Ловцы пыли

Книга вышла из печати в издательстве "АСТ", ее можно купить в магазинах.

Ила Опалова
                Ловцы пыли
                детектив

    Вы бывали в букмекерской конторе? Знаете, что игорный бизнес меняется вместе с развитием техники и IT индустрии?  Можно точно сказать:  букмекерские конторы в 2009 году были иными, чем сейчас, хотя разница почти не видна. Могла бы эта жуткая история, о которой речь впереди, произойти в наши дни?  Готова поставить всю свою зарплату директора букмекерской фирмы, что да. Криминальный ум умеет найти лазейку там, где перетекают деньги.               

Пролог

В квартире было тихо и тускло.
«Умерла»? – испугался гость и негромко, с расстановкой  произнес:
– Здрав-ствуй-те...
– Вечер добрый! Проходи, – раздался хрипловатый голос, идущий от кровати.
От сердца отлегло, и гость, по-хозяйски щелкнув кнопкой переключателя, с опозданием спросил:
– Я свет включу? Зачем в темноте сидеть...
В углах вспорхнули и растворились тени.
Он машинально бросил ключи на низкий столик, стоящий рядом с постелью больной.
Измученная болезнью женщина вздрогнула и перевела взгляд с брякнувших ключей на вошедшего человека.
– Что-то не так? – спросил он, в его голосе появилось напряжение.
«Брелок! – вспыхнула испуганная мысль в голове гостя. – Догадалась? Нет. Брелков в продаже – море».
– Спина болит... – пожаловалась женщина.
А ведь она мечтала о таком статном и сильном муже для своей дочки. И внуки были бы  красивые и здоровые. Женщина заставила себя приподняться, вопреки боли.
– Хорошо, что пришел, – надтреснуто сказала она. – Я тебя угощу кое-чем вкусненьким. У меня пирог есть... и суши. Ваша начальница принесла... Сейчас положу... Это модная нынче пища, но мне не по вкусу. Так что ты все ешь...
 Юноша с удивлением смотрел, как еще вчера неподвижно лежащая женщина приподнялась с подушек и открыла стоящий рядом с кроватью холодильник. Она достала коробку с роллами, бутылочку с соусом и сама обильно полила им японское кушанье.
– Да зачем вы? – растерялся гость. – Я сам...
– Я что-то сделала не то? Не знаю, как правильно с этими суши... Говорят, это страшно дорого. И соус...
– Я в курсе, – кивнул юноша.
– Там кто-то пришел, посмотри.
– Не слышал, – недоуменно проговорил юноша, но послушно вышел из комнаты.
За дверью никого не было. Ей показалось. Странно. Или галлюцинации – симптом приближения конца? Юноша вернулся, предвкушая деликатесный обед. Надрывая бумагу, в которую были упакованы палочки, он довольным голосом рассуждал:
– Вы хорошо выглядите. Выздоравливаете. Вон уже садитесь. Скоро встанете...
– Нет, – жадно глядя, как он ухватывает палочками ролл, возразила женщина, – я умираю. Придет нотариус – я тебе отпишу квартиру.
– Но вы хотели составить завещание в пользу того, кто найдет убийцу, – растерялся молодой человек.
– Так ты и нашел его. Этого – как его?..
– Его вина еще не доказана...
– Докажут.
Первый ролл показался излишне горьким. А потом все было вкусным, или он, что называется, распробовал.
– А теперь чай с пирогом, – удовлетворенно проговорила женщина.
Ее лицо смягчилось, а взгляд стал жалостливым. Так смотрят на безнадежно больных.
– Вы-то почему не едите? – вновь обеспокоился юноша.
– Нет аппетита. Умираю, – шепнула женщина и хрипло проговорила: – И ты умрешь. Все...
«Тетка чокнулась, – решил молодой человек. – Пора уходить».
– А нотариус, правда, придет? – осторожно спросил он.
– Придет. Не знаю, доживу ли, – спокойно сказала женщина.
– Что вы! Еще бегать будете. После сорока жизнь, как говорится, начинается. Еще замуж выйдете! – в нем заговорило доброе чувство благодарности к этой больной женщине, которая захотела подарить ему квартиру.
Его обеспокоил металлический вкус, появившийся во рту, и легкое жжение, которое отозвалось в желудке. Не спрашивая, как хозяин, он налил себе еще чаю. Выпив горячую жидкость, поймал на себе изучающий и одновременно соболезнующий взгляд женщины, и неуютное чувство тревоги охватило его. Тошнота высоко подкатила к горлу, а рот наполнился слюной. Он побежал в туалет, где его вырвало. Вытерев рот тыльной стороной руки, резко согнулся от залившей живот боли.
Молодой человек с трудом вернулся в комнату.
 – Живот болит, – пожаловался он. – «Скорую» надо вызвать...
Он  протянул руку к телефону, стоящему на столике возле кровати, но больная, не скрываясь, явно намеренно толкнула аппарат рукой, и тот полетел на пол вместе с брошенными юношей ключами.
–  Это вы... что-то сделали? меня отравили? – заискивающе, еще не веря, спросил юноша и, прочтя в глазах больной сочувствие и любопытство, с хриплой злостью заговорил: – Ты что сделала? Говори, старая уродина! Я задушу тебя...
Борясь с болью, он замкнул широкие ладони вокруг бледно-серой шеи, с ненавистью глядя  в замученные глаза жертвы. Женщина не сопротивлялась. Ее щеки окрасились и даже округлились, глаза стали выкатываться, а губы прохрипели:
– Ты, это ты... совершил.
 Его опять скрутило, и юноша повалился на пол, увлекая за собой умирающую.
«А ведь она не виновата, – заметались мысли в пульсирующем сознании. – Ведь это Ольга принесла отравленное суши... И хотела убить не меня, а эту тетку. Только зачем? Смысла-то никакого...»
Превозмогая себя, он выбрался из-под мертвого тела, давяще тяжелого, несмотря на худобу. Хотелось лежать, но он пополз к стене и с трудом поднялся.  Так, по стенке, дошел до кухни, открыл кран дрожащими от накрывшей слабости руками. Взял со стола кружку, машинально подумав, что надо бы порядок навести на столе.
Гость глотал и глотал, ненавидя вливаемую внутрь воду. Держась за стену, добрался до ванной. Над пожелтевшей эмалью с отвращением засунул дрожащие пальцы в рот. Его выполоскало. Повернув кран, стал ртом хватать струю. После очередной порции рвоты юноша не удержался на ногах и упал на пол, инстинктивно сумев сгруппироваться. Боком он ударился о порожек ванной комнаты, половина тела оказалась в прихожей. Главным стало отлежаться. Подсунув под голову руки, он закрыл глаза.

Глава 1
Открытие букмекерской конторы

«Может отстричь эти лохмы? – раздумывала тридцативосьмилетняя Ольга Николаевна Балакина, перед зеркалом закручивая светлые локоны круглой щеткой. – Сразу жизнь станет легче: меньше возни с прической, и мужчины в конторе будут делом заниматься – ставки ставить, а не директора разглядывать. Хорошо бы сделать волосы ежиком, и расческа не нужна. Пальцами провела – и порядок». Зеленоватые глаза придирчиво разглядывали отражение.
Ольга Николаевна была директором  городского филиала букмекерской компании «Счастливое пари». В этот день, первого мая  две тысячи девятого года, она открывала свой третий  пункт приема ставок. И собиралась приехать на новую точку до открытия – в двенадцать часов.
Ноги в капроновых колготках вынесли Ольгу Николаевну через светлую, почти пустую комнату на высокий балкон. Прохладный ветер с лету обнял женщину. Внизу далеко простирался городской парк, который криво  разрезала, как опасное лезвие, река. Среди темных сосен светлыми пятнами выделялись нежно зеленеющие березы. Над весенней землей, точно слезы, высоко сияло  небо.
Отличный день! Надо надеть новое  пальто с набивным орнаментом, оно легкое, как раз под такую погоду.
Ольга Николаевна стильно одевалась, но не для себя – для работы. Сказывалась и привычка выглядеть безукоризненно. Самой ей собственный вид был  безразличен уже три года.

***
 Первого мая в одиннадцать часов утра Миша Мохов, молодой человек двадцати четырех лет, вышел на балкон второго этажа. И для случайного свидетеля картина этого уголка мира сразу потеряла гармонию и надежность: слишком велика была фигура юноши на фоне типовой пятиэтажки. Ему бы плечом подпереть плиты дома, а он, казалось, наоборот мог его обрушить.
По выцветающему небу слепящей черепахой  ползло солнце, созерцающее, как юноша делает незатейливую зарядку. Вот Миша наклонился, словно упал, над боковыми перилами. Темный взгляд выхватил из привычной картины стоящий у гаражей «уазик». Уцепившись за балконное ограждение, юноша перекинул наружу одну за другой ноги и по-обезьяньи ловко нырнул вниз. Крепкие руки перехватили металлические прутья решетки нижнего этажа, и ноги легко не спрыгнули – шагнули – на асфальт.
Около «уазика» стоял сосед, любовно натирающий зеленые бока машины полиролью.
      – Привет, старик! – обратился к нему Миша.
– Здорово, – пробурчал сосед, поднимая глаза на юношу. – Ты прям реальный Кинг-Конг. Или индеец. Винету – вождь команчей. И как не боишься так сигать с балкона? Хотя с твоим ростом руку поднял и до второго этажа достал...
  Странная  внешность у этого Миши:  глаза узкие, темные, скулы тоже, как у азиатов-монголов, широкие, нос, как у европейцев, прямой и совсем не широкий. А рост прямо грандиозный –  больше двух метров!
Юноша  беспечно отозвался:
– Ты прав, старик, это лишь второй этаж. Чего тут бояться? Во Франции есть Человек-паук, лазит на небоскребы. Без страховки, прикинь! Вот высший пилотаж.
– Дебилов хватает! – равнодушно прокомментировал такое чудо мужчина. – И откуда у тебя это слово «старик»?
– От фазера... От отца то есть.
– А «фазер»? Из школы? Фазер, мазер, систер, бразер...
– Ну, да. На машину не нашел покупателя? – деловито осведомился Миша.
 – Некогда искать. А сейчас горит, деньги во как нужны,  – и он постучал себя по шее ребром ладони. – Вот-вот приставы нагрянут. Ты обещал поспрашивать знакомых – никто не заинтересовался?
– Пока под вопросом, – уклончиво произнес Миша.
– Под вопросом, – передразнил сосед. – Скажи, что в воскресенье я погоню ее на рынок. Машина отличная, сам знаешь. А проходимость какая! Это не модные жестянки: на бордюр наехал — и беги, меняй бампер. «Уазик» – самая проходимая машина, лучше, чем «крузер»! Кабы не срочно долг отдавать, сроду бы не стал продавать за копейки. Сто тысяч за такого красавца! Сейчас, знаешь, что делают? Мне пацаны знакомые рассказывали – да ты их знаешь Толстого с Сутягиным, они запчастями приторговывают... – Они берут барахловую машину, утиль, фактически, подчистят, подшаманят, придадут товарный вид и начинают искать покупателя.
 – За дорого?
 – За нормально, если  по виду. Но покупатель мнется, сомневается, ему предлагают: «Бери, пользуйся месяц, понравится, оставишь у себя, нет – деньги вернем, тачку заберем. Кто так откажется взять машину, тем более, если цена приятная? Покупатель садится за руль, выезжает из сервиса, и хрясть! – в него въезжает неизвестно откуда взявшийся дебил. Покупателю приходится брать машину себе, и очень быстро до него доходит, что купил металлолом. Во, что делают! – в голосе соседа послышалось назидание, смешанное с удивлением. – А у меня, ты знаешь, добрая лошадка, рабочая...
   – Ну да, – согласился Миша. – И большая. То есть высокая.
   –  Ага, – кивнул сосед, понимающе окинув глазами длинную фигуру Миши, и вернулся к своей теме: – Знакомую тачку надо брать! Что б хозяин был знаком, что б было, с кого спросить.
   – А в рассрочку можешь продать?
   – Нет... – покачал головой сосед. – Если только девяносто сразу, десять через месяц, – он с интересом взглянул на Мишу. – Хорошо, если для тебя, то восемьдесят сразу, и по десятке в месяц в течение двух... Но это только для тебя. И так за копейки продаю.
   – Ладно, мне на работу, – Миша легко провел ладонью по зеленому капоту, –  Пойду поем. Потом обговорим.
   – Когда потом? Говорю, послезавтра на рынок, – раздраженно сказал сосед.
  – У меня вроде есть покупатель, да я сам могу кредит взять, – Миша уцепился за перила нижнего балкона и легко поднялся на второй этаж.
  – Кредит, – проворчал сосед. – Работает в букмекерской конторе кассиром, на «мерседесе» должен ездить, а он мой «уазик» не может купить! Время обеденное, а он только собирается на работу. Работничек!
***
       Наскоро поев, Миша, отправился на работу, торопливо меряя длинными ногами выметенные дворниками тротуары.  Он вообще предпочитал ходить пешком. Лучше зависеть от себя и своих ног, чем маяться на остановке, а потом, скрючившись вопросительным знаком, ехать в тесноте. Идеальный путь – это полчаса ходьбы, хорошая разминка для тела и дыхания.
       Директриса Ольга Николаевна, которую Миша про себя называл просто Ольгой, а то и Олей, сказала ему, что переводит его в новый пункт – к вокзалу.  И Миша вышел из дома раньше, чтобы  прохронометрировать время, которое каждый раз будет уходить на дорогу, на открытие конторы, запуск программы – на все, чтобы быть готовым к приему клиентов.
        Вывеску было видно издалека: черно-белый мяч на желтом поле над стеклянным, выступающим на тротуар входом. Миша окинул взглядом стеклобетонное четырехэтажное здание. Умеют же строить иногда. Каждый этаж высотой метра четыре с половиной. Красота! Какой урод придумал низкие потолки?  На уровне второго этажа Миша заметил камеру, нацеленную на прилегающую к зданию автостоянку. Пошарившись в карманах, юноша достал новенькие ключи.
        Стекла, которыми был облицован вход, отразили Мишу: широкие плечи, открытый лоб, прямые, как у индейца волосы, забранные в хвост под резинку. Вход был стандартного размера, и Миша, открывая дверь, привычно наклонил голову, чтобы не удариться о притолоку лбом. Он оказался в стеклянном кармане, откуда прекрасно просматривались стоянка, дорога, стена с камерой, трансформаторная будка, мусорные контейнеры.
         Следующая дверь – железная, словно впаянная в бетонную стену. Настоящий бункер, откуда ничего не услышишь.
Распахнув вторую дверь, Миша вошел в помещение без окон, нашарил выключатель, и квадратные светильники под высоким потолком засветились. Небольшой коридор вел в игровой зал, где к стене, напротив кассы, прижались четыре громоздких телевизора, перед ними рядами выстроились стулья  с откидными спинками. На примыкающей стене висели мониторы для демонстрации текущих спортивных событий, точнее: для текущих котировок, даваемых на эти соревнования.
          Пахло свежим ремонтом, в левом, не видном от входа, углу лежала горка строительного мусора, на которой высилась кривая башня из больших упаковочных коробок, сложенных как детские кубики.
          Стукнула входная дверь, и появился частый клиент букмекерских контор Костя Осокин, сверстник Миши. У Кости всегда были наличные, он особенно светло улыбался, ездил на новом автомобиле «форд», и иногда его сопровождала девушка  с дурацким именем  Тинатин. Она была красивее, чем модели в модных журналах.
          – Здорово, Мишаня! – обратился Осокин к кассиру. –  Работаете или еще не открылись?
         – Привет, старик! – кивнул Миша. – Сегодня первый день. До начала смены еще двадцать минут, но ставку приму. Пять сек...  У нас все  для клиентов.
         Скользнул в кассовое помещение, щелкнул кнопками. И забормотали телевизоры, забегали строчки на мониторах. В кассе на компьютере загрузилась букмекерская программа, и на мониторе кассира появилась таблица со спортивными соревнованиями.
         – Говори, – сказал Миша клиенту, наклонившемуся к окошечку.
Назвав матч, Костя спросил:
         –  Какой коэффициент на счет «четыре-один»?
         Найдя в таблице нужный матч, Миша кликнул на ячейку с цифрами счета. На экране появилась электронная карточка, где, помимо матча и счета, было указано время игры, время ставки, номер ставки. Оставалось указать сумму ставки.
         – Коэффициент десять, – ответил Миша, – Будешь ставить?
         – Ага, пойдет! – кивнул Осокин.
         Новый пункт приема ставок начал свою работу.


Глава 2
Заботы директора букмекерской конторы
               
         Ольга Николаевна совершенно забыла, что из-за праздничного дня улицы будут перекрыты. На остановке «Привокзальная площадь» она оказалась не в двенадцать, а в час дня. Налетевший ветер раздул локоны, и она спрятала глаза от поднявшейся пыли за темными очками.
         Город заливала весна. Суетливый вокзал повеселел от плывущих запахов юной листвы и лопающихся бутонов диких яблонь, окружающих площадь.
         Мир в глазах Ольги,  немало лет поработавшей журналистом, был полон символов и смыслов. Стеклянная пирамида торгового здания, возвышающаяся справа от площади, казалась олицетворением суетности жизни. Люди шли сюда потоком за дешевыми продуктами, недорогой модной одеждой или заходили в кассы автовокзала, размещенные на первом этаже.  Ночью эта подсвеченная голубыми огнями пирамида взирала на церковь с золоченым яблоком купола, как хрустальная мечта.   
         Слева от площади тянулось серое здание, опоясанное  широкими лентами окон. В конце перестройки, когда пошла с молотка  страна, это производственное здание было перестроено и названо «Торговый комплекс «Локомотив». Фасад запестрел вывесками. На этажах разместились бутики модной одежды, стала наведываться богатая публика. Помимо центрального входа с граненой лестницей, было несколько боковых, отделанных зеркальным стеклом. Одни смотрели на шумную площадь, другие – на тихую автостоянку. Несколько дней назад над средним боковым входом появилась вывеска, наклеенная на широкое стекло: на желтом фоне большой мяч и надпись «Счастливое пари». 
         Мимо магазинов и площади шумно катилась переполненная машинами дорога.
         Ольга Николаевна зацепилась глазами за яркую вывеску и улыбнулась. Она верно рассчитала размеры: картинка отлично видна даже с противоположной стороны дороги.
         Первый пункт приема ставок Ольга Николаевна открыла в центре города у площади Федерации, вторую – в рабочем районе. Новое место директор считала самым удачным. Сюда легко добраться из любого района города. Здание нежилое, что соответствует закону о букмекерской деятельности. Есть отдельный вход, причем не на виду, а сбоку, со стороны стоянки. Клиенты могут выйти на воздух, поговорить,  покурить,  не ловя на себе взгляды  прохожих. Ольге Николаевне понравился этот эффект: с одной стороны здания сутолока, а с другой – тишина. Подъехала машина – вышел человек, подъехала другая.
         Идя от остановки, Балакина с удовольствием заметила выходящего из зеркальных дверей букмекерской конторы светловолосого парня. Она была почти уверена, что это Костя Осокин, один из постоянных клиентов их конторы. Юноша повернул к серебристому автомобилю. Машина мигнула  и выехала со стоянки.
         Первый день работы, и уже есть посетители. Ольга Николаевна удовлетворенно улыбнулась. Часы на руке показали один час десять минут. Первый час работы.
          У  входа в контору растянулся черный пес, уткнувший в лапы симпатичную морду со смышлеными глазами.
          – Привет! – обратилась Ольга к собаке.
          Пес, словно раздумывая, как относиться к этой женщине, нерешительно вильнул хвостом.
          –  Бомж, – услышала женщина мужской бас и обернулась.
          К ней подошел широкий мужчина в черной униформе, на груди которого была приколота гладкая, как стекло, карточка с надписью: «ТК «Локомотив», начальник охраны, Иван Степанович Архипов». 
          Пес вскочил на лапы и радостно запрыгал вокруг мужчины, виляя хвостом, а Ольга Николаевна с недоумением стала осматриваться.
          – Не ищите никого, – по-доброму щуря глаза, сказал мужчина. – Бомж – это не человек, это кличка. Мы этого пса так зовем. Тут полно бездомных собак, рядом ведь вокзал. Точнее два, – он раздвинул средний и указательный пальцы, – жэдэ-вокзал и автовокзал.
          – Здравствуйте, Иван Степанович! – улыбнулась женщина, вспомнив, что он заходил к ним в помещение во время ремонта.
          – Здравствуйте-здравствуйте...
          Присев на корточки, он стал по-хозяйски ласково трепать собаку по голове, приговаривая:
          –  Добрый пес, умница...
          – А вы не боитесь, что он больной? – поинтересовалась Ольга, с завистью глядя, как крутится Бомж вокруг мужчины, пытаясь лизнуть его в лицо.
          – Какой он больной? Шерсть – блестящая, нос — мокрый. Здоровый пес... Жалею, что не стал ветеринаром, а пошел в военные. Я в прошлом военный врач, а на пенсии стал охранником.
    – Неужели вы пенсионер? –  искренне удивилась женщина.
   – Слышали, небось, песню «Кавалергарда век не долог»? Не погиб, так на пенсию... – в голосе  Архипова явно прозвучала грусть.
            «Ну, вот, начинается разработка старого сюжета: мужские жалобы в надежде на женское сочувствие. Как у Шекспира: она меня за муки полюбила, а я ее за состраданье...» – разочарованно подумала Ольга Николаевна и решительно вернула разговор на нейтральную тему:
            – А что ест этот симпатяга?
            – Что придется! Я косточки приношу. Да, Бомж? Но он меня не за это любит. Да, хороший мой? У собак душа большая, хоть сами они по людским меркам невелики, – Иван Степанович поднялся с корточек и вежливо поинтересовался: – Как работается?
            – Сегодня первый день! Да еще праздничный. Но клиент уже был, только что уехал.
         – Как говорится, лиха беда – начало! – ободряюще улыбнулся главный охранник. – Надо месяца три, чтобы дело заработало.
         – Ну вот! Вы все сами знаете, Иван Степанович.
         – Степаныч. Меня все зовут Степанычем... Что ж вы от живой охраны отказались? Будете принимать большие деньги, людям известно, что в букмекерской конторе прибыль не малая.
         – Люди ошибаются, – покачала головой Ольга. – Иногда не получается отбить даже аренду. Мы не только принимаем деньги, мы еще их выплачиваем. После новогодних праздников три месяца были в «минусе».
         – А не выплачивать нельзя? – шутливо поинтересовался мужчина. – Вдруг человек выиграет миллион? Вы можете не платить?
          – Обязаны платить, – улыбнулась Ольга. – Иначе придется закрываться. Я не знаю другого бизнеса, где бы так важна была репутация. Наши клиенты связаны между собой. Не заплатим одному – к нам не придут десять, а потом, по мере распространения слухов, перестанут ходить вообще. Большие деньги точно никто не поставит.
          – А есть те, кто много ставит? Миллион, например? Кто-нибудь ставил миллион?
          – Ставил, – кивнула Ольга, потухнув: она не любила эти разговоры. – Но мы не всегда принимаем.
          – Как? – удивился Степаныч. – Для вас же главное – деньги взять.
          - Для нас главное – не проиграть. Мы тоже рискуем. Сколько надо заплатить с миллиона, если ставка сыграет? При маленьком коэффициенте в один и две десятых придется отдать клиенту  миллион двести. А если коэффициент выше, два, например? А если по разным городам таких ставок несколько? Вот и подумаешь, принимать – не принимать. Можем и десять тысяч не принять, если матч сомнительный! – заметив явное разочарование на лице Степаныча, Ольга рассмеялась, – Вообще-то отказ в приеме ставки –  случай почти исключительный. Несите свои миллионы – примем! И все выплатим до копейки, если не ошибетесь.
          – Вот это задача – не ошибиться! Но вы-то сами точно знаете, на что надо ставить? – прищурился мужчина.
          –  Игроки говорят: знал бы прикуп, жил бы в Сочи... – отшутилась Ольга, укоряя себя за то, что разговорилась. – А так вы правы: охранник нам нужен, но пока обойдемся тревожной кнопкой. К нам случайные люди не заходят. Хотите посмотреть, как мы устроились?
          – Нет-нет! Я к себе. Мы на четвертом этаже, заходите, если что. Счастливенько! Простите, если что...
          – И вам всего хорошего!
          Ольгу уже не удивляло, что даже здравомыслящие мужчины считали, что ей как директору букмекерской конторы известна какая-то секретная информация, что она, Ольга, располагает тайными знаниями, как старая графиня в «Пиковой даме». Ольга помнила, как один из игроков, заикающийся, в круглых очках, как-то отозвал ее в сторонку. Она подумала, что он хочет высказать претензии, но, наклонившись к ее уху, он прошептал, что готов делиться деньгами, если она будет подсказывать, на что лучше ставить.

***
           Ольга вошла в контору. После улицы особенно чувствовалась витающая в воздухе химия красок, клея и пластика.
           – Здравствуйте, Ольга Николаевна! – в окошечке кассы радостно улыбался кассир Миша Мохов.
           Прошел почти год, как Ольга приняла его на работу. И была довольна: он разбирался в компьютерных программах, быстро работал на клавиатуре, и с таким здоровяком в конторе было безопасно.
          – Доброго дня, Михаил! – в ответ улыбнулась Ольга. – Ну, как у нас тут?
          – Лучше не бывает! – ответил Миша и, спохватившись, поспешно сказал: – Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить!
          – Не надо поддаваться влиянию суеверных клиентов! – пошутила, как пожурила, Ольга Николаевна и машинально, как всегда, спросила: –  Люди были?
          Оценивающе оглядывая зал для игроков, уткнулась глазами в левый угол, где на куче строительного мусора  возвышались упаковочные коробки из-под телевизоров, и невольно воскликнула:
          – Ой, как плохо! Послезавтра вывезем этот хлам.
          – А почему послезавтра?
          –  Нужно вдоль стены сделать полку для игроков. Чтобы было, где писать. Завтра в четыре   придет мастер, сделает. Потом разом все вывезем... Но как я хочу все сделать по-другому! – неожиданно заявила Ольга Николаевна.
          – Это как?
          - Большие плоские телевизоры по стенам развесить...
          – Так они ого-го – дорогущие!
          – Пока дорогие, – заметила Ольга. – Хочу поставить мягкие диваны и столики, закупить штук десять персональных компьютеров для клиентов. Люди приходят к нам отдыхать, надо сделать все для отдыха. Маленький бар не помешал бы...
          У Миши скептически изогнулись губы:
          – По нашим правилам даже пиво не приветствуется.
          Ольга махнула рукой и продолжила:
          – И нужно больше спортивных трансляций. Хочу создать этакий маленький мир спорта. Волшебную шкатулку, где есть любая спортивная информация.
          Миша усмехнулся:
          – Этого и в Москве нет. Лет через десять может...
          – Раньше,  – возразила Ольга. – Подешевеет техника... думаю, года через три... именно так все и обустроим. Нам вот ремонт надо было довести до идеала, а потом открываться.  Но строители так долго тянули!
          – Ага, – кивнул Миша, – можно было принимать ставки: завершат работы в срок или нет.
           Ольга улыбнулась. Права поговорка: с кем поведешься, от того и наберешься. Миша не только стал суеверным, но и житейские ситуации сводит к пари. Хотя нет, это просто профессиональная шутка, ирония над ежедневно мелькающей перед глазами обстановкой.  И вообще, работа ни при чем. Миша – спортсмен и студент-заочник, а эти две категории общества чрезвычайно суеверны. Сколько ходит анекдотов про студентов с пятаками под пяткой и спортсменов, боящихся надеть носки не того цвета!
            Ольга Николаевна вздохнула:
           - Какое пари? Нам надо было наверняка открываться первого мая, иначе пришлось бы платить арендодателю штраф, согласно договору аренды.
           Открылась дверь, и вошел черноволосый парень.
           –  Здравствуйте, – с приветливой улыбкой обратился он к Ольге Николаевне, а затем перевел кофейные глаза на Мишу и сказал: – Привет, Михаил!
           – Привет, Зураб, – кивнул небрежно Миша. – Легко нас нашел?
           Смуглое лицо вошедшего было открытым и немного наивным.  «Двадцать лет», – определила для себя Ольга Николаевна. Молодой человек был ей незнаком, хотя она знала почти всех клиентов.
      – А что вас искать? Вон, какая вывеска! – он с интересом оглядывался. – Я быстренько поставлю на футбол и побегу. Линия-то пришла?
      – Сейчас посмотрю, – ответил Миша и пошел в отделение кассы, продолжая беседу: – Ну и как, заработал ты сто пятьдесят тысяч?
      – Нет, – мотнул головой Зураб. – Трудно у вас тут заработать. В смысле, в вашем городе. Пришел наниматься грузчиком, мне дали заполнить вот такую анкету, – юноша широко раздвинул руки, – Один из главных пунктов в анкете – высшее образование. Ну, зачем грузчику высшее образование? Ведь для грузчика главное, чтобы не был дохляком...
     – Нет пока линии, – ответил из окошечка Миша. – Придется подождать минут двадцать. Посмотри телевизор. Давай, я тебе что-нибудь интересное поищу, пока нет прямых трансляций.
     – Не надо, – качнул гордой головой Зураб. – Я пока похожу, погуляю.
   Проследив за закрывшейся за юношей дверью, Ольга Николаевна спросила:
     – Ему восемнадцать есть? Южане могут выглядеть старше своих лет.
     – Зурабу двадцать. Я паспорт проверял, – ответил Миша. – Он заходил к нам на площади Федерации. Приехал сюда из Дагестана, чтобы заработать денег. Сто пятьдесят тысяч. Смешной... Разве грузчиком можно такие деньги заработать?
     – Думаю, нет, – ответила Ольга Николаевна, удивляясь, как дагестанские родители отпустили своего сына за Урал на заработки.
      Она бы своего ребенка ни за что отпустила. Если бы у нее был ребенок.


Глава 3
Прошлая жизнь Ольги Балакиной

          Ольга стала директором букмекерской конторы за три года до описываемых событий. Тогда рассыпалась ее прежняя жизнь, и она разом потеряла мужа, работу и родной город. С мужем, любимым со студенческих лет Сергеем, она работала в одной газете: он был редактором, она – журналистом. Газета распространялась по всей области, и, де-факто, была трибуной  областных властей, которые ее регулярно финансово подпитывали как «социально значимое издание».
           Тот день, когда все сломалось, Ольга помнила до мелочей, хотя старалась не вспоминать. Она надела утром эффектное платье, которое привез за два дня до этого из парижской командировки ее обожаемый муж. Скроенное по косой, оно подчеркивало фигуру и имело глубокий травяной цвет, который так шел к ее глазам и светлым локонам. Ольга давно не получала такого удовольствия от разглядывания своего отражения в зеркале, как в тот день.
           – Красавица моя! – воскликнул Сергей, целуя ее в висок холодноватыми губами, и Ольга вдохнула обволакивающий запах нового французского одеколона. – Ну, я жду?
           В его голосе прозвучало нетерпение, и Ольга откликнулась:
           – Я доберусь сама, езжай.
Ей еще надо было натянуть капроновые колготки, перекинуть косметику, документы и всякую мелочевку в сумку, подходящую к новому наряду. 
Желания суетиться не было.  Душу баюкало чудесное настроение, статья, над которой Ольга работала, уже четко выстроилась в голове, оставалось сесть за компьютер.  Все складывалось удачно.
Со стороны Ольга выглядела  купающейся в любви, уверенной в себе и своем будущем дамой. Ей завидовали. Влиятельный муж, престижная работа, шикарная квартира – у нее было все, чтобы сказать: «Жизнь удалась!» Только не было детей. Против рождения ребенка всегда восставал Сергей.
– Дорогая, – бархатисто тянул он, – у тебя же талант! Какой ребенок!?  Кто будет писать для газеты?
– Есть другие…
Он перехватывал ее на перечислении имен сотрудников их газеты и говорил:
–  Они все тебя не стоят. Газета держится на твоих статьях. Тебя цитируют, перечитывают.  Какой ребенок?
– Можно нанять няню, – возражала Ольга. – Няня будет с ребенком, а я продолжу работать. Писать статьи можно и дома.
– О чем ты? Когда у женщины рождается ребенок, у нее в мозгах выпрямляются извилины, потому что все ее мысли о детеныше. А твои замечательные извилины нужны обществу. А мне, между прочим, нужна твоя красота, кнопочка моя, любимая… – его голос приобретал мурлыкающие нотки. – И это больно – рожать. Мне жалко тебя. Я не хочу, чтобы из-за моего эгоистичного желания продолжить род ты страдала.
Но в глазах окружающих, Ольга была женщиной без проблем.
А в тот день она даже до работы  доехала без пробок.
Когда вышла из лифта на звонких шпильках, две молодые журналистки и секретарь Леночка, зло смеявшиеся в коридоре, резко замолчали. Это было не в первый раз, и Ольга понимала, что это означает одно: они обсуждали своего шефа, ее мужа. Это нормально: быть идеальным начальником невозможно, у подчиненных всегда найдется причина для недовольства. Ольга привычно кивнула на приветствия коллег, и, повернувшись спиной,  расслышала шелест слов:
– А Ольга знает?
– У нее в голове одна работа...
– А вот и не скажите, – вмешался громкий шепот, – раньше жены и мужья узнавали это в последнюю очередь, а сейчас в первую.
– А почему в первую?
– А с ними советуются!
Ольге показалось, что волна от раздавшегося сзади дружного хохота мягкой лапой ударила ее в лопатки и зацепила сердце. Словно кровь из надрезанной вены, ушло солнечное настроение,  в голову просочилась боль. Сглотнув таблетку и запив водой, Ольга отправилась в холл, который  делил этаж на два крыла. В левой части располагалась редакция, а в правой – управление по делам печати. В холле было пыльно и неуютно, потому что это была «ничейная» территория, здесь стояло много  ненужной мебели, которую собирались списать,
Ольга устроилась на кожаном потертом диване с высокой спинкой. Рядом высилась  раскидистая пальма.  На коленях удобно лежал  ноутбук. В открытое напротив окно вместе с сырым, прохладным  воздухом вторгался рваной песней шум большого города. Еще утром казавшаяся готовой статья не ладилась,
– Ну что, Сережа,  как Париж? – услышала Ольга голос начальника областного управления по делам печати Чижова. – Каштаны цветут?
К открытому окну, не заметив сидящую на диване женщину, подошли Чижов и муж Ольги. Они встали лицом к окну.
Ольга замерла: надо бы поздороваться с Чижовым...  Но не с его же спиной! А подслушивать-то как неприятно, особенно оказаться пойманной за таким занятием! Как же отсюда неслышно убраться?
– В Париже все цветет! – пророкотал, закуривая, довольный Сергей. – Даже женщины...
– Молодость, молодость, – по-отечески посетовал Чижов. – Меня вот здоровье подвело, а то бы и я туда улетел. Ну-ка признавайся, с Мариной перепихнулся?
– Не то слово! – в ответ хохотнул Сергей.
– А кто бы сомневался! – понимающе отозвался Чижов. – Хорошая телочка... И я тебе скажу, не под каждого ляжет. Разборчивая.
Сергей повернул голову на звук чьих-то шагов и встретился глазами с Ольгой. Холеная рука с сигаретой нелепо замерла около лица.
Среди журналистской братии ходили упорные разговоры, что шестидесятилетний Чижов – отъявленный бабник, всех своих сотрудников женского пола он перещупал, а со своим заместителем Мариной спал. Оказалось, что он еще и сводник.
У Ольги нервно дернулся угол рта, она встала и на внезапно одеревеневших ногах пошла прочь. Казалось, что даже город стих за окном. Умер.
Заявление на увольнение без отработки она оставила секретарю Леночке, которая удивленно захлопала искусственными ресницами и что-то жалостливо залепетала. В приемной плавал горьковатый запах одеколона, привезенного Сергеем из Парижа. Ольга подумала, что ей сейчас будут дружно сочувствовать, допускала даже, что некоторые искренно, но именно жалости  она не могла перенести.  Она ушла, не дождавшись конца рабочего дня.
Из редакции Ольга шла тяжелой походкой нездорового человека. От шпилек нестерпимо болели ноги, больше всего на свете ей хотелось скинуть туфли. Зато физическая боль перебивала муку от измены. Глаза зацепились за вывеску спортбара, работающего круглосуточно. Идти больше было некуда.
Не возвращаться же домой, чтобы выслушивать фальшивые слова и смотреть в лгущие глаза. Подруг у нее не осталось: так получилось, что после свадьбы она постепенно перестала поддерживать дружеские связи, ведь для этого требуется время, а все время забирал у нее Сергей. Он вошел в ее жизнь со своими привычками, друзьями, не оставив места для тех, кто был прежде дорог Ольге. Она вдруг осознала то, что прежде не имело для нее значения: этот мир, который когда-то захватил ее в свою орбиту, встанет на сторону Сергея, потому что она пришлая, а он свой. У жены и мужа оказались неизмеримо разные весовые категории. Ольга могла бы  пойти к маме, но это было невозможно – ее расстроить. Ольга и  не подозревала, насколько одинока.
В кафе почти все столики были заняты. На большом телеэкране транслировался теннисный матч. Сидящие с бокалами пива мужчины, наблюдая игру,  периодически вскакивали и бежали в дверь, на которой была скромная табличка «Счастливое пари». Рядом с Ольгой уселись двое: худенький юноша, лет двадцати пяти, и крепкий сорокалетний мужчина. Мужчина взял кофе, а его друг большой бокал пива. Впрочем,  слово «дружба» никак не подходило для этой пары: они были явно разными по статусу и достатку. Но они были на «ты» и беседовали на равных. Странная парочка. «Голубые»?
Мысли Ольги убегали к мужу, и она, как за соломинку, уцепилась за мужской разговор.
– Вот увидишь, Федерер пробьет «фору»!  Заметь, последнее время он железно пробивает «фору», – твердил молодой.
– На «тотал» надо ставить, – наставительно произнес старший. – Будет точно «больше».
– Простите, раз уж мы за одним столиком... Объясните, что означает ваш сленг?  «Фора», «тотал»? – обратилась она к мужчине постарше. – Это ведь что-то спортивное?
Журналистский опыт научил Ольгу легко начинать беседу с любыми людьми  и не тушеваться.
Мужчины молча воззрились на нее.
– Спортивное, – подтвердил солидный  мужчина. – «Тотал» – это количество забитых мячей. Или шайб. «Фора» – разница в мячах между соперниками. Это также терминология букмекеров.
– Так здесь букмекерская контора? – удивилась Ольга.
– Да, вот за теми дверями, – показал мужчина на двери с табличкой «Счастливое пари».
– И здесь можно сделать ставку?
– Конечно!
– И выиграть деньги?
– Если правильно посчитаете... ну, и повезти должно.
– А можно ставить на победу?
– Да, на что угодно.  На «ничью», на «тотал», на «фору», на «точный счет»... Да вот, посмотрите линию.  На «тотал» ставят  «больше» или «меньше», это означает: больше будет очков за игру или меньше. Или за гейм, за период. Если оба противника сильные, можно ставить «больше», потому что в таких случаях бывает упорная борьба, если один противник явно слабее другого, то «меньше».
– А очки – это?..
– Голы. Мячи, шайбы… ну, вы поняли…
– А что такое «линия»? – спросила Ольга, разглядывая листочки с таблицами.
– Она у вас в руках. Линия – это перечень соревнований, их букмекеры называют спортивными событиями... Вот смотрите: на этой странице баскетбол, это вот чемпионат Южной Кореи, – толстый палец мужчины ткнул в листочек.
– Ничего себе! – удивилась Ольга. – Эта штука охватывает спортивные состязания всего мира?
– Практически, да...  А еще в линии отмечаются возможные результаты этих соревнований... Результаты называются исходами, а рядом с ними указываются их котировки в виде коэффициентов, – он взял распечатку, перевернул страничку, всмотрелся и сказал:– Вот смотрите: за победу Федерера  дают один и две десятых, это значит, что поставив тысячу, вы получите тысячу двести рублей, если Федерер выиграет. А  на его противника дают кэф три, и если вы поставите на него тысячу, то получите три, две тысячи – ваш выигрыш.  Но Федерер почти наверняка победит…
– Это не факт! – воскликнул молодой. – Я тут поставил на Маню Шарапову, думал, немного денег срублю, в легкую. Как-никак первая ракетка мира. А она вышла, два гейма выиграла, потом ножку потерла и отказалась играть, якобы из-за травмы. Ей, понятно, присудили поражение, и мои три тысячи улетели к черту под копыто. А если бы я поставил не три, а хотя бы тысячу против Шараповой, то получил бы шесть тысяч. Шесть! Такой против нее давали коэффициент. Подождите, я вам правила букмекерской конторы принесу.
Через минуту перед Ольгой лежали листы с убористо отпечатанным текстом, озаглавленным  «Правила букмекерской сети «Счастливое пари».
В этот вечер Ольга поняла, что спортивные ставки – это пари между букмекерской конторой и ее клиентами. Условия ставок букмекерами предлагаются в линии, где указываются исходы состязаний с коэффициентами выигрыша. Сама ставка считается денежным залогом, который является и платой за участие в игре, и гарантией того, что  обязательства клиентом перед букмекерской сетью будут выполнены.
 А еще Ольга узнала, что есть разные виды ставок: «одиночные» – это, когда указывается одно спортивное состязание, «экспрессы», объединяющие несколько событий, коэффициенты в такой ставке перемножаются и в итоге могут превышать тысячу. Если такая ставка играла, то человек мог получить со ста рублей больше ста тысяч.  Самой интересной ей показалась «система» – комбинация нескольких исходов, в ней указывалось, что сыграет два, три, пять, десять из всех выбранных событий.
Домой Ольга пришла на следующий день. Сев за компьютер, она набрала в поиске «Счастливое пари» и вышла на сайт букмекерской сети, перешла на страницу адресов и с удивлением увидела, что филиалы фирмы расположены почти по всей стране. На страничке вакансий было указано три города, в одном из них требовался директор. Она позвонила в центральный офис букмекерской фирмы и на следующий день улетела в Москву для собеседования. 
Уходя из дома, Ольга бросила парижское платье к дверям и вытерла об него ноги. Ее ждала неизвестная жизнь.

Глава 4
Отец и сын Моховы

Первого мая в 23:00 Миша Мохов поставил контору на охрану. Шум подходящего поезда заставил его прислушаться. Юноша решительно повернул к перрону. На платформе дородная старушка сунула ему кулек с семечками. Семечки – это хорошо, это витамин Е. Широкой ладонью Миша выгреб из кармана ветровки  мелочь и протянул женщине. Она, щуря глаза, почти на ощупь стала выбирать крупные монеты, но он взял ее ладошку и пересыпал в нее всю мелочь.  Постоял на платформе, наблюдая, как люди поднимаются в вагоны. Вот бы уехать! Далеко-далеко... Некуда ехать.
Миша дворами отправился домой. Через полчаса он входил к себе.
Почти половину его комнаты занимал разложенный диван без боковинки, но с пристроенными вплотную двумя табуретами, со спиленными ножками. Высоту табуретов подогнали под диван, и Миша мог лежать в постели, вытянувшись во весь рост. Впритык стояли убогий шифоньер и письменный стол, на столе высился устаревший монитор, внизу к стене прижался системный блок, около которого клубком свернулись многочисленные провода.
 Зверски хотелось есть. Понимая, что на ночь наедаться нельзя, все же отправился на кухню и съел пол-буханки хлеба, запивая кефиром.
Отца дома не было. Наверняка он опять у соседки. Уж он-то точно не голодный.
Миша вытянулся на диване, прислушиваясь к ночным шорохам.

***
Миша не любил воспоминания, но куда от них денешься, если всю жизнь  живешь в одном и том же доме, ходишь через двор, где мама водила тебя, маленького, за ручку? Как обойдешь автобусную остановку у дома? И в квартире на полу лежит потускневший от времени ковер, а на стене висит  такой солнечный портрет красивой матери.
 
Это был счастливый день. Мама взяла Мишу в магазин, и мальчик сам выбрал себе школьный рюкзак,  Еще они купили тетради, пенал, счетные палочки, карандаши, азбуку и красивую книгу сказок.
Дома, усевшись на ковре, разложили принесенное богатство. Мишина мама, прижав сына к себе и ласково ероша ему волосы, говорила:
– Ну вот, сыночек, ты почти школьник. Завтра последний раз сходишь в детский сад. Как быстро летит время: дети растут, мамы стареют...
Не заметив грусти в материнском голосе, Миша гладил пальцами яркие картинки, вдыхал запах типографской краски, думая, что именно так пахнет школа, а не молочной кашей и свежими ватрушками, как  детский сад.
Его отвлек протянувшийся рядом солнечный луч. В нем густо плавали искринки, и Миша окунул в солнечную невесомость руку, надеясь зачерпнуть, вытащить  и рассмотреть их, как мошек, и ссыпать песком в коробочку. Но на ладошке ничего не было.
– Ах ты, ловец пыли! – засмеялась мама. – Одну пылинку не увидеть, только когда много. Но  когда много, это плохо.
– Почему плохо? Они же золотые.
– Пыль серая, а не золотая. Это солнце ее золотит. Обман зрения. Иллюзия. Пыль вредная, поэтому лучше, когда ее нет.
Вошедший в комнату отец сказал:
– Это простая пыль вредная, а по-настоящему золотая очень даже не лишняя.
– Пыль – она и есть пыль, хоть золотая, хоть бриллиантовая. Обман один. Как ты ее поймаешь? – не согласилась мама и повернулась к сыну: – А давай, я тебе сказку прочитаю!
И, открыв новую книгу, едва ли не нараспев она стала читать Мише сказку «Морозко». А за стеной тонким лучиком возникала и рвалась жалящая песня скрипки.
 
На следующий день из детского сада одного за другим из группы забирали детей, но за Мишей никто не шел. Мальчик остался в группе последним, воспитательница нервничала, то и дело поглядывая на часы, потом сгребла Мишины вещи,  схватила его за руку и потащила за собой вниз.  Мальчику стало страшно, что родители его оставили в садике навсегда, он отчаянно заплакал, но воспитательница зашипела на него, чтобы он замолчал.
– Будешь выть, – грубо сказала она, – тебя сторож запрет в темной комнате одного!
 Миша помнил, как она, жалуясь, говорила страшному чужому дядьке, что не может больше ждать, ей надо домой, у нее там тоже сын, и ушла. Миша остался один на один с этим дядькой в маленькой комнатке с черно-белым телевизором и старым диваном. И он не знал, что ужаснее: то, что родители его бросили, или этот страшный небритый мужчина. На этом диване он и заснул.
И только на следующий день пришел за Мишей отец, у него было потемневшее лицо и какие-то потерянные глаза. Воспитательница не ругалась, она лишь жалостливо посмотрела на Мишу, погладила его по голове и сказала:
 – Бедный мальчик!
У Миши не слушались пальчики, и он никак не мог застегнуть левый сандалик. Но обычно строгий отец в тот день не замечал, что сын долго возится. Отец сидел, упершись взглядом в стенку, и не торопил сына, как это бывало всегда. Воспитательница присела рядом с мальчиком,  молча застегнула покривившуюся застежку. Затем собрала в пакет все Мишины вещи и подала отцу со словами:
– Вот, не забудьте. До свидания.
Ее лицо сердобольно скривилось. Отец ничего не ответил.
Миша радостно подпрыгивал оттого, что его не оставили в садике на совсем – этого он боялся больше всего. И он был доволен, что отец его не ругал, только почему-то страшно было смотреть на отцовское лицо. И Миша спросил о том, что не давало ему покоя:
– Где мама?
– Мама? – переспросил отец не сразу. – Мама? Нету... мамы. Уехала.
– Куда? – удивился Миша.
–  Далеко. Отсюда не видать.

В памяти осталось строгое лицо матери в гробу, венки из ядовито окрашенных цветов. И повторяющиеся слова «несчастный случай».
Мать пришла к нему во сне,  нестерпимо красивая, светлая, словно через нее просвечивало солнце. Она ласково перебирала его волосы.
 Так память изредка подсовывала ему, как конфету, материнский лик, ее добрые глаза и певучий голос. И мир становился лучисто золотистым.

Петр Александрович Мохов день гибели жены запомнил на всю жизнь. Он работал во вторую смену. Ночью, возвращаясь домой, привычно взглянул на окна своей квартиры. Они были темными.
«Спит!» – снисходительно подумал Петр о жене. 
Дверь открывал осторожно, чтобы ненароком не разбудить. Тихо прошел на кухню. И удивился: на плите стоял пустой чайник и приготовленный еще днем борщ.
Раздался звонок, и Петр с недобрым чувством метнулся в тесную прихожую с деревянной вешалкой и вышерканным ковриком на полу. Замок вдруг заело, едва ли не выламывая его, мужчина успел заметить, что  не стоят на привычном месте туфельки жены, нет ее плаща и куртки сына. Наконец, ему удалось распахнуть дверь. На пороге стояла бабушка-соседка, живущая этажом выше.
– Петенька, – громко зашептала она и жалеюще сморщилась. – Беда у тебя! На твою Машу машина наехала. На остановке. «Скорая» увезла. Куда звонить тебе, не знали. А у меня все равно бессонница, вот я тебя и укараулила...
Петр не помнил, как провел ночь в больнице. В памяти остались гладкие холодные стены в приемном покое и старый, с дырами, линолеум.
Через месяц ушла из жизни теща: сердце не справилось с потерей дочери. Петр стал отцом-одиночкой. Бабушка-соседка приглядывала за Мишей, а Петр, в свою очередь, помогал старой женщине, когда нужно было что-либо отремонтировать.
У  Петра не было проблем с сыном.  Один раз, застав в квартире дикий беспорядок, Петр Александрович спокойно сказал Мише:
– Если через час квартира не будет сиять чистотой, приведу в дом мачеху. И на дальнейшее запомни: порядок, обеды – на тебе. На мне – зарабатывание денег.
После такого заявления отца в квартире было всегда прибрано. Миша научился готовить, штопать, стирать.
Завод, где работал Петр, закрылся, и он нашел себе работу в частной фирме по установке межкомнатных дверей. Быстро освоил нехитрую для мужских рук работу, и работал почти без выходных, чтобы как-то держаться на плаву. Иногда в квартире появлялись женщины, но они не задерживались.
И вот к старушке-соседке перебралась из другого города внучка Лида, двадцати пяти лет, и Петр стал бывать у соседей чаще. Он и не заметил, как веселая, общительная  девушка заняла  его мысли. Когда бабушка умерла, он взял хлопоты по погребению на себя.
Но ожидание подвоха от жизни, появившееся после внезапной гибели жены,  навсегда поселилось в сердце Петра Александровича Мохова.

Глава 5
Кристина Земцова: косметические радости

День второго мая был ясным и тихим. В душе Кристины Земцовой звенели колокольчики. Скоро приедет Костя. Он позвонил по мобильнику и сказал: «часа через два». А еще он едва ли не прошептал:
– Тинатин! Я приеду с бо-ольшим подарком. У тебя есть газета бесплатных объявлений? Ну, да я сам прихвачу...
 Кристине, которую родные и друзья называли коротко «Тиной», нравилось придуманное Костей имя –  «Тинатин».
Круглые часы над телевизором показывали 11:30. Впереди было достаточно времени, чтобы привести себя в порядок.
Кристина комфортно устроилась на диване, подобрав под себя прожаренные в солярии ноги, справа от нее лежала большая коробка с косметикой, слева – круглое зеркало. Девушка всмотрелась в свое отражение. Прыщиков нет – и пудра была отложена в сторону. Пальцы густой щеточкой тщательно причесали брови по направлению вверх. Затем девушка, прикрыв глаз, нанесла на верхнее веко карандашные штрихи и старательно растушевала их так, чтобы интенсивный оттенок у начала ресниц перешел в светлый тон. Выразительности глазам добавили тёмно-синие тени, нанесенные вдоль линии ресниц. Глаз стал казаться огромным, словно выступающим из густого тумана. Так же тщательно Кристина раскрасила второй глаз.
Подведя краской линию века, растерла её и аккуратно заполнила пространство между ресничками. Растушёвка – обязательный приём в макияже «дымчатые глаза». Уходит много времени, но какой эффект!
– Глаза, как два тумана! – всплыла в памяти когда-то услышанная стихотворная строка.
Ершиком с краской девушка сделала несколько движений вверх по ресницам. И они замохнатились, глаза стали похожи на диковинные цветы. Чуток перламутровых теней под дугами бровей придал глазам яркости.
      Наконец, влажный блеск лег на губы. Заколка со стразами собрала в узел локоны. Все, она, Кристина, готова! Ах, надо же одеться! Девушка, метнувшись к шкафу, быстро перебрала вешалки с нарядами. Было выбрано короткое платье-тюльпан. Большое зеркало отразило гламурную красотку, достойную обложки глянцевого журнала. От зеркала девушка устремилась к окну.
«Тинатин», – шепнуло где-то рядом.
Кристина нерешительно подошла к двери и посмотрела в глазок. На лестничной площадке было пусто. Она распахнула дверь и прислушалась.
Тишина. Померещилось. На всякий случай, пробежала ниже на этаж и тут же из-за непонятного испуга вернулась в квартиру. Девушкой овладело странное беспокойство. Она потерянно покружила по гостиной и села на диван.
Часы показали, что прошел час и сорок минут. Распахнув окно, Кристина свесила голову. Ее потянула к себе земля, и она откачнулась. Может, позвонить Косте? Нет, она не истеричка и не надоеда. Он вполне может задержаться. Не на поезд же они собирались! Но странная тревога все больше овладевала девушкой.
После звонка Кости прошло два часа пятнадцать минут. Каких-то пятнадцать минут лишних. Смешно, делать трагедию. Но почему хочется плакать? Кристина, словно наяву, слышала, как золотисто лопаются круглые секунды, одна за другой. Чем заняться, чтобы не терзало медленно ползущее время? Позвонить?  Нет. Она разошьет бусами воротник своей черной блузки. Из стандартной вещи получится эксклюзивный наряд. Кристина любила менять вид привычной, а иногда и надоевшей одежды.
Рассыпав на диване граненые бусины, бисер и стеклярус, она стала нашивать их на обратную сторону воротника: в положении «стоймя» ворот будет выглядеть сногсшибательно.
Работа увлекла, и Кристина, взглянув на часы, не поверила глазам: прошло четыре часа, как она ждет Костю! Подлетела к окну. Во дворе под солнцем грелся серебристый «форд». Номера не были видны, но девушка не сомневалась, что это машина Кости. Он не попал в аварию и приехал к ней!
Кристина радостно открыла дверь, ожидая, что из шумно поднимающегося лифта выйдет Костя, но лифт протащился мимо, и на лестнице не слышны были шаги. Девушка всунула ноги в босоножки без задника с высоченными каблуками-шпильками. Она боялась одного: слететь в спешке с каблуков и сломать ноги.


Глава 6
Наведение порядка в конторе
 
Ольга Николаевна увидела знакомого пса и воскликнула:
 – Ах, ты, бедняга! Забыла захватить для тебя вкусненькое! Не обижайся, принесу завтра. Лапонька, умница! Бо-омж, Бо-омжик... – тянула она слова, как песню, присев на корточки и с удовольствием гладя пса ласковой ладонью. – Плохое имя тебе дали: не должно быть бездомных ни людей, ни собак, ни кошек.
  Шерсть у пса была, и в самом деле, густая, шелковистая. Здоровый пес. Бомж, не вставая, несколько раз вильнул хвостом, его блестящие глаза доверчиво смотрели на женщину.
– Ну вот, и подружились, да? – сказала Ольга. – Милый, какой ты милый!
 Она подняла глаза на дверь конторы: на нее смотрело ее отражение.  Надо же! А что за стеклом, не видно! Женщина, напоследок ласково потрепав собаку за бархатное ухо, выпрямилась. Любопытствуя, она вплотную подошла к стеклу и, едва ли не ткнувшись в него носом и прикрыв глаза козырьком ладошки, попыталась рассмотреть, что внутри.
– Ключ потеряли? – услышала она знакомый бас, и от неожиданности вздрогнула, и откачнулась.
– Н-нет, – женщина покраснела, словно застигнутая за недостойным занятием.
– Так там у вас работники есть... –  пробасил доброжелательный Степаныч.
Щелкнул замок в стеклянной двери, но Ольга решила, что ей показалось. Зачем Мише запираться изнутри на все замки? А если он еще не в конторе, то это делать просто некому.
– Мне интересно, – заговорила Ольга, объясняя свое странное поведение. – Хитрые стекла сейчас делают: отсюда – зеркало, а изнутри – обычное прозрачное стекло... А не скажете, что раньше находилось в этом здании? Какое-то оно «фабричное».
–  В советское время здесь было производство. Выпускали точные приборы для военной техники. А сейчас здесь дорогой базар, и еще вот ваше азартное заведение. А я, бывший военный врач, это сторожу. Да и вы не всю жизнь работали букмекером?
– Не всю.
Ольга дернула дверь конторы и остановилась: напротив, в проеме распахнутой металлической двери, стоял кассир Мохов. Его по-бычьи наклоненная голова почти упиралась в притолоку, узкий взгляд нацелился на Ольгу. Перед кассиром лежала большая коробка из-под телевизора.
     – Здрассте, – невнятно сказал кассир. – Пока клиентов нет, решил порядок навести. Сгреб в коробку строительный мусор. Спрятал. В помещении должно быть цивильно. Правильно? Пять сек...
 Выйдя из-под притолоки, он уперся в коробку ногой, и она тяжело проехала по плиточному полу в сторону, освобождая путь. Наклонившись, Миша аккуратно придвинул коробку к стене. Когда провел тыльной стороной ладони по лбу, его пальцы чуть дрожали. На большом пальце звякало надетое кольцо с ключами. Перехватив взгляд директора, Миша уставился на связку ключей, словно не зная, куда их деть.  А Ольга переключила внимание на коробку.
– Сейчас остальное вынесу, –  пробормотал Миша.
– Вы вдвоем бы все сделали, – посоветовал вошедший следом за директором Степаныч. – Вдвоем легче.
Ольга Николаевна, не поняв охранника, удивленно взглянула, но, вежливо продолжив прерванный разговор, сделала жест в сторону коробки:
 – Вот думаю здесь, в закутке, поставить кадку с пальмой. Стекло кругом – солнца много.  Миша, а ты правильно решил, – обратилась она к кассиру, –  лучше, если мусор будет спрятан в коробку, чем будет мозолить глаза клиентам, да еще в  игровом зале.
Степаныч, кивнув вслед ушедшему в зал Мише, удивленно качнул головой:
  – Ну и здоров! Хорош! А второй как?
 – А второй у нас девушка по имени Наталья, – улыбнулась Ольга Николаевна. –  Ее смена завтра.
Рация на поясе Степаныча ожила:
–  Степаныч, тут непорядок...
– Я пошел, – проговорил Степаныч, беря в руки рацию. – Удачи! Может, зайду. Вы до какого времени работаете?
–  До последнего клиента, – улыбнулась Ольга.
–  Ясненько, –  Степаныч многозначительно поджал губы. – А весь комплекс до девяти. С девяти мы закрываемся внутри. Нужна вам живая охрана! Работаете с одиннадцати?
– С часу. Кассиры приходят в двенадцать, но для клиентов контора открывается в час.
 –  Ясненько. Ну, счастливенько! – и Степаныч степенно вышел.
     Ольга уже в спину произнесла:
     – Наилучшего!
    Она подошла к коробке и, отогнув верхнюю картонку, заметила запылившийся кроссовок.
 – Там дохлая крыса, – услышала Ольга голос Миши и, испуганно отдернув руку, попятилась назад, едва не упав.
Миша аккуратно поставил на первую коробку другую, без брезгливости объясняя:
– Крыса в мусорной куче валялась вместе с грязной одеждой строителей. Представляете, если бы клиенты заметили? – и он распахнул перед Ольгой металлическую дверь.
– Ужас, –  пробормотала Ольга, ее рот дернулся от представленной картины.
И она вошла в зал, не обратив внимания на непривычную галантность кассира. Чистые и теплые, как нежный бархат, стены радовали глаз.  Директор подумала, что надо распахнуть двери, чтобы скорее выветрился запах  краски. У дальней стены был включен один из четырех телевизоров, на экране шла  реклама спортивных товаров.
 Миша, легко подхватывая в углу очередную коробку, насмешливо произнес:
– Интересный мужик Степаныч. Он, что, предлагал вам мусор таскать?
Быстрые ноги в четыре шага вынесли юношу за дверь. После следующей ходки он шустро замел в совок остатки сора и ссыпал все в последнюю упаковку. Ольга одобрительно наблюдала, как быстро и ловко Миша наводит порядок. В захламленном прежде углу виднелись лишь серые полоски пыли, оставшиеся от работы веником.
Вернувшись в зал, кассир расслабленно опустился на стул, который под ним показался детским стульчиком, вытянутые ноги юноши почти достали до работающего телевизора.  Миша откинул назад волосы и, достав из кармана резинку, забрал пряди в хвост. Покатый лоб кассира  влажно блестел, на щеках тушевался румянец.
     – Миша, ты здоров? – спросила Ольга.
  Она вспомнила его поздний звонок: Миша просил разрешения поменяться сменой с Наташей.
Юноша перевел на нее темный взгляд и недоуменно пожал плечами:
– Как бык. А почему вы спросили?
–  Глаза у тебя воспаленные. И ты попросил поменять смены, не объяснив причины. Позвонил поздно.
– Извините, – лицо у Миши чуть расстроилось. – В ГАИ надо. Машину покупаю у соседа.  В рассрочку. Можно сказать, в кредит.
– Да? – удивилась Ольга. – Так это здорово! Хорошая?
– Отличная! На ходу.
– Но завтра воскресенье. Разве ГАИ работает?
 – Машину надо проверить перед постановкой на учет. Ребята подъедут, посмотрят, не нужен ли какой ремонт. Если нужен, день уйдет.
Ольга мысленно обругала себя за свой вопрос, еще не хватало вникать в проблемы сотрудников. И вообще, это бестактно – лезть в личную жизнь постороннего человека. 
И она виновато объяснила:
– Я подумала, вдруг что-то серьезное. Со здоровьем, например.
– Нет, – качнул головой Миша, – хотя к стоматологу надо, – и, неожиданно рассмеялся, показав крепкие зубы: – Мне скоро понадобится неделя выходных – надо будет диплом защищать.
– Без вопросов, – сказала Ольга.
– Тема моего диплома – спортивное воспитание в Древней Греции.
– Афины, Спарта, Олимпийские игры – богатая тема, – Ольга с интересом посмотрела на кассира.
– Да, все из древности. Лучшее воспитание – спартанское, жесткое, без сю-сю. Слабых детей выбрасывали в пропасть. Естественный отбор.
Ольга Николаевна, скользнув взглядом по вытянувшемуся на стуле Мише, качнула головой:
– Вас бы не выбросили. Но естественный отбор бывает лишь в дикой природе, у животных.
– У людей тоже, – усмехнулся Миша. – Вся наша жизнь – естественный отбор. Можете называть  его противоестественным – итог не меняется.
У Ольги Николаевны чуть дернулся угол рта. Еще не хватало разводить дебаты со своим сотрудником! И она перевела разговор на служебную тему:
  – Клиенты не торопятся. Как там Зураб? –  Ольга вспомнила юношу.
  – Поставил сто рублей на экспресс с коэффициентом триста, – Миша насмешливо прищурился. – Рассказывал, что познакомился с каким-то мужчиной на площади Федерации, и тот пригласил его в гости. Сказал, что кавказцев у него еще не было.
  – Голубой что ли? – спросила Ольга Николаевна и осеклась, смутившись.
   – Ну да, –  смешливо кивнул Миша.
  «Вот оно, поколение сексуальной революции. Им ничего не стыдно. Любые темы готовы обсуждать всем миром», – подумала Ольга Николаевна, но зависти к такой раскрепощенности не почувствовала. Может и хорошо, что у нее нет детей.
 –  Больше никто не заходил?
– Придут к часам четырем,  как обычно. Был один. У него девушка рядом живет.
Сидящий на стуле Миша посмотрел на Ольгу снизу вверх, охватив всю ее глазами. Ольга Николаевна хотела расспросить об этом клиенте, но под странным взглядом молодого человека смешалась.  Восставая против возникшего чувства неловкости, она решила, что лучше перегнуть палку, и колюче спросила:
      – Что это было?
      – Что? – нарочито наивно спросил Михаил.
      – Что означает эта игра глазами?
– Не понял... – Миша поднялся и чуть откинул голову назад, отчего стал казаться еще выше, чем обычно. – Вам что-то показалось?
– Когда появился термин "серийный убийца"? – раздалось с экрана работающего телевизора.

 
Глава 7
Кто такие «серийные убийцы»

Ольга вздрогнула и посмотрела на экран.
 В телевизионной студии за круглым столом беседовали вальяжный мужчина и строгая женщина.
– В середине семидесятых прошлого века, – пророкотал дородный собеседник. – Считается, что термин придуман агентом ФБР Робертом Ресслером. Возможно, криминологом Робертом Кеппелом. Оба занимались делами маньяков-убийц и опубликовали работы на эту тему.
– Боже, это о чем? –  Ольга кивнула на телевизор. – Явно не о спорте. 
– Не знаю, – пожал плечами кассир и снова сел на стул, следя за телевизионным разговором.
– Ты зачем это включил? – спросила Ольга.
– Должна быть трансляция теннисного матча, – в кармане запел телефон, Миша, вскочив, пробормотал: – Пять сек...
     И кинулся к выходу.
      – А это что такое? – вслух спросила Ольга и наклонилась: рядом со стулом лежал кусок гибкого кабеля, подняв белый обрывок, покрутила и ответила сама себе: – Мусор… Пыль подмел, а слона не заметил.
– «Серийный убийца» – это преступник, который время от времени убивает многих людей, – размеренно говорил телевизионный мужчина.
Ольга опустилась на стул, следя за передачей.
Рядом молча сел вернувшийся с улицы Миша.
– Убивает, пока не поймают? – уточнила дама.
– Да, только это может его остановить. Бывает, между преступлениями проходит длительное время, когда убийца живет обычной жизнью. Такое поведение назвали «маской святости». Иногда преступления имеют сексуальный мотив. Жертвы маньяка, как правило, в чем-то схожи между собой. Общее бывает и в способе убийства.
– Вот, придурки, убивают людей без причины! – процедил Миша.
– Разве для убийства может быть причина? – рассеяно спросила Ольга.
–  Разные обстоятельства, – уверенно заявил кассир. – Жизнь заставляет, несчастный случай.
А с экрана мужчина продолжал объяснять:
– Серийные убийцы – часто неуверенные в себе гетеросексуальные мужчины с проблемами в сексуальной жизни. Обычно формирование маньяка начинается в возрасте восьми-двенадцати лет. Он ощущает себя изолированным от общества одиночкой. Но это не значит, что маньяки застенчивы. 
– Каковы психологические особенности этих... даже не могу назвать их людьми... больных?
– Криминалисты говорят о принципе "триады". Считается, что большинство маньяков имели такие особенности в детстве: многие до двенадцати лет страдали ночным недержанием мочи. Примерно половина детей, ставших впоследствии маньяками, устраивали пожары. Генри Ли Лукас в шестилетнем возрасте сжег дом соседа, Джордж Адорно в четыре года облил бензином и поджег свою сестру. Наконец, большинство серийных убийц обожали мучить животных.
– Какой ужас! – воскликнула дама.
– Да, и уже в детстве маньяки интересуются садомазохистской порнографией. Иногда они увлекаются людоедством и некрофилией. Зафиксировано много случаев, когда маньяки хранили части тел своих жертв. Как трофеи. Как индейцы – скальпы. Немало убийц отличаются  пристрастием к алкоголю и наркотикам.
–  Бывают же темы для передач... – Ольга брезгливо передернула плечами, но как журналист подумала, что это одна из беспроигрышных тем: вон с каким интересом ее слушает Миша.
–  Полезная передача! – отозвался юноша, уперевшись глазами в экран. – Сейчас таких уродов поразвелось… едва ли не в каждом городе. Надо знать, какие они. Представьте: ваш сосед – маньяк, а вы не подозреваете об этом! – и он быстро скосил взгляд на директора.
– Ну, Миша, у вас и шутки! –  ошеломленно качнула головой Ольга Николаевна.
– Это не шутка, – тут же ответил кассир. –  Убийцы – такие же люди: с ногами, руками… Без всякой печати на лбу! Вот вы сможете выделить из толпы двуногих убийцу? К примеру, из толпы игроков? Ага! А надо уметь! Представляете, один убил другого и разговаривает в вами, а вы и не подозреваете, кто вам улыбается… А ведь он может и вас убить. Легко! И наверняка у него эта мысль в голове сидит. А вы темой недовольны!
Брови Ольги Николаевны недоуменно приподнялись от такого агрессивного потока слов. Взгляд Миши с любопытством скользнул по растерянному лицу начальницы.
– Вспомните Удава! – голос Миши зазвучал мягче. –  А ведь он вам нравился...
Как наяву, Ольга увидела человека, который приходил к ним каждый день на первую точку.  Красивый и по-старомодному учтивый, он получил среди игроков прозвище «Удав» за поразительное хладнокровие. Ставил крупную сумму и спокойно стоял, глядя, как меняются цифры на мониторе. Проигрывал – делал новую ставку или уходил совершенно равнодушно, будто не было проигрыша. Он ни разу не сорвался, как другие, не психанул, не выругался, не топнул ногой, не стукнул кулаком. А потом пропал. Позже пришел мужчина с удостоверением следователя и долго расспрашивал об Удаве. Уходя, следователь оставил фотографию Удава с карандашной подписью «Синицин» и попросил сразу сообщить о его появлении, потому что Синицин –  участник «убийства с расчлененкой». Именно так следователь сказал. И еще добавил, что Синицин уже отсидел один срок за убийство.
Ольгу Николаевну охватывал ужас при воспоминании о том, сколько раз она оставалась с убийцей наедине. Она беспечно выходила в зал и дружески разговаривала с ним, как обычно с другими, не задумываясь о возможной опасности. «Нравился»... Синицин ей, действительно, нравился как совершенно неконфликтный клиент, от которого, ей казалось, не могло быть проблем.
Неожиданная мысль успокоила Ольгу: по теории вероятности, она не должна больше встретиться с подобным типом. Ну не могут два злодея встретиться одному нормальному человеку!
– Значит, благодаря такой статистике легче выявить маньяка? – услышала Ольга вопрос дамы с экрана.
– Многие маньяки выбиваются из статистической нормы, – дал неутешительный ответ ее вальяжный собеседник. – Например, серийные убийцы не всегда являются мужчинами. Среди них встречаются женщины и даже подростки...
Взгляд Миши опять скользнул по Ольге, и у нее появилось глупое чувство, будто он к ней примеряет эту характеристику, словно спрашивает себя, способна она начать убивать или нет.
И женщина резко сказала:
– Выключи эту ерунду, все равно посетителей нет. Надо экономить электричество.
Ольга Николаевна обычно обращалась к кассирам на «вы», но иногда у нее прорывалось начальническое «ты»: уж слишком молодыми были ее сотрудники.
– А что это у вас в руках? – вдруг спросил Миша.
Ольга вздрогнула из-за интонации аффекта, прозвучавшей в его голосе, и испуганно разжала пальцы. К ногам упал все тот же обрывок кабеля. Оказывается, все это время она крепко сжимала его в ладони.
– Ты меня напугал, – пробормотала Ольга Николаевна. – Что, что?.. Мусор. Пыль подмел, а…
      – Какой же это мусор? – прищурился Миша. – Это удавка…
Наклонившаяся было, чтобы поднять упавший провод, Ольга оцепенела на мгновение и резко выпрямилась.
– Ну и шутки у тебя! – в сердцах повторила она. – Тебе в актеры надо. Сказал так, словно я держала в руках змею или…
– Или удавку, – с серьезным лицом продолжил кассир.
– Все, хватит, – грубо оборвала его Ольга, подумав, что она плохо знает Мишу. – Тебе вредно смотреть такие передачи. Или мне противопоказано: теряю чувство юмора. Выброси, пожалуйста, эту гадость…
– Не думал, что вы так впечатлительны, – покровительственно произнес юноша. – Зачем выбрасывать? Может пригодиться. Тут сантиметров сорок, или даже полметра. Можно связать провода возле компьютера, чтобы не путались и не мешали.
Пройдя в комнату кассы, Ольга Николаевна огляделась. Настроение выправилось. Здесь было свободно, в отличие от других пунктов приема ставок, хотя было все, как полагается: два компьютера, принтер, сканер, кассовый аппарат, сейф. На угловом столике стояли микроволновая печь и электрический чайник с чашками.
Шедший следом Миша докладывал:
   –  Я закачал обновление программы. Сейчас она летает.
     – Вот и хорошо, – сказала Ольга Николаевна, усаживаясь за стол.
В ведомости на выплату стояли две карточки: одна с выигрышем в семь тысяч пятьсот рублей, другая – в сто пятьдесят рублей. Тут же на столе лежали две скрепленные половинки карточки: на половинке, которую всегда получал игрок, был прикреплен чек в семьсот пятьдесят рублей, на второй половинке – чек на выплату семи тысяч пятисот.
– Вот это да! – удивилась Ольга. – Сыграла ставка на точный счет: «четыре-один»! Хорошо, что поставили всего семьсот пятьдесят рублей.
  – Я не верил, что сыграет коэффициент десять, – пробормотал Миша.
  –  Бывает. В экспрессе может пройти и тысяча.
  – Но в одиночке…
  – В одиночке, помню, прошел коэффициент пятьдесят. Но ставят на такие коэффициенты обычно пятьдесят-сто рублей, – Ольга улыбнулась, – Вот если бы на точный счет поставили тысяч десять, я бы подумала, что матч договорной. И если бы поставили именно одну ставку.
     – То есть? – на лице юноши отразился интерес.
   – Обычно ставят две, три, четыре ставки на варианты возможного счета. В этом случае, выигрыш с лихвой покрывает поставленные деньги. Редко, кто ставит один вариант счета.
Миша подал Ольге лист с неровно написанными строчками:
   – Я вчера перебил сумму по кассе, Сам не знаю, как получилось: выбил семьдесят пять тысяч... Сразу сделал возврат. Вот «объяснительная».
  К «объяснительной» был прикреплен чек на семьдесят пять тысяч рублей и чек на возврат этой суммы.
– Ну ты и ошибся! – брови женщины удивленно поднялись. – Перепутать семьдесят пять тысяч и семьсот пятьдесят рублей! Надо быть внимательнее.
– Так я стараюсь... – и он посмотрел прямо ей в лицо, остановив воспаленные глаза на губах, покрытых темным блеском.
Ольга Николаевна машинально подняла руку, чтобы поправить волосы, и воскликнула, отдернув руку:
–  Ах, какая жалость!
Глаза растерянно разглядывали согнутые пальцы: в трещинке розового ногтя застрял  волос.
– Сломался? – участливо спросил Миша.
– Надломился. Досадно-то как!
– Неприятно, –  согласился Миша снисходительно.
А Ольга думала, что лучше: отстричь надломленную часть ногтя или подождать, пока не отломится сама? Будет цепляться за одежду, зато ноготь  подрастет, и рука будет выглядеть приличней. Спонтанное желание пригрозить Мише увольнением за странные взгляды было забыто.
«И правильно, что не сказала, – убеждала она себя по дороге домой. – Глупо –   истолковывать чужие взгляды! Он мог объяснить: «Я подумал, какая вы смешная, хоть и старая!» А что? Вероятный вариант объяснения! Кто знает, что у человека в голове, кроме него самого и бога? Порой и сам человек не подозревает о собственных желаниях. Все ведомо только всевышнему. А Миша сегодня странный, будто подменили человека. Может, влюбился? Все-таки весна».

Глава 8
Рабочий день кассира

Деятельная натура Миши не давала ему покоя. Едва закрылась дверь за директором, как кассир соскочил со стула, голова его прижалась к одному плечу, к другому. Он вышел из кассы. Длинные ноги ступали быстро и мягко, делая круги по помещению. Напрягшийся слух почти не улавливал звука шагов. Стены, словно сдвинулись от присутствия большой фигуры человека. Резко остановившись, Миша со вкусом потянулся и вышел за металлическую дверь.
Через стекла входа било солнце, свет лежал на аккуратно сложенных коробках. Мишина ладонь прижалась к нагретому картону. Нога уперлась в нижнюю коробку, которая чуть подалась, плотно встав в угол. Миша выпрямился. Взгляд ушел за стекло. Стоянка была забита  автомобилями. У стены вытянувшийся пес грыз косточку.
В желудке Миши резко проснулся голод. Он вернулся в кассу, где в сумке лежали захваченные из дома пирожки.
Кассир налил горячий чай. Вдыхая аппетитный запах разогретых в микроволновке пирогов, Миша вспомнил, как одноклассники потешались над его привычкой набивать карманы хлебом из школьной столовой. Мишу еще тогда мучили приступы голода. Он быстро рос, и ему не хватало обычных порций еды.
Присев над стоящей под вешалкой спортивной сумкой, Миша перебрал ремни, куртку. Пошарившись в кармане, извлек блестящую флешку для компьютера. На ней были файлы с дипломной работой и шаблоны букмекерских карточек.
Использовать технику в личных целях было запрещено, но Миша не отличался бессмысленным, на его взгляд, послушанием, поэтому он открыл файл с дипломом. Но работа не шла, Миша обрадовался, когда в контору вошел клиент.
 Вошедший огляделся и подошел к стенду с линией. Он не был знаком кассиру, и Миша с любопытством стал наблюдать за новым посетителем. Тот, кинув взгляд на телеэкран, подошел к окошечку.
–  «Лайв»  есть?
– Конечно! – Миша заметил, что монитор для игроков выключен. – Пять сек! Я комп перезагружал.
«Лайв» – это электронная линия спортивных событий, идущих в режиме «он-лайн». Здесь коэффициенты постоянно меняются, в зависимости от хода состязаний. Иногда фавориты соревнований стремительно превращаются в аутсайдеров, и наоборот. Бывает удачей поймать максимальный коэффициент на одну сторону, а затем на другую. В таком случае, игрок в выигрыше при любом исходе. Для такой ситуации есть свой термин – «вилка».  Некоторые игроки –  любители именно «повилковать»: это дает хоть небольшую, но прибыль. Впрочем, все зависит от суммы ставок.
– Поставь тысячу на филиппинский баскетбол, – попросил незнакомец, изучая появившуюся таблицу котировок, – количество мячей больше двухсот. Какой кэф? Двойка?
– Нет, уже один и восемь, – ответил Михаил.
– Тогда не надо… А сейчас?
– Один и пять десятых.
 Наблюдая, как стремительно падает коэффициент, Миша внутренне усмехнулся: не так уж и плохо было получить к  тысяче плюсом восемьсот рублей. Чуваку показалось мало, а ставка сыграла. Кассир прямо-таки физически ощущал досаду и злость, охватившую клиента.
– Поставь на первый сет матча Надаль – Ферер, тотал меньше девяти с половиной.
– Коэффициент один и пять, – проговорил Миша. – Сколько?
– Полторы тысячи.
Миша взял деньги и отдал карточку. Его глаза, без того узкие, стали похожи на темные щели. Нелепые эти игроки! Восемьсот рублей к тысяче ему было мало, а семьсот пятьдесят к полутора – как раз! Игрока сейчас жадность давит, мысль точит, что он мог получить восемь сотен и не получил. А ведь новая ставка может проиграть. А если выиграет, то парень, скорее всего, выигранные деньги переставит на другое событие, и так, пока их не спустит. Воронка азарта и быстрых денег затягивает человека, как пыль.
– Слушай, ты у нас раньше был? – спросил Миша незнакомца.
Тот отвлекся от монитора и нехотя сказал:
–  Нет. Я ставлю в «Фортуне». Тут недалеко, во дворах, – и вновь уставился в монитор, как в пасть удаву.
Сет затянулся, при счете 5:4, игрок в сердцах воскликнул, стукнув себя кулаком по лбу:
– Вот козел, дебил, шиза! И чо было чужие деньги ставить!? – пнул в стену и вышел, оставив грязное пятно.

 Глава 9
Любовь и страдания Кристины

Машина, в самом деле, была Костина. За стеклом мигал красный индикатор охранной сигнализации. Кристина покрутилась около автомобиля. Подтолкнула мысль, что они с Костей разминулись, и девушка ринулась в подъезд, вслушиваясь в звук движущегося лифта. На площадке было пусто. Костя спустился на лифте! Она хотела было опять броситься вниз, но повернула в квартиру. Глупо бегать друг за дружкой, как в мультике: за гномом дом, за домом гном. Есть телефон.
Она нажала на кнопку вызова. Гудки шли вдаль, пока бесстрастный голос не констатировал: «Абонент не может ответить, позвоните, пожалуйста, позже».
Кристина смотрела в окно на серебристый «форд». Она не будет подозревать Костю. Если он куда-то ушел, значит так надо. Но  сердце ныло от дурного предчувствия.
Без предыдущей лихорадки она сунула ноги в босоножки, бросила в сумку телефон, Глаза равнодушно глянули в зеркало. В подъезде показалось холодно, но возвращаться не хотелось. Дверь за спиной с щелканьем затворилась. Лифт шумно протащил вниз.
Во дворе Кристина села на полукруглую скамеечку недалеко от «форда».  Если Костя  приехал, значит должен быть где-то рядом. Девушку знобило от вечерней прохлады. Ей не хотелось думать, что это нервная дрожь.
Стемнело, когда двое мужчин неожиданно появились около Костиной машины. Один  был невысокий, поджарый, сутуловатый с неправильным профилем: у него выступала вперед нижняя челюсть. Его друг или напарник был кругловатым здоровяком с коротко остриженными волосами.  Мужчины тихо говорили о машине. Здоровяк нажал на кнопку сигнализации, и «форд» мигнул фонарями.
Получалось, что Костя отдал им ключи от автомобиля. Это его друзья. Кристина вздохнула с облегчением. Все нормально.
Она подошла к мужчинам и нетерпеливо спросила:
– А где Костя?
– Какой Костя? – с недоумением воззрился на нее сутулый мужчина, и Кристина отметила, какой у него неприятный взгляд исподлобья.
– Шла бы ты отсюда, – посоветовал круглый здоровяк.
– То есть как, какой? – не унялась Кристина. – Хозяин  автомобиля Костя Осокин.
– А, Костя!.. хозяин... – протянул здоровяк. – Так бы и сказала, что Костя... Домой ушел... А нас  попросил машину сделать...
Девушка непонимающе хлопнула красивыми ресницами:
– Домой? Он живет в другом районе... 
Холод опасности разом поднялся по телу к голове, шевельнув волосы.  Она проговорила:
– Я пошла... привет Косте...
– Ты куда? – заволновался сутулый. – Он придет! Ты сказала: Костя? Вон он... в машине...
Но Кристина заспешила прочь, она скорее почувствовала, чем услышала движение позади себя. Кто-то цепко схватил ее за локоть и задышал в ухо:
– Куда же ты, куколка? Спрашиваешь Костю, а сама от него бежишь... Говорят  тебе, он в машине...
Ее потащили назад. Стало ясно, что, если ее запихнут в машину, она пропадет. Глаза остановились на ногах мужчины:  голые ступни были обуты в легкие сандалии. Не раздумывая, девушка со всей силы опустила острый четырнадцати сантиметровый каблук-шпильку, попав прямо между мягкими ремешками обуви, и тут же убрала ногу, оставив воткнувшуюся между хрящами туфлю. Здоровяк не то взвыл, не то запел, ругаясь. Спина согнулась, круглые руки ухватились за пострадавшую ногу, и он волчком запрыгал на месте. Его напарник подскочил к Кристине с шипением:
– Ах, ты, поганка вшивая, выдра крашеная...
Девушка мигом скинула вторую туфельку и, схватив ее, с размаху ударила каблуком в мерзкое лицо.
Она не бежала – летела – босиком, кривясь и мучительно страдая от попадающих под ступни камешков. В одной руке у нее была туфелька, в другой – сумка. Чтобы запутать преследователей,   она помчалась не к своему подъезду, хотя это было ближе, а к соседнему дому. Под козырьком подъезда  не было лампы, она дернула металлическую дверь, а потом с размаху стукнула по металлу туфелькой, надеясь, что преследователи примут этот звук за шум хлопнувшей двери, сама  девушка нырнула в щель между стеной и широкой опорой, поддерживающей козырек над входной площадкой. Неслышно опустилась на корточки, спиной ощущая шероховатость прохладного бетона, и сползла с площадки в густые кусты, раскинувшиеся у подъезда. Возмущенно мяукнула кошка, вылезшая из подвального оконца.
Сначала на крыльцо взбежал сутулый. Он тупо дергал за ручку, но из-за кодового замка дверь только стукалась, но не открывалась. Потом до подъезда дохромал его напарник.
– Коза вонючая! – рычал сутулый. – Я ей глаза этим каблуком выбью! Я эту дуру изуродую, а потом закопаю!
– Ладно, хорош, Сутяга, – вздохнул кругляш. – Пойдем, надо с машиной закончить.
– Не, сначала эту крысу надо выгрести...
– Лучше побыстрее «форда» отогнать в другое место... – рассудительно сказал кругляш. – Надо было сразу отогнать в гараж и там разобрать...
– Ну, Толстый! Легко сказать! Но там же стоит машина! Надо было срочняком искать в аренду другой гараж.
– Ладно, некогда трендеть. Она мне ногу изувечила, надо в травмпункт. Я почему-то думаю, что эта гадюка живет не здесь, а в том доме, рядом с которым мы поставили «форда». Мы найдем эту крысу крашеную...
– Как? Как!? Если мы уйдем, она смоется! – заверещал Сутяга. 
– Элементарно, Ватсон... У нас есть ее туфелька, у моего соседа имеется классная овчарка. Собака в два счета найдет хозяйку этой вшивой обуви. Кто придумал такие каблуки? По голове бы ими постучать этому дизайнеру хренову.
Кристина боялась пошевелиться. Когда мужчины ушли, она еще долго сидела, не двигаясь, у нее затекли ноги, и заболела спина. Наконец, она едва не ползком выбралась из кустов. Платье было изодрано. Девушка не удивилась тому, что ее руки продолжали сжимать туфельку и сумку.
Ее ничто не могло удивить, потому что ею владела одна мысль, страшная своей очевидностью: с Костей Осокиным, с ее ненаглядным, лучшим на свете парнем, произошло несчастье.

Продолжение следует...    
Книга вышла из печати в издательстве "АСТ", ее пока можно купить в магазинах.