Обкуренный посол

В октябре 1995 года автора этих строк, молодого, чуть за тридцать, и оттого ещё излишне амбициозного человека, неожиданно пригласили на работу в администрацию Ростовской области на невысокую, правда, руководящую позицию. Круг обязанностей увлекал: было предложено возглавить подразделение из четырёх человек, занимавшееся организационными вопросами по установлению и развитию зарубежных связей региона, реализацией визитов дипломатических представителей и иных высокопоставленных визитёров из-за рубежа. Подразделение вначале скромно именовали сектором международного сотрудничества и протокола, а спустя год трансформировали в одноимённый отдел в структуре управления международных и внешнеэкономических связей. Кое-какой опыт в международных контактах официального уровня у меня к тому времени уже имелся, да и подходящее образование оказалось совсем нелишним, что, наверное, и послужило формальным основанием для приглашения после соответствующей рекомендации: тогда междусобойчики на «конкурсной» основе с заранее известным результатом ещё не были в политической моде. Правда, повод оказался неприятным: предыдущий начальник подразделения умер прямо на рабочем месте. Сердечный приступ. C'est la vie, а это ещё одна сторона жизни, которой избежать ещё никому не удавалось. Чтобы как-то преодолеть неприятные мысли, сразу сделал перестановку мебели в кабинете. Стало гораздо удобней и уютней – не хотелось в прямом смысле занимать прежнее место предшественника, отдавшего Богу душу в этом служебном помещении. Даже кресло позднее заменить удалось.

Не успел толком принять дела и вникнуть в нормативные документы, как буквально на второй или третий рабочий день руководством была поставлена задача: организовать встречу и программу пребывания Чрезвычайного и Полномочного посла Великого герцогства Люксембург доктора Жана Остерта, который вознамерился посетить Ростовскую область с ознакомительным рабочим визитом, что является обычной дипломатической практикой. До моего прихода на работу в регионе успели уже побывать: посол США Томас Р. Пикеринг (август 1994) и посол ФРГ Отто фон дер Габлентц (июль 1995), и вот дело шло к третьему посольскому визиту, который в моей карьере на этом поприще был первым.

В лихие 90-е многое в жизни нового российского государства тоже было впервые, в том числе и самостоятельный выход административно-территориальных образований на международные рынки, развитие прямых культурных связей, активизация вялотекущих контактов между городами-партнёрами, именовавшимися по старой советской традиции «побратимами». Поскольку при Б.Н. Ельцине с вершины государственной пирамиды прозвучал призыв к регионам и республикам брать суверенитета, сколько те проглотят, а аппетиты и экономические возможности некоторых субъектов Федерации оказались немалыми, то в этой сфере, до прихода В.В. Путина (или, скорее, его привода во власть) регионы успели наломать немало дров. Здесь имеет смысл немного отвлечься от основного повествования и обрисовать внутриполитическую ситуацию  для лучшего понимания контекста.

В начале 90-х годов, в процессе проводимых в России политических и экономических изменений, субъекты РФ получили гарантированную Конституцией возможность активно развивать прямые международные и внешнеэкономические связи, но отнюдь не внешнеполитические. Всё это обосновывалось стремлением способствовать росту их благосостояния, всестороннему и сбалансированному развитию. Регионы наделись правом заключать прямые соглашения о сотрудничестве с субъектами иностранных федеративных государств, иными административно-территориальными образованиями, а также министерствами и ведомствами зарубежных стран. При этом фиксировалось, что органы государственной власти Российской Федерации, в частности МИД, координируют эту деятельность в русле единого внешнеполитического курса страны. Однако до определённого времени не был создан механизм координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Федерации.

Именно этими дефицитами в законодательстве до образования федеральных округов и укрепления вертикали федеральной власти воспользовались некоторые субъекты Федерации. Так, обосновывая свою активность на международной арене, они указывали на то, что вынуждены заняться международной деятельностью не от хорошей жизни, а потому, что в центре не решались многие проблемы регионов, поэтому-де их вынудили рыскать по миру, чтобы найти для своего развития какие-то внешние источники финансирования и иные ресурсы. Уставы многих субъектов Федерации, до приведения региональных законодательных актов в соответствие с федеральными, содержали неконституционные положения, регламентировавшие зарубежные связи территорий, что иногда приводило к нежелательным внешнеполитическим резонансам. В некоторых уставах были предприняты попытки прямой имплантации принципов и норм международного права, международных договоров в правовую систему своих регионов. В силу этого, подобные государственные документы привлекали внимание за рубежом и формировали нездоровый интерес к регионам, а на международной арене нежелательные представления о Российской Федерации, в целом. Сюда относились проблемы государственно-территориального образования, гражданства, международной правосубъектности. Эти устремления ужу вторгались в сферу компетенции центра и противоречили международным обязательствам России.

Некоторые государства не упускали возможности использовать некомпетентность представителей регионов в международных делах для реализации своих внешнеполитических интересов, впутывая дилетантов в опасные политические интриги и расставляя юридические ловушки. Так, в середине 90-х годов прибалтийские государства подписали ряд соглашений с одним из субъектов Федерации, в которые включили положение о том, что данный субъект Федерации признаёт все соглашения, договоры и законы, которые действуют в Прибалтике. Очевидно, подписантам с российской стороны было неведомо, что там существуют законы, которые дискриминируют русскоязычное население, а также документы, согласно которым часть российской территории, рассматривается как находящаяся в составе прибалтийского государства, но временно «оккупирована» Россией.

Дальше всех пошёл Татарстан, в конституции которого, до её приведения в соответствие с федеральной, устанавливалось, что Республика Татарстан – суверенное государство, субъект международного права, лишь ассоциированный с РФ на основе договора о взаимном делегировании полномочий и предметов ведения. Там же, российской Конституции провозглашалось, что Татарстан вступает в отношения с другими государствами, заключает международные договоры, обменивается дипломатическими, консульскими, торговыми и иными представительствами. В 25 странах были открыты «представительства» республики. Но и Бурятия не отставала, решила: гулять, так гулять и закрепила в своей конституции, что её президент назначает и отзывает представителей в иностранных государствах, подписывает международные договоры. В периодических изданиях сообщалось даже об одиозном представителе Калмыкии, добивавшимся в одной из африканских стран самостоятельной аккредитации и дипломатического статуса.

Вот такие были времена парада, точнее, неразберихи и разнузданного разгула «суверенитетов». Сейчас это всё воспринимается как дикость. Разумеется, иностранные дипломаты стремились отслеживать все эти тенденции и бросились в поездки по регионам для сбора информации, личных впечатлений и написания соответствующих отчётов в свои МИДы.

Тут мы возвращаемся, как говорят французы, к нашим баранам. Итак, посол Жан Остерт был только что назначен в нашу страну, поэтому расширял свой страноведческий кругозор в свете изложенного выше.

Разумеется, программу его пребывания, как водится у нас, нужно было состряпать «ещё вчера», узнав о визите сегодня. Кроме традиционного приёма у губернатора, возложения на площади имени Карла Маркса цветов к мемориалу павших воинов, освобождавших Ростов, нужно было предусмотреть что-то ещё эдакое. Поэтому, пораскинув мозгами, мы предложили интегрировать визит люксембургского посла в программу мероприятий, посвящённых празднованию 300-летия российского флота, которое уже в преддверие годовщины начали широко отмечать с 1995 года. Во всяком случае, в Таганроге – не состоявшейся столице петровской России. Вспомним: во время русско-турецкой войны 1686-1700 в результате Азовских походов Петра в 1695–1696 годах был взят Азов, и Россия вышла к берегам Азовского моря, точнее к заливу, названному в последствии Таганрогским. Но поскольку Азов был взят только со второй попытки в 1696 году и лишь благодаря поддержке наспех и кое-как построенных в Воронеже кораблей, официально годом основных праздничных мероприятий 300-летия флота стал 1996-й. Кстати, тогда же отмечалась и 300-летняя годовщина Таганрога, заложенного русский царём по итогам Азовской кампании в 1696 году.

Если бы к нам с визитом прибыл посол Нидерландов, то всё было бы понятно и логично. Истоки русского флота неразрывно связаны с этой страной. Ведь вскоре после успешного Азовского похода царь в 1697 году отправился в Европу с ознакомительной целью и огромным обозом, названным Великим посольством. Это тот самый обоз имеется в виду, когда Петром, якобы, была произнесена ставшей крылатой фраза, определившая в нашей стране надолго социальный статус переводчиков: «А в конце – толмачи и прочая сволочь». С тех пор переводчики в России традиционно относятся к категории обслуживающего персонала, выражаясь научно, к семантическому полю: секретарь, водитель, уборщица, садовник, переводчик. При Иване Грозном, напротив, они были – говоря современным языком – наиболее высоко оплачиваемыми чиновниками.

Да, отвлеклись. Помимо Саксонии, Австрии, Англии и Венеции, Пётр некоторое время провёл и в Нидерландах, где обучался корабельному делу, полгода работая плотником на верфях Амстердама, изучал корабельную архитектуру и черчение, а позднее в Англии окончил теоретический курс кораблестроения. Но при чём, спросите вы, тут Люксембург? Во-первых, ничего подходящего на скорую руку мы уже придумать не успели, а во-вторых, с большой натяжкой Люксембург всё-таки имел, пусть и самое отдалённое, притянутое за уши, отношение к Нидерландам. Дело в том, что до середины 16-го века графство, а позднее герцогство Люксембург входило в состав Нидерландов, государства, простиравшегося на территории современных Бельгии, Нидерландов, Люксембурга и небольшой части северо-восточной Франции. То есть, герцогство в 15 веке, некоторое время являлось одной из семнадцати провинций Нидерландов, и тем самым находилось под властью Габсбургов до 1794 года. Правда, и затем Люксембург ходил по рукам между Францией и Германским союзом. Такова судьба карликовых государств. Так что формальные основания, хоть и очень слабые, для поездки посла Люксембурга в Таганрог, мы всё же имели. Поэтому там, в частности, были запланированы встреча с руководством города, осмотр прибывшего из Севастополя в городской порт торпедного катера Черноморского флота, посещение памятных мест, связанных с именем первого российского императора и великого русского писателя А.П. Чехова, торжественный обед от имени главы города С.И. Шило, убитого в 2002 году, как спекулировали СМИ, из-за дележа того самого порта. Время-то было, вспомним, лихое.

После высочайшего губернаторского утверждения программы визита, следовали мероприятия по его организационно-материальному обеспечению. Во тут-то всё и началось. Наше предложение о выделении автомобиля пусть даже не представительского класса (таких в администрации тогда ещё не водилось, только для главы региона пара Мерседесов) но хотя бы внешне приличную и технически исправную Волгу, было брезгливо отклонено. Руководство не посчитало сие нужным: дескать, для какого-то там посла карликового государства, прибывшего без свиты, сойдёт и машина вашего отдела. Та машина – древняя и уже даже не белая, а бело-серая проржавевшая Волга – доброго слова не стоила: кабина обшарпанная, засаленные сидения и обивка, но и это не главное. Главным был ненадёжный двигатель, который глох, когда ему надоедало таскать на себе эту рухлядь и сидящих в ней пассажиров. Словом, не автомобиль, а, как говорят, ведро с болтами.

В назначенный день высокого гостя встретили в аэропорту. За три года работы на указанной должности я принимал непосредственное участие в организации одиннадцати посольских визитов. Внешне все послы вполне соответствовали распространённому стереотипу, т.е. выглядели так, как ожидаешь этого от дипломата высокого ранга: строгий костюм, чиновное холёное лицо, изысканность манер и формальная вежливость в сочетании с некоторой аристократичной надменностью, особенно у француза, британца и индуса. Но Остерт вываливался из этих стереотипных рамок. Самое последнее, что могло бы прийти на ум, так то, что он чрезвычайный и полномочный посол. Он выглядел, скорее, как профессор какого-нибудь провинциального европейского университета, которых я насмотрелся в прежнее годы: тёмный серо-зелёный пиджак, не очень отутюженные брюки, обувь не строгого фасона, длинные давно не стриженные светлые и сальные волосы с завитушками на концах. Но главное – о ужас! – длинные не подстриженные ногти, под которыми я даже разглядел светло-серую грязь. Когда мы сидели напротив губернатора, я даже испытывал неловкость от этого, как будто Остерт был моим родственником, за которого следовало бы стыдиться. В своём поведении он был неприхотлив и демократичен. Важный момент, который сыграет огромную положительную роль в ходе этого весьма оригинального визита.

Из аэропорта дипломата отвезли на протокольную встречу с губернатором, выполнили прочие пункты ростовской части программы, а затем выдвинулись в Таганрог, где нас ожидали отцы города и высокие гости, прибывшие для участия в торжествах по случаю годовщины русского флота. Среди них были адмирал флота В.Н.Чернавин, до 1992 года главнокомандующий ВМФ СССР и РФ, далее, если не ошибаюсь, высокопоставленный чиновник администрации президента РФ, от высокомерного вида которого за версту несло Старой Площадью ещё цэковского разлива, и прочие дорогие столичные гости.

От Ростова-на-Дону до Таганрога около 80-ти километров. Половину пути проехали более-менее без технических сюрпризов. Чтобы отвлечь внимание посла от неподобающего интерьера машины мой шеф развлекал его историческими справками о местности, мелькавшей за окнами – донская земля богата историей. Но на пол пути машина начала дёргаться, двигатель чихать и меня посетило чувство неловкости и стыда за принимавшую сторону. Ну, как тут было сохранить лицо? После нескольких таких предуведомлений, двигатель принял окончательное решение отказать нам в сотрудничестве: машина вздохнула и заглохла посреди донской степи, от которой нас отделяли ряды величественных старых тополей, тянувшихся вдоль трассы. Водитель, мужик лет пятидесяти, походивший, скорее на таксиста–бомбилу, чем на ведомственного шофёра – в замусоленной коричневой кожаной куртке, мятых давно не стиранных штанах с вытянутыми местами возле коленей – так, совсем буднично объявил:

– Всё сломались, – мол, его дело маленькое.

Начальник отдела после некоторой паузы – было заметно, что подавляет гнев – прошипел сквозь зубы:

– Иди, чини!

Водитель, скривив лицо в кислой гримасе – типа «достали», нехотя, выбрался из машины, подошёл к капоту, открыл его и окунулся в моторный отсек, что-то там начал дёргать, стучать. Затем вернулся и обратился ко мне:

– Слышь, а ну-ка сядь за руль, газани!

Такая дерзость меня изумила. Я обернулся к начальнику, сидевшему с послом на заднем сидении. Тот пожал плечами и одобрительно кивнул – куда деваться, ехать-то надо. Пересел в заселенное водительское сидение, рискуя вымазать свой парадно-выходной костюм, включил зажигание. После нескольких сморканий умирающий двигатель недовольно взревел, не согласившись с насильственной реанимацией. Водитель и я заняли свои места, тронулись. Но дёрганья не прекратились, пару раз мотор вновь глох и запускался с наката. То ли свечи давно не менялись, то ли мембрана бензинового насоса порвалась, но ясно было одно: до Таганрога на этой кляче мы не доедим. Вспомнилась гадкая пародия на известную минорную песню: «Издалека долго ползёт моя «Волга», ползёт моя «Волга», за нею масла след…»

Его Превосходительство посол обречённо затих и потупил взгляд. В то время, западная пресса пугала европейцев политической нестабильностью и терроризмом на Северном Кавказе, к которому географически причисляют и Ростовскую область. Между бурлящими Чечнёй, Ингушетией, Дагестаном, Ставропольем, с одной стороны, и относительно благополучным Донским краем, с другой, они разницы не замечали. Кто знает, какие мрачные мысли могли посетить господина посла в те неловкие минуты?

Кое-как дотащились до поста ГАИ возле населённого пункта Самбек, благо, что дорога шла под гору с большим уклоном – пост находился в низине между двух холмов. Моему начальнику пришла толковая и самая верная в той ситуации мысль: обратиться за помощью к гаишникам. Когда он направился к ним решать наш организационный вопрос, посол, заметивший издали, мемориал воинам, погибшим в этих местах в годы Великой отечественной войны, выразил желание осмотреть скульптурно-архитектурный комплекс, на тот момент также изрядно обветшавший. Гуманитарий по образованию, он, похоже, питал интерес к историческим памятникам материальной культуры. Внимательно всё осмотрел, сделал множество фотографий.

Когда мы двое вернулись к машине, выяснилось, что водитель со служебной Волгой остаётся ждать эвакуатор из гаража администрации, а с гаишниками была достигнута договорённость, что они остановят какую-нибудь попутку и «попросят» водителя доставить нас троих к месту назначения. Гаишники были местные, деревенские. Им что посол Люксембурга, что шашлычник из ближайшего придорожного ларька – всё едино, в тонкостях дипломатического протокола и нормах делового этикета искушены не были. Поэтому их «выбор» по принципу «первый попавшийся» пал на древний, тёмно-зелёный, микроавтобус УАЗ – полёт технической мысли советского автопрома, который повсеместно использовался в те давние времена различными техническими службами, сельскими каретами скорой помощи, теми же гаишниками и т.п. Мы уже безбожно опаздывали, а в Таганроге был запланирован ещё и обед от имени мэра со всеми гостями, поэтому мой шеф принял решение ехать уже хоть на чём-то, лишь бы добраться до цели.

Лучше бы он этого не делал! Мало того, что это транспортное средство уже было не из разряда легковых машин, так ещё и внешним видом отличалось от нашего служебного автомобиля большей обшарпанностью, перекошенностью кузова, имевшего вмятины. Словом, видавший виды уазик выглядел, как будто появился на свет ещё при царе Горохе и прошёл долгий, многотрудный и опасный боевой путь. Однако главный сюрприз ожидал нас внутри. Как говориться, а самое ценное – это люди. Когда блюстители правопорядка на дороге остановили эту машину, водитель, очевидно, терялся в догадках, насчёт того, что он такое нарушил и сколько денег придётся отдать. Для опасений у него были некоторые причины, как выяснилось чуть позже. Узнав о причине остановки и сути поставленной гаишниками задачи, он с явным облегчением и раболепием часто-часто закивал утвердительно головой и заторопился приступить к её выполнению как можно быстрее. На вид этому сухому жилистому водителю было лет за сорок, хотя сельские жители могут выглядеть и старше своих лет. В тот момент он походил на классического комбайнёра в разгар летней страды: грязная пропитанная потом тёмная рубашка, не видавшая утюга несколько лет, закатанные по локоть рукава, трёхдневная щетина на бронзовом от загара и блестящем от пота худом лице с глубоко посаженными мутными глазами неопределённого цвета. В зубах – важная деталь! – он держал дымящуюся цигарку, которая, судя по всему, совсем не мешала ему вести разговоры.

Объяснив послу суть происходящего, мы любезно пригласили его занять место в фургоне этого фаэтона, что тот воспринял с обречённостью приговоренного к публичной казни через четвертование. Еле задрав ногу на высокую подножку, его Превосходительство, впихивая себя внутрь, испытало массу неудобств «благодаря» своему внушительному росту. Даже сидеть на откидных лавках, ширина которых составляла лишь половину размера той части тела, что сразу ниже спины, ему пришлось, согнувшись и упираясь своей светловолосой головой в потолок кузова. Но и это был ещё не нокаутирующий удар. Когда мы взобрались в кузов уазика, то погрузились в атмосферу совершенно задымлённого табачным дымом ограниченного пространства. На противоположной лавке сидели три колоритных персонажа, внешне схожих с водителем. Единственно, что их отличало от шофёра – они были вдрызг пьяны, смолили сигареты, по рукам у них гуляла полупустая бутылка какой-то бормотухи коричневого цвета. Силуэты наших попутчиков размывали клубы табачного дыма, от которого у меня резануло в глазах. Фургон напоминал армейскую палатку для тестирования противогазов. Дышать было невозможно. Я старался это делать как можно реже, чтобы свисти к минимуму ущерб здоровью. Но и это ещё не всё. В дополнение к задымлённости фургона, в котором продукты табакокурения выписывали причудливые калейдоскопические формы, воздух – употребим здесь это слово весьма условно – был настолько насыщен спиртным перегаром, что хоть топор вешай или бери и режь его ножом. Из-под лавок то и дело выкатывались уже опустошённые бутылки из-под спиртного. Весь пол фургона был усеян окурками и залеплен «смачными» плевками разных цветов и оттенков. Посол сидел среди этих плевков и окурков, словно восковая фигура, взглядом упёршись в какую-то точку внутри дымовой завесы. Мой шеф загадочно улыбался каким-то своим мыслям, судя по всему, не мрачным. От стыда за то, как администрация области доставляет Чрезвычайного и Полномочного посла Великого герцогства Люксембуг в Таганрог, я не знал куда деться.

Первые минуты мы трое сидели молча, переваривая шок. Где-то по ту сторону кабины в такт ухабам и кочкам покачивались три фигуры наших попутчиков-алкашей, перемешивая собой клубы дыма: то ускоряя его эволюции, то замедляя их. Но законы межличностной, впрочем, и групповой психологии требуют преодолевать это неловкое молчание. Ведь необходима идентификация по принципу «свой–чужой».

Присматривались-присматривались к нам сквозь пелену дыма, и один из них, тот, что держал в руках очередную бутылку, решил прервать безмолвие и, отхлебнув из горлышка, счёл важным выступить с заявлением:

– А мы тут с похорон едим. Поминали… – пояснил он состояние наших попутчиков, и, в свою очередь, поинтересовался:

– А вы в Таганрог, значит. По делам или развлечься?

Мой шеф не нашел ничего умней как раскрыть все карте этой «почтенной» публике:

– Мы посла везём.

– Кого-кого?!

– Посла… Люксембурга!

Поскольку такой лексикон, судя по всему, не входил в активный повседневный глоссарий наших визави, они на мгновение умолки, пытаясь сориентироваться в неизвестном для себя семантическом поле и семиотической системе координат, уставились на шефа, потом перевели растерянные взгляды на его Превосходительство, и лидер группы решил, так сказать, сохранить лицо и уточнил:

– Этот что ли? – «дипломатично» тряхнул он своей опьянённой головой в сторону нашего гостя, словно речь шла о каком-то щенке на птичьем рынке. – А-а-а, посол! Понятно!

– Так, ребята, – продолжил он, растянув рот в улыбке до ушей, обнажив полусгнившие зубы, – это же надо отметить!

Тут он сделал очередной глоток из бутылки и неожиданно протянул её послу:

– Отхлебнёшь? – поинтересовался он у дипломата, обескуражив нас троих своей панибратской непосредственностью и неожиданным предложением.

Его Превосходительство с ужасом вытаращил глаза на протянутую ему ёмкость с тёмной жидкостью и тут же отрицательно зажестикулировал руками и замотал головой. Слов благодарности и вежливого отказа он не смог из себя выдавить.

– Ну, как хочешь, – расстроился наш затейник – а мы выпьем за встречу – передал он сосуд одному из собутыльников, – будет, что рассказать знакомым: с похорон Васьки с послом ехали!

Остаток маршрута господин Остерт, очевидно, как и я испытывал, мягко выражаясь, дискомфорт от спёртой, задымлённой атмосферы, пропитанной тяжёлым перегаром, сидел, прислонившись боком к борту кузова, бился головой о низкий потолок на каждой колдобине, старясь при этом не вляпаться туфлями в многочисленные плевки на полу, когда ноги приземлялись после очередного дорожного ухаба.

Представители местного населения, уяснив, что «нормального мужского» разговора не получиться, отстали от нас и увлеклись беседой между собой. Так мы и дотряслись до Таганрога, подъехав к администрации города где-то с полуторачасовым опозданием.

На въезде стоял, как и положено при подобных мероприятиях, гаишник, который, разумеется, был предупреждён о нашем визите. Понятное дело, он ожидал встретить и отрегулировать прибытие автомобиля администрации региона, т.е. машины, если не представительского класса, то, во всяком случае, приличного вида с характерной буквенной серией на государственном регистрационном знаке: «АРО», т.е. «администрация Ростовской области». Тут же он видит какого-то деревенского наглеца на убитом уазике, который бесцеремонно поворачивает «под кирпич», куда не всем-то и служебным машинам городской администрации позволительно соваться, и, ничтоже сумняшеся, намеревается подкатить к ступеням главного входа. Гаишник, переполняясь возмущением, кинулся всем телом на перехват нарушителя, словно, на амбразуру вражеского пулемёта, выставив перед собой чёрно-белый жезл.

– А ну, поворачивай, – гаркнул он – вали отсюда!

Водитель, которому мой шеф до этого дал высочайшую санкцию на проезд под запрещающий знак, обещая ему при этом гарантированную индульгенцию и свободу от преследований, буркнул:

– Останови! Сейчас решу.

Мент подскочил со стороны водителя, а мы все находились-то в фургоне с мутными грязными окнами, поэтому правоохранитель, не имел возможности нас разглядеть, тем более адекватно классифицировать – стереотип-то был разрушен. Последнее, что могло прийти на ум здравомыслящему человеку, так это то, что правительство региона доставит Чрезвычайного и Полномочного посла Великого Герцогства Люксембург в обшарпанном помятом грязном уазике да к тому же в компании таких «очаровательных» аборигенов.

Когда водитель остановил машину и со скрежетом опустил дверное стекло, мой шеф просунул из-за его спины своё служебное удостоверение и привычным заносчивым тоном изрёк: «Администрация области!»

Гаишник запнулся на полуслове, ошарашено оглядел всю честную компанию, погружённую в причудливые арабески клубов табачного дыма. Наверняка ему в лицо ударил воздух, спёртый перегаром, столь знакомым ему по службе. Прошло две-три секунды, пока он поверил своим глазам, и, не найдя, как возразить, растерянно молвил: «Проезжайте».

На ступеньках перед входом в здание администрации уже топтались встречающие, заждались, должно быть. Поэтому возня гаишника со странной машиной привлекла их внимание. Когда мы приблизились, то и на их лицах было заметно возмущённо-удивлённое выражение. Наверняка подумали, что гаишник допустил халатность и пропустил чёрт знает кого. Удивление усилилось, когда из машины вывалились мы с начальником, а за нами на свободу выбрался посол, увлекая за собой клубы дыма. Упреждая недоумённые расспросы, шеф, как ни в чём не бывало, заявил: «Волга по дороге сломалась, вызвали резервный транспорт». Мне показалось, что этими словами он изумление встречавших только усилил.

Далее всё шло уже по плану, но с огромным смещением во времени: официальный приём у мэра, посещение местных достопримечательностей, гимназии-музея Чехова, торпедного катера, торжественный обед в окружении морских офицеров от капитана-лейтенанта (командира боевого катера) до адмирала Чернавина, а также с участием высоких гостей из Москвы. Всё это время от нас исходил тот прихваченный из фургона назойливый запах, который проник даже сквозь верхнюю одежду, напитал собою волосы, кожу, нижнее бельё. Уверен, он был ощущаем не только нами.

На обратный путь в Ростов городской глава любезно предоставил нам служебную Волгу, поэтому поездка прошла вполне комфортно. Доктор Остерт остался весьма довольным таганрогской частью программы визита и сладко дремал на заднем сидении, разморенный сытным обедом.

Психологи утверждают, что в памяти людей остаются наиболее сильные переживания. Возможно, наш гость надолго запомнил эту поездку. Может быть, это дополнило его впечатления о нашем менталитете, в том числе организационно-управленческом. Зато ему наверняка было, что рассказать своим знакомым, а мне – о чём написать. Но я даже не рискну предположить, во что бы это всё вылилось и чем могло бы закончиться, если бы на месте демократичного, неприхотливого и даже в чём-то симпатичного Жана Остерта оказались бы аристократы – главы других дипломатических представительств как, скажем, чопорный посол Великобритании сэр Эндрю Марли Вуд, посол Франции Юбер Колен дё Вердьер или посол Германии Отто фон дер Габлентц.