Мелкое преступление

                - 1 -

Послевоенная страна быстро восстанавливалась. Люди, пришедшие с фронта, не жалели в работе себя, как будто стремились наверстать упущенное. В то время ещё многие сохраняли военную выправку, а на мирной работе проявляли военную строгость.
Постепенно жизнь входила в мирную колею: строились дома, открывались новые производства, в магазинах становилось всё больше товаров. Однако ещё многого населению не хватало. При этом, если в больших городах чего-то было ещё недостаточно, то в малых населённых пунктах этого самого купить вообще было невозможно. Вот, в таком небольшом населённом пункте и проживал в то время Венька. Он к тому времени уже закончил первый класс, то есть становился вполне сознательным гражданином. Окружающая его в это время действительность не выходила за пределы небольшого рабочего посёлка, окружённого лесами, речками, озёрами и длинной грядой невысоких, поросших лесом, гор. Место было тихое, укромное, что даже ветра редко проникали на его территорию. Посёлок строился по обе стороны от железной дороги, и ещё граничил с одной стороны с автомобильной трассой государственного значения. Трасса, построенная пленными немцами, врезалась здесь в основание горной гряды, и долгое время ограничивала территорию расселения посёлка. Железнодорожную станцию и трассу соединяла прямая широкая улица, по центру которой проходила дорога, мощённая гладким булыжником. Вот на этой улице, почти в самом её центре, и жил в то время Венька, успешно закончивший первый и перешедший во второй класс.
- Бум, бум, бум, бум…, - гремела по мощённой булыжником дороге длинная арба.
Повозку тащила невесёлая лошадка, свыкшаяся со своей судьбой получать частенько по крупу кнутом. Рядом с повозкой шёл пожилой и абсолютно лысый человек. Голова его была не покрыта и поблёскивала на солнце загорелой лоснящейся кожей. В одной руке он держал вожжи, а в другой кнут.
- Но!.. Стрешная… - покрикивал он на лошадь, лениво помахивая при этом в воздухе кнутом.
Это был известный на всю округу сборщик вторичного сырья, Филиппок, так, за глаза, звали Филиппа Петровича. Венька никогда не слышал, чтобы этого человека кто-нибудь называл по фамилии. Да и какая у  Филиппа Петровича была фамилия, вероятнее всего, в посёлке мало кто знал.
Если калитка у дома, против которого проезжала длинная арба, открывалась и на улицу выходила хозяйка этого дома, то Филиппок останавливал свою кобылу и поднимал крышку ларя, предлагая потенциальной покупательнице сделать свой выбор. А товар в своём ларе Филиппок держал дефицитный. В этом большом деревянном ящике было место для многочисленных коробок и коробочек, в которые были расфасованы: разнообразные пуговицы, иголки, крючки и крючочки, мелкие детские игрушки, нитки, булавки, заколки, - и много ещё чего возил в своём знаменитом ларе Филипп Петрович. У него также можно было отовариться тесьмой, купить бельевую верёвку или, например, резинку для поддержки послевоенных женских чулок.
Всё, что продавал Филиппок со своей арбы, он продавал через систему кооперативной торговли, а, значит, продавал втридорога. Но не в Москву же местному жителю ехать за нужной пуговицей или заколкой. Поэтому товар Филиппа Петровича пользовался повышенным спросом.
Главная же особенность работы Филиппка была в том, что был он не только продавцом. Его основной деятельностью был сбор вторичного сырья, или обмен дефицитного ширпотреба на это дефицитное вторичное сырьё. Филиппок был нужным звеном в послевоенной экономике. У него можно было обменять тряпьё (ветошь) или макулатуру на вполне новые вещи. Естественно, эквиваленты обмена он старался устанавливать сам. Филиппок, будучи до мозга и костей настоящим рыночником, опередил свое время лет на пятьдесят. Вот такой это был непростой человек, Филипп Петрович. Он ввел для себя за правило такое передовое начинание, как объезжать на лошади раз в неделю улицы посёлка, и долгое время ему неукоснительно следовал. Причём, этим его деятельность не ограничивалась. В остальное рабочее время его можно было застать внутри «конторы» - просторного помещения, совмещающего в себе торговый ларёк с пунктом приёма и оценки вторичного сырья. Сам же Филипп Петрович тоже совмещал в одном лице и продавца, и оценщика, и конюха. Этот деятельный Филиппок сумел добиться у советской власти разрешения на установку своей «конторы» в самом людном месте рабочего посёлка – в нескольких десятках метров от железнодорожного вокзала. Внутри этой «конторы» было достаточно свободно. Там, с одной стороны, находился торговый прилавок, а с другой стороны стояли большие напольные весы. Вторичное сырье после взвешивания временно складировали рядом с весами: по одну сторону от весов макулатуру, а по другую –  тряпьё. Всё это потом куда-то отвозилось. Любой желающий сдать вторсырьё, взвешивал то, что принёс, на весах под контролем Филиппа Петровича. После этого Филипп Петрович, гремя костяшками больших счётов, подсчитывал причитающиеся гражданину рубли и копейки, которые шли на погашение части стоимости предполагаемой покупки. У его прилавка обычно толпилось много женщин, ведь кому, как не им, постоянно требовались различные прищепки, застёжки, заколки, булавки, шнурки и пуговицы, да ещё и разная мелочь по нескольку штук и на всякий случай. Вот так и работалось в нерыночной экономике настоящему рыночнику, Филиппу Петровичу. Если бы его работу непредвзято оценивали лет через пятьдесят, то бы уж точно стал Филиппок образцом для подражания. А в то время многие его за глаза куркулём называли, хотя не было кажется в посёлке никого, кто хотя бы раз да не обратился к Филиппу Петровичу, да не отоварился у него необходимой, но дефицитной мелочёвкой. В общем, было когда-то такое, что и при советской власти предпринимательство процветало и приносило пользу страждущим советским гражданам.

                - 2 -

Вот, с местными мальчишками у Филиппа Петровича были отношения сложные. С одной стороны, они были активными поставщиками вторсырья и покупателями его товаров, а, с другой стороны, частенько ему досаждали – порой так и норовили что-нибудь спереть из его богатых арсеналов. Когда он только-только стал появляться со своей колымагой на улицах посёлка, эти мальчишки толпой гнались за ним, липли к повозке и мешали торговаться с достойными покупателями. Но вскоре ему удалось изменить ситуацию. А случилось это сразу после того, как Филиппок сильно огрел своим длинным кнутом нескольких сорванцов. После этого ему уже никто не мешал следовать по дороге, а ребятня осмеливалась приближаться к повозке только тогда, когда кто-нибудь из взрослых жителей посёлка подходил к Филиппку и начинал с ним торговаться. При этом все спешили заглянуть в заветный ларь и оценить, что же новенького на этот раз предлагает жителям неутомимый Филипп Петрович.
Свои первые школьные летние каникулы Венька проводил дома. В пионерский лагерь ему было ещё рано. Да и не стремился он туда. Прямо, вокруг его дома, живописная природа, здесь же друзья и просто знакомые ребята, и здесь же для него почти неограниченная свобода. В общем, то, что лучшее – враг хорошего, это он усвоил уже с детства. Конечно, кое-какие обязанности с него не снимались и во время каникул. Например, он должен был ходить за керосином. Керосин в то время был крайне важным продуктом – он шёл в керосинки и примусы. Керосин требовался для разогрева и приготовления пищи, керосин ещё долгое послевоенное время использовался в керосиновых лампах, как основных источниках света. Для продажи керосина в посёлке был построен необычный магазин. Этот керосиновый магазинчик построили на склоне горы за пределами жилой территории рабочего посёлка. На вид он представлял собой большую землянку, вход в которую закрывали обитые жестью ворота. Внутри землянки стояла небольшая цистерна, а приезжающий раз в неделю бензовоз, периодически пополнял эту цистерну керосином. Здесь же, по стене, были развешаны металлические ковши, представляющие собой различные образцовые меры ёмкости. Естественно, самой ходовой мерой являлся литровый ковш. Керосин здесь начинали продавать с четырёх часов вечера, а очередь из желающих его купить начинала собираться перед воротами уже за час до открытия этого особенного магазина. Зимой это сооружение становилось объектом двойного назначения.
Как только выпадало достаточно снега, местные, самые отчаянные, ребята выстраивали из керосинового магазина – землянки нечто, подобное лыжному трамплину. Высота такого трамплина на уровне ворот магазина составляла порядка трёх метров, что, при хорошем скольжении лыж и достаточного разгона, позволяло улететь лыжнику метров на десять, или даже на пятнадцать. Это по сравнению с рекордами настоящих трамплинов конечно мелочь, но и условия, определяющие длину прыжка там и тут абсолютно разные. Короче, не многие местные и приезжие парни отваживались испытать себя в полёте с такого доморощенного трамплина, а тот, кто на это решался, чувствовал себя настоящим героем даже, если не мог после прыжка устоять на ногах. А устоять после такого прыжка было действительно очень трудно из-за маленького уклона горы в том месте, при котором лыжи не плавно опускаются на площадку за трамплином, а с сильным ударом.
Но вернёмся к тому лету. В то лето, кода Венька пребывал на своих первых летних каникулах, в паре километров от железнодорожной станции его посёлка, на реке Суре, заработала гидроэлектростанция, которая сразу же получила название «Сургэс». С вводом этой ГЭС в эксплуатацию и закончилась для жителей посёлка эра керосиновой лампы. Но гидроэлектростанция принесла в посёлок не только электрическую энергию, она также повлияла на изменение ландшафта окружающей местности, причём эти изменения произошли здесь исключительно в лучшую сторону. Так как река Сура представляла в том месте неширокую и неглубокую быструю речку, зажатую с обеих сторон высокими берегами, то после установки плотины вода поднялась в верховьях, но не настолько, чтобы затопить полезные в хозяйстве окружающие территории. А само водохранилище стало привлекательным для людей местом отдыха. Плотину, перегородившую реку Суру, построили высотой около пяти метров, а длиной, может быть, чуть более сотни метров. Со стороны крутого и каменистого, поросшего высокими соснами берега, к плотине было пристроено машинное отделение станции, под которым располагались три турбины, вырабатывающие электрический ток. Турбины, как правило, работали по очереди. Чаще всего, какая-то одна из трёх турбин простаивала, а водный канал за такой турбиной становился тихой заводью. Вот в этой заводи и начиналась чудо-рыбалка. Рыба, устремляясь в тихую заводь из бурного потока воды, несущегося от соседних турбин, как будто дурела. Она бросалась чуть ли не на пустой рыболовный крючок любой самой неказистой удочки. Особенно здесь безумствовали ерши. А какие это были ерши! Ерши были крупные, с большой головой и колючими жабрами. Порой такой ёрш так заглатывал рыболовный крючок, что вытащить его из рыбьего нутра не было никакой возможности. А какую замечательную уху из ершей готовила Венькина мать! Эти пучеглазые и колючие рыбки придавали ухе просто изысканный вкус. Кроме мелочи: ершей, пескарей, окуньков, - на ГЭС можно было поймать и рыбу покрупнее. Её, крупную рыбу, переливающуюся в воде своей серебристой чешуёй, можно было наблюдать  в вечернее время, стоя с краю плотины на двухметровой дамбе. И не было для мальчишки ощущений приятнее, чем поймать на удочку стремительного подуста или голавля.
В общем, каждому жителю Венькиного посёлка что-то да принесла построенная в то время на реке Суре электростанция: кому яркий свет в доме в вечернее время, кому хороший отдых у водохранилища с катанием на лодках, а кому хорошую рыбалку. Однако больше других были рады построенной ГЭС местные мальчишки. Они целое лето, с утра и до вечера, пропадали на электростанции. Порой здесь собиралось народу, как к утреннему пригородному поезду, и, под шум пятиметровых водопадов, каждый находил здесь себе занятие по душе. Некоторые просто валялись на песчаной косе, загорая на солнышке; некоторые сидели на сваях с удочками и ловили рыбу; некоторые ползали в воде по деревянному настилу, установленному сразу под плотиной, и шарили руками по дну, отыскивая усатых речных раков. В это лето страсть к рыбалке обуяла и Веньку, едва он попробовал поймать на удочку нескольких, очень подвижных, пескарей.
Сделать саму удочку оказалось совсем несложно. Прямо за трассой, на склоне горы, между крупными деревьями, зарывшись в папоротник, стояли разлапистые кусты лещины. Удилища из этого орешника получались прочными и лёгкими. Единственный недостаток такого удилища – это относительно лёгкая подверженность к деформации. И, если за таким удилищем не следить, то вскоре оно становилось по форме похожим на лук воинов Чингисхана.
Что означает – следить за удилищем? А это означает то, что надо вбить строго по прямой линии в забор гвозди, приложить к ним удилище, а потом эти гвозди загнуть, прижав ими удилище. Если в таком виде продержать ореховое удилище до следующей рыбалки, то оно будет всегда очень ровным. Не было у местных рыбаков больших проблем с леской и поплавками. Тонкую капроновую леску уже можно было купить в то время в поселковом магазинчике культтоваров, а поплавки делали из винных пробок. Если винную пробку разрезать пополам, половинки обжечь, а затем покрасить каким-нибудь лаком, то получится совсем неплохой поплавок. А, чтобы такой поплавок хорошо держался и, одновременно, передвигался по леске, да ещё был бы более заметен в воде, достаточно было вставить в отверстие поплавка небольшое куриное перо. А, вот, с рыболовными крючками была настоящая беда. Эти крючки можно было приобрести только в конторе-магазинчике у Филиппка. Других магазинов, продававших рыболовные крючки, в то время в посёлке просто не было. Купить-то, конечно, у Филиппка было можно, но приобретать у него крючки за деньги получалось слишком накладно. А, что главное в удочке? Ну, конечно, крючок. В качестве удилища и палка, на худой конец, сгодится. Поплавок?..  Так любая щепка – плавающий предмет. Грузило?..  Так любой гвоздь им может стать. Наконец, леска?..  Так на её роль, худо-бедно, и нитка обыкновенная сгодится. А, вот, крючок рыболовный ничем не заменишь. Можно, конечно, без бородка из гвоздика сделать… Но на такой крючок ни одной рыбки не поймаешь.

                - 3 -

Что делать, если рыба оборвала леску и умыкнула крючок?.. Такое, правда, случалось редко. А, вот, зацепы бывали часто. И всё потому, что там, где нравилось плавать рыбе, в воде частенько находились каменные валуны, сваи, коряги, а то и целые поваленные деревья. Зацепится в таком месте крючок, и, считай, пропал он. Там, где помельче, ещё можно в воду залезть и попытаться отцепить злосчастный крючок. Но, если глубоко, прохладно или зацеп оказался в бешеном потоке воды, исходящей от турбины… Тут уж только тяни за леску, наудачу и до конца. Вытащил после зацепа леску с крючком – считай, повезло. Но везло не всегда, особенно тем, кому нравилось ловить рыбу рядом с плотиной. А нравилось там ловить многим, в том числе Женьке Муляну, потому что там, у плотины, клёв был почти всегда, несмотря на шум водопадов, гам отдыхающих или плохую погоду.
В то время, когда Венька учился в первом классе, Мулян уже посещал шестой. Он действительно просто посещал школу и, если учился, то совсем чуть-чуть. И так, Мулян посещал в то время шестой класс средней школы, и было ему в том классе очень скучно. Учителя говорили, что он отбивается от рук, а, на самом деле, Мулян уже давно отвык кому-либо подчиняться. Малограмотная мать уже перестала быть для него авторитетом, а его старшая сестра никогда для него и не являлась этим авторитетом. О том, что после школы надо готовить уроки, Мулян, кажется, уже и не помнил, а все премудрости жизни постигал на улице. Долговязый и нескладный, всегда непричёсанный Мулян, с лицом, кожа которого редко касалась мыла, слыл в округе большим зубоскалом и насмешником. В его чёрных глазах всегда прыгали шальные бесенята, а скалиться он готов был с утра и до вечера. Ему бы в большей степени подошла кличка «Шкода», но в нём было ещё что-то такое, трудно характеризуемое, что победила также непонятная кличка «Мулян». Как и все великие проказники, Мулян не был глупцом. И, если ему предоставлялась возможность нашкодить чужими руками, то он эту возможность никогда не упускал.
Избыток электроэнергии, появившийся с вводом в строй местной гидроэлектростанции, дал толчок к новому промышленному росту посёлка. Налаживалось мясомолочное и деревообрабатывающее производство, а недалеко от улицы Ленина, где в то время проживал с родителями Венька, приступили к строительству хлебозавода. Вот туда, к месту строительства хлебозавода, и завезли негашёную известь. Её выгрузили в сарай, который держали под замком, но всё равно кусочки этой извести каким-то образом попадали в руки вездесущих мальчишек. Что это была за известь на самом деле, Веньке осталось неизвестно: может, это был настоящий оксид кальция, а, может быть, это был карбид того самого кальция. Кусочками этого серого вещества отчаянные сорванцы заполняли коробочки и баночки, которые потом прятали в укромные места, а само вещество называли карбидом. Потом сами становились естествоиспытателями. Кусочек этого карбида бросали в лужицу и восторженно наблюдали за происходящей реакцией.
Мулян же решил провести испытание свойств карбида более изощрённо. Он принёс в школу спичечный коробок этого вещества, а на перемене насыпал карбид в чернильницу, которая стояла на учительском столе. Зачем он это сделал – непонятно, но надо отдать ему должное в том, что Мулян всё-таки не был недоумком. Он, прежде чем сыпать карбид в чернильницу, подложил под неё листок бумаги, вырванный из ученической тетрадки. Его расчёт был прост: чернил в чернильнице немного и, в результате реакции карбида с водой, чернилами замажется только подложенный под чернильницу лист бумаги. Однако, то ли чернил в той чернильнице было много, то ли карбид попался очень реактивный, но эта чернильница зашипела, как ядовитая змея, и выплеснула из себя гору чернильных пузырей. Пузыри мгновенно преодолели прикрытое бумагой пространство и расползлись по учительскому столу.
Вскоре после этого случая на педсовете школы был поставлен вопрос об исключении Женьки из школы. Директор школы – фронтовик, преподававший историю, потряс в воздухе своей клюшкой и сказал, что вот из-за таких вредителей, как Женька, немцы чуть Ленинград с Москвой не взяли. После таких его слов педсовет единогласно проголосовал за исключение Муляна из школы с вердиктом: «за хулиганство, порчу государственного имущества и плохую успеваемость».
Тётя Шура, Женькина мать, сама малограмотная женщина, потерявшая на фронте мужа, поворчала, поворчала на сына:
- Что толку дураков-то учить?.. Пускай теперь, вон, коз пасёт, - на том и успокоилась.
Сам Женька Мулян, кажется, совсем не был опечален своей настоящей и грядущей участью. Он с удовольствием ходил пасти коз, заготавливал на зиму этим козам липовые веники, гонял своих голубей, а с вводом в строй гидроэлектростанции превратился ещё и в заядлого рыболова. Небольшой домик, в котором он жил со своей матерью и сестрой, находился рядом с Венькиным домом, но вход в его двор был с соседней улицы. Если же идти через огороды, то Венька мог попасть к приятелю, преодолев всего два дырявых забора. Разумеется, эти заборы не являлись серьёзным препятствием ни для него, ни, тем более, для Муляна.

                - 4 -

На улице стояла погожая тёплая погода. Венька, послонявшись в своём дворе, направился навестить своего бесшабашного приятеля.
- Ты что делаешь? – спросил он Муляна, неожиданно появившись у него во дворе.
Тот сидел на завалинке, заполненной землёй, смешанной с опилками, и складывал в стопку разрисованные чернилами школьные учебники и тетрадки.
- Видишь, сколько макулатуры за шесть лет накопилось? – Криво усмехнувшись, спросил Мулян Веньку.
- Вижу, - всё еще не понимая, что делает приятель, кивнул головой тот.
Мулян поднялся с завалинки, нырнул в сени, а потом вернулся во двор, держа в руках ещё несколько старых тетрадок.
- Ты рыбу ловить хочешь? – Он легонько щёлкнул по макушке младшего товарища.
- Хочу, - не кривя душой, ответил Венька.
- А крючки у тебя есть? – Снова спросил Мулян.
- Нет, - сказал тот задумчиво.
- Вот, и у меня нет. Вчера последний крючок на Сургэсе оставил, - сказал опечаленно Женька и помахал в руке каким-то старым школьным учебником, как будто проверяя его на вес.
Потом Мулян сходил за мешком и стал укладывать в него эти учебники со школьными тетрадками. Наконец, сложив всё это, уже совсем ему ненужное добро, в мешок, он удовлетворённо произнёс:
- Во, больше полмешка набралось. Попробуй… Тяжёлый?.. – Предложил он Веньке.
Венька вцепился в этот мешок обеими руками, пробуя оторвать его от земли, а потом утвердительно кивнул головой. Мулян довольно улыбался.
- Килограмм пятнадцать наберётся?
- Наверное, наберётся, - подтвердил Венька.
- У Филиппка обменяю на крючки. Может, и на леску хватит. – Мечтательно сказал Женька.
Веньке тоже были нужны крючки и леска. Он с завистью посмотрел на Муляна и робко произнёс:
- А мне дашь?
- Это с какой стати я тебе давать буду? – Возмутился тот. – Иди сам набери у себя дома макулатуру.
- У меня нет её, - попытался отговориться Венька.
- Как нет… - Удивился он. – А букварь, прописи, тетрадки разные у тебя от первого класса остались… Альбом по рисованию… Филиппок всё принимает… Мешок у тебя есть?
- Не знаю, - неуверенно ответил Венька.
- Сейчас я тебе свой мешок дам. Потом мне его вернёшь, когда макулатуру сдадим.
Перекинув мешок, ещё пахнущий картошкой, через плечо, Венька теми же огородами направился домой. Задача казалась ему не очень трудной – собрать имеющуюся в доме ненужную бумагу. Эта задача облегчалась, по его мнению, тем, что его родители были на работе, а он в такие часы являлся полноправным хозяином в доме.
Однако Венькин оптимизм быстро улетучивался по мере того, как он исследовал свою квартиру. Он осмотрел все три маленькие комнатки, сени, чулан, а макулатуры обнаружил немного, да и откуда, собственно говоря, могло быть много старой бумаги у школьника, только что закончившего первый класс.
После напряжённых усилий и постоянных сомнений в правильности своего выбора, что считать макулатурой, Веньке, в конце концов, всё-таки удалось собрать немного этой макулатуры. В мешок, одолженный ему старшим товарищем, полетели несколько школьных тетрадей, букварь, несколько старых газет и журналов, а также пара найденных под кроватями, пустых картонных коробок из-под обуви. Больше в его доме ненужной бумаги просто не было. Вся, собранная Венькой, макулатура заполнила лишь незначительную часть мешка. Он ещё раз обошёл комнаты, заглянул во все углы, но ничего для себя подходящего больше не нашёл. Он обречённо сел на табуретку и взглянул на стену. Прямо напротив него висела полка, на которой стопкой были уложены отрывные календари-численники уже прошедших лет. В Венькиной семье листочки таких календарей не отрывали, а приподнимали и крепили резинкой. Поэтому по прошествии года отрывной календарь оставался целёхоньким. Венькина мать закладывала в таких календарях листочки с разными практическими советами. Там были заложены рецепты приготовления кушаний, солений и варений, стихи, поздравления, крылатые фразы и много ещё чего полезного. Хотя, надо признаться, что после того, как календари отправлялись на хранение, хозяева в них заглядывали очень редко.
С улицы раздался резкий свист, а через некоторое время послышался и голос Муляна:
- Ну, скоро ты там?
Этот голос словно подстегнул Веньку и он, уже совсем не думая, сгрёб с полки календари и затолкнул в мешок, казавшийся ему в то время бездонным. Мешок, получив новую порцию бумаги, немного потолстел, но всё же его содержимое сильно уступало по массе содержимому Женькиного мешка.

                - 5 -

Мулян нетерпеливо дожидался своего нерасторопного приятеля. Он сидел на одной из ступеней деревянного крыльца Венькиного дома, а перед ним стоял его увесистый мешок с макулатурой.
- Ну-ка, сколько ты набрал? – полюбопытствовал он, как только Венька показался со своим мешком на улице. А когда оглядел полупустой мешок, то добавил:
- За это немного тебе Филиппок крючков отсыплет.
- Сколько? – тот недоверчиво посмотрел на Муляна.
- Ну, может быть, два или три, - ответил Женька.
Он потянул на себя Венькин мешок и заглянул в него. В этот миг его будто что-то осенило. Он запустил руку в этот мешок и достал из него пустую картонную коробку из-под обуви.
- Идея… - Сказал Женька Мулян. – Давай положим в эту коробку кирпич, а после замотаем её белыми нитками. Филиппок не заметит. Он за прилавком очки надевает, когда ему что-то разглядеть надо.
- А, если заметит? - Засомневался Венька.
- Не трусь… Он сначала взвешивает, прямо в мешке, а потом вытряхивает всё в угол, где уже много макулатуры. Если положить коробку с кирпичом сверху, то когда он вытряхнет из мешка всю бумагу, эта коробка внизу под твоими тетрадками окажется.
Кирпич по размерам коробки Мулян нашёл быстро. Он положил его в картонную коробку и замотал эту коробку нитками, принесёнными Венькой из дома.
От Венькиного дома до железнодорожной станции, рядом с которой располагалась резиденция Филиппка, было около полкилометра. Весь этот путь Венька сильно волновался. Он приостанавливался, кряхтел, потел, поправлял свой мешок, а потом неуверенно, но всё же семенил за, уверенно шагавшим впереди, длинноногим Муляном.
Рабочий день в конторе Филиппка был в самом разгаре. Эта, его контора, представляла собой торгово-обменный пункт, внутри которого находился прилавок с выставленными на нём образцами товара, а напротив прилавка выполнялся акт приёма-сдачи с привлечением к этому процессу напольных весов. Вторсырьё взвешивалось, а потом бумага сваливалась в одну сторону от весов, а тряпьё в другую.
Когда Мулян с Венькой затащили свои мешки в это помещение, Филипп Петрович стоял за прилавком и что-то показывал окружившим этот прилавок покупательницам. При этом он то снимал, то снова одевал, свои круглые очки в металлической оправе. Лучи солнца, проходящие в помещение через зарешёченное окно, отражались от его загорелой лысины и солнечными зайчиками играли на потолке. Общение с непонятливыми покупательницами явно утомило Филиппа Петровича. Этим непонятливым покупательницам казалось удивительным, почему метр резинки для трусов стоил у Филиппа Петровича почти столько же, сколько стоил в мясном ларьке, напротив, килограмм баранины. А те, которые из соседних деревень на станцию приехали, готовы были исследовать и щупать абсолютно всё, что на прилавке лежит, чуть ли не пуговицы на зуб пробовать были готовы. С такими покупательницами не особо заработаешь. В этот раз так и было.
Поэтому Филипп Петрович, стоя за прилавком, уже скучал и с раздражением косился на костяшки больших счётов, явно сожалея о том, что уже долго не удаётся ему продемонстрировать перед посторонними мастерство классного счетовода. Но тут он заметил, что в его заведение втиснулись двое ребят с мешками. Как только он их увидел, то сразу оживился:
- Что принесли? – Спросил он, обращаясь к длинноногому Муляну.
- Макулатуру на крючки обменять хотим, - ответил Женька.
- На какие крючки? Покажи, - потребовал Филиппок.
Женька взял Веньку за руку и потянул к прилавку. Там, у самого края прилавка, стояли небольшие коробочки, заполненные дефицитным товаром – в них были рыболовные крючки, дробинки, пистоны и пыжи для охотничьих патронов.
- Вот эти, - показал Женька Мулян на коробочку с крючками размером около сантиметра.
- Ну, пойдём, посмотрим, сколько крючков ты получишь за свою макулатуру.
Филиппок подошёл к большому Женькиному мешку и водрузил его на весы. Затем он откинул защёлку весов и, двигая балансиром, привёл весы в равновесие.
- Так, - сказал он, отсчитывая показание весов, - твоя макулатура потянула ровно на семь крючков.
- Дайте десять, - послышался нахальный Женькин голос.
Филипп Петрович нахмурился, а его лысина потускнела, и на ней появились морщины.
- Восемь крючков и не на один крючок больше, - подытожил он.
Женька Мулян, явно рассчитывавший ещё и на леску, глотнул воздуха, будто ёршик только что вытянутый из воды, но ничего не ответил. А Филиппок подошёл к своему прилавку, отсчитал восемь крючков, потом свернул из бумаги маленький пакетик, как сворачивают «козью ножку» заядлые курильщики, любители махорки. Крючки он положил в этот пакетик, который и протянул Муляну, одобрительно похлопав того по плечу.
- Принесёшь ещё столько – получишь леску, - пообещал он, будто читая тайные мысли Женьки Муляна.
Потом Филиппок снисходительно глянул на тощий Венькин мешок, а потом на самого Веньку.
- Ты тоже макулатуру принёс?
- Да… - Робко ответил тот, а потом, сам, удивившись своей смелости, добавил, - и мне дайте крючков.
- Ладно, сейчас посмотрим, сколько тебе дать этих крючков, - благодушно сообщил Филипп Петрович и водрузил Венькин мешок на весы.

                - 6 -

В этот момент сердце у Веньки забилось так сильно, что он от напряжения задрожал всем телом. Филиппок продолжал балансировать весы, совсем не обращая внимания на мальчишку. Выполнив балансировку, он взглянул на показание шкалы, затем оторвал свой взгляд, скользнув по мешку глазами, потом поправил очки и снова стал пристально рассматривать показания. Венька в это время стоял, ни жив ни мёртв, и зорко отслеживал движения перемещающейся в пространстве лысины. Он уже готов был выскочить на улицу и бежать сломя голову, куда подальше, от этого заведения, но ноги его будто приросли к полу. Наконец, что-то про себя решив, Филиппок взял за дно Венькин мешок и резко вытряхнул его содержимое на самую горку лежащей в углу макулатуры. Венька замер. Из мешка вылетели его школьные тетрадки, букварь, прописи и застряли на склоне бумажной горы. Календари-численники, проделав в воздухе настоящий кульбит, скатились к ногам Филиппа Петровича, и, о ужас, вслед за численниками с бумажной горы скатилась и картонная коробка с вложенным в неё кирпичом. В какой-то миг Веньке даже показалось, что эта тяжёлая коробка задела ногу Филиппа Петровича. Так ли это было, или нет, но Филиппок нагнулся, поднял коробку обеими руками, а затем, порвав паутину ниток, открыл коробку. Мулян, стоя поодаль, тоже не спускал глаз с Филиппка. Как только стало ясно, что подлог раскрыт, он прошмыгнул в дверь и спрятался за соседним строением, на безопасном расстоянии, оставив младшего друга один на один с разъярённым Филиппком. Ситуация становилась критической.
Пока Венька соображал, что же теперь делать, он получил от Филиппка крепкий подзатыльник. Этот подзатыльник как будто вывел его из оцепенения. Он кинулся к двери. Но прежде, чем перескочить через порог, Венька получил увесистого пинка под зад. И только, оказавшись на улице, он стал приходить в себя. Шум, доносившийся из-за полуоткрытой двери конторки Филиппка, вскоре утих, и всё стало как прежде: светило летнее солнце, жизнь продолжалась, и люди вокруг спешили по своим делам.
Вытерев рукавом навернувшиеся было слёзы, Венька стал искать глазами Женьку Муляна. Наконец, со стороны расположенного невдалеке небольшого базара, показалась Женькина фигура. Он призывно замахал рукой. А когда Венька приблизился, его тёмное, то ли от загара, то ли от въевшейся грязи и копоти, лицо расплылось в довольной улыбке.
- Что?.. Пинка получил?.. Надо  было тебе сразу за мной бежать, а ты почему-то стоял, телился, - укорил он Веньку.
- Ладно, - сделав паузу, сказал он, - что-нибудь придумаем.
Это было в стиле Муляна. Он был не из таких, кто от одного пинка сразу рассыплется, особенно, если этот пинок достался не ему лично. Действительно, не прошло и минуты, как в его голове уже созрел новый план.
- Надо немного подождать, пока Филиппок не успокоится, - как тонкий психолог, убедительно сказал Мулян своему младшему товарищу.
Ждать пришлось, кружа по территории между станцией и рынком. Наконец, Женька Мулян скомандовал:
- Пора… - И стал объяснять, что теперь дожжен делать его незадачливый младший друг.
- Ты маленький… Он тебя уже и не помнит, - втолковывал он дружку. – Я открою дверь в его ларёк и погляжу, много ли там народу толпится у прилавка. Если народ есть, то дам тебе знать. Как прокрадёшься к прилавку, хватай из той коробки несколько крючков и давай дёру… Помнишь, где та коробочка с крючками у него стоит?
Венька утвердительно кивнул головой.
- Как из двери выскочишь, то беги в ту сторону, - Женька показал рукой, куда следует бежать напарнику. – А я буду кричать с другой стороны:
- Вон он… Лови его!..
Этот план, разработанный Муляном, показался ему таким же гениальным, как, собственно, и все его остальные планы.
А пока они разбрелись по разные стороны от приемного пункта. Венька стоял поодаль и наблюдал, как Мулян периодически заглядывает через слегка приоткрытую дверь в вотчину всесильного Филиппка.
Но вот, Женька махнул рукой, показывая всем своим видом, что приступил к исполнению намеченного. Он снова крадучись подошёл к двери, из которой совсем ещё недавно вышвырнули его друга, и приоткрыл её. Внутри было так, как будто в этой конторе совсем ничего не происходило каких-нибудь полчаса назад. Филиппок, так же как и раньше, стоял за прилавком, гремел костяшками на счётах, а непонятливые покупательницы, обступившие прилавок, обсуждали предполагаемые покупки. Всё пока шло по плану.
Мулян повернул голову в Венькину сторону и призывно замахал тому рукой. А, спустя нескольких мгновений, Венька снова оказался в логове Филиппка. Он, словно мышь, прошмыгнул к прилавку, прильнул к бабьим подолам и затаился.
Эх, Мулян, быть бы тебе великим полководцем, когда б из шестого класса школы не выставили.
Филиппок никак не ожидал от ребят такой наглости. А тут ещё, обступившие прилавок покупательницы полностью лишили Филиппа Петровича обычной бдительности.
Чтобы быть менее заметным, Венька даже немного присел. И, всё равно, его голова находилась на уровне выше уровня прилавка. Именно теперь в голову школьника почти второго класса пришло осознание того, что быть большим далеко не всегда приятно. Теперь медлить было нельзя, и он потихоньку продвигался за спинами женщин к тому месту, где находилась заветная коробочка с крючками нужного размера.
- Вот, кажется здесь, - Венька затаил дыхание.
Теперь нужно было выждать момент, когда Филиппок по какой-либо надобности отвернётся от прилавка.
- А мне отмерьте три с половиной метра кружевной тесьмы, - обратилась к Филиппку стоящая у прилавка женщина.
- Вот он, момент, - интуитивно почувствовал Венька.
Тем временем, Филиппок повернулся в сторону, чтобы взять стоящий у стены деревянный образец метра. Венька напрягся, приподнялся на цыпочках, пытаясь разглядеть на прилавке заветную коробочку, и, протиснув руку между стоящими в очереди женщинами, нащупал коробочку.  В этот момент он совсем не думал, что совершает преступление. Все его мысли были направлены на то, чтобы отвоевать у Филиппка свои, как он считал, три крючка. Его нервы были предельно напряжены, так как надо было успеть сделать всё намеченное Муляном, пока его не заметят и не схватят либо всполошившиеся у прилавка тётки, либо сам Филиппок.
- Надо скорее взять из коробки два или три крючка и бежать без оглядки, - мелькнуло у него в голове.
Но тут снова случилось для Веньки неожиданное. Как только пальцы его руки нащупали эти два или три крючка и потащили их, за Венькиной рукой потащилась целая связка рыболовных крючков. Они словно устали лежать без дела в коробке этого Филиппка и, цепляясь друг за друга, вереницей потащились за Венькой. Всё это породило шум волокущихся по прилавку и падающих на пол крючков. В следующее мгновение Венька уже был у двери, а его руку приятно покалывала целая связка из нескольких десятков крючков. Только теперь находящиеся рядом с прилавком люди поняли, что на их глазах произошла кража. Может быть, кто-то из этих людей и пытался его достать, но было уже поздно. Крепко держа в руке рыболовные крючки, Венька пулей преодолел порог этого торгового заведения и оказался на улице. Уже в дверях магазинчика он услышал запоздалые возгласы:
- Вора… Держи вора!..
Когда Венька, ошалевший от нервного напряжения, выскочил на улицу, он бросился бежать не по направлению к своему дому, а совершенно в противоположную сторону. Он бежал в сторону железной дороги. Его интуиция подсказывала, что там его спасение. Он бежал что есть сил, а за его спиной слышалось:
- Держи вора!.. Вора держи!..
В это время на железнодорожных путях, прямо на территории, прилегающей к вокзалу, стояли два товарных поезда. Венька, не долго думая, поднырнул под вагон первого поезда, а потом долго мчался по железной дороге между товарными поездами. Пробежав несколько сот метров, он снова юркнул под тот же поезд и оказался на прежней стороне, но уже на значительном удалении от вокзала. Только здесь он остановился, перевел дыхание и осмотрелся по сторонам. Погони не было видно. Не было больше слышно и голосов: «Держи вора!». Поезда пока стояли, и потому здесь было очень тихо. Венька разжал кулак и посмотрел на свою добычу, разместившуюся на его потной ладошке. Крючков было много.

                - 7 -

- Сколько их? Тридцать, сорок или пятьдесят? – Спрашивало его любопытство, но он не стал считать эти крючки.
Венька просто интуитивно почувствовал:
- Крючков столько, что его проступок можно считать большим воровством. Но он же не хотел этого большого воровства… А теперь ничего не поделаешь – он, Венька, преступник и ему надо скрываться.
С такими мыслями он, двигаясь переулками, пересёк жилой район посёлка, затем перешёл автотрассу и оказался на опушке леса.
- Лес… Здесь настоящее спасение, - казалось ему.
Этот лес начинался с подъёма в гору. Когда Венька вскарабкался на эту гору, где не было видно ни души, ему стало спокойнее. Лес здесь был смешанным. Огромные сосны перемежались невысокими липками и осинником, а также встречались развесистые берёзы. С высоты горы открывалась широкая панорама. Там, вдалеке от подножья горы, ниткой тянулась железная дорога, вдоль которой совсем недавно Венька удирал от погони, а если смотреть прямо в сторону вокзала, то почти на середине этой прямой находился его дом. Он осмотрелся и увидел невдалеке большой гладкий камень. Венька уселся на этот камень и стал думать, что же ему теперь делать дальше.
- Вдруг, кто-то из знакомых видел, как я улепётывал от Филиппка, - пришла ему на ум нехорошая мысль.
- Может быть, уже и милиция рядом с нашим домом сделала засаду.
От таких мыслей ему стало не по себе.
- В тюрьму, может, и не отвезут, а из школы точно выгонят, как Муляна.
- Что же теперь мне делать? – Напряжённо думал Венька.
И тут ему в голову пришла спасительная мысль: «Не признаваться».
- Да, конечно, не признаваться и всё. В войну же все партизаны на допросе молчали и не признавались.
Он заёрзал на камне, обрадованный своему решению, но тут его что-то укололо в бедро. Кололись крючки в его кармане. Только тут он снова вспомнил о причине своих бед.
- Как же я не подумал, что милиция в первую очередь обыщет мои карманы в поисках украденных крючков.
Но тут снова ему на ум пришла спасительная мысль:
- Надо спрятать где-нибудь эти крючки. Лучше всего спрятать их прямо в этом лесу. Уж точно здесь их не найдут, - решил Венька.
Он огляделся кругом, но подходящего тайника не увидел. На ближайших от него деревьях не было ни дупел, ни расщелин. Тогда Венька взглянул на камень, на котором только что сидел, и новое решение созрело само собой. Он попытался сдвинуть этот камень. Это ему удалось с трудом. Тогда он отыскал подходящую палку и стал этой палкой расковыривать рядом с камнем ямку. Сделав в земле углубление, он постелил в ямке кленовые листья.
Потом он достал всю похищенную им кучку сцепленных между собой крючков, отделил от неё три крючка, а остальные положил в ямку. Прикрыв ямку несколькими засохшими листьями клёна, Венька насыпал сверху земли, а потом, поднатужившись, сдвинул камень прямо на замаскированную ямку.
Три крючка, на которые он, собственно, и покушался и, ради которых рисковал, он также завернул в кленовый листочек и положил под стельку своего ботинка. Проделав всё это, Венька облегчённо вздохнул и уселся на свой камень. Через просветы между деревьями отсюда можно было наблюдать происходящее на большом расстоянии. Там, под горой, копошились люди, там был его дом, а где-то ещё дальше, вероятно, находился разгневанный Филиппок.
- Как здорово, - подумал Венька, - я здесь столько много вижу, а меня не видит никто.
Он ещё долго сидел на своём камне, пока не почувствовал сильный голод. Венька поднялся с камня, обречённо вздохнул и стал спускаться с горы.


ЭПИЛОГ
В тот раз Веньке удивительно повезло. Милиция за ним не пришла, мать долгое время не обращала внимания на пропажу отрывных календарей-численников, а трёх крючков, отложенных им в ботинок, хватило для одной его удочки на всё лето. Может быть, этих крючков хватило ещё и потому, что в это лето он научился их привязывать к леске прочным узлом рыбацкой «восьмёркой». К Филиппку он в то лето больше ни разу не заглядывал. К своему же лесному тайнику Венька отправился осенью, резонно полагая, что теперь эти крючки уже никто не ищет.
Чтобы быть уверенным, что за ним никто не следит, Венька снова сделал большой крюк, прежде чем забраться на гору.
- Вот, и вершина горы… Вот, кажется, то место, где я сидел, - вспоминал он, оглядывая знакомую местность.
Всё было так, как тогда, но не было лишь того большого камня. Венька посмотрел вниз и увидел на склоне горы несколько камней, так и не докатившихся до подножья. Тогда Венька взял палку и стал концом этой палки прощупывать землю, пытаясь таким образом нащупать вырытую им когда-то ямку. Несколько минут поиска оказались безрезультатными.
- Как такое могло случиться? – Недоумённо размышлял он.
Но тут его внимание привлёк отрезанный от гриба корень, и Веньке стало сразу всё понятно.
- Скорее всего, это грибники, - заключил он.
Действительно, земля в этом месте будто была распахана палками, а старые листья, опавшие с деревьев, взъерошены. Кое-где можно было встретить отрезанные и уже пожухлые корни грибов.
- Ау…, Ау… - Прозвучало где-то совсем недалеко от него.
Венька повернулся на звук голоса, швырнул туда свою палку и пошёл спускаться с горы.
27 октября 2011 года