Отклик на роман Три Анри некоего Алекса дю Маса

Вроде как жанр – исторический роман.
Действие романа – Франция, время действия – конец династии Валуа и начало династии Бурбонов. Даты кое-где стоят, но в памяти не остаются.
Когда читаешь этот роман, кажется, что у него нет начала. Слава богу, этот роман, во всяком случае, имеет конец. Впрочем, конец не вполне ясный. Хотя роман назван «Три Анри», у читателя создается впечатление, что роман посвящен некоему Робберу Брике, который кроме всего прочего имеет также имена Шико,  Жан-Антуан, Пенёк, Шут, Гасконец, и даже мэтр д’Англере. 
Разобраться в том, что все эти имена принадлежат одному человеку, удаётся не сразу, а лишь по мере чтения. Этот типок, вроде бы связан с семейством Гизов. Ну, типа сложил он по молодости лет солдатом под началом некоего маркиза де Вилара, который был отцом жены герцога Майенского, то есть одного из братьев Гизов.
Почему-то автор возомнил, что читателю крайне интересна история неких сорока пяти наёмников, служащих под началом некоего герцога ла Валетта д’Эпернона. Кстати, не отсуюда ли пошло название карты «Валет»? Ну, не будем отвлекаться.
Все эти таинственные сорок пять наемников также почему-то гасконцы. На первый взляд кажется, что всех их наняли вроде бы как защищать короля Генриха Третьего, но это не так. По сути, они, конечно, охраняют его по очереди (по пятнадцать человек), но самое важное дело, в котором приняли участие все сорок пять – это убийство Генриха Гиза. Зарезали как курицу.
Ну, или точнее, ровно так же, как в свое время зарезали Гая Юлия Цезаря сенаторы – каждый вонзил свой клинок, и кое-кто поранил товарищей. Ну как курицу, я же говорю. Кстати, я подумал, вот почему салат с курицей называется «Цезарь». Ведь его как курицу зарезали. Опять отвлекся.
Ну да, короче среди этих сорока пяти есть две яркие личности. Якобы положительный некий Камендж и резко отрицательный некий Сент-Малин. Вообще не понятно, из чего возникла эта дикая, прямо таки смертельная вражда этого Каменджа и этого Сент-Малина. Похоже, автор считает, что читатель должен это знать. Ну не знаю, блин! Не понятно. Этот Камендж даже говорит что-то этакое: «Вы меня оскорбили два раза безнаказанно, и я обещал вам, что на третий раз я проткну вас шпагой без каких-либо предварительных слов». Ну и конечно это он сказал, вынивая шпагу из его сердца и протирая её «тем самым платком». Каким тем самым? 
Кстати, эта стычка произошла в очень неподходящее время. Этот самый Сент-Малин спешил предупредить д’Эпернона о заговоре с участием молодого некоего монаха Жака Клемана, который намеревался убить Короля (Генриха III). По дороге он как раз и повстречал этого Каменджа и не применул его «задрать». Типа попытался сорвать маску с некоей незнакомки, которая, как потом выясняется, была, по всей видимости, герцогиней де Монпансье, сестрой Генриха Гиза. В общем тогда герцогинь звали как сейчас называют конфеты. Неуважительное отношение к ней было оскорбительным для Каменжда, и вот результат. Дуэль, и убит Король.
Такое впечатление, что автор твердо убежден, что в истории везде и всюду случай вершит свою роль и влияет на судьбы государств. При этом автор, видимо, верит, что также оказывает свое влияние неумолимый рок, судьба, фатум. А еще автор постоянно пытается показать, что предсказания неких медиумов (которых не много, но они сильны) всегда  и непременно сбываются – таков видимо стиль этого автора, господина Маса.
В частности, Екатерине (матери Короля Генриха III) было якобы предсказано, что она умрет вблизи Сен-Жермена, и она сторонилась мест с таким названием. Но когда она была при смерти, найденный священник для принятия причащения её был ей не знаком, она спросила, как его зовут, он ответил «Сен-Жермен», и тогда она в ужасе прошептала «Я погибла….».
В романе любопытно прослешивается развитие связи (ну не знаю, любовь ли это) между герцогиней де Монпансье (она молодая вдова) к Каменджу. Её любовь претерпевает различные трансформации. То читатель сочувствует этой паре, то презирает герцогиню за её двуличие и желание воспользоваться Каменджем исключительно в целях возвышения своего семейства, то опять она преданно и искренне любит, чуть ли не самопожерственно. Она мечется между чувством (страстью) и рассудком (здравым смыслом). Когда она думает, что действует по рассудку, чувства ей мешают, а когда она отдается чувствам, рассудок безжалостно вмешивается и губит не только её чувство, но и её честь, а также чувства Коменджа. Комендж постоянно вспоминает, как она в качестве маленького пажа сидела позади него в седле и касалась своей грудью его спины. В романе этого нет. Но в его воспоминаниях появляется целых два раза. Автор намекает даже, что, по-видимому, в этот миг Камендж был наиболее счастлив, хотя и сам этого не понимал.
Герцогинюшка мучается такой странной любовью. Вообще образ Герцогини автору удался. Она всё-таки самая твердая и отважная из всех Гизов. И о ней много написано в романе. Автор пишет: «Если бы она была мужчиной, она бы стала королём, но она женщина, а её братья в решающую минуту проявляют такую же нерешительность, как Филипп Второй, который мог бы захватить Париж, но ограничился захватом малозначительных пригородов и удалился, считая Францию достаточно ослабленной».
Ножницы герцогини – отдельная песня. Они золотые, она всегда их носит на поясе, даже, похоже, спит с ними. Она открыто говорила, что выстрежет ими корону вокруг головы Генриха Третьего, сделав его монахом, а своего братца Генриха Гиза сделает Генрихом Четвертым. Она даже выпила тост за будущего короля Генриха Четвертого, не зная, что пьет по сути за Генриха Наваррского. Из этих ножниц по её заданию сделали кинжал, который она же и вложила в руку Жака Клемана. Она использовала для этого внушенную ему любовь к себе. Понятно, о времена, о нравы. Одного любит ради манипуляции им, а другого просто использует, изображая любовь и опять-таки манипулируя им.
Еще автор взял на себя труд раскрыть, кем был «Таинственный Монсеньер, который некогда помог преодолеть осаду Антверпена и подсказал открыть шлюзы». Читатель, порадуйся раскрытию тайны, это Генрих де Гиз. Только не понятно, откуда вообще эта тайна взялась, и о чем, собственно  говоря, речь, какие шлюзы, какой Антверпен?
Кстати про этого Брике. Он ненавидит и одновременон боится некоего Мейнвиля, который состоит в свите Гизов. У них якобы дальняя смертельная вражда. Но совсем не понятно, откуда она проистекает.
Читатель, по мнению автора, постоянно вынужден ожидать, кто кого победит? Ну читатель у нас опытный, он знает, что главные герои не погибают просто так в ходе романа. В крайнем случае в конце романа полистал в конце, имя Роббера Брике мелькает даже в предпоследней главе, а имя Шико встречается даже на последней странице, так что понятно, что вражда эта не страшная для этого главного героя. Впрочем, что это я? Почему я называю главным героем человека, которого зовут явно не Анри. А роман называется «Три Анри», если не забыли.
Всплывают, конечно, в книге по мере чтения кое-какие факты из истории этой вражды, которая вначале развивалась как дружба, но была омрачена, по-видимому, каким-то жестоким оскорблением или предательством, или и тем и другим. В общем, туманно как-то всё… Герцог Майенский, Кардинал Лотарингский, Герцог де Гиз – эти Гизы везде. Надоедают, пока читаешь. Как мухи постоянно вьются вокруг короля, что-то затевают, замышляют, почти достигают, но потом всё у них проваливается. Даже один раз Париж заняли. Это еще когда Генрих Третий был жив. Так что Королю пришлось удирать из Парижа. Ну, казалось бы, новая династия Гизов должна воцариться? Нет, не так всё просто. Да там еще Карл Десятый Бурбон появился. Но ненадолго. Помер. Туда ему и дорога. Да и кстати, вроде как не коронован был, так что и королем-то он не стал.
Кстати о Гизах. Этот Мейнвиль принадлежит, как я сказал, к их лагерю. Роббер Брике (или Шико) по естественным причинам попадает в лагерь противоположный, хотя по религиозным убеждениям он, казалось бы, должен быть в лагере католиков, то есть Гизов. Но постепенно он переходит в состояние веротерпимости, а когда Генрих Наваррский становится королем Генрихом Четвертым и вновь (в шестой раз) меняет религию, теперь уже в последний раз, переходя в католичество со знаменитой фразой «Париж стоит мессы!», Шико становится убежденным сторонником этого Короля и служит ему верой и правдой до последнего вздоха.
Вместе с тем до этого Шико воспитывает Жака Клемана. Шико учит его ударом шпаги и кинжала. Он говорит ему об ударе Жарнака, то есть двойном ударе кинжалом под колени, перерезая сухожилия у противника Ла Шатеньерэ, которые сделали победителем более слабого. При этом он прикрывался старомодным щитом от прямого удара шпагой. Отвлечение внимания от действительно опасного оружия-невидимки, маленького, но острого, путем привлечения внимания к большому, но не грозному предмету (щит, книга, шляпа с пером). При этом, возможно, надо терпеть несмертельные удары так, как будто бы они даже не доставляют боли, но идти к победе наперекор всему. Брике не предполагает, какой его урок сослужит службу этому молодому монаху Жаку Клеману. Ложный выпад одной рукой он заменит на ложное предложение книги или письма, в другой руке в этот момент кинжал горовится поставить точку. Брике покровительствует Жаку просто потому, что сам Брике – замечательный фехтовальщик, а Жак Клеман вострогается его умением искренне и желает научиться всем его приемам. Но при этом Брике также очарован Генрихом Наваррским и содействует его сближению с Генрихом Третьим.
Еще есть некий «известный читателю Никола» – шпион Брике. Начав, как сторонник лиги, он был пойман с поличными и запуган. Брике настолько его запугал, что отправил прямо к д’Эпернону для дачи показаний по доброй воле. И Никола стал штатным осведомителем. Именно он содействовал раскрытию нескольких заговоров против Генриха Третьего. И именно он отправил с посланием Сент-Малина. Если бы это послание дошло, Генрих Третий был бы спасен. Но Сент-Малин повстречал Каменджа на свою беду и на беду Генриха Третьего.
Не особо понятно название романа, почему «Три Анри»?
Вообще наверное одним из Анри является Анри Жуаез.
В романе мелькают зачем-то еще два другие брата Анри Жуаеза. Один из них кардинал, другой адмирал, а этот – то ли монах, то ли не монах. Вроде как «читалею известно, что Анри пошел в монахи из-за неразделенной любви к Диане». Что к чему?
Да и эта Диана пошла в монахини. Автор самым невероятным образом сталкивает судьбы этих двух молодых людей, которые, как автору кажется, созданы друг для друга. Диана противится этой любви и торопит смерть, а Жуаез любит Диану больше жизни, но при этом признает её право принадлежать лишь богу, и боготворит её, рад, что она не принадлежит никакому земному человеку. Диана все же, видимо, по замыслу автора, любит Анри Жуайеза. Но автор забыл известить об этом саму Диану. Их линии жизни вновь и вновь переплетаются, и читатель не может понять, ждет ли их счастье, или горе. Казалось бы, нет никаких надежд на счастье. Ну тут я не буду забегать вперед, может быть кто-то из читателей моего отклика прочитает и сам роман. Если я раскрою сюжет этой линии, то роман читать будет уж точно не интересно.
А вот еще. Какой-то «слуга со шрамом», которого «читатель конечно помнит». Это откуда его надо помнить? Радуйся, читатель, ты можешь узнать, что его судьба будет тебе также раскрыта. Она оказывается связанной с сокровищами, которые накопил некий д’Орильи. Это ещё кто такой?!
Можно лишь догадаться, что сам д’Орильи погиб, но оказался живым его сын, уродец, плод случайной низкой связи. Этот наследник горит жаждой мщения. Кому? Получается, что Диане и «слуге со шрамом». Вот оно что. Ну теперь сразу всё понятно стало!
Возникает еще королева Марго в повествовании. Мимолетная связь с де Тюренном, который больше воин, чем любовник. Развитие её отношений с Генрихом Наваррским – от нежелания выходить замуж, до плотской любви, потом братские отношения, после этого борьба против него, даже война с настоящими армиями, но после его воцарения – покорность и даже согласие на развод, и покорность даже его новой супруге, Марии Медичи. И пожелание благ его детям, законным и незаконным. Восторг от новорожденного Луи, будущего Людовика Тринадцатого. Даже некий Брантом не обойден вниманием. Этот престарелый певец её красоты, молодости и невинности, которую кроме него почти уже никто и не видит, вознагражден ласками за нежные слова, вошедшие в историю.
Да в общем понятен замах автора – рассказать обо всех, даже о некоем Вильгельме Оранском. Зачем? Откуда? Почему нам должна быть интересной его судьба?
Много болтавни ведется о некоем письме Гиза. Автор спешит рассказать читателю, каким образом узнал он о том, что Диана пытается убить Франсуа? Это вообще что?
Место действия вообще говоря Франция, но мелькает и Испания и её послы, Англия, Польша, Римская Империя – всего в голове не удержишь. Опять же Флоренция, Фландрия, Милан. Медичи. Кардиналы. Соратники Генриха Наваррского. Маркиз де Сюли. И прочее и прочее.
Да, вот еще – повесть о том, как Генрих Наваррский невольно нанес смертельную личную обиду Равальяку. Автор пишет «Читатель знает, чем кончилась эта обида». Ну не знаю я. И что? Может быть, другие читатели знают. 
Потрясающий монолог Екатерины, обращенный к д’Англере: «Что ты можешь знать о термипомости? Что ты можешь знать о гугенотах? Если бы твоего сына, Короля Франции, достали из могилы, и надругались бы над его сердцем, над его трупом. Эти гугеноты заслужили свою судьбу». Ну и так далее. Ей и веришь, и не веришь. Она вызывает и симпатию, и ненависть, и сочувствие, и негодование. Поочереди. Раскрывается со всех сторон. Она как бы состоит из многих слоев. И никогда не знаешь, что скрывается под следующим слоем. Вот она покорная перед любовницей Короля (любого), а вот она фурия, жаждующая только мщения. Она ужасается даже не слишком по тем временам большим жестокостям, но потом не моргнув взглядом творит жестокости ещё большие. Она говорит о том, что она мать, она родила десятерых отпрысков Короля, из которых один сын и двое последних дочерей-близняшек прожили крайне мало. Сын девять месяцев (Людовик), одна дочь погибла при родах (Жанна), другая прожила очень недолго (Виктория). Дети тоже болели сильно и прожили мало кроме двух дочерей. Франциск умер молодым (Король Франциск Второй), Карл Девятый умер молодым, Франсуа-Эркюль также умер, не дождавшись никакого трона, Генриха Третьего закололи. Одна дочь стала королевой Испании, другая дочь стала кролевой Наваррской, затем Королевой Французской, но потом всего лишь герцогиней де Валуа. Интересно, что д’Англере отвечает ей столь точно подбирая слова, что не понятно вообще, согласен ли он с ней, или напротив вовсе даже не согласен. Этот диалог автору удался.
Точно, что один из «Анри» – это Генрих Третий. Он то праздный, то деятельный, и расточительный, и прижимистый одновременно. Воспоминания о Венеции по пути из Польши в Париж, где его ждал престол, самые светлые, он проливает слезы по этим временам. Он пламенно обожает жену Конде но она умирает, что повергает его в уныние надолго, он носит черные одеяния, украшенные вышитыми черепами, даже тапочки такие. Он непредсказуем, неудержим. Умен. Автор пишет, что этот Генрих – самый умный из всех братьев. Шико его искренне любит и предан ему бесконечно, и именно поэтому он его постоянно оскорбляет, унижает, подтрунивает над ним, называет его живым трупом, и прочее и прочее. Но самые важные послания передает именно он, не доверяя бумаге, а только своей цепкой памяти. Знает Шико много языков, но об этом никто не догадывается, также, как он великолепно фехтует, но мало кто это ожидает от него.
Некий епископ Горанфло. Он стал Епископом по желанию Короля – фактически по подсказке Шико. Он объедается и безумно любит короля, но глуп как пробка. Начинает даже презирать Шико, но как только Шико намекает ему на то, что он действует по заданию Короля, Горанфло готов сделать для него что угодно.
Совершенно не ясна судьба Шико. При осаде города Руана он храбро сражается в маске. Маску он надевает для того, чтобы его не узнал Майен. (На самом деле Шико уже убил Майена, но тот был в шлеме, и Шико не знает, что убил своего смертельного врага). Выдвигаясь на самый первый план, он находит себе противником графа Шаланьи. Но почему-то он не обезоружил графа. Он говорит: «Отнять такую дорогую шпагу – значит проявить жадность. Сломать её – значить проявить вандализм. Оставлю её вам, если дадите слово чести не использовать этот клинок против меня и моих друзей». Граф Шаланьи даёт такое слово чести.  Тогда Шико говорит: «Сейчас я вас введу в высшее общество ваших врагов». Заходя в палатку Короля Генриха Четверого, Шико говорит: «Эй, Наварра! Смотри-ка, кого я тебе дарю!». Генрих отвечает «Хотя ты и лучший из шутов, мой милый Шико, война – дело не шуточное. Я терплю твое панибратство даже в присутствии моих подданных, но в присутсвтии врагов, прошу тебя, соблюдай этикет и называй меня попросту Ваше Величество». Разгневанный Шаланьи кричит: «Шут? Я взят в плен шутом?»
На это Шико отвечает: «Надеюсь, гнев не помешает вам помнить о своем слове чести не использовать клинок?». Шаланьи хватает наносит удар по голове Шико эфесом шпаги. Типа «клинок не использовал». Шико теряет сознание и падает словно подкошенный к ногам Генриха Четвертого. Генрих кричит «Врача! Моего врача скорее!» Читатель не понимает, выжил ли после этого Шико, или же не выжил.
Ну, в общем, подведу итог. Читал я быстро, потому что, при всём при том, роман действительно захыватывает. Но очень многое не понятно с главными героями. Такое впечатление, как будто половину романа вначале кто-то оторвал и спрятал, а ты читаешь его с середины.
Ну да бог с ним. Я даже, если честно, не понял, современный это автор, или не особо-то…