Отрывок из повести Период полураспада

12

    В конце апреля Вера с Григорием были приглашены на свадьбу. Выходила замуж свояченица их племянника. Свадьба должна была состояться  в последнюю субботу апреля – то есть двадцать седьмого числа. Для празднования этого события был выбран ресторан на северной окраине города в одном из новых его районов. Вера с утра чувствовала себя нездоровой. Побаливала печень, во рту появилась горечь, была общая слабость. Она была в сомнении, стоит ли ей вообще идти на свадьбу. Но она боялась обидеть молодых и родителей невесты. Они с Григорием решили, что всё же поедут на свадьбу. Просто потом, если её самочувствие не станет лучше, они уйдут.
   
    Они приехали в район, где находился ресторан, в котором праздновалась свадьба, на двадцать минут раньше начала. Вера спросила у Григория, не забыл ли он конверт с деньгами, который они должны были вручить молодым в качестве подарка. Григорий достал его из внутреннего кармана своего пиджака и показал Вере. К своему ужасу, Вера увидела на конверте картинку из мультфильма про чебурашку. Там был изображён крокодил Гена. Жениха звали Геннадий. Вера с Григорием не были прежде знакомы с женихом и потому не могли предвидеть, как он отреагирует на такой конверт. Возможно, он воспримет это, как шутку. Но уверенности в этом у Веры не было. Поэтому они немедленно направились в ближайшую почту, чтобы приобрести другой конверт. До закрытия почти оставались считанные минуты. Но они успели с покупкой. Это непредвиденное недоразумение вызвало у Веры небольшой стресс, а у Григория, напротив, вызвало улыбку.
 
    На свадьбе было, как всегда на таких празднествах, обильное застолье. Вере казалось, что вся еда имеет горько – кислый вкус. Кое – что казалось прокисшим, не свежим. Она чувствовала себя всё хуже и хуже и настояла на том, чтобы они уехали. Домой они попали в одиннадцатом часу ночи и сразу легли спать. Но Вера долго не могла найти такого положения в постели, в котором она могла бы не чувствовать тяжести внутри. Ей пришлось встать и принять лекарство, чтобы успокоить свою печень. После этого через полчаса ей удалось заснуть.

    Рано утром в квартире раздался телефонный звонок. Григорий проснулся сразу и подошёл к телефону. Вера проснулась тоже и по тону и обращению мужа к звонящему, поняла, что звонит племянник. Григорий спросил, знает ли тот, сколько сейчас времени. На часах было чуть больше шести часов утра.  Она не могла слышать, что говорил племянник, но по голосу мужа, который становился тревожнее, почувствовала, что случилось что – то серьёзное. Первое, что пришло ей в голову, она подумала, что умер кто – то из близких. Она тоже поднялась и вышла из спальни в коридор, где находился телефон, и стояла теперь рядом с Григорием, пытаясь по его репликам понять, о ком идет речь. Но муж не называл никаких имён. И ей пришлось терпеливо ждать конца разговора.

    Григорий положил трубку на телефонный аппарат и посмотрел на Веру, у которой в глазах стоял тревожный вопрос. Лицо его было серьёзным и озабоченным. «Что случилось?» - быстро спросила она. Он медлил с ответом. «Ну, говори же, не томи» - поторопила его Вера. «Кажется, Чернобыльская атомная взорвалась» - как – то неуверенно ответил он. «Откуда Максим это взял?» - спросила она, понимая, что с таким сообщением не шутят. И он пересказал ей всё, что племянник рассказал ему.
Максим был ответственным за доставку гостей свадьбы по домам. Для этого был нанят микроавтобус, который увозил гостей и возвращался снова к ресторану. Максим находился всё время около выхода и компоновал гостей таким образом, чтобы микроавтобусу приходилось делать как можно меньше рейсов.  Из ресторана он уходил последним. С водителем микроавтобуса они договорились, что тот будет ждать его на противоположной стороне трассы, идущей вдоль микрорайона, так как ему всякий раз, чтобы подъехать к ресторану приходилось делать большой крюк. Максим вышел к трассе и ждал у перехода, когда зажжётся зелёный сигнал светофора. На трассе происходило что – то необычное. По ней бесконечным потоком двигались рейсовые городские автобусы «Икарус». Все они шли в северном направлении, то есть выезжали за город. Племянник сразу понял, что произошло что – то экстраординарное. Он всё ещё стоял на прежней стороне трассы и терялся в догадках. Он даже не заметил, как около него появился какой – то человек и, покачиваясь, пьяным голосом сказал: «Чернобыльская АЭС взорвалась, едут людей эвакуировать». Он успел только закончить свою фразу, и тут, как из – под земли вырос милиционер. Он взял человека за рукав куртки и потянул куда – то со словами: «Что ты мелешь? Иди домой, дурак, проспись». Максим с трудом дождался утра, чтобы сообщить эту весть Григорию. Они оба были химиками по профессии, и их военной специальностью была химическая и радиационная защита. Они оба понимали насколько это серьёзно, и чем это грозит им всем.

    Ни о каком сне не могло быть уже и речи. Вера с мужем вышли в кухню. Вера начала готовить завтрак. Григорий включил радио. Оно вещало, как обычно, вести с полей и производств, зарубежные новости. В течение всего дня радио не проронило о катастрофе ни единого словечка. Но это ничего не значило. Это было рядовым явлением, скрывать от населения всякого рода «неприятности», которые могли бы вызвать у него тревогу или панику, или повредить реноме государства. Григорий обзвонил друзей и порекомендовал им закрыть в квартирах все окна. Он пообещал, что потом объяснит, зачем это надо.

    Они сели завтракать. И вдруг Вера вспомнила, что недели две назад Григорий, проснувшись утром, сказал: «А я видел сон, но очень неприятный». Он никогда не помнил своих снов и всегда говорил, что их у него не бывает. Вера попросила его тогда рассказать этот сон. И он сказал, что ему приснилось, будто бы началась атомная война, и взрыв атомной бомбы был где – то со всем не далеко от них. «И что же мы делали?» - с улыбкой спросила тогда Вера. «Я заставил тебя с сыном лечь на пол в простенке между окнами. А дальше я не помню» - ответил он.

    Следующий день был понедельник, и Вера и муж вышли на работу. Часов в десять утра к Вере подошла одна из сотрудниц, которая жила в пригороде. В кабинете в этот момент они были одни. Девушка спросила у Веры: «Вы не знаете, что случилось? У нас сегодня не было ни одного рейсового автобуса. Я добиралась до работы электричкой с двумя пересадками. Ходят слухи, что был взрыв на АЭС». «Я думаю, что это правда и очень серьёзно. В таком случае, нам всем надо отсюда выбираться, если уже не поздно» - ответила Вера девушке. Девушка вернулась в свою комнату, и Вера последовала за ней.
    Вера напрямую спросила у сотрудников о том, кто из них и что знает о случившемся. И одна из них рассказала, что её сосед – водитель, который работает в совете министров, проработал всю прошлую ночь. Она встретила его на лестнице, когда выходила на работу. Он сказал, что всю ночь возил семьи правительства в аэропорт.

    Пришли майские праздники. Народ по-прежнему находился в неведении. Повсюду проводились праздничные демонстрации. На улицах было много гуляющих целыми семьями, с детьми. Второго мая Вера с Григорием поехали к друзьям, и они все вместе тоже побродили по улицам. Было немного прохладно. Дул северный ветерок, и поэтому их прогулка была не длительной. Остаток дня они провели у друзей за столом. Вечером они вернулись домой. Было уже темно, но на улице было ещё довольно много гуляющей весёлой публики. На душе было тревожно.

    Сравнительно недавно Вере попалась книга об ученом Тимофееве-Ресовском, который изучал влияние малых доз радиации на живые организмы. Свои работы он проводил в лагерном НИИ, куда его засадило НКВД. И было это ещё в первые послевоенные годы. Эти исследования показали, что малые дозы радиации, как и большие, опасны для человеческого организма. Они понижают или совсем сводят на нет защитные силы организмов, вызывают необратимые изменения в их генетическом коде, приводят к возникновению различных непредсказуемых мутаций.  Это было литературное произведение, но не фантастика и не вымысел. В основе этого произведения лежали исторические факты. И теперь Вера удивлялась тому информационному вакууму, в котором они находились.
    Просто не верилось, в то, что люди, которые держат их в неведении, не знают, какими будут последствия случившегося, и не хотелось верить, что они настолько преступны и равнодушны к судьбам населения.

    Вера и Григорий в эти дни много говорили на эту тему. И Вера твёрдо решила для себя, что, выйдя на работу, порекомендует всем матерям, работающим у неё в группе, немедленно принять меры по вывозу детей за пределы опасной зоны. В её группе работало две женщины – матери троих детей и две – двоих.  Что она и сделала. Женщины написали заявления на отпуск без оплаты, а Вера подписала их, как руководитель - «Не возражаю». Женщины с заявлениями отправились к начальнику отдела. Его реакция не заставила себя долго ждать. Он вызвал её к себе в кабинет и обвинил в паникёрстве и подрыве работы отдела. «Вы знаете, что сделает с нами райком партии, если мы отпустим людей? Да к тому же, у Вас в конце месяца выпуск нового объекта. Кто будет работать? Вы подумали об этом?» - с возмущением выговаривал ей начальник – отец тринадцатилетней девочки. «Нет, я думала сейчас не о работе, а о детях, которых надо спасать. Где сейчас Ваша дочь?» - спросила его Вера. «Как все, в школе, потом придёт домой» - ответил начальник. «Ну и зря. Если Вы любящий отец, то тоже должны немедленно отправить её отсюда куда – нибудь подальше» - посоветовала ему Вера – «Вы же образованный человек. Неужели Вы не понимаете, что нам всем сейчас здесь не место, и тем более детям?» Она думала, что, возможно, эта работа, которую они должны делать в мае, может вообще никому не понадобиться. Ещё не известно, что творится сейчас на этой злополучной АЭС. Может скоро из них вообще никого не будет в живых. «Когда речь идёт о спасении детей и вообще людей не о райкоме надо думать» - добавила она и ушла из кабинета начальника.

    В следующие выходные мая начальник поехал с семьёй на дачу. По возвращении с неё он померил радиацию на одежде дочери и перепугался.  В следующий понедельник за этими выходными он подписал все заявления матерей на отпуск и отправил свою дочь к родителям жены куда – то в Россию. Но массовая эвакуация детей ещё не проводилась. Они продолжали ходить в школу. В городе в первых числах мая прошла  велогонка мира. Вера ходила на работу в одежде с длинным рукавом и косынке, не смотря на наступившую жару. Каждый день после работы они с Григорием тщательно мылись. Слава богу, в городе не было дождей, которые могли быть тоже радиоактивными.
 
    Но они были благодарны судьбе за  то, что их сын теперь был далеко отсюда. Как говорила Вера, их генофонд хранился на Дальнем востоке.  Информация населению по–прежнему не давалась. Город был наполнен слухами. Кое – кому удавалось получить информацию от зарубежных радиостанций, которые в союзе постоянно глушили. Во всех странах, затронутых этой катастрофой, населению раздавались йодные препараты. В Киеве даже не говорили этого людям. Те же, кто узнавал об этом, таковых в аптеках не обнаруживали. Несколько друзей из других городов позвонили Вере с Григорием и предложили приехать и вывезти их из города. Однако, народ говорил, что в город впускают, но не выпускают. Как говорили, чтобы не развозить радиацию по всей стране. Поэтому они отказались от помощи друзей, чтобы не подвергать их опасности оказаться вместе с ними заложниками ситуации.
 
    Украинское радио заговорило о катастрофе только тогда, когда уже все зарубежные страны кричали об этом. Но истинное положение всё равно скрывалось от населения. Говорили о каких – то совсем малых дозах радиации, о нормальном самочувствии людей, которые подверглись сильнейшему облучению, и некоторые из них были уже в предсмертном состоянии. Были эвакуированы люди только из города Припять, который был рядом с АЭС. Все остальные люди в активно зараженной зоне оставались в своих деревнях и сёлах. Дозиметры были только в отделах гражданской обороны, и выдавать их населению,  властями было запрещено.

    В эту первую неделю после катастрофы, возвращаясь в метро с работы, Вера видела много людей, которые ехали на вокзал. Это были матери с детьми, беременные женщины, которые самостоятельно предпринимали попытки вырваться из города. Вера не бывала в эти дни на вокзале, но сотрудники, которые ездили на работу через вокзал, рассказывали, что там твориться что -  невероятное. Люди были готовы платить любые деньги и платили, чтобы только уехать или отправить своих близких пусть даже в переполненных вагонах поездов. Всё это напомнило Вере войну. Обстановка в городе очень напоминала обстановку города, на который надвигается враг. Но «враг» был уже в городе.

    Седьмого мая Вера почувствовала, что у неё першит в горле, потом начало драть, открылся кашель. Она пыталась понять, где же она простудилась, но никак не могла вспомнить такой ситуации, которая повлекла бы за собой простуду. На следующий день у неё пропал голос, горло было воспалено, и постоянно мучил кашель. Она не пошла на работу. Не смотря на то, что повышенной температуры не было,  у Веры к тому же была слабость. Она позвонила в поликлинику и вызвала врача. Среди дня пришёл молодой врач, осмотрел её. Она все говорила, что не понимает, где же и когда она простудилась. Но врач сказал, что это не простуда. Это реакция на радиацию. Но написать вам такой диагноз в больничном листе я не имею права. И он написал «острое респираторное заболевание». Врач посоветовал Вере побольше пить и хотя бы три дня не выходить на улицу. Постепенно голос у Веры восстановился, но тревога осталась.
 
    После восьмого мая началась организованная эвакуация детей из школ и детских садов. Они уезжали из города в южные районы Украины с учителями и воспитателями на неопределённый срок. Город как – будто вымер. На улицах и во дворах не было видно ни одного ребёнка, не слышно детского крика, смеха. К концу мая природа пышно расцвела. Деревья стояли обильно облитые листвой. Улицы регулярно  мыли. После их мытья на асфальте оставались высохшие разводы от пыльцы цветущих деревьев и кустарников. Но всё это не радовало горожан. Вера старалась проскочить с работы домой как можно скорее. И так делали многие. Но были люди, которые не понимали, что ситуация очень опасна. Возвращаясь с работы, Вера проезжала по мосту  - метро через Днепр. Из окон вагона можно было видеть людей, которые лежали на пляже. Их было не много, но они были. Один из пассажиров, глядя на этих людей, сказал: «Это ж надо быть такими идиотами. Лежать на радиоактивном песке, да ещё под солнечной радиацией -  значит быть вовсе без мозгов». И вдруг другой, совсем уже старик возмутился: «Как вы можете так говорить. Это что ж получается, что те, кто героически работает на ликвидации последствий аварии, безмозглые люди». «А по вашему, если одни люди героически работают, то другие должны в это время героически отдыхать. Ну и логика» - сказал кто – то третий из пассажиров. На этом дискуссия прекратилась.

    От сына пришло письмо с новым обратным адресом. Его перевели в Хабаровск в образцово показательный полк. По всей армии прошёл приказ, который гласил, что солдат, которые служат по месту их жительства, следует перевести в другие места. Таким образом,  сын Веры и Григория оказался в Хабаровске взамен какого – то хабаровчанина. А заодно, батальон избавился от строптивого сержанта. Полк был пехотным, но имел в своём составе один взвод химической и радиационной защиты. Взвод был по составу малочисленным, в мирное время -  не развёрнутым. Им командовал молодой лейтенант, только что прибывший из училища. Сын Веры стал его заместителем. В отличие от своего командира, он уже имел кое – какой опыт службы и мог даже кое – что ему подсказать, в чём – то помочь.

    Вера в письмах спрашивала сына, не могут ли его оттуда послать в Чернобыль. Ведь его военная специальность располагала к этому. Этот вопрос очень её тревожил. Но он успокаивал её, что уж его – то не пошлют. Для такой командировки надо очень сильно провиниться на службе.

    А туда, в заражённую зону посылали совсем молодых солдат, якобы, на учения. На работах в этой зоне они не получали никакой защитной одежды. В их задачу входила разборка зараженных строений в деревнях и сёлах. Они должны были отстреливать разбрёдшихся по окрестностям домашних животных. В это время в садах и огородах поспевали первые ягоды, позднее и фрукты. Молодые солдаты собирали этот опасный урожай и ели, пили заражённую воду из местных колодцев. К тому времени жители были уже вывезены оттуда. Эвакуированных временно расселяли по менее зараженным селам и городкам области.

    Попадали туда не только служащие срочной службы. Сын одного из сотрудников Григория только вернулся домой из армии, через две недели по прибытии, его ночью мобилизовали, как медика, и отправили в зону. Он ещё с двумя солдатами на бронетранспортёре вывозил из зоны потерпевших ликвидаторов. У всех, кто работал в зоне, дозиметры были. Они сами должны были контролировать степень своего заражения. Вывозили тех, кто перебрал допустимую норму. Но так было далеко не всегда и не со всеми. Радиационный фон в зоне был настолько высок, что перебрать можно было за считанные минуты. Однажды ребята на бронетранспортёре ехали по зоне за очередной партией потерпевших. Один из солдат срочно должен был оправиться. Ему сказали, что не следует выходить наружу. «Делай здесь, мы потерпим, здоровье дороже» - сказал ему водитель машины. Но парень заартачился и вышёл из бронетранспортёра на пару минут. Когда он вернулся, его дозиметр зашкалило. Это был его последний рейс в зону. Он был демобилизован.

                13

 
   Не смотря на то, что ситуация в городе и его окрестностях сложилась экстраординарная, замашки партии и правительства остались прежними. В середине лета людей с городских предприятий и организаций стали посылать на полевые работы. Не миновала чаша сия и институт, где работала Вера. Пришло распоряжение райкома партии о посылке людей в один из сельскохозяйственных районов области на прополку овощей. Все понимали, что это абсурдный приказ. Ведь все поля заражены, и урожай с них всё равно нельзя будет есть. Но не подчиниться этому приказу не рискнул никто из руководителей. По всем отделам была дана разнарядка, сколько людей, какой из них должен направить на работу в колхозе. Старшее поколение сотрудников понимало, как рискованно это мероприятие для молодёжи, которой ещё жить, да жить, создавать семьи, рожать детей. И большинство руководителей поехали в колхоз сами. Обычно всё было с точностью наоборот. В колхозы на работу направляли самых молодых, неопытных сотрудников, от которых мало зависело выполнение плана работ организации. Но теперь поехали люди старшего поколения.

    Автобус, который их должен был доставить в поле, не был рейсовым. С утра он уже стоял у здания института. Это был автобус Львовского автозавода, куда могли поместиться тридцать человек. Ко времени отъезда все места в нём были заняты. День был жарким, и такая погода стояла уже давно. Они быстро миновали чисто помытые городские улицы и выехали за город, пройдя проверку на блокпосту, которые теперь были организованы на всех выездах из города. 

    Пока они ехали по трассе, навстречу им попадались машины и автобусы. Но всё равно движение на ней было не интенсивным по сравнению с прежним временем, до катастрофы. Потом они съехали с трассы и ехали преимущественно по грунтовым дорогам, пыль на которых стояла столбом, радиоактивная пыль. Автобус, в котором они ехали, был старым. Резиновая изоляция на окнах и дверях в нём уже не была герметичной. Поэтому густая пыль почти свободно проникала в салон автобуса и обволакивала его пассажиров, скрипела на их зубах, оседала на одежде и открытых частях тела. Была пора сенокоса. Пассажиры автобуса видели из его окон людей, которые копнили сено, ворошили его на лугах. Со взрослыми работали и дети, которые не только помогали старшим, а кувыркались в этом сене, играли на лугах, бегали друг за другом. Вера с горечью смотрела на эти сцены и думала: «Боже, как ещё тёмен и неграмотен народ, и как преступны те, кто должен был им объяснить истинное положение и предупредить их о его последствиях».
 
    Автобус ехал уже больше часа. Наконец они заехали в какое – то большое село. Старший, представитель парткома института, вышел из него и зашёл в здание правления колхоза. Через пару минут он вернулся в автобус с колхозным бригадиром, который сопроводил автобус к полю, на котором им предстояло работать. Солнце к этому времени поднялось уже довольно высоко, и здесь в открытом поле палило нещадно. Ветерок был настолько легким, что не освежал.

    Сначала вышедшим из автобуса не было видно, какую культуру им предстоит полоть. Поле заросло высоким сорняком, который полностью скрывал посадку. Бригадир сказал, что здесь растёт капуста. Когда работники института начали освобождать поле от сорняков, они действительно обнаружили на нём слабые растения капусты. Освобожденные от тени, под палящими лучами солнца, они сразу начинали вянуть и становили ещё несчастнее, чем прежде. Вера злилась и работала. Она была уверенна, что они напрасно делают эту работу и неоправданно подвергают себя опасности. Но она не могла послать сюда кого – то из молодёжи своей группы и не могла не поехать сама. После пережитого в прошлом году стресса, когда она из-за своей строптивости потеряла работу, она не могла решиться на такой шаг. Из её группы с ней работал ещё единственный зрелый  мужчина, который был младше её на пару лет.
 
    Все работали быстро, всем хотелось поскорее уехать. Кроме того, многие уже проголодались, но есть здесь в поле никто не решался. До автобуса было идти далеко, а терять время на путь от поля до автобуса, который стоял теперь от него в метрах двухстах, тоже не хотелось. Поэтому все спешили закончить работу на этом поле. Его прополка и была на сегодня их заданием. Лица людей были разгорячены, потные, красные. Одежда покрыта пылью. Помыть руки перед едой было нечем. И когда люди, наконец, добрались до автобуса, им пришлось для мытья рук использовать часть питьевой воды, которой они запаслись из дома. Они погрузились в автобус и приступили к трапезе.

    Вдруг одна из женщин уже предпенсионного возраста побледнела и стала оседать на сидении. Кто-то из сидящих рядом сотрудников это заметил. В автобусе начался переполох. Кто – то стал мерить её пульс, кто – то поднёс воду, кто – то рылся в своей сумке в поисках валидола. Все решили, что надо немедленно ехать в ближайшую деревню, чтобы набрать воды и попросить у местных жителей лекарства для сердца.
    Больную переместили на сиденье ближайшее к окну, которое пришлось открыть ещё и потому, что автобус, который простоял целый день под палящими лучами солнца накалился и внутри его, пожалуй, было жарче, чем снаружи.

    Теперь уже никто не обращал внимания на пыль, летящую в окно салона. Все были встревожены состоянием больной. У неё немели руки и ноги, бледность, разлитая по лицу, шее, не проходила. Губы тоже побелели. Все боялись потерять больную в пути, не доехать с ней до больницы. Мужчины по очереди массировали руки и ноги больной, которая полулежала на автобусном сидении. Автобус заехал в какую – то деревню, он ехал по узким улочкам, задевая ветки деревьев, стоящих вдоль неё и поднимая тучи пыли. Асфальта на улицах не было. Наконец, автобус выехал на какую – то маленькую площадь, или скорее широкий перекрёсток двух улиц. Откуда – то на нём появились женщины, у некоторых на руках были дети. Дети постарше держались за юбки матерей. Вера, как и все горожане, давно не видела детей, и их наличие здесь в деревне, говорило о том, что их никто отсюда не эвакуировал. Узнав о проблеме людей в автобусе, многие женщины поспешили по домам за лекарствами. Медицинского пункта в этой деревне не было. Местные женщины принесли в автобус воду в ведре, которой горожане наполнили все свои термоса и бутылки, Они же принесли несколько пузырьков с сердечными лекарствами. После этой остановки автобус двинулся дальше по–прежнему, сопровождаемый клубами пыли.
 
   Больную в автобусе поили лекарствами, поили и поливали водой, продолжали массировать её руки и ноги. Пока лучше ей не становилась, и тревога  людей в автобусе не проходила. Теперь их обратный путь до блокпоста на въезде в город,  с заездом в деревню занял ещё больше времени, чем дорога  на работу в колхоз. На блокпосте их остановили и проверили дозиметром автобус. Показатели на приборе зашкалило. Всех пассажиров автобуса высадили. Автобус отправили на дезактивацию, а пассажиров пересадили в другой – чистый автобус. Автобус был нужнее людей и важнее их здоровья. Больную удалось довезти живой.

14

   Придя в себя, власти с медиками по-прежнему, скрывая истинное положение, стали давать рекомендации населению, как вести себя в сложившейся ситуации, что есть. Из сельскохозяйственной продукции настоящего лета местного сбора, есть было ничего нельзя. Молоко от местных коров тоже было сильно заражено. Оставались продукты из муки урожая прошлого года, да привозные. Народ начал шутить. Это был чёрный юмор, юмор висельников. Спрашивали, можно ли есть лимоны. Отвечали  - нет, чтобы не нарушить чистоту эксперимента. Как потом стало известно, катастрофа была вызвана очередным экспериментом, который проводило военное ведомство на АЭС. В это время появилось много анекдотов, шуточных песен.  Народ смеялся, чтобы не сойти с ума.
 
   Многие люди кинулись продавать свои дома, обменивать квартиры на жильё в других городах, вербоваться на работу на север и восток, только бы подальше от здешних мест.
Были и такие, которые не считали ситуацию серьёзной, не могли должным образом оценить всю трагичность положения. Однажды в рабочую комнату Вериной группы вошла одна сотрудница из другой группы. В это время женщины обменивались тревожными новостями и высказывали мнение по поводу сложившейся ситуации. Вошедшая вдруг сказала: «Ну что вы так паникуете. Мой муж служил на подводной лодке и получил очень большую дозу облучения. Это было пятнадцать лет назад. И, слава Богу, он жив и здорово. Не так всё страшно, как вам кажется». Вскоре после этого она вышла из комнаты. А кто – то из оставшихся в ней заметил: «Да, муж вроде бы здоров. Но пару лет назад они похоронили шестилетнего сына. Мальчик умер от лейкемии». Исследования Тимофеева-Ресовского показали, что от радиации в большей степени страдают  поколения следующие за теми, которые подверглись облучению, то есть их потомки. Это означало, что  всё последствия и проблемы ещё впереди. Но многие этого не понимали.
 
    Все товары, которые продавали на местных продуктовых рынках, должны были проходить проверку на наличие радионуклидов. Это правило касалось не только рынков Киева. Были такие продавцы, которые уезжали со своим урожаем из Киевской области в другие и там для контроля покупали сначала немного местной продукции. Для контроля в санитарную службу рынков они сдавали местную продукцию, а потом, получив добро на продажу от контролирующей службы, продавали привезённую из зараженной зоны.

    В зараженной зоне осталось много частных легковых автомашин. Они уже больше не подлежали использованию. Они должны были остаться в зоне, так как тоже были сильно облучены. Известно, что запасные части к автомобилям всегда были в Союзе дефицитом. И вскоре нашлись умельцы, которые либо имели официальный доступ в зону, либо пробирались туда нелегально, и разбирали оставленные автомашины. Им удавалось провозить эти детали от разборки в город, и они продавали их на авторынке. Там не было радиационного контроля. Эти люди в погоне за наживой не дорожили своим здоровьем и не щадили здоровья других.

    После того, как правительству всё же пришлось начать давать частичную информацию о ходе событий после взрыва, её получали главным образом люди в Украине, Белоруссии и немного в России. Остальная часть страны продолжала находиться почти в полном неведении. Было только известно, что произошла авария, но каковы были её размеры и как долго могут оставаться последствия, многие люди не представляли себе даже приблизительно. В отдел, где работала Вера, приехала в командировку из Ташкента женщина инженер – технолог. В обеденный перерыв она побывала на местно рынке. С обеда она возвратилась в неописуемом восторге. Она накупила там всяких ягод. Она говорила, что никогда прежде не видела таких крупных сортов да к тому же по такой низкой цене.
   
   Сотрудники посоветовали ей, не есть этих ягод и объяснили почему. Женщина была крайне удивлена. Она что – то слышала об аварии на станции. «Но ведь это было ещё весной. И потом, практически, на всех станциях бывают аварии и утечки. Это рядовое явление» - возражала неосведомлённая женщина. Люди в стране не имели представления о масштабе бедствия.

15
 
   Веру и Григория интересовало, насколько подвергся заражению их дом, двор, квартира и дачный участок, на который они успели в этом году съездить всего пару раз и пока ткнули там в землю только семена тыкв. Нужно было раздобыть дозиметр. У себя на работе Григорий не хотел обращаться с этим вопросом в отдел гражданской обороны. Он позвонил своей однокашнице, которая была заместителем директора  института, где теперь работала Вера. Благодаря ей, Вера и попала туда на работу. Подруга в свою очередь позвонила в такой отдел своего института и попросила, якобы для себя, передать дозиметр через Веру. Таким образом, Вере с Григорием удалось получить в распоряжение дозиметр на два выходных дня. Что дало им возможность провести измерения во всех интересовавших их местах.

    Замеры в квартире показали, что она практически чистая. Это обстоятельство было уже утешением. Но на балконе они обнаружили, что две деревянные небольшие бочки, в которых они обычно солили на зиму грибы – «светятся». Их пришлось немедленно удалить и захоронить, как можно глубже под землёй.  Двор около дома тоже был сравнительно чистым от радиации. В субботу Вера с Григорием, впервые после катастрофы, отправились на дачу. Электричка, обычно переполненная в это время дачниками, была полупустой. Их попутчиком оказался немолодой мужчина, который ехал навестить своего сына в армии. Парень только что вернулся с «учений» из зоны катастрофы. Мужчина был в Киеве в командировке, куда приехал из одного приволжского города. Из беседы с ним Вера с Григорием поняли, что мужчина тоже не представлял себе масштабов бедствия и не высказывал никакой тревоги по поводу последствий для его сына этих «учений».

    По ходу движения электрички, Вера жадно вглядывалась в пейзажи, проносящиеся за окном вагона. Она так давно не была на природе, без общения с которой задыхалась в городе. Всё утопало в буйной зелени, что было необычно для лета без дождей. А оно было по–прежнему сухим.  На одном из прямых участков дороги Вера ещё издали заметила старика, пасущего корову на лугу, который тянулся вдоль полотна дороги. Ей показалось, что вымя коровы блестит.  Она даже улыбнулась, настолько это ей показалось забавным. Когда поезд поравнялся со стариком и коровой, стало видно, что вымя коровы обёрнуто полиэтиленовой плёнкой. Так старик защитил его от радиации. Ему было невдомёк, что она пасётся на буйной  траве зараженной радиацией и питается ею. «Бедные люди» - подумала Вера. Теперь ей было уже совсем не смешно.

    В понедельник она рассказала об увиденном на работе. Одна из сотрудниц в прошедшие выходные проведала родственников в деревне. И она тоже рассказала, как в деревне спасаются от радиации. Председатель колхоза получил директиву из района, принять меры. Но от чего и какие меры он должен был принять, этого в директиве сказано не было. И он их принял так, как обычно это делал при коровьей чуме или курином море. На въезде в деревню был сооружен большой ящик с опилками, пропитанными дезинфекционным раствором,  дверные ручки  во всех общественных и хозяйственных зданиях были обвёрнуты тряпками, тоже пропитанными дезинфекцией.

.......
 
   Вера с Григорием вышли из электрички и, не спеша, пошли через село в сторону дачи. Село было длинным и своей главной улицей упиралось в железно – дорожные пути.  Впереди их по пыльной и знойной улице брели какие – то люди. Их одежда отличалась от той, что привыкли видеть дачники на местных в этом большом селе, имевшем прочные связи с городом. Люди брели медленно, все время охая и вздыхая, время от времени останавливаясь. Их было человек пять. Они о чем – то беседовали. Вера с Григорием невольно прислушались к их разговору. Из того, что им удалось услышать, было понятно, что это селяне, эвакуированные из заражённой зоны. Они жаловались друг другу на слабость и боли, и проклинали начальство, которое эвакуировало их слишком поздно.

    Пройдя вдоль села, Вера и Григорий потом ещё сорок минут пешим маршем через луг добирались до своей дачи. В прошлом году они поставили на участке домик из белого силикатного кирпича и к осени перекрыли его крышей. То есть, это была пока коробка, которую надо бы было ещё оборудовать внутри. Но стоит ли это делать, им предстояло решить сегодня. Это должны были показать замеры уровней радиации на участке и вокруг него. Их участок не был ещё полностью освоен. Земля на нём была вскопана только на местах свободных от строительных материалов. Вдоль внутренней границы участка росли молоденькие кусты чёрной смородины, на небольшом клочке разрослась, высаженная прошлым летом садовая земляника, и вдоль кустов смородины ранней весной они успели посеять тыквы. Они обошли постепенно весь участок. Он был площадью всего четыре сотки. Так что, его осмотр занял у них совсем немного времени.

    Первое, что бросилось им в глаза, это были тыквы громадного размера, слишком большие для такого срока. Был ещё только июль. Смородина на кустах висела уже совсем спелая и тоже была необычно крупной, размером с крупную сортовую вишню. И садовая земляника была гигантского размера, а многие ягоды были с двумя, тремя нижними концами. Но более всех прочих явлений их поразили листья хрена, который они когда – то  вначале освоения участка ткнули с северной стороны домика. Они были перистого вида, имея по своей длине узко разрезанные края. Даже не имея никаких рекомендаций, они сразу решили для себя, что всех этих мутантов просто удалят с участка и закопают поглубже за каналом, который опоясывает их дачный массив. Потом они прошлись по участку с дозиметром. Почти везде было сравнительно чисто. Светились два места на территории участка: деревянный стол, стоящий под открытым небом да небольшой кусочек строительных лесов, которые остались стоять у домика после завершения его кладки. Такие результаты замеров давали надежду на то, что не все труды, вложенные в освоение участка, пропали даром.
 
     Вокруг было тихо и безлюдно. Многие участки выглядели запущенными, одичавшими. Вера с Григорием решили походить по дачному массиву, осмотреться, поискать, возможно, здесь есть ещё где – нибудь люди. Они прошли по своей улице до конца и потом по параллельной. Но не встретили там ни единого человека. Когда они повернули на третью, параллельную своей улицу, они услыхала где – то в отдалении разговор. Уже на третьем от начала улицы участке они увидели людей. В начале улицы они заметили табличку – «Институт ядерных исследований». Весь дачный массив был поделён между различными организациями и в том числе, здесь были участки, принадлежащие различным институтам Академии наук Украины. Этот, на который они попали сейчас, принадлежал институту, сотрудники которого могли бы ответить на многие вопросы Веры и Григория.
 
    Они подошли  к людям и спросили, давно ли они здесь. Те ответили, что они первый раз приехали сюда с дозиметрами через неделю после взрыва. Замеры показали, что это место значительно чище города. «Теперь мы здесь спасаемся все выходные. Все же меньше наберём. Нас защитил лес. Мы находимся с южной его стороны. Когда дуло со стороны Чернобыля, лес взял на себя почти всё» - объяснили ситуацию физики. Вера с Григорием считали, что им можно верить. Почти на всех участках этой улицы копошились люди. Это открытие ещё больше подбодрило Веру с Григорием. Потерю возможности бывать здесь, посильно работать в выходные дни, общаться с природой Вера воспринимала трагически. Она мысленно всё время повторяла: «Меня поссорили с природой». Это было бы для неё почти тоже, что опять потерять мать, которой уже давно не было в живых. Но природа, в какой – то степени, ей её заменяла.
 
    Теперь для полноты картины оставалось сделать замеры в лесу. Он находился в десяти минутах ходьбы от их участка. Они прошли по своей улочке до конца в противоположную сторону, вышли за ворота дачного массива и по грунтовой дороге -  бывшей когда – то околицей лесного хуторка, зашли в лесную посадку. Уже на краю этой посадки стоял большой щит, на котором красными буквами было написано: «В лес не входить. Опасно для жизни». Посадка была расположена у опушки старого смешанного леса. Это был молодой сосняк, в котором прежде осенью можно было собирать, обильно растущие в эту пору в нём, польские грибы. Григорий включил дозиметр. Его стрелка очень быстро побежала по шкале, дошла до ее края. Дальше на шкале цифр не было. Они поняли, что находиться здесь больше не стоит, и быстрым шагом ушли оттуда.
 
    Ну что ж? Лес для них был потерян. А, собственно, этот богатый грибами и ягодами лес послужил им толчком для принятия решения, взять участок под дачу именно в этом отдалённом от города месте. В грибную пору они приезжали сюда с друзьями большими компаниями. Они все набирали полные корзины грибов. Потом жарили шашлыки и уезжали отсюда всегда очень довольные проведёнными выходными днями. Но в будущем все будет по-другому, если они продолжат строительство домика и освоение этого участка. Было очень грустно, досадно. Но никто ничего изменить уже не мог.

    И вообще никто не мог сказать, что же с ними будет в будущем. Останутся ли они в этом регионе или покинут его, как это сделали уже некоторые их знакомые. Пока их положение казалось не настолько трагичным, как положение людей оказавшихся в наиболее заражённой зоне и в одночасье лишившихся Родины, всего имущества, здоровья, а кое – кто уже и близких. Пока надо было дождаться сына из армии.

    Кёльн 2002 г.