в среде русских живописцев многого стоит...

Организовал одну выставку — получилось. Захотелось, чтобы каждую весну и каждую осень городское общество пробуждалось от своего равнодушия и спешило на очередную выставку. Но это всё благие мечты, а чтобы превратить их в реальность, сколько же требовалось энергии...

Надо сказать, что журналисты в ту пору были не чета тому современному журналюге, который обозвал моего героя простолюдином. Среди тех журналистов встречались люди мыслящие. Они все начинания Фёдора поддерживали, на всех выставках непременно бывали и подробнейшим образом о них на страницах своих газет рассказывали. Ни одна картина, присланная на выставку, не оставалась без их внимания. Иногда они критиковали и художников, и самого организатора. Но критиковали, любя. А это совсем другое дело. И художникам было приятно получить на свои произведения печатный отклик. А уж Фёдор старался изо всех сил. Каждому художнику отправлял по почте все вырезки из местных газет.  Художники откликались, порой спорили с журналистами, доказывали, что совсем не то они имели в виду, создавая свою картину, не то, что увидел в ней тот или иной журналист.

Но в любом случае такое общение было чрезвычайно полезно.
 
И что очень важно, многие художники дарили свои произведения Фёдору или музею. Некоторые особенно интересные картины ему удавалось приобрести для галереи на выставках. Иногда за счёт своих собственных сбережений, а иногда Фёдору приходилось для этого унижаться, выпрашивать деньги у спонсоров или у городской власти. Бывало, что отказывали, и тут он готов был рыдать от отчаяния. Так не хотелось упускать возможность пополнить музей замечательной картиной.

Письма художников Фёдор бережно собирал и хранил до конца своей жизни. И вот что интересно. Сбережённые им листки, исписанные разными почерками, пролежали в архиве более ста лет. Тысячи писем, почтовых открыток, фотографии картин, выставочных залов... Десяток толстенных папок.

За последние годы письма частенько просматривали, всё-таки интерес к прошлому сейчас существует, общество как будто перестало жить только сегодняшним днём. Вспомнило, что у него было прошлое. Стало модно составлять родословные, отслеживать в архивах свои исторические корни. Приезжали потомки художников, перечитывали письма, фотографировали документы. Досужие  журналисты проглядывали некоторые папки, выдёргивали из них информацию к какому-нибудь юбилею, где-то что-то  цитировали. Но надо сказать, что никто всерьёз собранием этих писем, этой богатейшей коллекцией, не занимался.

А я вник. Вник и ахнул. Чего же там только нет, на этих пожелтевших листочках! И о муках творчества, и о планах, и об успехах, и о событиях  личной жизни... Обо всём писали художники в далёкий тихий городок, где жил человек, который был так предан искусству и с таким трепетным уважением относился к талантливым людям. И им хотелось рассказать ему о своих проблемах, иногда пожаловаться на жизнь, на судьбу, поделиться своим горем, а часто вместе порадоваться успехам.

Простолюдин... Каким же бесчувственным, циничным человеком нужно быть, чтобы не разглядеть в Фёдоре чуткую душу, преданную любимому делу, его открытость миру, его кипучую энергию! В конце концов, его способность духовно расти!

Вот и сегодня, разве ценит наше общество те замечательные качества, которые я открыл для себя в Фёдоре? А разве нет сегодня в нашем обществе вот таких же бескорыстных, благородных энтузиастов, каким он был? Есть, конечно. Может быть, не так много, как бы нам хотелось, но непременно есть. Они неистребимы, и если бы я был мистиком, то сказал бы так: они путешествуют во времени и пространстве. Так оглянитесь же вокруг, найдите и поддержите — словом и делом.

И ещё об одном увлечении Фёдора я не могу сегодня не рассказать. Конечно, это школа живописи. Наш мечтатель, как всегда, не хотел довольствоваться малым. В его планы  не входило открытие частной школы. Он непременно хотел открыть в родном городе УЧИЛИЩЕ. Искал поддержку в среде художников — и нашёл. Многие петербургские художники, близкие к академии, делились с ним своими соображениями, как лучше устроить такое заведение. Как же было сложно в консервативном обществе добиться, чтобы на окраине империи разрешили открыть училище! И при всех усилиях Фёдора, при поддержке известных художников удалось решить вопрос только наполовину. Разрешили открыть начальную школу и выделили мизерные средства.

Как же наш энтузиаст опекал своё детище и её учеников! С каким трудом находил средства для скудного существования школы...  Бомбил письмами Академию художеств, выпрашивал пособия и средства. И здесь, в родном городе, оббивал пороги городской управы. С большим скрипом, но всё же телега медленно сдвинулась с места.

В восемнадцатом году в городе временно установилась советская власть. Ненадолго. Но Фёдор и тут постарался не упустить возможность использовать новые обстоятельства для своего начинания. Он пишет длинное письмо комиссару о том, в каком бедственном положении находится единственная в области художественная школа, открытая его стараниями.

Вы только представьте, человек, далёкий от политики, монархист, никогда не поддерживавший большевиков, набравшись храбрости, решается обратиться к товарищу комиссару. И это после таких привычных его слуху обращений, как ваше высокородие, милостивый государь! Обращается к комиссару «как к представителю советской власти, нести должной свет просвещения». Напирает на то, что в школе учатся дети бедноты, несостоятельного класса, «служащий и рабочий элемент». Просит, конечно, финансовой помощи. Как вы уже, наверное, догадались. И «товарищи» дали помощь, и, должен я вам сказать, немалую. Вот так решили одним махом проблему, которую Фёдор в течение нескольких лет не мог решить. Хотя стучался во все инстанции и оббивал бесчисленные пороги. Школу, его детище, комиссар одним росчерком пера превратил в художественное училище. То есть сделал то, что долгие годы не могла сделать российская власть.

Новая власть реквизировала у состоятельных горожан предметы роскоши. Среди них были и картины, и скульптуры. Комиссар распорядился передать «живопись» художественному училищу.

Но война за власть продолжалась, и недолго пришлось  радоваться Фёдору своей удаче.

Красных сменили белые, и вот они-то за Фёдора и взялись. Родная власть после недолгого отсутствия в городе оказалась хуже мачехи.

Первое, что было сделано, — отобрали картины и скульптуры и вернули их прежним владельцам. Не просто отобрали, а обидели нового владельца. Нагрянули комиссией с обыском. Всё переписали и вывезли. У  Фёдора такое чувство было, что у него изъяли краденное. Во время обыска он нервничал, бледное его лицо то и дело заливалось краской, а в чёрных глазах сверкали молнии. Но ничего, пережил и это унижение.

Местное правительство проявило большой интерес к денежным средствам, полученным школой от советской власти. И особенно его волновало не то, сколько дали, а то, на что потрачены были деньги. Чужие, по сути, для них деньги. А ну-ка, голубчик, докажите, что потратили указанную сумму не на себя, а на вверенное вам заведение.

Вот так чиновники  поставили под сомнение моего бескорыстного героя. Тоже было обидно, но и это мытарство мой герой пережил. Хорошо, что долго доказывать свою честность не пришлось. Опять вернулись красные, и обидчики бежали, но пока не навсегда, а только на время.

Гражданская война продолжалась. Жизнь вокруг кипела, и Фёдор старался быть в гуще событий, чтобы ничего не упустить и, по возможности, извлечь пользу для обоих  своих  любимых детищ — картинной галереи и училища.

Его галерея с утра до вечера была открыта, и посещала её разная публика. Среди этой публики было много солдат, возвращавшихся с фронта, завшивленных, грязных. Фёдор же постоянно находился в залах, общался с публикой, водил экскурсии. Никого не сторонился. И в конце концов заразился тифом, а поскольку здоровьем он всегда был слаб, болезнь его сломила.

В последние дни, перед тем как заболеть, заходил Фёдор к известному художнику, пребывавшему в то время в городе. Был он встревожен, словно предчувствовал скорую свою смерть. Беспокоился о судьбе музея. Боялся, что, когда его не станет, галерею могут передать его богатым родственникам. Волновался, говорил, что ни в коем случае этого не следует делать. Утверждал, что родственники всегда были абсолютно равнодушны к его начинанию, никогда ничем не помогали. И они не могут быть полезны ни музею, ни училищу.

Он также вспоминал о печальной судьбе картинной галереи Айвазовского в Феодосии.  После кончины известного художника она была передана его родственнику, который распродал лучшие его произведения, считая себя хозяином, и этим нанёс галерее непоправимый ущерб.

Зимой девятнадцатого года, в самый разгар гражданского противостояния, Фёдор умер от коварной болезни.

Вот так закончилась жизнь моего героя, этого удивительного человека. Печальный конец. А ведь ему ещё не было и пятидесяти...

Похоронили его за казённый счёт, так как все свои средства он растратил на галерею и училище. Общество обещало устроить скульптурный памятник на его могиле и разбить цветник. Но, увы, время было неспокойное, город пережил много событий. Власть снова поменялась. И так случилось, что на время о Фёдоре забыли, а могилка его затерялась.
 
Позже новая власть стала отзываться о нём критически. Видимо, не могли ему простить того, что он был монархистом. В местной партийной газете даже поместили небольшую заметку. Писали, что, мол, не так уж и много сделал Фёдор для развития музея, и человеком передовых взглядов он никогда не был. Да и коллекция, доставшаяся после него советской власти, совсем была скромная, незначительная. Ну и забыли о нём на долгие годы.

Да, вот так легко можно перечеркнуть всё, что сделано человеком на благо общества. И имя его вычеркнуть из памяти живущих.

Спустя многие годы, когда в обществе начали пересматривать отношение к прошлому,  вспомнили и о Фёдоре.

Наши краеведы, мои старшие товарищи «по цеху», многих уже нет в живых, искали его могилу, встречались со старожилами, но все поиски не дали результата. Нашёлся даже очевидец, который участвовал в похоронной процессии,  но и он не смог помочь. Так что место захоронения моего героя потеряно навсегда.

Галерею, о которой Фёдор так заботился, переименовали в музей. Он и сегодня существует, причём именно в том самом красивом особняке, который выпросил для него у городской власти Фёдор. Когда-то это замечательное здание принадлежало одному кавказскому князю. И Фёдор настоял, чтобы городская управа выкупила у князя этот дом для галереи. Тоже была долгая история, и, не прояви мой герой тогда должного упорства, не было бы ничего. Столько лет прошло, но ни одна власть, а сколько их поменялось за эти десятилетия, ничего лучшего для музея так и не предложила.

     Долгое время музей носил имя известного революционера, который никогда не бывал в нашем городе и не имел никакого отношения к этому учреждению. Вопиющая несправедливость, не правда ли? Ну эту несправедливость мы устранили, добились, чтобы музей носил имя своего создателя. И ушло на это немало времени, скажу точнее, несколько лет.

А вот художественное училище, которое открылось стараниями Фёдора, носит имя   другого человека. Но это не так обидно, поскольку человек этот долгое время преподавал в  училище. В общем, заслужил.

А что же состоятельные братья Фёдора? Как сложилась их судьба, спросите вы. В течение некоторого времени они ещё оставались в городе, но, когда стало ясно, что возврата к прошлой жизни уже не будет, то бежали в Новороссийск и оттуда на пароходе отправились в Европу. Как люди предусмотрительные, они хранили часть своих средств в солидных банках за границей. Именно поэтому, даже потеряв в России значительную собственность, они безбедно прожили остаток своей жизни на Юге Франции. И жалели только о том, что вовремя не распродали своё имущество и не покинули заранее свою вдруг ставшую мятежной родину.
 Вряд ли они грустили о своём брате, так рано ушедшем, а если и вспоминали о его «чудачествах», то только с сожалением. Во всяком случае, я так думаю.

Для них он, наверное, навсегда остался «простолюдином». «Просто один простолюдин», как и для некоего журналиста, с которым мне совсем не хочется больше спорить. Слишком по-разному мы воспринимаем прошлое. Пусть этот фельетонист живёт, топчет до поры до времени нашу землю. Если о нём кто-нибудь когда-нибудь и вспомнит, то только как о хулителе моего героя. А может быть, и вовсе никто не вспомнит.

А я, когда прохожу мимо здания музея, замедляю шаг, приостанавливаюсь напротив  бюста, установленного на фасаде, и незаметно киваю моему герою, так, чтобы не заметили злые языки. Им-то, злым языкам, не понять, что иной, давно ушедший человек нам, краеведам, может быть роднее живущих рядом. Так уж мы, краеведы, устроены, и нас не переделать. Остаётся только понять...

Ну всё, мне пора в архив. Заказал интереснейшие документы. Их недавно привезли после реставрации. Признаюсь, я ждал их возвращения несколько лет. А материалы должны быть, по моим представлениям, интереснейшие... Представляете, я буду первым человеком, который их прочтёт после реставрации. Я уже заранее волнуюсь... Ночью спал тревожно. У меня всегда так. Когда собираюсь с утра в архив, ставлю будильник и просыпаюсь за несколько минут до того, как он должен зазвонить.

Волнуюсь, как перед первым свиданием.



Краснодар, 2016