Дьявол - в деталях

Кто о чем, а я снова о российском телевидении; до этого написала для портала «Гуляй Поле» заметку «Сериальные убийцы». Продолжаю упорствовать в ереси, что «ящик» смотрят все – ну, может, за редким исключением. Несмотрящие либо «тайнобрачные» телезрители, как говорят микробиологи - «единичные в поле зрения». Они укладываются в статистическую погрешность, и ими вполне можно пренебречь.

Уж на новостную-то телеиглу подсели, пожалуй, все сто процентов. Я и сама в течение дня переключаюсь туда и сюда ради новостей, но традиционно прибежна к НТВ, хотя телекомпания за последние годы ощутимо «пожелтела», и есть явные признаки листопада и дряхления. Но пока что несколько наблюдений рядового «едока» теленовостей.
 
Вначале (наверное, все это помнят) корры постсоветского ТВ бравировали модным телебесстрастием: мол, у нас все, как на Западе, наше дело десятое – просто транслируем информацию, а выводы делать телезрителям. В регионах, где исстари повелось все столичное усугублять, а порой доводить до абсурда, молодые репортеры понавадились излагать все с откровенной скукою; порой даже голос у них от этого поскрипывал.
Из толпы унылых читчиков выламывались, пожалуй, только энтэвэшные Татьяна Миткова, Леонид Парфенов, Михаил Осокин, Вадим Глускер. Они, если прямо и не являли эмоций, то хотя бы, по терминологии актеров  и дикторов, говорили «с посылом».
 
Эти журналисты и ведущие неплохо изображали, что все произносимое  по меньшей мере интересно им самим. А Татьяна Миткова и вовсе – могла одними модуляциями голоса привнести дух интриги в любой забубенный сюжет об очередном заседалове. Ну, заседалово и заседалово, ничего необычного не происходит, а все чего-то эдакого ждешь… молодец Миткова!

Постепенно и нарочито отстраненная телемолодежь спохватилась, чуя, что пономарский бубнёж грозит снивелировать её до однородно-серой экранной растительности. Глупо, решили молодые, забывать об амбициях, хватит – пора в телезвёзды выбиваться.

Одномоментно преобразились и репортерские «стэнд-апы» (это когда репортер что-нибудь говорит в кадре). Будто все разом вспомнили, как еще в достопамятном «Взгляде» Сергей Ломакин, ведя репортаж, навзничь полетел в воду с палубы корабля. Сейчас в кадре только самый ленивый из журналистской братии, продолжая на ходу вещать, не тонет в сугробах, не карабкается в гору, не забивает сваи и не доит коров.

Любопытна также тема всевозможных телезаимствований. Все лямзят у всех; похоже на распространение ветрянки по детским садам. Здесь наиболее наглядными являются лексические эпидемии. В конце девяностых горе было тому, кто не скажет с экрана, что тот или иной имярек «сделал заявление». Как и с другими словесными поветриями, меры в использовании этого словосочетания никто не знал и не хотел знать. Заявления делали все – от премьер-министра до обычного бытового дебошира. Частенько стилистическая краска сгущалась до «громкого заявления».

Затем в моду вошло словцо «скандал» - разумеется, в самом что ни на есть широком смысле, а то и безо всякого смысла. Словесные вирусы типа «скандал» и «прогремел взрыв» - долгожители, они в широком обращении и ныне. Другие – как, например, «об этом не может сказать никто» - потихоньку отходят. Должно быть, до репортеров дошло, что раз им «никто» не говорит о чем-то важном, значит, репортеры сами до чего-то не докопались.

В эти дни от края до края России герои телерепортажей непременно в чем-либо «признаются». Ладно бы, признавались в чем-то предосудительном, а то ведь «признаются», что живут в этом конкретном доме, водят ребенка вот в эту школу, женаты на этой вот женщине и т.п. Репортеры, может, и сами понимают, сколь несуразно такое словоупотребление, но не употреблять не могут – это выше их сил. В криминальных же хрониках теперь по всем каналам у правонарушителей сплошняком «сдают нервы». Ну, хотят репортеры обозначить кульминацию какого-либо милицейского задержания, но в словарном запасе у них только одно это словесное клише.

«Высшим пилотажем» российской тележурналистики с десяток лет, наверное, назад была объявлена ироничность текстов. Для создания ироничного флёра в ход идут крылатые выражения, части пословиц и поговорок, фразы из популярных фильмов, песен, литературных произведений и т.д. Но ироничные кунштюки по плечу далеко не всем – только бывшим и теперешним  энтэвэшным журналистам, что называется, первого ряда – как тот же Леонид Парфенов, Антон Хреков, Екатерина Гордеева. Журналисты попроще – обычные недалекие эпигоны, да зато имя им легион.

Процесс эпигонства в последнее время наглядно ускорился. Заболевание прогрессирует. В какой-то из дней практически все без исключения репортажи начались без всякой репортерской подводки – прямо с так называемого «синхрона». Допустим, бабушка показывает, что из крана не течет вода; пожарный машет в сторону горящего здания, водитель поясняет, откуда вылетела злополучная иномарка, и только потом в кадре возникает репортер.

Для оправдания своих зачастую корявых придумок телерепортеры уверяют себя: стараемся, дескать, сделать зрителям красиво. Постепенно чуть не все сюжеты, включая самые мрачные и даже трагичные, превращаются в развлекаловку, в разудалое  шоу. Часто в пестрой мозаике аудио-визуального ряда теряются цели и самое смысл репортерского выхода к зрителям. Нередко самопрезентация журналиста (ведущего) столь ему дорога, что он будто бы не замечает, как  голоса его героев заглушает громкая музыка, пока сам он вещает в благословенной студийной тишине…
 
Еще у меня сильное подозрение, что именно от Кати Гордеевой подхвачена модель закадрового текста, состоящего примерно из двух десятков слов; в кадре у нее их чуть больше. Концовка словесного блочка – желательно, чтобы из трех-четырех неожиданных слов вроде следующего: «Его все ждали, а он не пришел», либо «Его прогоняли, но он остался».

Похоже, телевидение железно усвоило чью-то гипотезу насчет «клипового сознания», в наше время словно бы присущего всем и каждому. Спорить не буду: пожалуй, встречается такое. Ибо в эпоху информационного цунами мозг человеческий, дабы оградить себя от перегрузок, воспринимает и фиксирует не все, а лишь отдельные участки потока информации. Понятно, всякий телерепортёр мечтает, чтобы зафиксированным оказался именно его сюжет, чтобы зрителя «зацепило». В основном для этого и все ухищрения «оживляжа», безумная нарезка кадров, рваный монтаж «встык», лексический выпендрёж и всякое такое прочее.

Дикая нарезка кадров «в лапшу» пошла с Владимира Кара-Мурзы. Сначала я им восхищалась: это же какая морока – расчирикать, изнахратить, располосовать видеоряд на картинки по две секунды, успеть вякнуть за кадром, потом синхрон на те же две секунды, секунд на пятнадцать комментарий в кадре. Эстафету подхватил Леонид Парфенов в своём многосерийном обозрении новейшей российской эпохи.

Ну, а ныне так на НТВ делаются фактически все программы прайм-тайма – «Ты не поверишь!», «Максимум», «Чистосердечное признание» (господи, ну почему там так орет-надсаживается прекрасный, в общем, ведущий Сергей Полянский!), «Русские сенсации», и это для телекомпании - весьма знаковые изделия. Причем, не только в плане прогрессирующей «желтушности».

Хорошенько всё взвесив, я поняла, что на НТВ пошли дальше и глубже других телеканалов, чтобы окончательно сбить с толку, дезориентировать  российских зрителей. Здесь зло более тонкое и системное, поскольку взят на вооружение такой изощренный инструмент, как нейро-визуально-лингвистическое – даже не просто программирование, а бурение и подрыв содержимого наших черепных коробок.

Я не специалист в нейрофизиологии, но в вузе нам объясняли, как от настойчивого повторения чего-либо в коре головного мозга складывается так называемый «динамический стереотип». Он в дальнейшем заставляет человека поступать и думать так, как продиктовано внушением со стороны или самовнушением. (Кстати, именно определенный «динамический стереотип» - основа той или иной вредной привычки, порочных наклонностей человека).

Вот и получается, что НТВ, да и многие другие телекомпании исподволь внушают нам такую «клиповость» восприятия всего сущего, при которой сознание зрителей скользит по поверхности предметов, явлений, межличностных и общественных отношений, даже событий и фактов собственной жизни, не останавливаясь ни на чем для должного осмысления и переживания. Сами того не замечая, мы постепенно становимся, как у Камю, «посторонними» - и для других, и для себя - в эти времена и на этой земле.

«И было тепло, хоть не очень солнечно, а так, что-то мутное, сырое, - разбавленное солнце и ветерок, пьяненький, но кроткий, после пребывания в каком-нибудь сквере, где уже видна молодая трава, зеленый бобрик по чернозему». Вот наблюдение писателя Владимира Набокова, а у нас много ли сейчас подобных глубоко осмысленных, отложенных на хранение в память наблюдений и впечатлений?

Жизнь-то одна, и хочется жить неторопливо, фиксируя драгоценные подробности, ведь, как говорится, дьявол – в деталях.  Меж тем ТВ нас неуклонно расчеловечивает, рассеивая в улетающую космическую пыль события, факты, человеческую радость, доброту, боль, прочие вековечные ценности, внушая, что сие недостойно нашего внимания, сострадания и сопереживания. Наверное, кому-то нужно проделывать это с нами, и я даже догадываюсь кому.

2009 г.