Кавказский кульбит

Кульбит – в акробатике переворот-перекат вперед с опорой на руки и головой, прижатой к груди; в переносном смысле – странный поступок, неожиданное, нелогичное действие. Именно второе значение этого слова пришло на ум, чтобы дать вынесенное в заголовок название странному политическому выверту, непосредственным очевидцем которого мне довелось стать в одной из служебных командировок на Кавказ.

Шёл 1999 год – последний год разудалой эпохи национального предательства, разграбления страны, передела и захвата собственности, разгула организованной и уличной преступности, всевластия олигархов, разгрома индустриального и научно-технологического потенциала, армии и флота, обнищания населения, аортокоронарного шунтирования, бандитского беспредела на Кавказе, полной потери государственного суверенитета и «голосования сердцем, чтобы не проиграть» всё выше перечисленное. Весь набор этих «реформ» пропаганда в телеящике, на страницах «свободной» прессы и «научной» периодики называла «демократизацией», «созданием основ гражданского общества» и тому подобным бредом, а высоколобые учёные мужи с университетских кафедр – „transition to democracy”, во всяком случае, с западных кафедр – наслушался всего этого в своё время. Злые же языки за бугром именовали нашу страну просто и хлёстко – Абсурдистан, намекая кроме негативной коннотации ещё и на недоступность для понимания с позиции здравого смысла – написал же Ф.И Тютчев: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…», цивилизованным аршином, то бишь.

Судьбе было угодно, чтобы я перешёл на работу в исполнительный орган Ассоциации «Северный Кавказ» – объединение социально-экономического и культурного взаимодействия административно-территориальных образований юга России, включая Калмыкию, но куда первоначально при создании организации вошли и не российские регионы – не признанные тогда Южная Осетия, Абхазия и даже Крым. Кстати, никто сейчас об этом первом шаге полуострова на встречу России не вспоминает. Позднее крымская власть, правда, под давлением официального Киева уклонилась от участия в работе организации, но указанные кавказские республики были весьма активны, ведь боролись за выживание и хоть какое-то признание. Своих представителей в качестве наблюдателей направляли даже Армения и Грузия, поэтому на советах ассоциации мы старались рассаживать абхазцев и южных осетин подальше от грузин, но мелкие устные перепалки между ними иногда случались.

Подобные Ассоциации социально-экономического сотрудничества в то время создавались по всей стране: «Сибирь», «Северо-запад» и пр. Экономические связи-то были разорваны, нехватку ресурсов ощущали все, поэтому и пытались объединить усилия по схеме: мы вам зерно, вы нам солярку, металл и т.п. Другими словами, части страны, расчленённой парадом суверенитетов, естественным образом стремились вновь срастись в единый народнохозяйственный организм. Всё это происходило, начиная с 1991 года. Когда же федеральная власть осознала, что этим процессом надо бы управлять и бросилась им рулить, посыпались соответствующие указы президента и федеральные законы типа «Об обеспечении условий по повышению роли и взаимодействия…в осуществлении радикальной экономической реформы», «Об общих принципах организации и деятельности ассоциаций…» и тому подобные формулировки, которым авторы такого рода текстов до этого научились на Старой Площади и в обкомах.

Проще говоря, Ассоциации представляли собой региональный клуб губернаторов и глав региональных парламентов, где главы исполнительной власти попеременно в течение года председательствовали в совете. Принимавшиеся на совете решения спускались в низ в исполнительный орган ассоциации, который их, собственно, и готовил, а также своим правительствам и администрациям, которым надлежало взаимодействовать с дирекцией организации при воплощении этих решений в жизнь.

С приходом 31.12.1999 года В.В. Путина – могильщика, по крайней мере, криминального разгула, политического распада страны, сепаратизма и национального унижения, а также с образованием в 2000 году по его инициативе федеральных округов для наведения хоть какого-то порядка в стране, значение этих ассоциаций стало постепенно снижаться. Межрегиональные программы развития чего-нибудь, например, транспортной системы или курортов Северного Кавказа, стали плавно трансформироваться в федеральные, т.е. контролироваться полномочными представительствами Президента РФ, с соответствующим перенаправлением финансовых потоков. Позднее на осколках той крупной Ассоциации «Северный Кавказ» сформировалась Ассоциация «Юг» с сокращённым составов участников. Но это другая история и к нашему повествованию отношения не имеет.

Итак, первая половина 1999 года. Путина ёще никто не рассматривал как претендента на пост главы государства, т.к. лишь в августе того года Б.Н. Ельцин внёс в Госдуму его кандидатуру для утверждения на пост председателя правительства. Дума после первого же голосования его в этом качестве и одобрила. До этого же, с июля 1998 года он был «простым» директором ФСБ. Именно в это время происходили события, о которых пойдёт ниже речь.

Президентом в стране числился ещё первый «гарант Конституции», а председателем правительства в тот момент (с мая по август 1999-го) был никто иной, как С.В. Степашин, один из самый многофункциональных государственных деятелей Российской Федерации, кем только не побывавший до этого и после этого и везде по чуть-чуть: директором ФСБ (1994–1995), министром юстиции (1997–1998), министром внутренних (1998–1999), председателем Счётной палаты (2000–2013). А сколько там ещё всякого сопредседательства в Ассоциации юристов России – ведь целый доктор юридических наук, генерал-полковник, профессор и далее по списку: председатель Императорского Православного Палестинского Общества, с 2014 года — председатель наблюдательного совета государственной корпорации «Фонд содействия реформированию жилищно-коммунального хозяйства» и прочее, прочее, прочее… Всего не перечислить на странице.

Мы готовили очередной совет Ассоциации, который должен был состояться в Ингушетии, в новой, строящейся столице республики – городе Магас. Поскольку ассоциации межрегионального сотрудничества в то время, как сказано выше, ещё принимались всерьез федеральной властью, стало модно, чтобы высшие федеральные чиновники участвовали в таких заседаниях. Если до этого приезжали всего один-два профильных министра, в зависимости от повестки дня, то после совета ассоциации во Владикавказе, проведенном пару месяцев до этого с участием Е.М. Примакова в ранге председателя правительства, того же С.В. Степашина, в бытность первым зампредом премьера в правительстве Примакова, А.А. Вешнякова, только что ставшего председателем Центризбиркома, В.А Густова – также первого зампреда председателя правительства и целого ряда других высших чиновников, стало модой приглашать и председателя правительства. В этот раз ожидали С.В. Степашина, министра внутренних дел В.Б. Рушайло и много других.

Всё дело в том, что заседание совета ассоциации было приурочено к 15-летней годовщине образования Республики Ингушетия. Её глава – генерал Р.С. Аушев являлся не только политически весомым региональным лидером, но и фигурой федерального значения. Круглая дата провозглашения субъекта Федерации, уважаемый руководитель региона, заслуженный генерал, Герой Советского Союза, в 1989-1991 народный депутат СССР, с 1993 года член Совета Федерации. Впрочем, членами Совета Федерации тогда были все главы регионов и региональных парламентов – ещё один источник политического веса межрегиональных ассоциаций в то время. Да и потом, отказаться от приглашения на Кавказе? Нет, так обидеть там нельзя. К тому же после участия в заседаниях Е.М. Примаков не грех было приехать и С.В. Степашину со своим обозом министров и чиновников рангом пониже.

Чечня формально являлась членом ассоциации «Северный Кавказ». В Грозный всегда отправлялась рассылкой вся документация, предназначенная для членов организации. Однако из так называемой Чеченской Республики Ичкерия никогда никаких откликов на всё это не приходило, и оттуда никто не приезжал на заседания совета ассоциации. Однако в этот раз поступила информация, что на запланированный совет в Магасе прибудут представители «Ичкерии» в статусе наблюдателей, а в торжествах, посвящённых годовщине Ингушетии, которые намечались по завершении заседания, в качестве личного гостя президента Ингушетии Руслана Аушева прибудет никто иной, как стоявший во главе мятежной Чечни Аслан Масхадов собственной персоны. Аушев гарантировал Масхадову личную неприкосновенность, что в отношении гостя на Кавказе не пустые слова.

Вся пикантность ситуации заключалась в том, что с марта 1995 года Масхадов находился в федеральном розыске, во всяком случае, формально числился. Сейчас уже мало кто помнит, что российская прокуратура возбудила против него уголовное дело по фактам причастности к созданию незаконных вооружённых формирований, бандитизма, а также измены Родине. Тогда за такие деяния прежним законодательством была предусмотрена даже смертная казнь. Но, как было сказано в начале, у нас страна чудес, поэтому обстоятельство нахождения Масхадова в федеральном розыске не помешало ему и в 1995, и в 1996 году представлять мятежников на переговорах с официальными властями РФ! Обычным в те времена явлением были соглашения регионов с федеральным центром о разграничении полномочий. Очевидно, в этом контексте 23 ноября 1996 года целый председатель правительства В.С. Черномырдин – глава того самого правительства, которое «искало» Масхадова по всей федерации – подписал с ним соглашение о принципах взаимоотношений между федеральным центром и «ЧРИ». Результатом этого абсурда 31 августа 1996 года стали так называемые Хасавюртовские соглашения, подписанные Масхадовым и генералом Александром Лебедем, являвшимся на тот момент секретарём Совета Безопасности России. В соответствии с этим соглашением, которые многие политические наблюдатели называли капитуляцией России перед террористами, рассмотрение вопроса о государственном статусе Чечни откладывалось до конца 2001 года. В мае 1997 года в Москве уже президент России Б.Н. Ельцин подписал с лидером мятежной республики «Договор о мире и принципах взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой Ичкерия». Апофеозом кавказского кульбита стали переговоры Масхадова и нового председателя правительства С.В. Степашина, посвящённые – отгадайте с трёх раз чему – «борьбе с организованной преступностью» в Чечне! Это, по версии прокуратуры, с государственным преступником, находящимся в федеральном розыске? Мало того, что не было официальных опровержений относительно отмены того первого объявления в розыск, так позднее, уже при В.В. Путине, в 2000 году он был повторно объявлен властями РФ в федеральный, а в 2002 году – в международный розыск, а в 2005 году уничтожен в ходе спецоперации ФСБ в селе Толстой-Юрт, где он скрывался у одного из дальних родственников, хотя смертельный выстрел, как сообщалось, произвёл его племянник-телохранитель. Таинственная история, тем более, если принять во внимание, что за голову Масхадова, якобы, было выплачено вознаграждение в размере десяти миллионов долларов. Но это всё случится позднее, мы сильно забежали вперёд, поэтому вернёмся к событиям в Магасе 1999 года.

Будущую столицу республики заложили ещё в начале 1994 года. Только в 1998 году ингуши присвоили городу это название. На федеральном уровне новый топоним был законодательно закреплён лишь 2000 году. Но уже в год пятнадцатилетия республики – 1999 – для ингушей это была их новая столица. Город был заложен с нуля в живописной долине у подножия центральной части северного склона Большого Кавказского хребта, величественно возносящегося над долиной и в ясную погоду сверкающего своими ослепительно белыми снежными шапками. Первоначально было возведено лишь три здания: возвышающийся над всеми иными постройками Президентский дворец, а также здание парламента и дом правительства, которые в архитектурном смысле с фронтальной стороны как бы обрамляли Дворец президента слева и справа. Повезло с погодой: золотого цвета купола всех трёх сооружений отражали яркое южное солнце, переливаясь слепящими огнями на фоне снежных склонов великих гор. На ум сами собой приходили известные всем поэтические шедевры М.Ю. Лермонтова, любившего Кавказ, пожалуй, не меньше самих горцев, возможно, из-за генетической памяти своих свободолюбивых шотландских предков. «Город солнца» – такое красивое поэтическое называние было дано новой, строившейся с нуля столицы. Именно так переводится слово «Магас» с ингушского языка. Кстати, солярная спиралевидная символика содержится и на государственном флаге этого субъекта Федерации.

Совет ассоциации проходил в новом здании Народного собрания (парламента) республики, весьма удобном для подобных мероприятий. Зал был набит битком: федеральные чиновники, сопровождавшие председателя правительства С.В. Степашина, официальные делегации регионов-членов ассоциации, толпы журналистов, высокопоставленные военные из Северокавказского военного округа во главе с командующим генерал-полковником В.Г. Казанцевым. Я расположился в стороне от президиума за спиной министра внутренних дел В.Б. Рушайло, по левую руку от прикреплённого к нему охранника, отчаянно боровшегося с одолевавшим его сном. На противоположной стороне зала, с другого торца президиума уселись два представителя «Ичкерии», которых мне было хорошо видно: шея у худощавого поджарого Рушайло тонкая, не загораживала обзор. Всё время те сидели с надменными ухмылками, переговаривались, хихикали, пытались демонстрировать своё пренебрежение к происходящему в зале и, как казалось, мнимое превосходство. Когда заседавшие добрались до пункта повестки дня, посвящённому развитию дорожно-транспортной системы Северного Кавказа, кто-то из президиума решил, видимо, осторожно вовлечь чеченцев в обсуждение проблем, обратившись к ним с вопросом, не нужна ли республике какая-то поддержка ассоциации. Те в ответ высокомерно ухмыльнулись, и один из них заявил, мол, сами справимся. Этим и ограничилось их «участие» в работе совета. Масхадов не почтил заседание своим присутствием.

Вечером на площади перед Президентским дворцом, которую обрамляли дом правительства и парламент, под открытым небом состоялось потрясающее красочное и богато декорированное театрализованное представление. На него собралось огромное количество народа, было не протолкнуться. Перспективы что-либо созерцать в непосредственной близости от происходящего таяли на глазах. Чтобы моему коллеге и мне удалось всё увидеть, ингушский сотрудник местного аппарата, опекавший нас, провёл нас по своему пропуску в зрительскую зону для особых гостей, размещавшуюся на ступенях Президентского дворца. Оттуда, с возвышения, на самом деле открывался великолепный вид на площадь, будто с трибуны античного амфитеатра.

На приличном удалении от города, в долине по воображаемому периметру размещались вооружённые посты внешнего охранения. Над городом по этому периметру барражировали два вертолёта МИ-8. Подъехал кортеж премьер-министра и его свиты. Высокие московские гости стали двигаться к ступеням Президентского дворца. Тут я впервые увидел живьем Масхадова, появившегося невесть откуда в сопровождении великолепно экипированной и вооружённой до зубов личной охраны. Как всегда он был в своей неизменной папахе, которую не снимал ни в Кремле, ни в американском Белом Доме, ни где-либо ещё. Оснащение его многочисленных охранников, обвешанных всевозможным оружием и ручными гранатами, по-моему, не только не уступало экипировке охраны С.В. Степашина, но и превосходила её. Все почётные гости выстроились лицом к импровизированной трибуне в длинную шеренгу. Умолкли. Среди них оказался какой-то старейшина, скорее всего, авторитетный религиозный деятель, очень походивший на главного персонажа советского детского фильма 1956 года «Старик Хоттабыч». Солнце клонилось к закату, и старейшина начал произносить намаз на арабском языке, очевидно, сур Корана. Все местные, включая стоявших вокруг нас на ступенях, согнули руки в локтях, повернули ладони кверху, время от времени поднося их к лицу, словно омывая его. Только мой коллега – управляющий делами исполнительной дирекции и я стояли в этой молящейся толпе как две белые вороны, не шелохнувшись, не желая ненароком оскорбить чем-нибудь религиозные чувства окружавших. Участвовать в ритуале мы, разумеется, никак не могли, не будучи мусульманами. Но на нас никто внимания, собственно, и не обращал. Масхадов стоял в шеренге высокопоставленных гостей в двух шагах от С.В. Степашина. Между ними находился Руслан Аушев и ещё кто-то. Премьер-министр и Масхадов ни разу не обменялись словом и не удостоили друг друга взгляда. По крайней мере, всё то время, пока я за ними наблюдал с высоты ступеней Президентского дворца.

После молебна произносились официальные речи. Очерёдность выступавших ораторов в моей памяти не сохранилась. Разумеется, ими были и Аушев, и Степашин, но Масхадов слова не брал. Я стоял, смотрел на всё происходящее на моих глазах и пребывал в недоумении. Рассудок отказывался верить: Вот стоит человек в папахе, объявленный в федеральный розыск. В паре шагов от него – глава того правительства, которое ищет объявленного в розыск и никак не «может найти», время от времени встречаясь с ним для проведения каких-то переговоров. Выходит, чтобы как-то преодолеет неизбежно возникающий при этом когнитивный диссонанс, надлежало сделать логический вывод: объявление в федеральный розыск в России совсем не означает его проведение. А как было иначе объяснить себе этот кульбит в театре политического абсурда? Более того, Степашин, начиная свою проникновенную речь – я это отлично помню, – изрёк: «Братья! Вайнахи!..» Стало быть, это относилось и Масхадову, оговорок и уточнений не последовало. В общем, Россию не понять умом даже её жителям, а Кавказ, как и Восток, в целом, дело совсем тонкое. Ещё филиграней российская политика на Кавказе, общие аршины тут тем более не годятся. С учётом славного трудового пути Степашина, мне в тот момент почему-то пришёл на ум известный детский стишок: «Ищут пожарные, ищет милиция…» Те тоже не смогли найти героя.

После официальной части высокие гости стали подниматься по ступеням дворца на смотровую террасу, располагавшуюся на крыше здания перед куполом. Я стоял возле прохода. Ингуши, находившиеся на этой «трибуне», засуетились и начали к нему сдвигаться, чтобы поближе рассмотреть своего президента и почётных гостей, следовавших наверх, поэтому они сузили собою проход. Охранники Масхадова, бряцая оружием, с суровыми бородатыми лицами довольно-таки грубо расталкивали любопытствующих локтями и ударами тыльной стороны ладоней. Но это нисколько не обижало зевак, ибо толпа, как мне показалось, выражала симпатии Масхадову одобрительными возгласами и восторженными взглядами. Второй раз ощущение сюрреализма испытал я, когда Масхадов, продвигаясь через человеческий коридор, оказался от меня на расстоянии вытянутой руки. Толпа напирала сзади и выпихнула меня с моим коллегой чуть ли не к нему навстречу. Тут наш управделами и схлопотал свой удар в плечо от сурового переднего охранника. В непосредственной близости я увидел человека, объявленного генеральной прокуратурой России в розыск по признакам серьёзнейших государственных преступлений, и вот он поднимается вместе с главой российского правительства на террасу для почётных гостей в сопровождении президента Ингушетии?! Чудны дела твои, господи! Особенно в российской политике.

Когда почётные гости праздника заняли свои места на верхней террасе, началось потрясающее по своему великолепию театрализованное представление. Перед взором зрителей пронеслась вся история ингушского народа с древних времён до создания республики: и нашествие Тамерлана, и борьба за независимость, и принятие ислама, и вхождение в состав Российской империи, и Дикая дивизия, и гражданская война XX века, и многое другое было продемонстрировано с участием огромного количества задействованных профессиональных артистов и волонтёров. Всё это действо сопровождалось великолепными стихами о Кавказе, исполнялись зажигательные народные танцы. Кульминацией стал грандиозный салют на фоне чёрной бездны ночного кавказского неба, усеянного алмазной россыпью ярких звёзд. Разноцветные и разнообразные по форме вспышки фейерверков перемешивались с огоньками близких и далёких небесных светил, поэтому снизу казалось, что торжеству ингушского народа салютует сама вселенная.

Весь день до этого я повсюду наблюдал радость и душевный подъём среди людей. Во всяком случае, у ингушей, которые нас окружали и с которыми мы имели дело по работе. То здесь, то там прямо на улицах и площадях люди спонтанно бросались в пляс, всюду играла музыка, доносился барабанный бой, звучали ингушские песни. Один из местных жителей, подвозивший нас в Назрань и с которым я разговорился по дороге, заявил: «Да, у нас замечательный президент, он много сделал для своего народа. Мы им гордимся!». У меня от этих слов защемило сердце, и, вспомнив о нашем тогдашнем «гаранте Конституции», я крепко позавидовал своему собеседнику, а в его лице всем жителям молодой кавказской республики, открывавшей новую страницу своей истории.