Третий фактор. глава девятнадцатая

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ВСЕ СНАЧАЛА

…Мальчик осознал себя, когда под ногами зашуршал песок…
Но оставим в покое Андрея и его литературный эйдос, осознавший себя в это мгновение вполне реальным Андреем – в эту начальную точку отсчета – узел временной петли Гистерезиса мы уже возвращались не раз и не будем утомлять читателя нудными повторами. Эти строки уже были написаны ранее и Ане только предстояло внести в последующее действо какие-то, пока неведомые ей коррективы. В этот момент в нескольких версиях начала писаться история Размывов и автор – Андрей Данилов – совсем в другом времени начал осознавать свою историю, которая на его памяти вроде бы с ним не происходила, но была знакома и близка ему до боли, словно он и вправду пережил все то, что собирался запечатлеть на страницах романа. При этом толчком написанию этой масштабной истории было всего лишь пустяшное желание описать свой сон, который он увидел в детстве под стук колес по дороге из Ленинграда в Трускавец. Тогда он впервые сквозь сон услышал странную песню – вызов в неизведанный мир, с которым соприкасался мир его сновидений:

Помнишь из детства
Света пургу,
Мальчик и девочка
На берегу…

Итак, вход в новый виток оказался настолько запутанным, что оставим все то, что уже было написано относительно Андрея и как бы увиденное его глазами, и сразу перейдем к истории Ани, которая уже совсем закончила ваять свой замок Вечности и слегка отошла назад, чтобы полюбоваться своим необычным астральным сооружением, которое и нарисовать-то было почти невозможно, а уж слепить из песка – и вовсе немыслимо. Тут с ее восприятием и сознанием что-то случилось и ей показалось, что замок ожил, в его окошках засветились фантастические огоньки, словно свечи в руках невидимых лакеев, и Ане вдруг показалось, что она не отошла на несколько шагов от своего сооружения, а напротив, долго шла издалека, завидев где-то в ночи светящиеся оконца людского жилья, которые по мере приближения оказались окнами величественного невероятного замка, где были нарушены все известные законы тяготения, перспективы, пространства и времени, как на гравюрах художника Эшера.
Тем не менее в окнах двигались, кружились, словно в неслышном вальсе, неведомые тени, в которых при внимательном рассмотрении угадывались дамы в пышных бальных платьях 18 века и кавалеры в сюртуках и камзолах, либо в военной форме с пристегнутыми к поясу саблями. Уже отчетливо виделось, что на разных этажах происходят разные действа, и если на первом этаже пары элегантно вальсировали, то выше можно было разглядеть биллиардную, где военные лихо катали шары, покуривая трубки с длинными мундштуками, неподалеку играли в карты, а выше шел концерт камерной музыки. Теперь Аня уже совершенно отчетливо видела, что она идет к чугунным воротам ограды огромного замка и замок этот вырастает в ее глазах значительно быстрее, чем она к нему приближается. Тут только она услышала за спиной топот множества копыт, который нарастал лавиной, она в страхе обернулась и увидела, что прямо на нее несется стремительная кавалькада во главе со зловещей королевой на черном коне, в черной вуали, за которой не было видно лица, увитая шелками и виссоном. За ней же несколько поодаль скакала стремительным галопом разношерстная свита, начиная с закованных в стальные кирасы баронов и заканчивая маленькими пажами и шутами на толстых коротконогих пони. Все это Аня сумела разглядеть, поскольку аллея, по которой скакала кавалькада, изгибалась в отдалении, прежде, чем скрыться в лесной чаще, и выявляла изрядно отставших всадников, скакавших в арьергарде.
Конница стремительно надвигалась на Аню, тем не менее, когда она в последний момент отскочила в сторону, никто не обратил на нее внимания, и лишь она сама успела заметить, что к седлу одного из баронов королевы непонятным образом прицепился вполне современного вида мальчик, лет десяти, в шортах и ковбойке, при этом, если вся свита выглядела словно какие-то адские призраки, то мальчик – она даже знала как его зовут – казался вполне реальным и живым, правда стоила Ане вглядеться в его лицо, то она поняла, что он спит глубоким сном, улыбаясь загадочной, но совершенно неосознанной улыбкой. Впрочем, в последний момент она поняла, что это скорее не улыбка, а гримаса кукольного, хоть и живого Петрушки… а может Панча или Пульчинелло.
В момент, когда лошадь королевы поравнялась с оградой, ворота сами собой стремительно распахнулись, кавалькада пересекла небольшой двор перед замком и устремилась в следующую распахнувшуюся перед ней  дверь, уже в сам замок, и там уже ничего невозможно было разглядеть: в проеме зияла непроглядная темень, хотя в соседнем крыле здания светились окна и кружились пары. В эту темень, как в жерло ада устремилась вся кавалькада, унося с собой и странно знакомого мальчишку в шортиках и ковбойке… Аня хорошо его знала но никак не могла вспомнить имени.

Помнишь из детства
Света пургу,
Мальчик и девочка
На берегу…

Аня знала, что эти строки о ней и о нем, и что они не так давно встречались и даже вместе путешествовали на каком-то облачном звере, но забыла все подробности этого путешествия.

Еле приметен
Памяти след…
Я тебя знаю
Тысячу лет…

Тут она поняла, что мальчик в опасности – даже не он сам, а его память и разум, от которых очень много зависит. И не успели проскочить в жерло двери последние пони с пажами и шутами, как девочка, словно спохватившись, побежала вслед исчезающей конницы, быстро пересекла двор и не задумываясь бросилась в зияющее ничто за створками огромных дубовых, обитых кованым железом дверей, с удивлением обнаружив, что там нет никакого внутреннего интерьера замка. Последнее, что она успела подумать, была не совсем уместная в этой ситуации мысль: «Интересно, что сейчас происходит с моим телом»? в этой мысли не было ни капли сожаления, а лишь любопытство – весьма праздное и равнодушное. А затем она почувствовала всем своим существом, что за ней, вместо створок двери, захлопнулась гигантская страница неведомой книги, словно поток, уносящий в неведомый мир…
Впрочем ее самосознание вернулось так же быстро, как и погасло, а вместе с ним появилась мысль, что только что закрылась важная страница ее жизни и открылась новая, правда уже то ли описанная кем-то ранее, то ли каким-то образом пережитая, но которую с этого момента ей предстоит переписать заново. Вместе с этой мыслью включился и окружающий мир, и Аня поняла, что находится где-то под потолком небольшого помещения и под ней расположена больничная койка, на которой лежит странно знакомая ей худая, бледная, покрытая по грудь одеялом женская фигура. Из под одеяла выглядывали очевидно подключенные к этой фигуре провода, соединенные с монитором, по темному экрану которого медленно двигались две зеленых прямых, время от времени изгибающихся невысокими пиками. Ниже светились время от времени меняющиеся цифры.
- Это сердечный монитор, - пронеслось в Анином сознании, он фиксирует ее сердечную деятельность, а так же частоту дыхания… кстати, почему «ее»? Это же мое тело»!
тут она окончательно поняла, что перед ней она сама в возрасте около 20 лет… правда в таком состоянии возраст угадать трудно, вполне возможно ей уже 30 или даже более лет.
Сделанное открытие ничуть не поразило и не испугало ее, она только вспомнила, что перед тем, как нырнуть в зияющую дверь, подумала равнодушно о судьбе своего тела. Ну что ж, какие-то неведомые силы исполнили ее желание и она оказалась вблизи своего тела, и теперь уже ясно, что судьба этого тела весьма печальна: она находится то ли в коме, то ли в летаргическом сне в какой-то больнице, и неизвестно давно ли она здесь лежит, и выйдет ли когда-нибудь из этого состояния вообще. Впрочем, почему «она», она активна, ум ее ясен и вполне адекватно осознает окружающее, другое дело – ее тело и к нему правильнее применять средний род: ни живое, ни мертвое! Сознание Ани и впрямь было очень ясное и она помнила во всех подробностях историю своей жизни и до того момента, как вышла на проспект Мира на десятый день после смерти мамы, так и после того, как присела отдохнуть на лавочку в Ботаническом саду им. Цицина.
- Что же произошло? - равнодушно подумала Аня, - хотя нетрудно догадаться: после того, как я отключилась в лаборатории, мое астральное тело переместилось к морю Вечности, а тело, похоже, не просто потеряло сознание, а погрузилось в летаргический сон.
Тут, неведомо почему, пришла мысль, что и другой человек пребывает сейчас в летаргическом сне, и этот человек – Андрей, с душой которого ей необходимо встретиться… впрочем, это не совсем его душа, вернее – совсем не душа а квази-личность, литературный эйдос. Интересно, а она сама сейчас кто? Душа или тоже эйдос? Тут Аня, словно спохватившись сместила взгляд и ничего не увидела. Впрочем подобный эффект своего полного исчезновения она уже испытывала не раз и не особенно удивилась или испугалась.
- Значит пока не эйдос, - подумала Аня, и мне еще предстоит им стать, прежде, чем я отправлюсь на поиски Андрея… а может перед этим еще предстоит что-то или кого-то найти, Варфуша ведь разъяснил мне ситуацию в самых общих чертах, скорее всего раньше времени нельзя вдаваться в подробности, иначе нарушится невидимая ткань будущего. Значит я сейчас и не эйдос и не шельт. Кто же тогда? Монада? Частица Мирового Духа без оболочек? Но тогда я должна обладать космическим всезнанием, а это явно не так. Значит не монада? Так и не придя к какой-то определенной самоидентификации, Аня попробовала сменить положение и без труда спустилась с потолка примерно на ту высоту, которая соответствовала ее росту и как бы в тревоге и сочувствии склонилась над своим телом, хоть в действительности не было ни тревоги ни сочувствия. Внимательно себя разглядев, она не нашла ничего нового к тому, что констатировала с самого начала:
- По крайней мере, - подумала Аня, - это не анабиотическое Сомати, в котором Бог знает сколько времени провел Иего, прежде, чем мой шельт его оживил – у того ни сердечной деятельности, ни дыхания вообще не было, и он с точки зрения науки вообще считался бы трупом… только почему-то неразлагающимся, как бурятский лама Итеренов. Впрочем я не о том сейчас думаю, раз я здесь оказалась, значит что-то должна сделать и мое бывшее тело должно меньше всего меня интересовать. Если я еще не литературный эйдос, то необходимо каким-то образом им стать. Если сейчас я нахожусь в полностью бестелесном состоянии, то есть в некотором роде – чистое сознание, даже не шельт, то это означает что все мои старые – как телесные, так и астральные - оболочки скинуты и предстоит одеться в новые, соответствующие природе литературного эйдоса, которые уже наверняка приобрел Андрей Данилов. Кстати, он сейчас тоже должен находиться в летаргическом сне, я в этом абсолютно уверена. Значит из этого места я должна куда-то перенестись, но Варфуша не сказал, куда, а мое прежнее почти всезнание почему-то отключилось.
Она начала осматривать больничное помещение, в котором покоилось ее тело, и внимание ее почему-т о привлекло небольшое зеркало, висящее на ближайшей к кушетке стене, которое по идее должно было отражать окружающее, но почему-то не отражало, а светилось странным опалесцирующим светом.
- Это не спроста, - подумала Аня, и тут же переместилась вплотную к зеркалу. В тот же момент свечение исчезло и сменилось обычной зеркальной поверхностью, отражающей палату… вот только не эту, а похожую, а на кровати в отражении лежала не она, а одновременно и знакомый и незнакомый ей молодой человек из ее снов – Андрей Данилов, который – это она догадалась сразу – пребывал в том же состоянии, что и ее тело, то есть спал летаргическим сном.
- Значит я была права, - подумала Аня, и подчиняясь неосознанному импульсу нырнула в зеркальную поверхность, даже не утратив на короткое время самосознание, как обычно. Надо ли говорить, что она и правда тут же оказалась в палате, где лежал Андрей – такой же худой и бледный, как ее собственное тело, только заросший густой щетиной. Мельком бросив взгляд на тело и убедившись, что никакой ошибки не произошло, Аня отыскала зеркало на стене, аналогичное тому, что висело в ее палате, так же светящееся тусклым опалесцирующим светом, и как только к нему приблизилась, опалесценция потухла и в его плоскости отразилась картина, но вовсе не та, что по идее эта плоскость должна была отражать. За большим письменным столом сидел пожилой полный мужчина с густыми седыми волосами, и хоть он мало напоминал молодого человека, спящего в летаргии, Аня точно знала, что это писатель Андрей Данилов – примерно лет через 35-40 спустя текущего момента, пишущий роман «Размывы», от хитросплетений которого неведомым образом зависели судьбы человечества… все зависит от того, каким образом Аня сумеет повлиять на эти хитросплетения и направить их в нужное русло. Знать бы еще какое! 
Аня снова кинула свое сознание внутрь межвременного портала и на этот раз вынырнула в совсем другой обстановке – той самой комнате, где писатель сочинял свой в буквальном смысле судьбоносный роман.
О том, что она оказалась в квартире немолодого Андрея трудно было догадаться. Аня, будучи школьницей младшей и средней школы часто думала о будущем и представляла его в духе тех фантастических книг, которые читала. В частности быт жителей какого-нибудь двухтысячного года ей виделся кардинально другим, чем тот, который ее окружал с раннего детства. Ей думалось, что люди будут жить в огромных светлых домах, окна-стены которых можно делать по желанию то прозрачными, то непрозрачными, передвигаться они станут на летательных аппаратах, наподобие летающих тарелок, их будут окружать всевозможные человекоподобные и нечеловекоподобные роботы, выполняющие за хозяина любую работу, а человеку останется только мыслить, изобретать и отдавать приказания автоматам. Увы, жилище Андрея на первый взгляд никак не соответствовало ее детским представлениям о будущем: небольшая, не очень хорошо освещенная комната не была обставлена  чудесами робототехники 21 века, вдоль стен стояли стеллажи со старыми и новыми книгами, среди которых присутствовало немало книг, изданных еще в ее время. Ничего особо примечательного в комнате не было, помимо стоящих на специальной подставке японских мечей разной длины в сияющих лакированных ножнах, и Аня почему-то знала, что эти мечи называются катана, вакизаши и танто. На полках пошарпанного недорогого секретера стояли индийские, тибетские и китайские фигурки национальных божеств и, судя по всему, это не были какие-то антикварные раритеты, а дешевые изделия кустарного ширпотреба той же Индии, Тибета и Китая. Из всего увиденного напрашивался вывод, что хозяин квартиры к старости так и не разбогател, и, пожалуй, только один аксессуар квартиры мог иметь немалую ценность: Аня узнала высокое, почти до потолка зеркало в палисандровом багете французского краснодеревщика Буля – точно такое же, какое стояло в ее комнате и наша героиня поняла что именно через это зеркало ей предстоит отправится в неведомую страну литературных эйдосов… впрочем не исключено, что и не туда вовсе. Еще раз разочарованно осмотрев комнату (если бы ни ее состарившийся знакомый, она бы ни за что не поверила, что находится в жилище 21 века) Аня наконец заметила несколько предметов, которые несомненно возникли отнюдь не в эпоху Аниной молодости: во первых совершенно плоский огромный экран, стоящий в углу комнаты и Аня почему-то тут же узнала, что это телевизор с жидкокристаллическим экраном («чушь какая-то, - подумала девушка, - разве кристаллы могут быть жидкими»!), однако разъяснения исходили именно от Андрея, хоть он никоим образом не показывал, что обнаружил Анино присутствие. Рядом с экраном стояла плоская серебристая коробка, и Аня тут же получила разъяснение, что это DVD проигрыватель, с помощью которого можно просматривать записанные на компакт-диски фильмы и слушать музыку. Тут же поблизости на табуретке стояла коробка поменьше и девушка узнала, что это интернет-телевидение, с помощью которого можно смотреть около 200 программ… впрочем, Андрей смотрит в основном не больше десятка, остальные – никому не нужная дрянь, и он держит эту штуку ради хорошего качества изображения: цифра уверенно вытесняет аналоговое телевидение. Главное же, на что Аня обратила внимание – это сияющий полированным пластиком прибор на столе Андрея: странное сочетание совсем плоской пишущей машинки и экрана телевизора. Наша героиня тут же узнала, что это ноутбук ACER китайского производства («Разве китайцы способны такое производить»? – искренне удивилась Аня), на 360 гигов памяти с четырехъядерным процессором – весьма неплохой компьютер на данный момент… впрочем через год он безнадежно устареет, но Андрею больше и не надо ни памяти, ни скорости, он ведь не играет во всякие навороченные компьютерные игры, которые требуют очень большой емкости жестких дисков.
Далеко не все поняв в этих ментальных разъяснениях пожилого Андрея, Аня все же сделала вывод, что интернет, о грядущем появлении которого предупреждали ее и голубь Яхве и Варфуша, уже давно есть почти в каждом, даже небогатом доме, как есть и компьютер (а так же ноутбук или планшет ай пед). Тут Аня подумала, что здешний планшет – возможно нечто схожее с той самой злосчастной ячейкой экрана компьютерного центра титанов, то есть компактный, совсем плоский компьютер с сенсорным экраном.
Мысли ее отвлекла неведомо откуда зазвучавшая электронная мелодия и Андрей поднес к уху самый маленький экран, который Аня вначале приняла за планшет. Бросив два слова: «Позвоню позже», Андрей небрежно положил блестящую диковинку на стол и ментально объяснил, что это не ай пед, а мобильник айфон, довольно новый, фирмы Эпл с интернетом, поддерживаемым Виндоз. А планшет ему не нужен, во первых у него память меньше, чем у ноутбука, а во-вторых он практически не пользуется интернетом вне дома. В игры он не играет, в социалках не сидит, а фильмы лучше по ноутбуку посмотреть, на худой конец в метро можно и по айфону.
Как мы уже упоминали, Андрей, если что-то и объяснял мысленно, то никак не реагировал на Анино присутствие и когда та задала ему несколько уточняющих вопросов, то он то ли не услышал ее мысленного посыла, то ли не захотел отвечать – скорее всего связь все же была односторонней.
- Да, - подумала Аня, мир действительно кардинально изменился и наука сделала колоссальный скачок, принципиально изменив жизнь каждого, даже малосостоятельного человека на планете… только не в плане человекоподобных роботов и космических полетов к звездам на фотонных ракетах, о которых в один голос твердили фантасты – ее современники – об интернете и совершенной мобильной связи они ничего не писали. С другой стороны обычный быт малообеспеченного человека мало изменился, и не похоже, что Андрей, если не считать многочисленных электронных приборов, живет не чуть не лучше, чем она в своих семидесятых.
Тем временем пожилой мужчина, который во время своего ментального монолога непрерывно водил по столу маленькой пузатой коробочкой, отчего на экране ноутбука сменялись надписи и картинки («мышка», - кратко констатировал он), несколько раз щелкнул коробочкой и экран монитора, издав краткую музыкальную фразу погас. Поле этого Андрей извлек из полки стола толстую общую тетрадь, на которой было написано «Размывы 3, тетрадь 21», открыл ее, и взяв со стола толстую серебряную ручку с золотым пером, начал что-то записывать.
- Не могу сразу на клавишах работать, - пояснил он, - по старинке сначала ручкой записываю, так лучше информация идет. К тому же до сих пор привязан к своим дорогим фонтайнам: Паркерам, Монбланам, Ваттерманам – терпеть не могу шарики и роллеры. Конечно, двойная работа получается, но мне спешить некуда, роман все равно не печатают, и никакими договорами и сроками я не связан.
Затем он углубился в творческий процесс, и Аня явственно увидела, что над головой писателя и вправду сформировался отчетливый канал связи в который из неведомых пространств лилась информэнергия, и Андрей с трудом успевал запечатлевать ее в слова, явно не задумываясь о том, что собственно выходит из под его пера. Вскоре он совсем перестал ментально контактировать с Аней, так и не дойдя в своих объяснениях до того, что девушку интересовало больше всего: знает ли Андрей, что интернет, возможно, уже захвачен отцифрованной личностью Гагтунгра, и догадывается ли он о том, куда приведет человечество это повальное увлечение всемирной паутиной.
Впрочем, возможно, противобог еще и не захватил ее в полной мере, ведь Варфуша говорил что-то о 2100-2200 годах. Как видно до материализации Гагтунгра в Энрофе земли еще довольно далеко, но в том, что он потихоньку овладевает сознаниями миллиардов – нет никакого сомнения, вопрос только в том, насколько он далеко успел зайти. Но ведь надо же: человек, который должен написать обо всем этом или даже уже написал – сам по уши влез в эту самую всемирную паутину и, казалось бы знать ничего не знает. Похоже он сам несерьезно относится к тому, о чем пишет. Он , похоже настолько превратился в живой прибор, считывающий и запечатлевающий на бумаге творческую информацию, что уподобился говорящему попугаю, который может произносить очень умные заученные монологи, но ничегошеньки не понимает из того, что произносит. Он ведь сам вскользь упомянул, что когда заново просматривает страницы, которые сам же написал – искренне удивляется написанному, словно это и не его строки, и почти ничего не помнит из романа. Теперь ясно, что я от него ничего не узнаю, надо каким-то образом войти в информационный поток и повлиять на него так, чтобы Андрей начал писать в нужном ключе и, сам того не ведая, заблокировал бы уже начавшуюся деятельность Гагтунгра в интернете. Но как это сделать? Меня же он, похоже, хоть и ощущает, но не слышит! Тут ей пришла долгожданная информация из ее невидимого справочника, что входить в поток бессмысленно: во-первых она сама не знает, что в нем надо менять, а во-вторых изменения должны в ноосфере, переплетающейся с миром литературных эйдосов и она сама должна, став этим эйдосом, принять участие в формировании правильного сценария. И тут возникает любопытный парадокс: с одной стороны, став литературным эйдосом, она должна слепо подчиняться сценарию, создаваемому Андреем, но с другой стороны все же каким-то образом на него влиять, чтобы сценарий складывался в нужном русле. То есть марионетка, будучи управляемой кукловодом, должна будет сама им каким-то образом управлять. Даже представить невозможно как разрешить эту задачу… но нельзя раньше времени начинать паниковать, как говорил один голливудский персонаж: «Сначала надо ввязаться в драку, а потом уже смотреть, что из этого получится». Нет, несомненно зеркало Буля стоит тут не случайно, наверняка именно через него предстоит ее дальнейший путь.
Тут Ане захотелось посмотреть, что же сейчас записывает в тетрадь пожилой Андрей. Она снизилась и увидела последнюю запись: «Тут Ане захотелось посмотреть, что же сейчас записывает в тетрадь Андрей, она снизилась и увидела последнюю запись…»
В этот момент автор оторвал голову от тетради и впервые внимательно посмотрел в сторону Ани, и той показалось, что смотрит он ей прямо в глаза, затем лукаво подмигнул своей невидимой гостье и отчетливо в слух произнес: «пора в путь, дорогая»! затем в зеркале Буля, которое продолжало оставаться в поле зрения Ани возникла такая картина: она примерно в возрасте десяти лет стоит рядом с Андреем того же возраста, через них как-то странно проходит свет, а поблизости группа походного вида людей грузят здоровенные рюкзаки в маршрутный автобус. Среди этой группы она узнает примерно 25-30 летнего Андрея!
В этот момент зеркало поглотило ее сознание, и последнее что она услышала – отчаянный мальчишечий крик  уже прямо из зеркала:
«Господи! Как бы я хотел сейчас оказаться в своем теле! Или хотя бы увидеть его»!
И тогда за ней перевернулась страница.