Как это было

 Автор-А. Жданов, пенсионер, бывший учитель истории Мяксинской средней школы.  Газета «Коммунист» №57 за 23 марта 1990 г.(Череповец).

                КАК ЭТО БЫЛО…

О трагической судьбе семьи из деревни Вощажниково.

  Алексей Егорович Шитов с семьёй (семь человек) имел трёх коров, одну лошадь, овец,  а из недвижимого: дом, гуменник с овином, сеновалы. Всего у крестьян деревни  было 53 лошади, 154 коровы (сейчас в деревне всего четыре коровы). Урожай зерновых получали высокий; ржи намолачивали по 240 пудов с десятины. Алексей Егорович вёл семипольный севооборот на 2,8 десятин ему наделённых. В этом севообороте находилось место и для гороха, пшеницы, картофеля, льна. Оправдывали себя и посевы овса. Рожь и овёс были основными культурами. Отдельные крестьяне стали получать высокие доходы от выращивания и переработки льна. Так, семья М.В. Серова из восьми человек сеяла льна на одной десятине, волокно  продавала 40-м номером и благодаря льну вышла в число крепких середняков.
Жизнь в деревне бурлила ключом, но в 1931 году развитие остановилось: началась коллективизация. Об этом очень подробно рассказал очевидец тех событий, которому вместе с семьёй отца пришлось перенести трудности и лишения - Сергей Алексеевич Шитов.
В идею коллективизации немногие крестьяне поверили, притом же эта идея и методы искажались на местах, создание колхозов форсировалось быстрыми темпами. Крестьян физически «загоняли» в колхозы. На строптивых и несогласных налагали невыполнимые «твёрдые задания», для устрашения записывали в кулаки и выселяли. В те трагические дни 1931 года Сергей Шитов в возрасте 14 лет был выслан вместе с двумя братьями, отцом и матерью. 10 февраля созвали тайное собрание бедноты деревни с повесткой «О раскулачивании семьи крестьян Шитовых».
- А 13 февраля к дому подъехали две подводы, - рассказывает Сергей Алексеевич, - двое горе-гэпэушников из мяксинских комсомольцев-активистов с наганами  и в сопровождении свидетелей-бедняков бесцеремонно вошли в дом. Не предъявив ни каких ордеров, объявили устно, что семья подлежит выселению, а имущество: коровы, лошадь, дом – всё передаётся в колхоз. Отца взяли под стражу, водили по всем постройкам и дому, допытывались, где спрятано золото (которого в семье и не бывало), потом поставили к стенке сарая, наставляли наганы к груди, и угрожали расстрелять, если он не укажет место хранения золота.  Отец рискнул и решил бежать. Убежал на покос и укрылся в сарае с сеном. На другой день со знакомым человеком дал весточку матери, которая догадывалась, где он спрятался. В тот же день она запрягла лошадь и поехала к сараю, перевезла отца к его знакомому  М.Д. Пошехонову в Красный Бор, где он находился до 15 февраля. «Активисты»,  так бесславно организовав арест отца, возвратились в дом с пустыми руками, и с большим усердием, озлобленностью приступили к погрузке имущества, очистили в доме всё, даже сорвали занавески с окон, погрузили на подводы и отправили в сельсовет в Мяксу.
 В семье Алексея Егоровича было пять сыновей, старших – Михаила (24 лет) и Виктора (20 лет) дома не было. В начале зимы мобилизовали на лесозаготовки в Бабаевский район. В доме оставался Сергей (14 лет) с двумя братьями: Борисом (11 лет) и Василием (6 лет). После отъезда матери к отцу детям захотелось есть. Решили сварить картошку, но не нашли даже чугунка, всё имущество увезли без какой-либо описи и акта. Голодных детей накормил и приютил сосед Овсянников.
14 февраля возвратилась мать от отца. 15 февраля около четырёх часов дня подъехала подвода к дому, на которую погрузили троих детей, мать и привезли в Мяксу. Около райисполкома собралось  подвод  двадцать с семьями «кулаков» со всего Мяксинского района. В тот же день привезли и отца с Красного Бора. В ночь обоз под охранной ОГПУ направили в город Череповец на вокзал. На вокзальной площади собрали «кулаков» со всей Череповецкой округи. Сколько было слёз! Ведь увозили в неизвестность  с родной стороны невинных людей. Выселялся народ всех возрастов: молодые мужчины, старики, женщины с грудными детьми, завёрнутыми от холода кто во что, даже в овечьи шкуры. Через несколько часов под погрузку поставили 23 красных грузовых («телячьих») вагона, оборудованных двухъярусными «полатями». Посреди каждого вагона – железная печка-буржуйка. В вагоне с Шитовыми разместилось 36 человек. На дорогу выдали по одной буханке хлеба на душу, четыре мешка сухарей, сахар и два ведра с водой. Двери закрыли на задвижку, и вагоны с обречёнными отправились в путь  транзитом, с редкими остановками, в неизвестность.
Везли на Север. На станции Тешемля была остановка, во время которой пополнили число обречённых за счёт сыновей раскулаченных, снятых с лесозаготовок. Крики, слёзы заполнили станцию, доставленные с лесозаготовок разыскивали родных. Семью нашёл и Виктор, один из старших сыновей А.Е. Шитова. Старший же сын, Михаил, оставив лошадь на лесоучастке, решил скрыться раньше и уехал в Ленинград. Поезд тронулся дальше. На станции Званка пополнили запасы воды. Здесь же к поезду прицепили ещё 27 вагонов с «раскулаченными» крестьянами. Стало больше и охраны, она усилилась двумя пулемётами, один расположили на крыше последнего вагона, другой – в тендере паровоза. Вместо параши в вагоне поставили бидон типа молочного, только без горловины. После пребывания на станции поезду в 50 вагонов дали «зелёную улицу». Остановки на разъездах были короткими,  для прохождения встречных поездов (тогда Мурманская дорога была одноколейной. Двери вагонов раскрыли только на станции Кандалакша. Когда приехали на разъезд Плёс Озеро, взорам предстал городок из пятидесяти палаток. При виде их женщины снова заплакали, подумав, что в палатках живут солдаты. На улице стоял мороз 38 градусов. Половину вагонов состава отцепили, а другую половину отправили в Хибиногорск (ныне Кировск). Оставшиеся на разъезде вагоны оттянули назад на три с половиной километра и загнали в тупик.
Утром, когда открыли двери вагона, люди увидели речку, немноговодную, но бурную (не замерзала зимой), называлась Нива. На берегу её у насыпи стояла баня. По команде охраны первыми были отправлены в баню женщины и дети. Как они вымылись, трудно представить. Но вот как мылись мужчины, Сергей Алексеевич хорошо помнит. В баню загнали двадцать пять мужчин. Разделись, бельё и другую одежду общей кучей  заложили в дизкамеру «вошебойку», в которой вещи были передержаны, а потом выброшены общей кучей. Какое мытьё?! Не доставало бачков, трудно при густом паре найти кран… Все сбились с ног в поисках в поисках своего белья и одежды. Давка, суматоха, в которой кто что схватил, то и одел. Моё – твоё, твоё – моё, как говорится.  Позднее, конечно, разменялись. У большинства из верхней одежды были овчинные полушубки, которые при высокой температуре в дизкамере скоробились. Стали надевать – и на плечи даже не находят, трещат, рвутся, шерсть отваливается пластами.
- Отец страдал радикулитом, - рассказывает Сергей Алексеевич, - у него были шубные штаны, при одевании  они порвались. В общем, после бани  все были похожи на чертей, только что рогов не было.
После бани охрана привела всех к палаточному городку. Семьи Шитовых разместились в палатке №40. Она и стала их домом. Там были установлены две печки, электрическая лампочка, стол и во всю длину по обеим сторонам нары. Вначале мужчин размещали отдельно от семей, позднее разобрались по семьям. Началось знакомство. В палатке Шитовых были высланные из Череповецкого, Абакановского и Мяксинского районов, но жили мирно, всё делалось с общего согласия. Шитова-отца назначили старшим, он распределял места и занимаемую площадь на нарах для каждой семьи, между семьями укладывалась доска. Места для одного человека определялось столько, сколько он займёт, лёжа на спине. После такого обустройства по команде коменданта городка отправились с вёдрами за обедом на кухню, расположенную в небольшом сарае, полном дыма. В него заходить не разрешали. Обед  - бесплатный, первое блюдо из консервов, второе – жареная селёдка. Хлеба выдали достаточно.
- На принесённую похлёбку, - вспоминает Сергей Алексеевич, - в палатке все набросились, как голодные шакалы. Но вышло затруднение перед этим - не было ложек, принесли с кухни консервные банки. Они и выручили всех: банки превратили в миски.
Бесплатное питание продолжалось пять дней. Потом всех переписали в амбарную книгу, выдали талоны – «боны», на которых была обозначена ценность – три рубля. Эти талоны заменяли деньги, они были в обращении наравне с ними на территории строительства. При получении зарплаты стоимость талона удерживалась. На третий день в клубе провели собрание. Это увеселительное здание было построено ранее, называлось оно клубом первой пятилетки. На собрании присутствовали все обитатели палаточного городка. С докладом выступил комендант ГПУ, после чего стали выяснять, кто какой специальностью владеет. Брат Сергея Виктор с рабочим номером 1540 был направлен на нефтебазу. Отец разбирался в бухгалтерии и с номером 1627 стал работать счетоводом. Сергею, тогда подростку, присвоили номер 1962 и направили в столярную мастерскую учеником столяра.
У высланных не было никаких документов, удостоверяющих личность, только номера. При получении заработной платы они и называли их. Из зарплаты делалось  много различных удержаний. Кроме подоходного налога, двадцать пять процентов получки комендатура изымала за расходы на дорогу, за вагон, в котором выселенцев привезли. Этот налог удерживался до самой Отечественной войны, правда, потом с меньшим удержанием, до пятнадцати процентов, потом – до пяти процентов.
Сначала в первый год Отечественной войны всем выдали удостоверения, определяющие личность и положение: вначале писалось «выселенец», потом – «переселенец», а ещё позже – «поселенец». «Поселенец» – значит, навсегда. Палатки заменялись деревянными бараками. Шитовых перевели в барак №14 на улицу №3. Семья из шести человек размещалась в комнате размером 3х4 квадратных метра.  Велось строительство ГРЭС «Нива-2» и «Нива-3». Эти гидростанции построены высланными крестьянами в ужаснейших условиях быта и труда.
Семья Шитовых пережила ещё одно тяжёлое испытание: в начале 1937 года Алексей Егорович вторично был арестован за неосторожно рассказанный анекдот, осуждён и якобы отправлен в каменноугольные шахты на Шпицберген, где и умер.
Несколько дней назад из города Кандалакши пришёл ответ на запрос сына его, Сергея Алексеевича. В ответе, в частности, сообщается, что Шитов Алексей Егорович, уроженец деревни Вощажниково, работавший счетоводом на строительстве ГРЭС «Нива-2» (г. Кандалакша), был арестован по сфабрикованному делу и обвинён по статье 58 п.п. 2, 10 и 11 УК СССР (контрреволюционная пропаганда). На самом же деле – за рассказанный анекдот. Решением «тройки» НКВД Карельской АССР от 20 ноября 1937 года Шитов Алексей Егорович приговорён в возрасте 49 лет к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор исполнен 3 декабря 1937 года в городе Петрозаводске. Сведениями о месте захоронения там не располагают.
На днях Сергей Алексеевич получил ещё письменное уведомление о том, что его отец, Шитов Алексей Егорович, согласно статье 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в 30-х,40-х 50-х годах», реабилитирован посмертно.
Вот как это было…  Легче на душе стало от такого известия у Сергея Алексеевича, его детей и внуков? Отец, дед и прадед их никогда не был врагом советской власти.
Дальнейшая судьба сыновей Алексея Егоровича была связана с Великой Отечественной войной. Сергей Алексеевич участвовал в сражениях на Карельском и Третьем Украинском фронтах. Демобилизовался в 1946 году. Возвратился в родные места в деревню Вощажниково, жил в доме у тётушки Плотниковой Веры Сергеевны. Родительский дом, отнятый у семьи, стоял полуразрушенный, с разбитыми  окнами и считался собственностью колхоза. Мать Сергея Алексеевича, Анна Сергеевна, умерла в посёлке «Нива-2» в 1938 году, почти через год после второго ареста мужа. Брат Михаил погиб в боях при освобождении Варшавы в 1945-ом. Виктор умер в тылу в годы войны при обслуживания госпиталя. Борис погиб на Волховском фронте в Синявинских болотах в 1943 году. Василий погиб в Венгрии в боях под Балатоном в 1944 году.
Такова судьба крестьянской семьи, без вины обвинённой только за то, что она любила землю, ценила труд.
Сергей Алексеевич Шитов, заработав в Череповце пенсию, сейчас живёт в деревне Вощажниково. В городе посещает часто своих трёх дочерей. Но деревня крепко его притянула: на этой земле работал его отец, из-за этой земли и пострадал. Сергей Алексеевич опытный пчеловод, садовод. В личном подворье имеет корову, свиней. Сын его, Владимир, трудится в совхозе «Мяксинский» газосварщиком, много времени уделяет хозяйству отца. Из него, несомненно, получится высококвалифицированный крестьянин в полном смысле этого слова.
… В летнее время дом Сергея Алексеевича наполняется детскими голосами внуков и взрослых детей, очень любящих своего отца, участника Великой Отечественной войны, так много пережившего трудностей, связанных с репрессиями в 30-х годах….


Рецензии