Тиасур. Глава 26. Светлый праздник

Вернувшись к синюшной теме, вспомнил свой восемнадцатый день рождения. К тому времени я дошел до абсолютного морального отупения. Как жить дальше, не знал. Подсказать было некому.

Холодным ноябрьским вечером, купив бутылку водки в центре и пирожок с рисом и яйцом у бабульки, стоявшей на выходе из магазина, я устроился на скамейке в какой-то подворотне.

Вид с лавочки открывался на мусорные баки, наполненные через край, и шумную стаю ворон. Вспомнил почему-то Самарканд, как стреляли из рогаток по голубям. Ощипывали, и поджаривали их на костре.

Странно, почему-то ворон не трогали, хотя весили они явно больше? Французам во время войны 1812 года их все же пришлось отведать. Интересно, какие они на вкус?

Пока мозг занимался интеллектуальными размышлениями о птичьем мясе, глаза неожиданно нащупали странный предмет слева от скамьи. Приглядевшись, я увидел перед собой лошадь.

Поглядев на ополовиненную бутылку и скромно от кусанный пирожок, мне показалось, время для видений еще не пришло. Когда лошадь подошла ближе, по лысому хвосту я узнал в ней огромного дога, шевелившего ноздрями и «ласково» глядевшего на пирожок.

В свете луны глаза «лошади» светились, как фары «КамАЗа» летевшего с ледяной горы на лысой резине.

«Не бойтесь, она не кусается»,— донеслась сзади тупая фраза. «Я не боюсь»,— пожав плечами, ответил я. Просто обосрался немного, а так ничего вроде, креплюсь.

Каждый, кто когда-нибудь хотел прибить соседа вместе с его собакой, поймет, какие мысли посетили мою голову. Вороны с французами отошли на задний план.

Перекинувшись дребезжащим голосом с собаководом-любителем еще парой фраз, меня отпустило. Будто гора свалилась с плеч. Решил ехать в общагу.
Первый увидевший меня одногруппник посмотрел на мою левую руку. При знакомстве я предупредил всех товарищей: во время бухалова следите за моей левой рукой — как только между указательным и большим пальцем проявятся два белых пятна, лучше привязать меня к кровати.

В Самарканде, проверяя восприимчивость к боли, гасили бычки о руку. После этого на кисти остались два красных пятна. Со временем заметил такую закономерность — как только перепивал, пятна белели. С одной стороны, очень удобно, с другой — не все об этом знают.

Нагрубив с порога очередному комиссару, метелить меня начали в холле общежития. Дальше — милицейский «УАЗик» с разозлившимися сержантами и медвытрезвитель.

В данном заведении принялся наводить свои порядки — не дали. Привязали к кушетке и открыли окно. Надо отдать должное чистоте в камере. Белые простынки, короткие одеяльца — чтоб было о чем подумать холодной ноченькой.

На утро в обезьяннике ефрейтор громко спрашивал у задержанных фамилии и место работы. Первым рассказал о себе я, второй тоже был студент. Когда третий арестант представился учащимся мединститута, остальные тунеядцы и алкоголики валялись по полу от смеха.

Через час всех вывели на работу. Уборка территории. Оказалось шапку я потерял. Стоял, укутавшись в плащ на рыбьем меху.

Смотрел недавно на канале «Моя планета» передачу о «Веселом кладбище» в Румынии. Там на ярко разрисованных надгробиях в двух строчках описывалась жизнь покойников: «Покойный был горьким пьяницей и забиякой. Постоянно досаждал соседям, пока не был задавлен машиной на радость всей деревне». Или про стоматолога: «Дантист Джонни Браун лежит здесь в земле. Последняя пломба в послед¬нем дупле». Как вам?

Если ты будешь знать, что после тебя останутся вот такие строчки, может, ну его, завязать, пока не поздно, с дуплом-то?