Звонок

   На школьном дворе бушевал май. У соседних домов уже вовсю цвели яблони, в воздухе стоял несмолкаемое птичье чириканье, а ослепительное солнце, пробиваясь через пыльные окна, заливало светом изрисованные поверхности парт. Лёшка, ученик пятого класса школы №426, выбежал на перемене на крыльцо, и когда внутри требовательно затрезвонил звонок, он вдруг понял, что ни за что не пойдёт обратно, на последний урок английского языка. Но возвращаться так рано из школы домой было опрометчивым решением, и он твердо знал это. В прошлый раз за подобный прокол Лёшка получил ремня, и этот опыт навсегда научил его заметать следы своих преступлений. Поэтому сначала он немного бесцельно пошлялся по району, а потом отправился на Борисовский пруд, лучшее место всех местных мальчишек для того, чтобы прогулять школу. Солнце припекало совсем по летнему, и в школьной форме Лешке было жарко, поэтому  он закинул темно-синюю курточку на плечо и, насвистывая, зашагал дальше. Тут же в подворотне он и столкнулся с Ромкой из 6Б. Ромка жил один с матерью, перебивался с двойки на тройку, дружил с хулиганами, курил и знал такие слова, которые при взрослых Лешка никогда бы не осмелился произнести. Жил Ромка в том же самом подъезде, что и Лёшка, поэтому отношения у них с детства складывались у них вполне приятельские, и дружбой с таким крутым пацаном Лёшка дорожил. Не нужно было быть следователем по делам малолетних, чтобы догадаться, что Ромка точно также прогуливал и домой не собирался.
- Пойдём на пруд! Ну, если хочешь, конечно…  – предложил ему Лёшка.
- Делать там нечего! Я только что оттуда! - махнул рукой Ромка и тут же перешел на заговорщический шёпот. – Пойдём лучше по телефону хулиганить!
- У меня денег нет, - честно признался Лёшка.
- А и не надо! Смотри, что у меня есть!  - он достал из кармана брюк двухкопеечную монетку на леске с дыркой посередине. – Видал?! Можно звонить куда хочешь и бесплатно! Кинул монетку, поговорил и обратно на леске вытащил!
   Лёшка видел подобное народное устройство впервые. Его гениальность и простота сразили Лешкино воображение наповал. Он про себя тут же дал себе честное пионерское, что сделает себе точно такое же.
- Пошли, таксофон найдём!
- Лучше всего в яблоневой аллее, у Каширки. Там взрослых мало ходит, и телефон прямо посреди аллеи есть.
   Дважды просить Лешку не пришлось. Срезав путь через дворы новостроек, они вышли в цветущий старый сад, который делил пополам недавно уложенный тротуар. Яблони были словно укутаны молочным туманом, легкие порывы ветра срывали белоснежную пену лепестков и кружили её в воздухе. То ли от запаха цветов, то ли от задуманной шалости у проказников сладко посасывало под ложечкой. Таксофон ждал их прямо посередине сада. Ромка воровато оглянулся. Никого. Тогда он достал монетку, вставил ее в щель, обмотав леской палец и, наугад прокрутив незнакомый номер, прислонил трубку к уху. Лёшка затаив дыхание, подошел к нему поближе, весь обратившись в слух. Пошли гудки и когда на том конце взяли трубку, монетка упала внутрь. Ромка прислонил палец к губам. «Алло! АЛЛО! Говорите громче, я вас не слышу!... Тьфу, ты! Алло!» Пошли гудки, и Ромка ловко вытащил монетку обратно.
- Ерунда какая-то… Ну-ка, ещё раз, - и Ромка снова сунул монетку в щель и снова закрутил барабан таксофона.
«Алло! Алло!!! Людочка, это ты? Я тебя не слышу!!! Алло! Людочка! Господи, Боже мой, да что же это такое со связью? Как ты там? Людочка! Алло!» Снова гудки.
Ромка повторил процедуру, и они вдвоём прислонились к трубке ушами. На том конце зарокотал незнакомый мужской бас. « Алло! АЛЛО! – обоюдное молчание. -  Ах, ты сволочь… Делать совсем нечего, да?! Скотина! Да я тебя!... А ну немедленно положи трубку! Да я тебя в бараний рог! Вот подонок!!!» Но Ромка и не думал отсоединяться, ему только этого и надо было. Он хихикал, прикрывая трубку ладошкой, слушая и дальше незнакомого мужчину, который с каждой минутой распалялся всё сильнее. «Что молчишь, гадёныш? Язык проглотил? Попался бы ты мне! Я бы из тебя всю дурь-то повышиб! Поганец! ТВАРЬ!!! ПАДЛА!!! ДА Я ТЕБЯ В МИЛИЦИЮ СДАМ!!!» Наконец незнакомец не выдержал, и в трубке раздались гудки. У Лешки горели уши, а Ромка победно улыбался, вытаскивая монетку из таксофона.
- Ну, как, ништяк?!. Бешеный псих вообще!  - Ромка удовлетворенно потёр ладони. - Хочешь попробовать?! Люди иногда такое начинают говорить, просто атас!
- Давай! – в Лешке вдруг проснулся азарт. Он сунул две копейки в монетоприёмник, набрал неизвестный номер и стал слушать гудки. Когда на другом конце взяли трубку, он не услышал привычное «алло», только слабый звук льющейся воды.
- Ну, что там? – еле звучно шепнул Ромка.
Лёшка только пожал плечами.
- Воду льют…
- Я ни слышу ни фига…
В трубке кто-то неслышно кашлянул. «Спасибо, что позвонил… Я знала, что ты меня не бросишь…» Женский голос дрожал и был немного уставшим, всё так же лилась вода. «На улице такая весна… Как в том самом мае, помнишь?... Эти сады в Коломенском, прозрачный воздух, цветущие вишни в уголках сада… Боже, я до сих пор помню этот запах… » Голос замолк, а Лёшка затаил дыхание, боясь пропустить хоть слово. «Кто бы мог подумать… Пять лет прошло, а я помню всё, как будто это было вчера… Алёша… Я знала, я ждала…» От упоминания его имени у Лешки округлились глаза.
- Что там такое? – любопытный Ромка прыгал вокруг. – Не слышу ничего!!!
   Лёшка неслышно шикнул на него, закрыв ладонью трубку. Женщина продолжала свой негромкий монолог, её голос сбивался и дрожал, но она уже не могла остановиться, как будто была пьяна. «Милый… Алёша… Мне так тебя не хватает… всё серо, все утратило смысл, слышишь?!. Конечно же ты слышишь, иначе ты не отозвался бы на мою молитву… Молитва… Смешно, да, слышать такое от комсомолки?!. Да называй как хочешь, главное, ты услышал, ты дал мне знать… Всё мелко, и всё ненужно… а я совсем одна… В шкафу стоят книги, которые ты читал, я иногда беру их, вдыхаю пыльный запах и листаю страницы, надеясь, найти хоть что-то, хоть какой-то след от тебя. Иногда чиркнешь ногтем под интересной фразой, иногда карандашом пометишь рассуждение или на поля вынесешь вопросительный знак… Всё это радует меня, как будто ты рядом, как будто ты говоришь со мной… Я слышу твой голос, Алеша, твой такой родной голос, я разговариваю с тобой каждый день, почти каждую минуту… Тебя нет, но ты рядом, ты словно никуда и не уходил, просто поменял форму, а я должна научиться… научиться жить без тебя… Боже!.. Как же это невыносимо!... Здесь всё… всё-всё-всё напоминает о тебе, говорит о тебе, вещи хранят твое присутствие, твой запах… Твои книги, и твой велосипед, твои тапочки, и модная джинсовая куртка на вешалке… иногда я одеваю её на себя, сворачиваюсь клубочком на нашем диване, где мы так любили спать и лежу долго-долго, а в голове у меня твой голос… и мне кажется, вот он ты, совсем рядом, смотришь на меня, улыбаешься… как тогда, в Крыму, ты помнишь? Когда в предрассветном тумане мы вышли с тобой на мыс, а море шумело внизу и билось о камни, вокруг ни души, только ласточки мелькали в сизой мгле, и нам казалось, будто мы одни на всем белом свете, а над нами скалы, скалы, скалы… Ты помнишь, я расплакалась тогда, ни с того, ни с сего, и ты так легко меня успокоил… Всё в порядке, любимая, не плачь, ты только не плачь… стоило тебе только обнять меня и я чувствовала себя такой защищенной, такой счастливой… А потом вслух читал Бродского, одинокие строки печального еврея, которого ты так любил, а я снова слушала только голос, тембр, тепло…  - она всхлипнула. -  И пластинки, которые мы так любили слушать с тобой вдвоём, все эти битлы, и роллинги, и Элвис, теперь уже вряд ли лягут под иглу проигрывателя… невозможно представить, что в нашей квартире когда-нибудь снова будет играть музыка… Как это слушать без тебя, скажи, как? Слишком тяжело всё, что ты оставил мне после себя… я не знаю, что мне со всем этим делать… Что мне делать, Алеша?.. Что мне делать?... Моя жизнь, предназначенная тебе, теперь пуста, и эти длинные дни и ночи без конца… Помнишь, как спали вместе?.. моя голова вложенная в выемку над твоей ключицей, мои волосы, разбросанные по подушке, и засыпая, я грелась теплом твоего тела, вдыхала твой запах… и слушала твое дыхание… Ты всегда засыпал первым, а я закрывала глаза от счастья, от безразмерного бесконечного счастья, и казалось, что это будет длиться вечно… Я так долго держалась, так долго была сильной, но теперь внутри как будто что-то надломилось… я устала и не могу больше так! Я не могу без тебя, Алёша, забери меня с собой! Я знаю, ты любил меня, любил по-настоящему, так неужели ты не страдаешь в разлуке, неужели не хочешь вернуться и всё исправить… Глупышка… Исправить… Знаю, это невозможно… - её голос слабел и звучал всё тише и тише. - Поэтому я всё решила за нас… Если ты не можешь прийти за мной, то я приду к тебе, любимый… Я так решила, ещё с утра… Не может быть, чтобы после смерти не было ничего, так не бывает. Я твердо знаю, что ты меня ждешь… ведь не может быть по другому, правда? Иначе бы ты не позвонил…  Я не знаю, как всё произойдёт, не знаю, потому что не пережила ещё, но ведь что-то там должно быть? И я верю, что это будешь ты… Ты слышишь, течёт вода, слышишь?... Как хорошо что ты позвонил именно сейчас… Вода такая теплая… Знаешь, мне не страшно, я теперь совсем не боюсь… Мне нужен был только знак… что-нибудь, чтобы я могла понять, что ты не оставил меня, что ты меня ждёшь… И вот ты позвонил… Так хорошо, так радостно… Милый… Алёша… Умирать не страшно…» Её тихий голос смолк, оставив только монофонический звук льющейся воды. Лешка отчаянно вдавливал трубку себе в ухо, ни в силах сказать ни слово. Будто придушенный чей-то невидимой рукой, он задыхался, а в груди у него беспощадно вращался страшный неотвратимый вал, а он всё ждал, что женщина скажет что-то ещё. Но она не сказала больше ни слова. Ромка хмуро молчал в стороне. Часто моргая, Лешка смотрел вверх, где расплывчатым облачком кружился яблоневый цвет. По его щекам текли слёзы. Тогда Ромка подошёл и молча забрал из обмякшей Лешкиной руки трубку, прислонил к уху. Но там уже шли гудки.
27 апреля 2016, Москва.