Ани! Ванское царство Урарту Роман 1

Ани. Ванское царство Урарту 1

Ани. Ванское царство Урарту*
ПОЭТИЧЕСКИЙ ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РОМАН
Сон или явь?! Иль Морфей**?!

1. Детство
армянской девочки Ани

        Сон или явь?! Иль Морфей?! Треть жизни, знаю,
мы проводим во сне. Что происходит в это время с
нашим организмом, когда мы спим, и спим ли
мы вообще? Или попадаем в другие миры и обогащаемся там
чем-то иным, непонятным доселе мировоззрению, чем-то
давно прошедшим и неизведанным? Никто не знает, но я хочу
рассказать вам необычный сон Морфей, который виде-
ла недавно... Он мне снился всю эту неделю. Может быть,
в эти предпраздничные вербные дни и в преддверии боже-
ственных праздников. И если бы сон снился только в один
день! А то каждый день смотрю, как ежедневный сериал…
И нет конца ему всю неделю, продолжение этого сна отпе-
чатком осталось у меня в памяти. И поэтому я решила вас
тоже ознакомить с ним, не искажая данных. Может быть, и
вы увидите продолжение необъяснимых явлений, которые
дадут и мне ответ…

    Как будто бы я армянская дочь Ани своих не очень моло-
дых родителей. Отца звали Самвел, а мать – Ануш. Помню
себя с самого раннего возраста, совсем-совсем маленькой,
потому что началось всё именно с этого. А родилась в Ван-
ском царстве, где было упомянуто, как бы мимоходом, что
слышала имя первого царя Урарту – Араме, молодого царя
в то время... может, я недослышала и это имя – Арам? Я же
знала: есть такие имена мужские у армян.
А ещё как будто бы я там жила при дворе, в самой глубо-
кой пещере, но не среди царских палат и свиты, а ниже, под
землёй, и дальше от них. Дорога внутри скалы шла спира-
лью, это тоже помню. Сама же я дочь очень бедных родите-
лей. Отец мой был сапожником, служил при дворе, а мать –
прачкой, при прачечной царской знати.
Я, может быть, пока и ребёнок, но уже наслаждалась,
издалека наблюдая красивыми нарядами, думая про себя:
неужели я когда-нибудь надену что-нибудь такое красивое?
Когда их стирала моя мать, сгорбившись над корытом, по-
сле полоскала и вывешивала на длинные крученые верёв-
ки, сплетённые из кожи. Или же когда тяжёлым утюгом на
углях разглаживала складки. Настолько меня привлекало
красивое убранство нарядной одежды, что я могла бы часа-
ми смотреть на них, мечтая. Мама ходила полоскать бельё
далеко от двора, по булыжным камням спускалась к проходу
пещеры, к речушке среди скал в ущелье. Там один раз и за-
метил её визирь царя Урарту. Не очень молодой мужчина:
высокий, темноволосый, с рыжеватой бородкой и с усами...
похож больше на турка, чем на армянина.
Однажды, полоща бельё нагнувшись, мать задрала подол
юбки, чтобы не обмочиться там же, у берега горной речуш-
ки, которая протекала в ущелье и где было больше камней,
чем воды, и не заметила, как к ней подошёл визирь. И что
было между ними, до сих пор осталось в секрете. Но она
туда зачастила, как объясняла, чтобы не таскать воду в кув-
шинах на гору в пещеру. Специально спускалась к ней уже
каждый день и там, пополоскав бельё, ставила таз на тачку,
которую смастерил мой отец, и тащила обратно в гору мо-
крое. Может, визирь что-то ей сказал там, ничего не извест-
но. Мать всегда держала язык за зубами, никогда от неё ни-
чего невозможно было узнать. Она никогда не жаловалась
никому на свою тяжёлую жизнь. И он, этот визирь, тогда по-
мог ей и зачастил туда каждый раз, как замечал, что она туда
спускается, а может, выслеживал. Помнится, она была очень
красивая женщина: с белоснежной кожей, со светлыми гла-
зами и пшеничными волосами, высокого роста, с пышной
грудью и округлой фигурой, она была, как налитая груша,
спелая, сочная и краснощёкая. На неё не раз заглядывались
при дворе мужчины, даже из царской знати.
Но точно знаю, когда она уже шла к воде, отец бросал
свою работу, бежал за ней, чтобы никто не посмел над ней
надругаться. А может, заподозрил неладное. Она по срав-
нению со всеми женщинами нашего поселения одевалась
красиво. Правда, были обноски от господ царской семьи.
Так как они считали, что износились достаточно, а ей же
было в самый раз. Помню даже, как она мне перешивала
из старой, потрёпанной одежды новую, удаляя обтёртое или
бракованную часть, порой, комбинируя из двух платьев, де-
лала одно. Получалось намного красивее, чем это было на
них... Короче говоря, она была на все руки мастер! За что
она не бралась, получалось красиво и нарядно. Среди своих
сверстников нашего поселения я одевалась лучше всех.
И однажды заметили эти переделки при царском дворе.
Приказали, чтобы она обшивала детей царской знати. Только
из новых тканей, завозимых из разных стран, в основном из
Персии, где проходил восточный караванный поток товаров.
А из лоскутков оставшихся опять выкраивала мне то кофту,
то юбку в оборках. А потом она уже обшивала всех с цар-
ского двора, кто захотел наряжаться и обшиваться только у
закройщицы Ануш – моей мамы. Она блистала своими вы-
думками! Нашли ей скоро замену и прачки. Облегчили ей ра-
боту, она уже перестала ходить к ручью, чтобы полоскать бе-
льё, больше уходила в царский двор на примерки. Это было
не очень на руку царскому визирю, но он не смог удержать её
на работе прачки тоже из-за её занятости швеи. Для меня всё
ещё осталось детское ощущение домашних ревностных сцен
родителей. Как только мы стали жить в другой лачуге, ближе
к царским палатам, когда мать перевели швеёй, отец чуть ли
не каждый день избивал мать. Он был очень строгим, ревнуя
её, бил до синяков, а затем ночью, целуя, нежил.
Но только когда я немного подросла, сама стала замечать,
что на мать очень уж смотрит визирь царства Урарту. И ког-
да он её забирал к себе, на примерку, то на следующий день
побои и крик в доме были обязательно. У матери от отца
лишь синяки и слёзы. Я её очень жалела. Тогда я не понима-
ла, что такое ревность. Ведь я была мала, но в эти минуты
я ненавидела своего отца, который так безжалостно позво-
лял поднимать руку на мать, беззащитную женщину, и бил
её даже ногами. А что она может сделать? Она, покусывая
губу, даже боялась громко плакать.
Вскоре я заметила, что моя мать стала «пузатой», а это
значит, как мне объяснили, что будет, у нас ещё дитя, сестра
или же братик. Но мне не нравилось, когда отец кричал, сту-
чал ногами и говорил: «Этот ребёнок не от меня! Кто отец?»
И, когда она родила мальчика, был он с тёмными как смоль
волосами и с чёрными глазами, как у грача. Тогда-то отец с
каждым днём всё больше и больше избивал её, потому что
он был светлолицым, со светлыми волосами и с голубыми
глазами. Кричал уже, не скрываясь: «Ты неверная мне жена!
С кем изменила?!»
Однажды к нам в хижину вошёл сам визирь царства Урар-
ту, я увидела его впервые. Но даже я, ребёнок ещё, поняла, на
кого похож мой маленький братик Самвел. Он же положил
небольшой мешок с золотыми монетами на стол и сказал:
– Ты, швея, остаёшься здесь с дочерью-красавицей, а твой
муж, Арам, сегодня же должен покинуть нашу Ванскую кре-
пость. А если добровольно не уйдёшь, то будешь наказан су-
рово. За плохую работу и то, что оставил её недоконченной.
Наказание будет вынесено приговором – отрежем язык и вы-
колем оба глаза. Потом спустим с горы, чтобы ты никогда не
смог найти вход в пещеру нашего царства, где мы обитаем,
где у нас цивилизация давно: подведена вода и канализаци-
онные отходные трубы функционируют, из отверстий горы
доходит солнечный луч, обогревая нас в холодные дни.
Покинуть семью и дом Арам не захотел. А то, что визирь
заплатил за нас, женщин, и занёс мешочек золота, было бы
ему достаточно, даже больше, чем надо, чтобы спокойно мог
он где-нибудь устроиться в долине Ванской горы. Спорить
с царской знатью не стоит, тем более с визирем. Он также
мог бы пересечь за несколько дней на осле, который у нас
был, большое расстояние, не подвергая себя насилию. Но он
очень любил свою жену Ануш и меня, дочь Ани, и поэтому
отказался. Всё же надеялся на милость царя, к которому, как
нам сказали, не дошло прошение о помиловании. Он мог
бы спокойно и легко дойти до города Шушпа. Или же посе-
литься на долине, вблизи реки Эврот в Лаконии, где обитал
народ нивария (новая ария). Мог бы дойти до Древней Гре-
ции и затеряться там среди них, так как он был ремеслен-
ный человек – сапожник. Знал много древних языков, даже
курдский. Остался бы целым и невредимым! Но он никак не
хотел оставлять любимых жену и дочь.
И в один день приговор привели в действие, а причину лег-
ко нашли и выдворили за потайную дверь в дыру из пещеры
у крепости. Нам же кое-что стало известно о нём... но мы не
имели права спрашивать или рассказывать кому-нибудь о нём
и куда его девали и что с ним сделали. По слухам, дошедшим
до нас, может, нас пожалели и просто рассказали, что кто-то
сжалился над ним – человеком, оставшимся без глаз и языка,
чтобы много не болтал, взяли его с собой бродяжничать по
городам древнего государства, в юго-западной части Урарту.
Понимая уже, что с самого рождения меня записали в кни-
ге армянской церкви, окрестив именем Ани, там же произ-
ведена запись... родилась в городе, средневековой столице
Армении... Но меня назвали Ани! Красивым именем, и всю
жизнь я была своим родителям благодарна, ведь от имени и
судьба! И я была счастлива, мне нравилось моё имя с каждым
днём больше и больше. В те времена я не была знакома с лю-
бовью, и с ревностью, и с замужеством, и болью от измен в
семье. Жила беспечно, довольствовалась тем, что есть.
Девочек нашего пещерного подземного поселения начи-
нают выдавать замуж с тринадцати или с четырнадцати лет,
в зависимости от созревания. Говорили: «В это время они в
самом соку!» Это тогда, когда она созревала в полном смысле
этого слова, после первой менструации. Когда ещё камушки
твёрдые в груди до боли жмут. А мать обязана доложить была
отцу и хануме. Ханума подыскивала хорошую партию для
девочек-невест. Самое главное, девочка до замужества долж-
на беречь невинность свою – девственность. Но это было
очень трудно в то время. Девочек молоденьких ловили везде,
хватали: турки и курды, персы и афганцы. Они, как муравьи,
спрятанные в низовье пещеры, стояли наготове. И как только
молодая девушка везла кувшин с водой в пещеру, её там же
насиловали. Или же забирали в сексуальное рабство, в гаре-
мы в их страны, и за неё получали выкуп золотом.
Помню, мне было всего десять лет, как стал захаживать в
наше небольшое жилище визирь, отца уже не было с нами.
Он так на меня смотрел своими орлиными глазами, что ма-
тери было неловко и боязно за меня. Она при каждой встре-
че повторяла: «Дочь мала, не смотри так, ей пока десять».
Хотя я по-взрослому уже округлилась и грудь выпирала из-
под моего платья большими сосками.
У нас в хижине в то время перегородок не было, разде-
ление было мешковиной, коврами, которые тоже завозились
из разных стран, или же шкурой убитых зверей. Лишь бы он
на меня долго не смотрел, мать совала мне маленького бра-
тика в руки, чтобы я с ним игралась. Сами они занимались
любовью за шкурами на тахте, меня не стесняясь, потому
что слышны были их вздохи. Она каждый год рожала тём-
неньких, на него похожих сыновей.
Лишь я одна была светлая и уже хорошо созревшая, и в
этом году у меня началась менструация, так что я понимала,
что и меня скоро будут сватать. А когда он её спросил, она
обманула: «Ани, она поздняя, видно, не созрела, и пока ни-
чего не было у неё». Но он ко мне подходил не как к ребёнку,
а как к совсем взрослой. А когда приходил к ней или уходил,
обязательно поцелует и меня, так прижимаясь, что болели
груди, вернее, камушки внутри.
А через полгода он ей сказал, что ему пора жениться.
Мать обрадовалась, подумала: наконец дети будут называть
его отцом. Но нет, он послал хануму сватать меня, её дочь
Ани. И послал опять мешочек с золотом.
Мать испугалась и сказала об этом мне. Всю ночь я пла-
кала и она тоже, но всё же она меня уговорила: «Это лучше,
чем жить, как я, неопределённая! Когда каждый может над-
ругаться над тобой. Ты красива, и взгляды множества муж-
чин притягиваются к тебе. Кто-то и обманет. Моя дорогая
дочь Ани, послушай мать, не отказывайся от такой хорошей
партии. Они живут вблизи царских палат. Никогда, не оби-
дят тебя, не будешь ты работать всю жизнь, как я батрачила.
Будешь одеваться как знатная дама, а такие, как я, будут об-
шивать тебя, купать, делать массаж и растить твоих детей.
Будешь вся в золотых украшениях ходить, переливаясь дра-
гоценными камнями, как царица. Дай согласие, Ани, иначе
он выколет мне глаза за непослушание, как отцу, а тебя за-
берёт, мы для них – нищий сброд».
И я даю матери и хануме своё согласие.
На день помолвки был приглашён сам молодой царь Ара-
ме. Я была красиво одета, мать уж постаралась, и от отца
осталась красивая обувь в сундуке, которую он сшил когда-
то для матери... Меня вывели из соседней комнаты, занаве-
шенной шкурами медведя. Царь Араме сразу посмотрел на
меня и сказал визирю:
– Спасибо, что нашёл для меня невесту, будущую царицу
Урарту, – и закричал: – Всем на колени перед ней, будущей
царицей Урарту!
Он подошёл и взял меня за руку. А визирь, упав на коле-
но, стал целовать мне подол платья, приговаривая:
– Да здравствует будущая царица Урарту! Вы правы, мой
царь Араме и господин, я её для вас искал и нашёл.
– Ни на один день я её не оставлю здесь, такое сокро-
вище в этой жалкой хижине, – сказал царь Араме и, так же
держась за мою руку, увёл к своей позолоченной царской
колеснице, запряжённой двумя белыми лошадьми.
Он повёз меня по потайной винтообразной дороге, внутрь
царского подземелья Ванской горы. Остановился прямо у
ворот своего дворца. Пока мы ехали, мне стыдно было гля-
нуть в его глаза, но, когда на мгновение, пока открывались
ворота, я всё же посмотрела, то увидела мужчину высокого,
стройного, светловолосого, со светлой кожей и с голубыми
глазами, приятной внешности. Он был очень похож на мое-
го отца. Сравнивая их, я даже подумала, что он будет так же,
как и отец, любить и ревновать. В то время я не знала, что
для ревности нужен повод. А что такое любовь, я ещё не
ведала и не чувствовала.




* Произведение написано за 5 дней.
Вошёл в 15 сборник «Женские откровения!»
** Морфей – «формирователь», «тот, кто формирует [сны]») – бог сновидений в греческой мифологии.

http://www.proza.ru/2016/04/26/117
© Copyright: Каменцева Нина Филипповна, 2016
Свидетельство о публикации №216042600117