Земляне

Реальность

Я опускаюсь в большое скрытое от глаз пространство, заполненное чем-то, что напоминает мне Мир.
Меня встречает старик. Он успокаивает меня и велит своим псам не трогать меня. Его псы – предметы, безвыходные оболочки. От них исходит жар. И птицы клюют меня сверху.
Воспоминаний нет в сочной траве. Я – гусеница. И мне не грустно, потому что воспоминаний нет в сочной траве. Я – бабочка, у меня есть крылья. Но нет воспоминаний в сочной траве.
Там, за изумрудными стенами, проходит дорога, ускользающая от нас.
Это прыжок в вымышленное пространство.
Это заброшенный сад, в котором расцветают плоды состояний на одухотворённой почве.
И стальные стерилизованные иглы противоядий, воткнутые в дверь над головой.
Под руками – лёгкая ткань, и глаза горят красным.
Много синего и зелёного цвета на теле.
Умопомрачительные завитки орнамента и животный трепет за зеркалами.
Вход в туннель. Успокоение, слёзы на глазах. Бесконечная сияющая дорога уходит вдаль.
Мы находим друг друга в замкнутом круге.
Кубическая ящерица с мыслями о побеге.
Приоткрытые ворота в пространство без воздуха.
Зажигается лампочка кротости. Горит звезда соблюдения.
Испаряется образ. Клубы пара образуют новый.
И всё равно темно. Вокруг темно и пусто. Мысли проносятся красными молниями. Но нет воспоминаний. И будущее не пугает, хотя страх есть. Это скафандр в пространстве без воздуха.
Трудно распознать свою участь, и почти невозможно что-то увидеть. Всё в мыслях. В одной-единственной мысли, напоминающей Мир.

Убийцы

Освобождая свой мир, я обожествляю убийц.
Я навсегда заперт ими в этом чудесном саду. Очень красивые цветы, розы на рукоятках ножей, быстрее пули исполняющие желания, отпускающие джиннов, разрывающих сердце.
В полном одиночестве, в тени от освобождённого света, бьющего сквозь предметы.
Моя нетленная оболочка призывает на помощь. Навстречу что-то движется, но сам я хочу остаться один.
Я не в силах сдержать прикосновения. И это значит, что всё ещё впереди и что моя участь ещё не решена. Я боюсь, что будет поздно, и пытаюсь ускользнуть от касания.
Я катаюсь по земле, и вдруг меня освещает Луна.
Я стою на ногах и чувствую под собой тюрьму. И в то же время всё окружающее кажется праздником. И я могу забыть обо всём, если бы не вопрос, если бы не моё бытие.
И я падаю, опускаясь всё ниже, всё-таки чувствуя прикосновения бестелесных тканей.
Это хорошо, потому что я жив и образую за собой след. Для меня это может быть солнцем, на которое трудно смотреть. В конце путешествия зрение мне ни к чему, и я не боюсь разглядывать силуэты в солнечном диске.
Я продолжаю мечтать об осознании. Я чувствую, что оно уже близко. Оно почти материально, но мне почему-то не нравится его форма. Форма вопроса.
И я, на секунду задержавшись, иду дальше, заботясь о чём-то новом.
Душа бессмертна, а тело испытывает боль.

Мысль о самом Мире

Вот родилась сама мысль о Мире. Мысль о самом Мире.
Силуэты внутри меня не дают мне остановиться. Но я принимаю солнечные ванны, чтобы стараться быть здоровым. Меня увлекает сама суть изображения. Меня увлекает будущее отпечатков следов. Я продолжаю что-то делать, но уже пытаюсь избегать прикосновений.
Очертания внутри меня – это человеческие силуэты.
Они стоят как зомби, и сейчас мне кажется, что у каждого в руке цветок. Белый.
Но в общем там, где мне кажется, темно.
Моя пустота сейчас черна. Я могу представить её белой. Тогда и я сам для себя становлюсь воображаемой единицей.
Я солдат, который должен уметь терпеть боль, которому суждено умереть, но не суждено быть найденным среди мёртвых. Я тот, чья смерть никому не нужна.
Я ищу друга, который станет для меня богом. Которому будет нужна моя смерть. Который объяснит мне возникновение добра и собственное рождение. Он уже здесь. Он ещё здесь. Он здесь, потому что его нет. Его силуэта нет. Он открывает дверь с той стороны, где мне становится страшно вспоминать о себе здесь, создающем испытания, стремящемся к освобождению.
Я пытаюсь соорудить себя калекой. Освобождаюсь от веса. Дождь за окном. Это то, что можно почувствовать. Я богат внешне, но сам весь внутри. И не могу никак дотянуться до собственной оболочки, чтобы разорвать её в клочья.
За мной наблюдают мои собственные глаза. Меня держат мои собственные руки. Мне мешают идти мои ноги. И у корней волос притаился страх и ощущение того, что мозг сойдёт с ума, осознав меня.
А Мир ждёт снаружи и становится светлым и страшно огромным.

Утроба

Животные, играющие с книгами, искатели, натуралисты.
Волшебные предметы. Квадраты окон. Подножный корм, рассыпанный в спальне. Это потерянное ожерелье. Это свист в ушах. Полёт навстречу ветру. Волны у самого края.
Это всё то, чего нет. Это всё то, что видят глаза и слышат уши. Это сочинения писателей, картины художников. Звуки, издаваемые музыкантами. Это верх самопожертвования. Крупицы, которые сыплются сверху.
И я беру свои приспособления и начинаю творить Вселенную для тех, кто желает жить.
Для тех, кто вдыхает предметы, кто наполняет ими лёгкие.
Но не может освободиться от них, выдохнув один-единственный раз.
Я не знаю, сохранён ли наш мир для растений. Я не знаю, каким меня видят другие.
Я умирал, когда ощущал отсутствие энергии, и оживлял себя молчанием.
Я понял, во мне возникла мысль, что всё остаётся независимым, что деревья живут и что на наши лица никто не смотрит.
Их нет. Их нет в лесу, их нет в воде, их нет, наверное, и в небе.
Это силуэты погибших кораблей. Обрывки некрологов.
Это тьма, хранящая озёра жизни. Это уродливые очертания знаний.
Мы и сами – вдохи и выдохи. Мы – магические предметы. Средства связи. Аккумулирующая жидкость.
Нас угнетает прах. Нас очаровывают звёзды. Мы рождаемся и умираем. Придуманные и забытые.
Мы ищем огня. Мы хотим тепла. Мы виноваты перед самими собой.
Кающийся самоубийца приходит каждый день, чтобы распасться надвое. Его оружие – мы. Его жертвы – наши изображения внутри стен. Его выход – свет.
(Как хорошо.)

Утренний блеск

Утренний блеск. Ночные предметы окутывает утренний блеск.
Их очертания кажутся близкими. Это просто жизнь. Это река света.
Я видел знак спасения в утреннем блеске.
Нас не существует для снов, для тёмных подвалов.
Мы живём в сочных, свежих фруктах. В добрых руках, в несознательном взгляде ребёнка. В лёгкости пробуждения.
Тьма внутри нас может рассеяться, и мы ускользнём от вопросов.
Мы будем чётко представлять себе животных, растения, воду, небо. Мы узнаем, что это есть. Мы вольёмся в мир утренним блеском.
Мы больше никогда не покинем дом. Наше зрение там. Оно в нашей власти. Мы неразрывно связаны. Мы укрепляем свои нити – нити, которых тысячи. Они повсюду. Мы превращаемся в обычных пауков. Мы ранимы, но мы живы благодаря прочности нитей. Это – ореолы святых.
Это – солнце. Осеннее солнце за окном. Это – свет, который есть. Но мы не наполнены им. Это – наше состояние. Оно может продлиться совсем недолго.
Это – инъекция в жизнь. В цветущие формы жизни. Она опьяняет, она сводит с ума. Она позволяет забыться.
И мы находим этому применение. Заставляем отвечать на вопросы. Мы боимся пострадать в будущем.
Мы не можем видеть наши стези прямыми, потому что мы не будем знать, какой путь пройден.
И мы продаём свой утренний блеск.
Мы кидаем его под колёса машин. Мы облачаем его тайной.
И вот мы созерцаем друг друга и рождаемся вновь. И утренний блеск где-то снаружи.

Грусть

Человеку может быть присуща грусть. Эта пугающая печаль. Тогда можно сидеть и смотреть в одну точку. И может становиться хорошо от того, что нет будущего. И немного отпускает.
Эти печальные роды.
Эта процессия сотворённых переживаний.
Где картины, где письма, где созданное руками? В чужих глазах. В понимании конца.
И боязнь провала. Отличительная черта уединения. Попытка заткнуть себе рот, связать руки, забиться в угол.
Оценивать привычки как надёжные переправы через бурный поток ужасающего отчаяния, заключённого в сосуды грусти.
Страх неправильности. Удовлетворение от свершившегося.
Творожный пудинг света. И в самом центре – шоколадные силуэты единиц.
Это программа послушания ничему в себе. И творение – хакер.
Но, может быть, всё-таки это лицо. Может быть, это просто. Мгновенно происходит превращение.
Вспышки радости одна за другой. Горизонты новых творений. Ревность к необъяснимому.
Попытка наполнить светом горизонт, заглянуть опять в эту заманчивую ловушку: вдруг там кто-то выжил?
И снова взяться за приспособления и раздуться, как утопленник, чтобы родиться и разочароваться. И вспоминать себя нынешнего.
Расположение выхода снова забыто, и кажется, что колесо бесконечно.
Но вот путь интересен. Когда это видишь, исчезает колесо.
Это всё, что было связано с тобой.
И можно ещё раз пересмотреть фильм.

Сердца

Мы находимся в тёмной комнате без глаз.
Наши ощущения соприкасаются. Это сила.
Это бесконечный поезд. Универсальная гирлянда.
Приходит гонец и режет нить. И что-то меняет цвет, а что-то становится невидимым.
Поля бензина в море огня.
Сожжённые солнцем, затопленные в воде, разорванные ветрами, мы продолжаем жить, и применяем невидимые знания, и безошибочно выбираем новый путь, не приводящий пока ни к чему.
Нас двое, нас шестеро.
И мы все здесь.
Корабли, сцепившиеся якорями, и шум моря.
В этом мире некому построить нас заново, но есть кому поплакать над нами.
Есть кому ослепнуть от нас. Содружество Солнц. Это то, чего мы до сих пор не знали. Наши пути горят.
Мастерские работают круглые сутки. Удивительные вещи, и как награда за труд – Солнце внутри нас. Играющий с ним ребёнок и его отражение в море, с воспоминанием о дне которого мы рождаемся. Что-то привычное и постоянное есть в этом.
Отсюда можно черпать знание. Тут можно жить, ничего не зная. И это будет светлым концом удивительного пути.
Так кажется при взгляде глазами. На самом деле мы пытаемся найти не себя. Мы пытаемся смотреть сквозь горизонт непогоды. Мы делим себя на части, чтобы хоть что-то осталось нам.