Возмездье стратега или в когтях у ведьмы. 45 глава

 45

     Осталось у нашего героя около девятисот драхм – сумма отнюдь не маленькая, по представлению большинства коринфян, но только не самых богатых, к числу которых принадлежал и Пифодор. Теперь ему предстояло значительно ограничить себя в расходах. Впрочем, он, не устраивающий пиры, мог прожить довольно долго на имеющиеся средства, в случае, если бы отказался от услуг гетер. Но это было невозможно для него. Выручила нашего героя Круматилион: она согласилась принимать Пифодора за весьма скромное вознаграждение. Эта женщина любила его. Она даже была довольна нынешней ситуацией, когда он не ходил к другим гетерам, а принадлежал только ей.
     Эконом предложил ему свой план сокращения расходов и приобретения денег. По его мнению, хозяин держит слишком много слуг. По крайней мере, без девяти можно было бы пока обойтись.
     – Ну, конечно, оставь привратника, стар – куда его девать?! Все равно никто не купит. А отпустить на волю – не пойдет: там он никому не нужен, а здесь ему хорошо. Я знаю, ты его все равно не выкинешь на улицу, – говорил Амилькар. – Придется еще кормить его. Но надо ему поменьше давать еды. Далее – конюха одного достаточно. Кухарка без помощницы обойдется. И уборщика одного достаточно – справится. Водонос вообще не нужен. Зачем он нам? У нас свой колодец во дворике есть. Захочешь помыться – уборщик наносит тебе воды для ванны. И для кухни наносит. Он же и дрова наколет. Да какие дрова? Они редко бывают: мальчишка-то нам все больше хворост привозит, продает. А сучья кухарка и сама разрубит.
     Обязанности прислужника за столом эконом брал на себя. Высвобожденных таким образом из хозяйства рабов он предлагал продать, что позволило бы выручить много денег.   
     – Я хотел им дать вольную со временем. Уже обещал им, – ответил Пифодор.
     – Тогда отдай их кому-нибудь в аренду – они тебе доход приносить будут.
     – Да их там работой замучают: арендованных особенно гоняют – ты сам знаешь. Они не выдержат. Они же домашние, непривычные к тяжелым работам.
     – Да, зато жрать они привычные. Каждый за двоих лопает. Они сожрут все, что осталось у тебя – аппетит у них хороший.
     – Да и у тебя, кажется, неплохой.
     Пифодор прислушался к его совету, но сделал не все так, как тот предлагал. Чтобы уменьшить количество едаков в доме, он отпустил восемь рабов на волю, а вскоре и Амилькара тоже, решив, что небогатому ныне хозяйству вряд ли нужен управляющий и что сам обойдется без прислужника за столом.
     Теперь Пифодор жил жизнью достойной выдающегося эллина – скромной, наполненной серьезными интеллектуальными занятиями. Он гораздо больше, чем раньше читал книги, беседовал в портиках агоры, гимнасия, палестры с учеными мужами, слушал речи философов, риторов, сам взялся за писание филосовских трудов. Не забывал, конечно, и о телесных упражнениях. Несколько последних лет уже будучи прославленным стратегом, он тяготился беспокойным, очень ответственным положением большого военачальника и мечтал о другой жизни, какую вел сейчас.
     Большинство коринфян по-прежнему относились к нему уважительно, особенно из простонародья, однако появилось немало тех, кто стал выказывать высокомерное пренебрежение к нему, лишенному очень престижной, влиятельной должности и возможности вновь проявить себя на государственном поприще. Как ни странно, больше всего таких было среди его друзей или хороших знакомых. Многие из них раньше старательно искали дружбы стратега Пентакиона. Особенно ранило душу почему-то то, когда люди, которые после того, как он попал в трудное положение, сперва продолжали относиться к нему доброжелательно или хотя бы просто приветствовали его при встрече, через некоторое время тоже вдруг переставали здороваться с ним и общаться. А иные, хоть и общались с Пифодором по-дружески, но слишком панибратски, что никогда не могли позволить себе по отношению к стратегу Пентакиону. Они словно тешили таким образом свое самолюбие. Пифодор понимал это, ощущал обиду, но сдерживался, внутренне саркастически посмеиваясь над ними.
     Предпринятые для экономии меры оказались совсем не лишними. Скорое возвращение торгового корабля Пифодора вызывало все больше сомнений. Даже если не случилась беда, – он не был поглощен бурей или захвачен пиратами, – то наверняка остался зимовать где-нибудь – наступила несудоходная пара. То и дело дули холодные сильные ветры, поднимавшие бури на море, часто шли затяжные дожди. Под их густой завесой порой не видно было даже Акрокоринфа и огромного холма, на котором он находился.
     Прошло еше около месяца. Наконец явился Трофий. Едва увидев его, Пифодор понял, что случилась беда. Он был одет в рабочую, замызганную и местами порванную хламиду, а не в богатые красивые одежды, какие носил обычно. Имел расстроенный, озабоченный, виноватый вид.
     – Что случилось? – тревожно спросил Пифодор.
     – Беда! Беда случилась большая, владыка!.. Нет больше твоего корабля! Погиб около фракийского берега. Наскочил на рифы. Кормчий не виноват – буря была сильная. В живых нас семь человек осталось.
     «О, Посейдон! Разве мало мы приносили жертв и даров тебе?!»:  – хотел воскликнуть Пифодор, но не смог: дыхание его перехватило. Он давно готов был услышать такую весть, тем не менее она поразила его так, как только может поразить человека неожиданное известие, которое он очень боялся услышать.
     Трофий на несколько мгновений умолк, выжидательно-виновато глядя на Пифодора, затем продолжил уже более тихим и спокойным голосом:
     – Местные подобрали нас на берегу: мы едва живые лежали. Четверых рабами сделали, фракийцы чубатые, сволочи. Нам больше повезло: те люди, которые нас подобрали, не обратили нас в рабство. Даже обогрели нас у себя дома, накормили. А потом отпустили. Правда, тунику мою распрекрасную все-таки забрали. Ну да ладно – зато спаслись. У нас, конечно, –  ни гроша. Мы в порт ближайший пришли. Каллепид и Телемак нанялись гребцами на судно, которое в Тавриду отходило. Они же оттуда родом: Каллепид из Пантикопея что ли, а Телемак из Феодосии. Дали от тебя деру: решили не дожидаться, когда ты им вольную дашь. Я в порту работал грузчиком, чтобы деньги на возвращение в Коринф накопить. Да когда накопил, корабли ходить перестали – зима пришла. Тогда я пешком пришел. Едва к разбойникам в лапы не угодил. Но все же спасся. С попутчиком одним. А четверо других попались. Опять мне боги помогли… Вот я и пришел, владыка. Прости меня, что корабль твой не уберег. Не мог я. Разве мы, смертные, можем Року противостоять? Мы как песчинки или былинки перед ним.
     – Так я и думал… Самые худшие мои опасения сбылись, – проговорил огорченно Пифодор и, словно обессиленный, опустился на стул. Но вскоре вскочил и бросился к Трофию со словами:
      – Прости меня! Прости, мой дорогой Трофий. Прости что забыл поприветствовать тебя! Слишком уж сильно ты сразил меня своим известием!
      Затем наш герой крепко расцеловал вольноотпущенника по греческому обычаю.
     – Да что ты, что ты, владыка! Я не в обиде.
     – Знаешь что, Трофий, не жаль мне этот мой корабль. Ну, потонул, так потонул. Ну и пусть. Главное что ты жив, что ты вернулся. Самый дорогой корабль ни что в сравнении с этим. Жаль, конечно, что люди погибли. Но что поделаешь: значит, мойрам так угодно было. Сейчас, давай, иди в ванную, помойся, потом приходи в андрон  – там хороший обед тебя будет ждать. И я тоже возлягу. Побеседуем. Мне тоже есть что рассказать тебе.
     – Владыка, но,.. но,.. но разве я достоен? Разве я достоен с тобой сотрапезничать?
     – Конечно, достоен. Раз я приглашаю, значит, достоен.
     – Владыка, а что такое, не пойму? Куда все слуги подевались? Ну, привратника нет на месте, это понятно – его никогда на месте не бывает, все куда-то отходит. Ну, Мастарта, наверно, на кухне стряпает. А где же остальные? У тебя же так много челяди было.
     – Ну, вот придешь на обед – все узнаешь: я тебе все расскажу.
     От неприятной необходимости рассказать о том, что произошло в Коринфе в отсутствие Трофия, нашего героя избавила словоохотливость кухарки Мастарты, с которой купец разговорился на кухне, ожидая, когда она нагреет ему воду для ванны.
     – Ну, теперь ты, конечно, примешь предложение кого-нибудь из царей и отправишься к кому-нибудь на службу? – сказал за обедом Пифодору Трофий. – К кому отправишься – к Птолемею, к Антигону, к Антиоху или еще к кому-то? Не решил пока?
     – Пока я ни к кому из них не собираюсь. Покуда не закончу одного дела здесь, Коринф не покину. 
     – Что это за дело такое?
     – Пока не могу сказать. Со временем, может, узнаешь.
    Пифодор продал трех своих коней. Это позволило сэкономить на кормах, которые были очень дорогими, особенно зимой. Кроме того, от продажи удалось выручить немалые деньги, так как кони у греков тоже были дорогими. Конюха, как ранее первого, отпустил на волю.
     С приходом весны оживилась работа в портах. Много кораблей снаряжалось и отправлялось в плавание. В гавани Гирея, Лехея и Кенхрея снова стали входить чужеземные корабли с богатым заморским товаром. На погрузке и разгрузке судов трудилось большое количество рабов и вольнонаемных поденщиков. Нередко среди них был и Трофий.
     Свое жалование он поначалу старался отдавать Пифодору, но тот наотрез отказывался принять, велел себе оставлять. Тогда Трофий стал отдавать кухарке, чтобы она покупала дополнительно продукты на рынке для улучшения пифодорова рациона, значительная часть которого доставалась и ему. С Мастарты взял обещание не говорить хозяину о том, что принимает от него эти деньги. Так поступил вольноотпущенник потому, что хотел не быть обузой и как-то помочь человеку, к которому испытывал большое чувство признательности.
     Тем не менее в общении с ним Трофий сделался совершенно другим. Перестал держаться приниженно, услужливо, не упуская возможности ублажить лестью, то есть так, как вели себя по отношению к своему хозяину очень многие рабы и вольноотпущенники. Нет, он теперь общался с ним как равный с равным. И уж не называл его владыкой, а обращался к нему просто по имени.
     Чтобы ни предпринимал Пифодор с целью экономии, пришло время, когда денег осталось мало.
     – Продай дом. Он у тебя на драхм тысячу потянет, если не больше, – посоветовал ему Трофий. – Купишь одноэтажный драхм за двести.
     – Нет, ни за что. Только не это, – ответил Пифодор.
     – Но почему? Одноэтажные дома тоже хорошими бывают.
     – Я хочу остаться в богатых кварталах. Если я съеду отсюда, то все поймут, что боги от меня окончательно отвернулись. Тогда и люди от меня отвернутся. Уже многие отвернулись. А то еще больше будет таких.
     Пифодор решил собственными силами зарабатывать средства к существованию. Он сказал о своем намерении Трофию.
     – Правильно, – одобрил тот. – И к кому же ты собрался поступить на службу, приглашение какого царя решил принять? Куда бы ты не направился, я последую за тобой как верный слуга.   
     – Никуда следовать не придется. Я же сказал тебе, что пока не собираюсь покидать Коринф. Здесь тоже наемники нужны.
     – Как, неужели ты собираешься поступить в отряд коринфских наемников?!
     – Почему бы нет?
     – Ты уж не забыл ли о том подлом постановлении, которое приняли твои соотечественники? Тебе же придется служить рядовым воином. Без всяких надежд на повышение.
     – Ну да ладно. Тут и рядовой наемник полторы драхмы в день получает. Уж я-то знаю, что это очень даже неплохо. Полторы драхмы – представляешь? Теперь Коринф может себе такое позволить.
     – Переехать из богатого квартала тебе зазорно, а служить рядовым воином не зазорно.
     – Да разве тебе неизвестно, что многие стратеги, когда кончается срок его стратегии и избирают другого, служат часто рядовыми. Правда, чаще в кавалерии. Но коня у меня нет. Да и денег на его содержание не хватит. А главное – в Коринфе нет наемной кавалерии. Ничего, послужу гоплитом.
      Выше уже говорилось, что вновь разбогатевшее коринфское государство снова сформировало отряд наемников. Задачи их оставались прежними – в мирное время нести караульную службу, а в военное – составлять главную ударную силу коринфской фаланги. Командир этого отряда Эпифан, не раз доблестно сражавшийся под началом стратега Пентакиона, с радостью принял Пифодора под свое командование, высказав сожаление что не может назначить его даже десятником, тем более кем-нибудь старше званием. Наш герой был зачислен в стражу, охранявшую Акрокоринф. Она состояла из шестидесяти отборных воинов.
     Нести тяготы солдатской службы Пифодору было легче, чем другим рядовым наемникам, так как его, конечно, не привлекали к хозяйственным работам, часто отпускали отдыхать домой, где он ничем другим почти не занимался, кроме как отсыпался после караулов.
     Большинство сослуживцев, хотя никогда и не сражались под победоносным командованием нашего героя, относились к нему уважительно, даже с почтением. Многие гордились, что с ними в отряде служит такая знаменитость. Но с начальником стражи Пифодору не повезло. Им был Патекиск, которого когда-то Пифодор разжаловал за трусость. Оказалось, что его связывали с новым стратегом довольно близкие дружеские и даже, как поговаривали, любовные отношения, завязавшиеся и упрочившиеся на частых совместных пирушках. Новый стратег сразу восстановил Патекиска в звании и даже назначил на очень престижную должность командира акрокоринфской стражи.
     Используя свое начальственное положение, тот старался не упустить любую возможность как-нибудь отомстить Пентакиону. Конечно, он не мог себе позволить это делать слишком очевидно и принципиально, например, посылать бывшего стратега на хозяйственные работы и не отпускать для отдыха домой. Нет, он докучал мелкими придирками. Впрочем, и эта была задача непростая, поскольку наш герой так нес караульную службу и так занимался выполнением обязательных воинских упражнений, что мог только служить примером для остальных.