Не говори Люблю

Это отрывок из книги об отношениях молодого учителя средней школы и его ученицы, которые, сблизившись в процессе обучения, вдруг понимают, что чувствуют и пытаются этому противостоять.

ГЛАВА I. Все выясняется.

На дворе стоял март. До окончания года было всего два с хвостиком месяца. Март в их краях суров и неприветлив: чернеющего и оседающего с каждым днем снега все еще было много, морозы также не желали уходить, ручьи текли, полностью перекрывая улицы, однако, солнце светило все ярче, отбирая шансы у не желавшей прощаться зимы, а птицы звенели так, что при открытом окне в классе не слышно было говорящего.

Все были очень заняты, и школа напоминала гудящий восточный базар. Казалось, у каждого было дело, которое необходимо было срочно закончить, чтобы тут же приниматься за другое.

Она тоже была занята. Но не настолько, чтобы не заметить, что в последний месяц или чуть больше он настойчиво избегает ее. И эта его настойчивость без видимой причины угнетала ее. Такое было и раньше: они регулярно ссорились, но она всегда знала, из-за чего и, в основном, это была ее вина. Но сейчас она понятия не имела, что произошло и не могла спросить, и это раздирало ей душу.

На уроках он смотрел мимо, не встречаясь с ней даже глазами, в коридорах проходил, бегло отвечая на приветствие. Он притворялся занятым и, казалось, давал ей понять, чтобы она вела себя также. Она не ожидала, что эта перемена так ранит ее. И если раньше он оттаивал помаленьку день за днем, то сейчас он словно твердо решил, что так, как раньше не будет никогда. Для нее это было абсолютно ясно.  Она предпочла бы, чтобы он снова явно злился на нее и колол своими словами, чем видеть это его напускное ледяное равнодушие, особенно, когда ей было кристально ясно, что он никогда не сможет быть абсолютно равнодушным по отношению к ней.
Наверное – думала она - она где-то слишком расслабилась, каким-то образом перешла границы, поставив его тем самым в затруднительно-неловкое положение, когда он стал понимать, что это не те отношения, которые могут быть между ученицей и учителем, возможно внутренне он был возмущен и решил расставить все по местам. Вот только что именно она сделала и где допустила ошибку – оставалось для нее мучительной загадкой. Дни и ночи она размышляла об этом, перебирая в уме даты и события, но никогда не могла дать самой себе более или менее внятного ответа.
То, что она начала так по нему скучать обескуражило её самоё. Такого не было раньше никогда. Она вполне беззаботно переживала любые даже самые бурные их ссоры. Время просто шло, рассеивая тучи, и все налаживалось, само собой. Просто в течение этих ссор, когда он разгневано смотрел на нее, повышал голос или даже прибегал к различным наказаниям, каждый день в его злости, плохо скрываемом раздражении или едком сарказме она видела подтверждения, что небезразлична ему, и в этом не было для нее ничего удивительного.

То, что он выделяет ее из всех, и она одна способна так вывести его из себя, что он, казалось, готов был ей голову снести с плеч, было таким естественным не только для них обоих, но и для всех вокруг. В классе посмеивались, говоря, что у них итальянские отношения, имея в виду бурные ссоры и такие же бурные примирения. Их отношения могли быть только полярными, и их обоих это всегда устраивало.

Надолго его злости никогда не хватало. И она с удовлетворением понимала, что ему начинает недоставать ее; она давала ему время прийти в себя, сидела молча у него на уроках и ограничивалась спокойным приветствием в коридорах, с радостью замечая, что с течением дней взгляд его из едкого становился все более спокойным, затем появлялась легкая улыбка при встрече, потом в ход шло подтрунивание и они оба с радостью возвращались к их обычным шпилькам и отношениям. Но что же произошло теперь? Почему он не хочет больше ни слышать ее, ни видеть? Все это совсем сбивало с толку.

В один из дней, когда она сидела с отсутствующим взглядом на уроке, ее послали за чертежом, которые держали в маленькой комнатке, наподобие школьной кладовой, заваленной плакатами, старыми стенгазетами и прочей утварью, предназначенной для наглядности образования. Она располагалась на третьем этаже, в начале длинного коридора, в конце которого был его кабинет.

В рекреации было тихо и ее шаги гулко отозвались в пустоте. Она открыла дверь каморки ключом, выданным ей учителем, и вошла внутрь. Занавески были наполовину задернуты, оставляя середину, откуда яркий солнечный свет проникал внутрь нерассеянными широкими лучами и падал на окрашенный деревянный пол.

Она стала оглядывать залежи слева и справа от нее, ища нужный плакат, описанный ей учительницей, поручившей его раздобыть. Не обнаружив ничего подобного, она стала перебирать толстую стопку плакатов, лежащих на столе у окна, приподнимая каждый за нижний угол, чтобы рассмотреть, что лежит под ним. Уголок соскользнул с ее пальцев, хлопнувшись о стопку, в которой лежал. В воздух поднялась пыль, и она, не выдержав, чихнула.
- Будь здорова, - раздался бодрый голос за ее спиной.

Она вздрогнула и резко обернулась. Он, вероятно, хотел войти, так как стоял в проеме распахнутой двери. Она поняла, что слова не сами собой сорвались с его губ, и он не жалел, что привлек ее внимание. Эта ситуация вовсе не застала его врасплох, так, будто он просто не успел среагировать и уйти, тихо прикрыв дверь обратно.

- Что ты здесь делаешь? – он сделал шаг вперед и прикрыл за собой дверь.
- Меня прислали за раздаточным, что еще здесь можно делать? – слегка удивленно спросила она.
- Помощь нужна? – поинтересовался он, поднимая с пола свернутый в трубочку плакат и кладя его на одну из стопок справа от себя. Обращаясь к ней, он смотрел куда угодно, только не на нее. Она это заметила и, вспыхнув, отвернулась. Зачем он вошел? Ткнуть ее носом в то, что он больше ее знать не желает? Мог бы и выйти потихоньку – она бы даже и не заметила.
- Нет. А вы зачем здесь? – спросила она, не поворачиваясь.
- Я слышал, как ты сюда вошла, - спокойно ответил он.

То есть, он зашел сюда именно за ней. Зачем, интересно, - подумала она, но вслух ничего не сказала. Она чувствовала, что он приближается к заваленному столу, у которого она стояла. Сердце ее почему-то бешено заколотилось, хотя минуту назад ей казалось, что она абсолютно спокойна. Она ощутила, как щеки ее предательски вспыхнули, потому не хотела поворачиваться к нему. Если он хочет что-то сказать – пусть говорит первым, она не станет ему помогать. Ее пальцы машинально перебирали плакаты, лежащие на столе. Он молчал.

Наконец она заметила в стопке, которую перебирала, нужный ей заголовок и потянула за огромный лист. Взяв то, за чем пришла и собравшись с духом, понимая, что не может стоять к нему затылком вечно, она повернулась. Он стоял, скрестив ноги и засунув руки с закатанными рукавами светлой рубашки в карманы идеально сидящих узких брюк, облокотившись на столик, стоявший вдоль прохода в паре шагов от нее. Свет из окна отражался в его голубых глазах и сверкал на часах. Повернувшись, она на секунду перехватила его взгляд. Это было очень неожиданно. Он любовался ею, пока она стояла спиной, и это заставило ее покраснеть еще больше. Хорошо, что свет бил у нее из-за спины, и он ничего не мог заметить.
 
Нерешительно она стала пробираться между завалами по направлению к нему. Он смотрел, как она идет. Приблизившись к нему, от волнения она запнулась, но он успел подать ей руку, которую она машинально схватила, но тут же выпустила. Она злилась на себя. Злилась на эту предательскую дрожь, пылающие щеки, неуместное и такое очевидное волнение. Она хотела бы проплыть мимо него ледяной королевой, не удостоив его даже взглядом, но не могла. Просто не могла. Что за черт?
Он встал у нее на пути.

- Как дела? – шутливо-вопросительная улыбка играла на его губах, но глаза были серьезными, чуть сощуренными, внимательно глядящими на нее, как у стрелка перед выстрелом. Почему ей пришло в голову это сравнение?

Она вспыхнула. Как может он разговаривать этим притворным тоном, после более чем месяца игнорирования ее?

- Лучше всех, - обронила она, беря себя в руки, проходя мимо него и избегая его взгляда, совсем как делал он в последнее время. Она понимала, что он не даст ей уйти, раз уж он здесь, но не могла отказать себе в удовольствии стукнуть его той же палкой и по тому же месту. Слишком тяжело дался ей этот месяц, нужно было выпустить пар.

До двери было недалеко, и она уже взялась за ручку, но он из-за ее спины протянул ладонь и нажал на дверь, не давая ее открыть.

- Я вошел за тобой не просто так. Мне нужно с тобой поговорить.
У нее зашумело в ушах.

- Вы со мной не разговариваете, забыли? – холодно обратилась она к двери.
- Об этом я и хотел поговорить, - мягко ответил он ее затылку. – Можешь задержаться ненадолго?

Она повернулась, все еще колеблясь, не понимая, зачем все это и что он будет говорить. Не станет же он объяснять свое поведение – он никогда раньше этого не делал, так с чего бы теперь? Желая ее подтолкнуть, он дотронулся до ее локтя и отступил на шаг, освобождая ей место, чтобы можно было пройти вглубь.

- Мне нужно отнести плакат, - произнесла она растерянно – Меня же ждут.
Он кивнул:
- Хорошо. Отнеси и возвращайся. Я тебя подожду. Если спросят – скажи, что я срочно просил зайти и что это не займет больше 5-10 минут. У тебя все хорошо по алгебре, думаю, проблем не возникнет.

Он знал ее расписание. На душе у нее стало теплеть. Ничем не оправданная радость от того, что он все-таки, не может без нее, как она и предполагала, начала разливаться у нее по сердцу. Она молча кивнула и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Войдя в кабинет алгебры, ей даже не пришлось упоминать его имени.

- Спасибо, - поблагодарила Валентина Георгиевна, беря у нее из рук плакат и разворачивая его, чтобы закрепить на доске. – А где ключ?
Она поняла, что ключ остался в замке внутри каморки, где она его оставила, чтобы не потерять.
- О, простите, забыла там, но я принесу, - пролепетала она, радуясь отчего-то, что не придется называть его имени и отпрашиваться.
- Побыстрее, - машинально ответила Валентина Георгиевна, сменив сосредоточенный на доске взгляд на укоризненный, направленный на того, кто в данный момент на этой доске писал:
- Кошелев, ну откуда у тебя такой вывод? Ты что, не видишь, что…

Дальше слова учительницы потонули за закрытой дверью. Чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди и безуспешно пытаясь собраться, она, со все возрастающим волнением вернулась в каморку. Он стоял прямо по проходу, спиной к свету, лицом к ней, там, где только что была она в поисках плаката.

- Закрой дверь, - попросил он.
Она обернулась. Дверь была закрыта.
- На замок, - уточнил он
Она растерялась. Он оторвался от стола и прошел прямо к ней.
- Разговор не займет больше 10 минут, и я не хочу, чтобы нам помешали, - объяснил он, взглянув на часы. – Другого шанса у нас не будет.
Она озадаченно повернула ключ в замке.
- Присядь, - указал он на пару коробок, стоящих друг на друге.
 Размышляя, что он имел в виду, говоря, что другого шанса у них не будет, она послушно опустилась на предложенное ей место. Несколько секунд он молчал.
- Ты не могла не заметить, что в последнее время мы сильно отдалились друг от друга по моей инициативе.
Не шелохнувшись, она внимательно слушала. Не услышав ничего в ответ, он продолжил:
- Я думал, ты воспримешь это безразлично, как раньше, когда у нас случались ссоры, но я заметил, что для тебя это очень болезненно, а я меньше всего намерен был причинить тебе боль, поэтому я решил, что нам необходимо объясниться, чтобы ты все поняла и отпустила ситуацию.
- Отпустила ситуацию? – разочарованно переспросила она.
- Да, именно. Послушай, я знаю, что ты не понимаешь, в чем дело и где-то даже можешь таить на меня обиду и будешь права, вот только ты должна понять, что то, что происходит между нами в последнее время, - внезапно он умолк, так как она резко подняла на него глаза при этих словах.

 Он продолжил:
- Так вот: это неправильно, и я хочу, чтобы ты понимала, что этому не бывать, - твердо сказал он тихим голосом, не сводя с нее глаз, готовый к любой ее реакции.
В воцарившейся на мгновение тишине не слышно было, казалось, даже ее дыхания. Она почувствовала, как ее охватывает мелкая дрожь и напряглась, чтобы не выдать этого, сжав руки, лежащие на коленях, в замочек. Все было не так. Совсем не так, как она думала. Она молча смотрела на него, а он мягко продолжал:
- Я не до конца отдавал себе отчета в том, какими эмоции могут зародиться у тебя ко мне в результате этих наших дружеских отношений. Я знаю, что проявил эгоизм, позволив нам с тобой сблизиться, но, повторяю, я сам не сразу все понял. И я не ожидал такого результата. Теперь я вижу, что был очень неправ и что ответственность лежит целиком на мне. Я виноват. Соответственно, мне и исправлять. Если бы я только мог повлиять на твои чувства, я никогда не позволил бы им появиться на свет. – Он увидел, как она слегка вздрогнула при этих словах и метнула на него быстрый взгляд, но ничего не сказала. Он был благодарен ей за то, что она не вскрикнула, не вскочила и не начала отрицать очевидное.

А она просто была обескуражена. Вместо объяснений, он просто читает ее как открытую книгу, он даже не спрашивает, влюблена ли она в него, он просто констатирует это как факт. Она огорченно опустила глаза на свои колени, чтобы только он не заметил ее волнения. Но он, разумеется, заметил, как часто она задышала и как задрожали ее ресницы. Больше всего она сейчас молилась о том, чтобы не проявить малодушия и не заплакать. Хотя разочарование ее было велико, а ведь он даже еще не закончил говорить. Она не знала, выдержит ли это. Позориться очень не хотелось.

- Пойми, - проникновенно сказал он, придвигая коробку прямо к ней и садясь на нее так, чтобы они были друг напротив друга, - Никакие отношения между нами, кроме отношений учитель-ученица невозможны. Потому что любой выход за эти рамки влечет за собой грязь. Это будет грязно и пошло с какой стороны на них не взгляни. И для этого не существует ни единого оправдания! Ты слишком молода для любой грязи, у тебя ее просто не должно быть. И ее не будет. Во всяком случае, если это будет зависеть от меня. Ты понимаешь?

К сожалению, она понимала. Несмотря на то, что ее чувства к нему стали для нее самой полнейшей неожиданностью, она никогда, даже в мыслях не допускала возможности иных отношений между ними, чем те, что у них были всегда. Ей было бы вполне достаточно видеть его, говорить с ним, шутить с ним как прежде и видеть, как он смеется ее словам, снова и снова убеждаться, что он предпочитает ее компанию другим.

Теперь же становилось очевидным, что он больше не будет на нее смотреть так, словно впитывает ее с головы до ног, смотреть взглядом, от которого ее сердце радостно билось быстрее. Слова его мягко закрывали двери, которые, ей казалось, были распахнуты для нее навсегда. Даже та малость, что делала ее счастливой, вот-вот должна была окончиться и она станет медленно тонуть в тех невыносимо тоскливых, черно-белых отношениях, что он демонстрировал ей в последний месяц. И спасенья ждать будет неоткуда. Разочарование полностью окутало ее душу.
 
Опустошенно она опустила лицо, разглядывая свои руки, а он наклонился к ней, пытаясь заглянуть в опущенные глаза. Ее мир рушился прямо на ее глазах.
 
- К сожалению, мы не можем вести себя друг с другом так, как прежде. Если все продолжится, как всегда, тебе от этого будет еще больнее и хуже. Ты меня потом возненавидишь. Возненавидишь за то, что я не был сильнее и умнее, за то, что не положил этому конец. – Он помолчал. Она не шевелилась, слишком огорченная, чтобы говорить. Он это понимал.
- Скажи хоть слово, - тихо произнес он, пытаясь заставить ее поднять глаза.
Но она не могла ничего сказать. Она боялась расплакаться, потому промолчала. Казалось, он понял и это.

Тогда он снова продолжил с нежностью в голосе, словно хотел успокоить и поддержать ее:
- Поверь - я говорю тебе сейчас все это не для того, чтобы ранить или оскорбить тебя, не для того, чтобы обидеть, а только для того, чтобы через пару лет, когда ты вспомнишь этот разговор и мои слова, ты сохранила ко мне уважение. Поэтому я вынужден сейчас говорить то, что говорю.

Разбитая, она все еще сидела в той же позе, не шевелясь, только часто дыша. Она хотела и боялась поднять на него глаза и встретиться взглядом. Но слезы были бы совсем неуместны сейчас, да и ни к чему не привели бы.
 
Он видел, как она реагирует на каждое его слово и это причиняло боль ему самому. Внезапно его охватил секундный порыв: ему хотелось обнять ее, прижать к себе и пусть бы она поплакала, пока он гладит ее волосы, но это ее сдержанное мужество…Он понимал, каково оно ей дается.

- Взгляни на меня, - попросил он спустя пару минут молчания.
Она собралась с духом и медленно подняла лицо все еще избегая смотреть ему в глаза. Он подождал немного.

- Взгляни на меня, - повторил он с чувством.
Она встретилась с ним взглядом. В его глазах была такая доброта, такое понимание, такое что-то еще, чего она не могла разобрать, что слезы молча потекли по ее щекам. Ей стало неловко, и она быстро встала, пряча лицо и смущенно вытирая его ладонями, намереваясь пытаясь пойти к выходу, ибо она не понимала, что она может сказать в ответ. Любые доводы никуда не годятся. Он все решил за них обоих. Ей остается только смириться, но она не желает стоять и плакать перед ним, как сопливая дурочка…

Видя ее порыв, он схватил ее за руку чуть повыше локтя.

- Подожди, не уходи вот так. Тебе нужно успокоиться. Посиди немного.
- Не хочу я сидеть. Пожалуйста, дайте мне уйти.
Он взялся ее за вторую руку в том же месте, повернув к себе лицом, чувствуя сопротивление.
- Я никуда тебя не отпущу в таком состоянии. 
Она стояла перед ним. Слезы она остановила, но лицо ее горело. Она, наконец, нашла в себе силы смотреть на него.
- Присядь. – он подтолкнул ее обратно на те коробки, на которых она сидела. – Я хотел бы, чтобы ты сказала хоть что-нибудь, чтобы я убедился, что ты поняла меня и мои причины. - Молчание не решит вопроса. Я вижу, как ты огорчена и не хочу так заканчивать.

Звук его голоса, такой размеренный, спокойный убаюкивал ее разгоряченные нервы. И вот она уже сидела на коробках лицом к нему, а он тихонько гладил ее по руке, ожидая, что она скажет.

- Вы не хотите меня больше видеть? И говорить со мной? – тихо спросила она, заторможено глядя перед собой через пару минут молчания. Она пыталась достичь определенности.

- Нет! Конечно нет! Я просто хочу, чтобы мы вышли на обычные школьные отношения, не более того. Я всегда рад тебя видеть.
- И мне можно с вами говорить?
- Конечно! Что за вопросы.
- Чего же мне тогда нельзя?
- Тебе можно все. Просто в умеренных количествах. Намного умереннее, чем это у нас было. Мы должны включить субординацию и дистанцию, более ничего.

Она помешкала. Нужно было решиться все выяснить, ибо другого шанса, как он правильно заметил, у них не будет. Не без его помощи, она уже отчасти успокоилась и почувствовала в себе силы говорить с ним, как со взрослым человеком.

- Зачем вы решились на разговор со мной? Разве я подталкивала вас к чему-то, что становилось бы опасным? – спросила она.
Он встал и отошел к окну, глядя на улицу.
- Нет. Но пойди все по-прежнему, неизвестно, к чему мы могли бы прийти.
- Мне никогда в голову не приходило, что мы к чему-то можем прийти, - тихо сказала она чистую правду.
Он обернулся, улыбнувшись.
- Значит, ты слишком чистая для таких мыслей.
- А вы?
- Не могу сказать о себе того же самого.
- Чего именно вы боитесь? – просто спросила она.

Он молча смотрел на нее, сузив глаза в раздумье, не говоря ни слова, словно решаясь сказать правду.

- Вы просили меня поговорить с вами, но сами говорить не хотите, - заметила она, видя его молчание.
Она ведет себя совсем как взрослая, эта девочка – с удовлетворением отметил он. Ему импонировала ее стойкость, умение держать себя в руках и в то же время удивительная чувственность, благодаря которой он читал все ее эмоции прямо у нее с лица.
 
Он подошел и снова сел напротив нее.

- Я боюсь, - сказал он, наклоняясь к ней поближе, словно хотел раскрыть какую-то тайну, растягивая паузы между словами - Я боюсь, что наступит такой момент, когда я сделаю тебе больно, а ты станешь смотреть на меня такими вот глазами.
Хоть ей и пришло в голову, что этот момент наступил сейчас, она почувствовала себя как человек, страдающий от сильной боли, которому вкололи морфий.

- И что тогда будет? – спросила она, предугадывая ответ, наклоняясь к нему навстречу и дотрагиваясь до его рук, сомкнутыми в замок между колен, заставляя их мягко разомкнуться.

Он не отстранился. Их лица были близко, но никто из них не шевелился. Ее прежняя догадка перерастала в уверенность, когда он так на нее смотрел. То есть, она всегда подозревала, но никогда даже самой себе не смела в этом признаться. Сейчас же все стало очевидно, сложилось, как пазл.

- Вы ведь любите меня? – внезапно спросила она, заставив его, вздрогнув, отшатнуться. – Любите? Скажите!

Он сглотнул, скользнул взглядом по ее лицу, отобрал у нее свои руки и попытался встать. Она тоже быстро встала и оказалась ровно напротив. Проход был слишком узок, чтобы он смог сделать шаг назад поперек него. Она попыталась протянуть руки к нему, но он схватил их за запястья и прижал обратно к ее груди.

- Не надо, - предупреждающе сказал он.
- Нет! – порывисто сказала она, - Вы прямо сказали мне о моих чувствах, и я могу прямо сказать вам о ваших, если вы все еще в них не разобрались, в чем я сильно сомневаюсь. Вы любите меня! Любите! Поэтому вы решились порвать всякие отношения, поэтому отталкиваете меня! Вы поняли, что любите меня и знаете, что в какой-то момент не сдержитесь и…

- Перестань немедленно! – он сильно тряхнул ее, все еще держа ее руки, не давая ей их вытянуть.

Ее волосы с силой качнулись взад-вперед, упав ей на лицо от его тряски. Он отпустил ее руки. Она тряхнула головой, откидывая волосы назад и растерянно посмотрела на него. Он понял, что переборщил и потянулся к ней, но она резко дернулась, пытаясь отстранится, наткнулась ногами на преграду за спиной и начала терять равновесие. Он рванулся и обхватил ее за талию, прижав к себе, чтобы удержать. Ее руки, согнутые в локтях, оказались между ними, прижатыми к его груди. Оказавшись в его руках, она растерялась. Из взгляды встретились, он не спешил отпускать ее: его руки твердо лежали на ее талии. Она ослабила свои руки и убрала их, таким образом между ними больше не было препятствий. Расстояние между их лицами было очень коротким. Напряжение достигло предела для нее.

- Поцелуй меня! – прошептала она, поднимая подбородок.
- Нет. – глухо сказал он. – Это именно то, о чем я говорил.

Но она уже не помнила, что он там говорил. Сейчас она впервые оказалась в его объятиях и жаждала только одного. За все их ссоры, непонимания, за этот сегодняшний нелепый разговор – она должна получить хоть что-то, о чем будет вспоминать до конца жизни.

Очень медленно она приближала свое лицо к его. Он не отстранился, но и не подался вперед, но грудь его вздымалась чаще. Он не сводил с нее глаз. В них читалась непреклонность. Казалось, он еще боролся с остатками здравого смыла. Но ей было наплевать на здравый смыл: она хотела поцелуя любимого человека, а потом - хоть потоп. Между их губами были уже какие-то жалкие миллиметры.

- Поцелуй меня в первый и последний раз! – прошептала она снова, сокращая те последние крупицы расстояния между ними.

Он с крепче притянул ее к себе, и она ощутила тепло, идущее от его склоняющегося к ней лица.

Его губы, не разжимаясь коснулись ее губ, затем нежно скользнули влево, вправо. Дрожь пробежала по ее телу, а коленки вдруг ослабли. Он удержал ее, прижав к себе. У нее закружилась голова, а в закрытых глазах все закрутилось наподобие калейдоскопа. Он целовал ее! Целовал! После всего, что сказал и сделал, после всех попыток отстраниться, он впервые ее целовал! Сейчас! Никто из ее парней никогда ее так не целовал: страстно и в то же время нежно. Он знал в этом толк.
Она чувствовала его всем телом, дрожала. Ей хотелось упасть в обморок, плакать, смеяться. Она обвила руками его шею, он еще сильнее прижал ее к себе.

С нарастающим чувством он скользил по ее губам, не в силах оторваться. На минуту он полностью потерял голову. Все, чего он обещал себе не делать, все, до чего он не собирался доводить, рухнуло в пропасть вместе с ним. Он чувствовал, что летит вниз с огромной скоростью, что совершает ошибку, но остановиться не мог. Особенно, когда она отвечала ему тем же.

Мысли с огромной скоростью роились у него в голове, и, когда первое напряжение момента немного спало, он уже не мог просто так от них отмахнуться. Что-то щелкнуло у него в мозгу, их губы разомкнулись, она открыла глаза, глубоко дыша. Между их лицами едва ли было расстояние в сантиметр. Он снова легонько прикоснулся к ее губам и отстранился.

Ее взгляд был туманным, словно за какой-то пеленой. В ушах шумело, в голове ничего не могло стать на места. Она все еще чувствовала его губы на своих губах.
Он провел большим пальцем правой руки по своей нижней губе, проверяя, не осталась ли на нем ее помада. Затем вспомнил, что у нее не было помады сегодня. Он тряхнул головой, словно пытаясь прогнать охватившее его наваждение, провел руками по волосам и посмотрел на нее. Она откинула прядь волос с раскрасневшегося лица. Он уже взял себя в руки и дыхание его стало ровным, но ей это только предстояло.

- Теперь, когда накал позади, ты способна поговорить, как взрослые люди? – спросил он тоном, в котором все еще чувствовалось напряжение. Лихорадочный блеск в глазах все еще выдавал его, но размеренный голос был призван успокоить их обоих.
- Да, - просто ответила она, все еще пытаясь поймать свое дыхание – Но мы не сможем говорить, как взрослые люди, если вы, свободно говоря о моих чувствах станете продолжать настаивать на отсутствии ваших. Так вы все еще хотите сказать, что я вам безразлична?
Он не сдержался и улыбнулся, слушая ее:
- Я никогда такого не говорил, - мягко сказал он.
- Тогда признайте, что вы меня любите.
- Зачем?
- Чтобы то, что было сейчас между нами не выглядело грязным, как вы и предупреждали.

Он изменился в лице. Она была права. Он был не вправе прикасаться к ней, даже, если бы она сама на него набросилась. И оправданий здесь быть не может – он сам это говорил. Но у него было смягчающее обстоятельство, которое немного очищало их обоих, хоть и не перекрывало сложившейся неловкой ситуации. Конечно, он ее любил. Не просто любил, а с ума сходил. Она занимала все его мысли, мешая ему работать и жить. День за днем он яростно сопротивлялся, надеясь, что все пройдет и, скрепя зубы, ожидая, чтобы год закончился поскорее, чтобы она уехала и они больше не встречались.

У него был план и до последнего момента он был тверд в его исполнении, но ее отчаяние, мужество, с которым она выслушала его, гордость и близость дали трещину в его решительности. Всего на мгновение. Сейчас он вновь чувствовал, что пришел в себя и готов стоять на своем, чего бы она не хотела. Но она была права: если бы он поцеловал ее, не имея никаких чувств к ней, то из прекрасного страстного порыва двух людей, он превратился бы в грязный жест с ноткой растления, а этого он и в мыслях по отношению к ней допустить не мог.

- Признаю, - сказал он прямо. -  Я люблю тебя.

Мурашки пробежали у нее по спине. Сердце ее улыбнулась. Вот оно! То, о чем она всегда подозревала, но никогда не надеялась услышать.

- Но это не имеет значения. – продолжил он тем же твердым голосом, - Я не собираюсь вступать в отношения со своей ученицей, ты должна это понимать. И, соответственно, не позволю и тебе.

Она всегда это знала и чувство уважения к нему вновь всколыхнулось в ней. О, она никогда не сумела бы полюбить человека низкого, и он таким не был! Ей нравилось иметь дело не с мальчиком, как она привыкла, а с мужчиной. С человеком, который в состоянии принимать решения, говорить нет - пусть даже и ей.

- Я знаю, что отношения между нами невозможны, можете быть спокойны, - сказала она, - Вот только…не стоит совершенно отталкивать меня, это ни к чему не приведет. Нам все равно будет друг друга не хватать. Какая необходимость портить последние два месяца? Давайте проведем их по-прежнему. Я обещаю, что того, что было только что, не повторится, не беспокойтесь об этом. Позвольте мне сохранить приятные воспоминания об окончании школы вместо горьких о нашем разрыве. Если вы так в себе уверены, что сможете сдержаться, то за меня не волнуйтесь: если вы сможете, то и я смогу. Я все равно никогда не допускала другой мысли.

Он помолчал.

- Ты не представляешь, как я горжусь тобой за эти слова, - произнес он наконец, заставив ее улыбнуться и вновь почувствовать себя прекрасно. – Если бы тебе было больше лет, а я был свободен – все сложилось бы совсем по-другому, но в жизни не всегда все идет так, как нам хочется, и мы должны уметь жить с этим. Я рад, что ты это умеешь. – он подошел к ней, взял ее ладони, поднес к губам и, поцеловав, опустил обратно.

Она нежно улыбалась, глядя на него и понимая, что он прав в каждом слове. Он всегда прав.

- Мне нужно идти, - нехотя сказала она.
- Да. – ответил он, не сводя с нее глаз, словно пытаясь запомнить каждую черточку ее лица, - Конечно, иди.

Она встала, улыбнулась ему на прощание и направилась к двери. Он сидел, не шелохнувшись, и смотрел ей вслед. Она повернула ключ в замке, вынула его и вышла, ни разу не обернувшись. Это был конец, но она все равно чувствовала себя счастливой.  В 17 лет никто не заходит в мыслях дальше поцелуя, ведь именно им заканчиваются все сказки, которые нам читали в детстве. Она знала, что он ее любит, и эта ее уверенность наполняла ее счастьем. Как мало нужно молодым!

Продолжение следует...
;